ействия
были  неопределенны,  но  это  как-то  не  интересовало  Джейн.   Какая-то
вечнозеленая Аркадия, может быть. Она лежала на  берегу  ручья  на  траве,
мягкой и душистой, как зеленый  бархат.  Чистый  прохладный  ручеек  журча
бежал по белым камушкам, омывая ее спущенные босые  ноги.  Солнце  ласково
согревало ее обнаженные до  плеч  руки.  На  ней  было  простенькое  белое
ситцевое платье, по которому были разбросаны цветочки и резвящиеся амуры.
     В траве тоже пестрели цветы - она не знала, как  они  называются,  но
могла бы описать их до мельчайших подробностей. Птичка, размером с синицу,
присела рядом с ней на бережок и стала пить воду из ручья.  Казалось,  она
совсем не боялась ее. Легкий ветерок шелестел среди высоких стеблей  травы
и серебристой  листвы  окружающих  деревьев.  Все  ее  существо  впитывало
солнечный свет, как будто это был волшебный эликсир.
     Смутно ей вспомнился другой мир, полный суматохи и труда, но он  мало
интересовал ее: тот мир был сном, а этот - реальностью. Она  живо  ощущала
прохладу ручья, воспринимала все цвета и звуки, как будто  никогда  раньше
не была такой по-настоящему живой и причастной к природе.
     Вдалеке показалась мужская фигура. Сердце ее затрепетало, и радостное
возбуждение пробежало по все жилам. Тем не менее, она  продолжала  лежать,
подложив одну руку под голову, и тяжелая шелковистая прядь  волос  спадала
на щеку. Глаза ее  прикрылись,  но  она  совершенно  отчетливо  продолжала
слышать все, что происходит вокруг.
     Так она услышала его приближающиеся шаги и слабое дрожание земли  под
его ногами. Затем что-то легкое и прохладное коснулось ее груди, и  свежий
аромат цветов наполнил ее дыхание.  Она  открыла  глаза:  темная  кудрявая
голова юноши склонилась над ней. Загорелое лицо с карими глазами  смотрело
ей в лицо, а губы чуть-чуть улыбались. Она подняла обе руки и  обвила  ими
его шею...
     Вот  так  это  все  началось  -  сентиментальный   сон   подрастающей
школьницы, но, тем не менее, невероятно  сладкий.  Она  помнила,  как  она
проснулась,  переполненная  счастьем,  и  как  постепенно,  под   влиянием
будничных дел и скучных людей, это счастье улетучилось.  Помимо  этого,  у
нее возникло чувство потери, как будто ее лишили  того,  что  должно  было
принадлежать ей по праву.
     На следующую ночь сон снова посетил ее, но это  не  было  повторением
прошлого сна, а его продолжением. Она никогда не слыхала,  чтобы  сны  так
продолжались, но, однако, это было так. Джейн окружал тот же пейзаж, те же
люди, там был тот юноша и была она. Это был ее настоящий  мир,  населенный
людьми, которых она знала с детства. Там стоял домик, в  котором  ей  было
знакомо все до мельчайших подробностей и где, казалось,  она  прожила  всю
жизнь; была ее работа - бархатная подушечка  с  коклюшками,  которыми  она
плела тончайшие кружева... Соседи, с которыми она переговаривалась,  юноши
и девушки, с которыми она вместе выросла,  были  совершенно  настоящими  и
даже более реальными, чем  мир  ее  журнала,  моделей  мод  и  редакторов,
требующих,  чтобы  она  вовремя  сдавала  свои  статьи.  В  мире,  который
существовал наяву, она начала постепенно чувствовать себя какой-то усталой
и скучной, в то время как в снившейся ей деревеньке она жила полной жизнью
и была влюблена...
     В течение первых двух недель Джейн неохотно открывала глаза по утрам,
боясь, что сон ускользнет от нее. Но он продолжался,  становясь  с  каждой
ночью менее расплывчатым, более надежным, так что, наконец, она  разрешила
себе поверить, что он останется с ней навсегда. После  этого  повседневная
жизнь не казалась уже ей столь унылой, как прежде: она начала воспринимать
события и людей в  ином  свете,  замечая  детали,  на  которые  раньше  не
обращала никакого внимания. Все как бы  озарилось  ее  сном.  Мир  казался
совсем иным от сознания, что стоило ей только сомкнуть  глаза  ночью,  как
она попадет в Аркадию и станет сама собой в подлинном смысле слова...
     Там была та волшебная  ночь,  когда  они  оба,  счастливые,  лежа  на
подушках, наблюдали сквозь крону дубов,  как  багряное  солнце  опускается
среди облаков за горизонт, слушали стрекот цикад и  отдаленное  соловьиное
пение... Руки его были одновременно сильными и нежными, а она была  мягкой
и податливой,  как  спелый  персик.  Может  быть,  роза,  размышляла  она,
чувствует себя подобным образом,  когда  раскрывает  лепестки  под  лучами
горячего солнца?
     А затем они блаженно отдыхали, глядя  на  звезды  и  слушая  все  еще
звучавшее пение соловья...
     Проснувшись на следующее утро, она продолжала некоторое время  лежать
в постели с ощущением счастливой расслабленности, не обращая  внимания  на
шум транспорта за окном и привычную обстановку своей комнаты. И вот  тогда
у нее впервые появилась мысль написать повесть обо всем пережитом во  сне,
книгу, предназначенную первоначально только для себя самой, чтобы  никогда
ничего не забыть.
     Это была беззастенчиво сентиментальная  повесть,  какую  она  никогда
раньше  и  не  подумала  бы  написать,  но  она  испытывала   колоссальное
удовольствие от самого процесса творчества и от воспоминаний пережитого. А
потом она пришла к мысли, что,  возможно,  она  не  единственная  женщина,
которая устала жить в своей  серой,  лишенной  всякого  чувства  скорлупе.
Тогда она написала второй вариант книги, где несколько сократила  чересчур
интимные эпизоды и придумала новый конец.
     И вот что из всего этого получилось таким неожиданным образом!


     Первый бурный поток слез Лейлы Мортридж иссяк. Она вытерла  платочком
глаза, но все еще продолжала время от времени тихонько всхлипывать.
     Тоном, выражающим необходимость относиться к делу практически,  Джейн
сказала:
     - Мне кажется совершенно очевидным, что либо  между  нами  существует
какая-то телепатическая связь, либо мы просто обе видим один и тот же сон.
     Миссис Мортридж снова зашмыгала носом.
     - Этого не может быть, - заявила она решительно.
     - Да, этого не может быть, но ведь так случилось, и поэтому мы должны
найти какое-то объяснение этому  явлению.  Оно  также  невероятно,  как  и
способность видеть сон, как будто это вовсе не сон, а телесериал.
     Лейла Мортридж снова приложила платочек к глазам и задумалась.
     - Я не представляю, - сказала она несколько чопорно, -  как  невинная
девушка вроде тебя может вообще видеть подобные сны.
     Джейн вытаращила глаза.
     - Давай лучше не будем, - наконец  сказала  она,  -  потому  что  мне
кажется столь же невероятным, что почтенная замужняя дама тоже видит такие
сны.
     - Этот сон разрушил мой брак, - печально призналась Лейла.
     - А  я  потеряла  жениха...  Но  как  можно  было  продолжать  с  ним
встречаться после того, как... Ну, да ты сама понимаешь...
     - Конечно.
     Некоторое время обе молчали. Затем Лейла Мортридж проговорила:
     - А теперь _т_ы_ все портишь...
     - Твое замужество, что ли?
     - Нет, этот сон.
     - Ну, знаешь, хватит дурить. Мы обе оказались в одинаковом положении.
Ты думаешь, мне очень приятно, что ты вламываешься в мой сон?
     - Нет, это _м_о_й_ сон!
     Джейн задумалась.
     - Послушай, - сказала она наконец, - если нам обеим снится, что мы  -
это та девушка, то какая разница? Может быть, это вовсе и не отразится  на
наших ночных приключениях...
     - Да, но сознание, что ты разделяешь их со мной, - прошептала  Лейла,
готовая вновь разреветься.
     - А мне это нравится, что ли? - сказала Джейн холодно.
     Прошло еще по крайней мере минут двадцать, прежде чем она  избавилась
от своей посетительницы. Вот тогда она, наконец, смогла сесть спокойно  на
диван и хорошенько выплакаться сама.


     Сон не прекратился, как опасалась Джейн, и, к счастью, не  был  ничем
омрачен. В этом обе женщины убедились, поговорив  утром  по  телефону.  Со
временем между ними даже установились дружеские отношения, так как  обеим,
как  школьницам,  ужасно   хотелось   поделиться   с   кем-нибудь   своими
переживаниями. Это было так интересно!
     Прошло три месяца, когда однажды вечером Лейла позвонила и, задыхаясь
от волнения, спросила Джейн:
     - Дорогая, ты читала сегодняшнюю "Вечернюю газету"?
     - Нет еще, а что?
     - Тогда немедленно  раскрой  ее  на  четвертой  странице  и  прочитай
Театральное обозрение. Там, во второй колонке... Но только не вешай трубку
- я подожду.
     Джейн взяла газету и нашла следующий анонс:

                              ДВОЙНАЯ РОЛЬ
     В театре "Каунтесс" скоро состоится премьера "Идиллии", романтической
пьесы, положенной на музыку. В ней мисс Розали Марбанк выступит в  двойной
роли - как "героиня" и как автор либретто. Это ее первая  попытка  в  этом
жанре, который не является ни музыкальной комедией, ни маленькой оперой, а
просто спектаклем с музыкой, специально  написанной  к  нему  композитором
Аланом  Клитом.  В  пьесе  рассказывается  о  любви  скромной  деревенской
кружевницы...

     Джейн  дочитала  абзац  и  застыла  с  газетой  в  руках.  Треск   из
болтавшейся телефонной трубки вернул ее в  действительность.  Она  подняла
ее.
     - Ну как, прочитала? - спросила Лейла.
     - Да... - медленно ответила Джейн. - А ты с ней случайно не знакома?
     - Никогда даже не слыхала ее имени. Но, по-моему, вполне ясно, о  чем
идет речь, не правда ли?
     - Должно быть, -  сказала  Джейн  задумчиво.  -  Однако  следует  все
выяснить, -  добавила  она  после  некоторого  молчания.  -  Я  постараюсь
выклянчить пару билетов на эту премьеру у нашего театрального критика.  Ты
сможешь пойти?
     - О чем ты спрашиваешь!


     Тем временем сон  продолжался.  На  следующую  ночь  в  деревне  была
ярмарка и какой-то праздник. Ее прилавок, с выложенными на нем для продажи
кружевами, выглядел прелестно. Покупателей, правда, было  мало.  Когда  он
подошел,  она  сидела  на  траве  рядом  с  ларьком  и  рассказывала  двум
очаровательным малышам сказку. Спустя некоторое время они закрыли ларек  и
пошли на лужайку танцевать. Когда взошла луна, они отделились от  толпы  и
удалились под сень леса, забыв обо всем на свете...
     Когда Джейн и Лейла пришли в театр, зал был уже полон.  Они  отыскали
свои места в партере за несколько минут до начала спектакля. Наконец  свет
погас, и оркестр заиграл увертюру - приятную незатейливую  музыку.  Однако
Джейн так волновалась, что не могла прислушиваться к  ней.  Она  протянула
руку Лейле, и та судорожно сжала ее.  Обе  уже  жалели,  что  пришли,  но,
вместе с тем, понимали, что это было необходимо сделать, так как неведение
было бы еще хуже.
     Переходя от одной легкой мелодии к другой, оркестр, наконец,  замолк,
и занавес медленно поплыл вверх. Общий вздох прокатился по залу и затих  в
задних рядах.
     На сцене девушка в белом платьице с цветами и резвящимися амурами  по
полю, лежала на зеленом берегу реки среди цветов и  трав.  Ее  босые  ноги
были опущены в небольшой ручеек. Кто-то из зрителей, скорее зрительниц, то
ли всхлипнул, то ли хихикнул, но на  него  тотчас  же  зашикали  и  тишина
воцарилась снова.
     Между тем девушка на сцене блаженно потянулась и улыбнулась, все  еще
не поднимая головы, так что прядь шелковистых волос  падала  ей  на  щеку.
Публика затаила дыхание. Одинокий  кларнет  в  оркестре  начал  наигрывать
чувствительную мелодию. Теперь все глаза в зале были устремлены уже не  на
девушку, а на противоположную сторону сцены.
     Молодой человек в зеленой рубашке и коричневых штанах появился  из-за
кулис. Он передвигался на цыпочках, держа в руках небольшой букет цветов.
     При виде его общий вздох облегчения пронесся по залу.
     Джей перестала сжимать с силой руку  Лейлы  -  это  был  совсем  _н_е
т_о_т_ человек.
     Он приблизился к девушке,  лежащей  на  берегу,  нагнулся  и  положил
букетик ей на грудь. Затем сел рядом, облокотившись на колено,  чтобы  ему
было удобнее смотреть на нее...
     Именно в этот момент что-то заставило Джейн оторвать взгляд от  сцены
и повернуть голову, как будто ее  притянул  невидимый  магнит.  Сердце  ее
оборвалось, и она ухватила Лейлу за руку повыше локтя.
     - Смотри, смотри скорее туда! - прошептала она, указывая на  одну  из
лож бельэтажа.
     Сомнений быть не могло: она знала это лицо, пожалуй, даже лучше,  чем
свое собственное, - каждый завиток волос,  каждая  черта,  каждая  ресница
вокруг карих глаз были ей предельно знакомы. Это был _О_н_. Она знала  эту
улыбку, с которой он сейчас наблюдал за происходящим на сцене, так хорошо,
что у нее защемило в груди. Да, она знала об этом человеке все, совершенно
все.
     Затем внезапно она заметила, что взоры всех женщин в зале  устремлены
на ложу. Выражение, написанное на их лицах,  испугало  ее,  заставило  еще
сильнее прижаться к Лейле.
     В течение нескольких  последующих  минут  мужчина  в  ложе  продолжал
смотреть на сцену, не замечая, что происходит вокруг. Затем что-то - может
быть, напряженная тишина зрительного зала, заставило его повернуть голову.
     Увидев сотни женских глаз, устремленных прямо на  него,  он  перестал
улыбаться.
     Тишину резко нарушили истерические вопли, раздавшиеся одновременно  в
нескольких местах по залу.
     Мужчина постоял в ложе еще пару минут, затем на  его  лице  появилось
выражение тревоги и, быстро  повернувшись,  он  решительно  шагнул  вглубь
ложи. Из партера нельзя было  видеть,  что  там  произошло,  но  он  снова
появился в ложе и у всех на виду стал отступать от двери спиной к барьеру.
Вслед за ним появилось несколько женщин.  Их  искаженные  ненавистью  лица
заставили Джейн содрогнуться. Когда мужчина  на  минуту  повернул  лицо  к
залу, было видно, что он смертельно напуган. Женщины  наступали  на  него,
словно разъяренные фурии.
     Чуть поколебавшись, он перебросил ногу через барьер ложи  и  выбрался
наружу. Очевидно, он собирался перелезть в соседнюю ложу.  Упираясь  одной
ногой в  кронштейн  светильника,  он  пытался  ухватиться  рукой  за  край
барьера. В тот же момент две женщины  из  прежней  ложи  ухватили  его  за
другую руку. Какой-то ужасный  миг  он  висел  между  двух  лож,  стараясь
сохранить равновесие, затем рухнул головой вниз в  проход  между  креслами
партера.
     Джейн прикусила губу,  чтобы  не  закричать,  но  даже  если  бы  она
закричала, никто бы не заметил этого - такой крик и визг стояли кругом...


     Вернувшись домой, Джейн долго  сидела  перед  телефоном,  прежде  чем
поднять трубку и набрать номер своего журнала. Наконец она решилась:
     - Это  ты,  Дональд?  -  спросила  она  дежурного  репортера  деланно
равнодушным голосом. - Это Джейн. Ты  случайно  ничего  не  знаешь  о  том
человеке, который сегодня упал с балкона в театре "Каунтесс"?
     - Знаю, конечно, - я как раз пишу о нем некролог. А что бы ты  хотела
знать?
     - Да ничего особенного - просто, кем он был и так далее...
     - Его звали Дэзмонд  Хейли.  Тридцати  пяти  лет  от  роду.  У  него,
оказывается, была масса всяких  ученых  званий  -  в  основном  в  области
медицины.  Специализировался  как  психиатр,  написал  целый  ряд  научных
трудов. Самая известная его книга  -  это  "Психология  толпы  и  эпидемия
истерии".  Не  так  давно  опубликовал  статью  под  заглавием  "Гипноз  и
вызываемые им массовые галлюцинации" - довольно мудреная  работа,  не  для
рядового читателя. Он жил в... эй, что там с тобой?
     - Да ничего, - ответила Джейн, стараясь казаться спокойной.
     - Ты, часом, не была с ним знакома?
     - Нет, - сказала Джейн твердо, - нет, я никогда его не встречала.
     Она аккуратно положила трубку на  рычаг,  внешне  спокойно  прошла  в
соседнюю комнату, так же спокойно  и  печально  опустилась  на  постель  и
тут-то позволила себе дать волю слезам.


     А кто мог бы сказать, сколько еще горьких слез было пролито в ту ночь
на бесчисленные подушки от того, что волшебный сон не приснился вновь и не
мог уже присниться никогда?..





                           НЕ ТАК СТРАШЕН ЧЕРТ...


     - Здорово! - с удовлетворением сообщил  Стивен.  -  Знаешь,  когда  я
прокручиваю пленку в обратном направлении, я слышу собственную речь  задом
наперед.
     Отложив книгу, Дилис посмотрела на мужа.  Перед  ним  на  столе  были
магнитофон, усилитель и разные приборчики.  Их  переплетала  сложная  сеть
проводов, тянувшихся также к большому динамику в углу  и  к  наушникам  на
голове Стивена. Пол был усыпан кусками магнитной ленты.
     - Еще одно  научное  достижение,  -  холодно  сказала  Дилис.  Как  я
понимаю, ты собирался только немного  почистить  запись,  чтобы  мы  могли
послать Мире полный отчет о вечеринке. Уверена, что она охотнее  послушает
его не задом наперед.
     - Да, но мне вдруг пришло в голову...
     - И откуда столько мусора? Словно мы забрасывали гостей серпантином.
     Стивен поглядел вокруг.
     - О, это те места, где стоял общий галдеж или  говорилось  что-нибудь
не вполне приличное.
     Обведя глазами замусоренный пол, Дилис встала.
     - Похоже, что неприличного было сказано куда  больше,  чем  мы  в  то
время услышали... В общем, убери это все, пока я приготовлю чай.
     - Но ты должна послушать, что у меня получилось.
     - Не вижу причин слушать эту тарабарщину.
     Когда Дилис вышла, Стивен вместо того, чтобы заняться уборкой,  нажал
кнопку "пуск" и с любопытством  послушал  смежное  кудахтанье,  ничуть  не
похожее на его собственный голос. Затем он снял наушники и переключил звук
на динамик. Удивляло, что воспроизводимая с нормальной скоростью, только в
обратном направлении, речь казалась более быстрой.  Ради  интереса  Стивен
вдвое уменьшил скорость. Теперь голос зазвучал октавой ниже, стал  глубже,
внушительнее. Стивен одобрительно кивнул  и  откинулся  на  спинку  стула,
вслушиваясь в гулкие торжественные раскаты, доносившиеся из динамика.
     Внезапно  эту,  несколько  однообразную,   торжественность   прорезал
посторонний, тревожно-пугающий звук, напоминающий свист, с каким локомотив
выпускает пар. В комнате повеяло теплом, запахло паленым.
     Стивен вскочил, едва не опрокинув  стул,  и  кинулся  выключать  свои
приборы.  Затем  придирчиво  провел  ревизию,  проверяя,  не  греются   ли
контакты, не тлеет ли где обмотка.  Все  оказалось  в  порядке,  и  Стивен
собрался уже облегченно вздохнуть, когда вдруг ощутил чье-то  присутствие.
Он резко оглянулся - и застыл с открытым ртом.
     Было от чего опешить.  В  нескольких  шагах  от  себя  Стивен  увидел
человека  шести  футов  ростом,  казавшегося   еще   выше   из-за   своего
необыкновенно высокого  цилиндра.  Человек  стоял  совершенно  неподвижно,
вытянувшись и держа руки по  швам.  Одет  он  был  весьма  странно:  очень
высокий стоячий крахмальный воротничок с сильно вытянутыми  остроугольными
концами, шелковый шейный  платок  серого  цвета,  длинный  темный  сюртук,
отороченный по  краям  шелком,  лиловые  брюки  и  остроносые,  до  блеска
начищенные черные ботинки.  Стивену  пришлось  немного  откинуться  назад,
чтобы как следует рассмотреть лицо. Оно было красивое, бронзовое,  как  от
южного загара, с большими темными глазами.  Пышные  усы  свисали  книзу  и
соприкасались  у  углов  нижней   челюсти   с   тщательно   подстриженными
бакенбардами. Подбородок и щеки в свободных  от  бакенбардов  местах  были
гладко выбриты. В целом лицо это напоминало ассирийские изваяния.
     Что же до наряда, то при всей своей  вычурности  он  выглядел  весьма
элегантно и в другой ситуации был бы, наверно, вполне уместен.
     Незнакомец первым нарушил молчание:
     - Я прибыл, - с подчеркнутой многозначительностью объявил он.
     - Э-э... да... вижу, но... э-э... я не совсем...
     - Вы меня вызывали. Я прибыл, - повторил незнакомец так, точно  этими
словами все объяснялось.
     Совершенно озадаченный, Стивен хмуро возразил:
     - Я вообще молчал. Я просто сидел з