изом  партийных
документов. В этой  связи  придется  остановиться  на  полемической  работе,
выпушенной Сталиным и приуроченной им к XIX  съезду  партии:  "Экономические
проблемы социализма в СССР" (сентябрь 1552).
   Никакая другая работа Сталина  после  войны  так  много  не  цитировалась
советологами, как "Экономические проблемы социализма в СССР", но только одна
она так и осталась непонятой на Западе.  Это  вполне  естественно.  Западные
исследователи читали только текст, но  не  читали  и  не  поняли  подтекста,
поскольку не знали причин, вызвавших к  жизни  "Экономические  проблемы...".
Сталин здесь вовсе не занимался теорией, вовсе не был занят открытиями новых
абстрактных законов марксизма в политэкономии. Он спорил с другими  ведущими
руководителями ЦК по важнейшим вопросам дальнейшего  развития  внутренней  и
внешней  политики  СССР.  Что  Сталин  спорит  с  ними,  знали  только   эти
руководители ЦК, но ни советский народ, ни партия,  ни  тем  более  западные
исследователи этого не знали и знать не могли.
   Это непонимание усугублялось еще и тем,  что  как  раз  те,  против  кого
выступал Сталин, первыми объявили (на  словах)  "Экономические  проблемы..."
"гениальным  вкладом"  Сталина  в  марксизм,  чтобы  на  деле   саботировать
вытекающие из них практические выводы.
   Обо всем этом мы узнали только после смерти Сталина. Сравнение требований
Сталина в "Экономических проблемах..." и практической политики ЦК после  его
смерти дает нам  ключ,  которым  мы  легко  открываем  все  тайники  спорных
вопросов.
   Разберем  сначала  установки  партийных  документов.  Вот  что   записало
сталинское Политбюро на XX съезде; "Миллионы людей во всем мире  спрашивают:
неизбежна  ли   новая   война,   неужели   человечеству,   пережившему   две
кровопролитные мировые войны,  предстоит  пережить  еще  и  третью?  Имеется
марксистско-ленинское положение, что,  пока  существует  империализм,  войны
неизбежны... Но в настоящее время  положение  коренным  образом  изменилось.
Фатальной неизбежности войны  нет.  Теперь  имеются  мощные  общественные  и
политические силы,  которые  располагают  серьезными  средствами,  чтобы  не
допустить   развязывания   войны   империалистами"    ("XX    съезд    КПСС.
Стенографический отчет". 1956, т. 1, стр. 37 - 38).
   А вот как  возражал  Сталин:  "Говорят,  что  тезис  Ленина  о  том,  что
империализм неизбежно порождает войны, нужно считать  устаревшим,  поскольку
выросли в настоящее время мощные народные силы, выступающие в  защиту  мира,
против новой мировой войны.  Это  неверно...  Чтобы  устранить  неизбежность
войн, нужно  уничтожить  империализм"  (И.  Сталин.  Экономические  проблемы
социализма в СССР. М. 1952, стр. 36). Анонимами, с которыми Сталин спорил на
XIX съезде ("говорят"), как раз и были члены  его  Политбюро  (это  они  так
единодушно и доказали на следующем, XX съезде партии).
   "Мирное  сосуществование"  -  это  кодовое  определение   для   ленинской
стратегии: разгромить капитализм не  военной  силой  Советской  России,  что
вообще невозможно, а  взорвать  его  изнутри  инфильтрацией  идей,  людей  и
организацией перманентных революционных диверсий.  Поэтому-то  в  "Программе
КПСС" (1961) и записано, что мирное сосуществование "является  специфической
формой классовой борьбы". Надо отдать должное  наследникам  Сталина,  что  в
этом споре, изменяя букве ленинизма, они остались  верными  его  духу,  чего
нельзя было сказать о самом Сталине.
   Хотя Ленин писал  о  неизбежности  войн  в  эпоху  империализма,  который
представлялся ему последней стадией загнивающего, умирающего капитализма,  в
нем все-таки хорошо было развито чувство  реальности.  Поэтому  Ленин  делал
оговорку, которая сводила на нет только что им выставленный тезис, а именно:
капитализм в эпоху империализма развивается быстрее, чем до нее.
   Сталин  считает,  что  после  второй  мировой   войны   это   утверждение
недействительно. Он пишет: "Можно ли утверждать, что известный тезис Ленина,
высказанный им  весной  1916  года,  о  том,  что,  несмотря  на  загнивание
капитализма, "в целом капитализм растет неизмеримо быстрее, чем  прежде",  -
все еще остается в силе? Я думаю, что нельзя этого утверждать.  Ввиду  новых
условий, возникших в связи со второй мировой войной, (этот. - А.  А.)  тезис
нужно считать утратившим силу" (там же, стр. 32).
   Выходило,  что  западная  экономика  и   техника   не   способны   дальше
развиваться, капитализм теперь уж  окончательно  загнил.  Отсюда  логический
вывод: пришло время справлять отходную по мировому капитализму.  Разумеется,
реалисты из Политбюро считали это опаснейшей иллюзией.
   В  той   же   работе   Сталин   спорил   с   Политбюро   не   только   по
внешнеполитическим, но и по внутриэкономическим вопросам. Он пишет: "...цель
капиталистического    производства    -    извлечение    прибылей...    Цель
социалистического производства не прибыль, а человек  с  его  потребностями"
(там же, стр. 77).
   В результате  такой  "заботы"  Сталина  о  человеке  более  50  процентов
советских предприятий работало нерентабельно. Хрущев старался выйти из этого
положения чистейшим волюнтаризмом и сорвался. Более прагматичные  Косыгин  и
Брежнев  прямо  записали  в  решении  сентябрьского   пленума   ЦК   (1965):
"...улучшить  использование  таких  важнейших  экономических  рычагов,   как
прибыль, цена, премия, кредит"  ("КПСС  в  резолюциях  и  решениях  съездов,
конференций и пленумов ЦК", М. 1972, т. 8, стр. 519).
   Большинство в Политбюро  полагало,  что  всю  технику  машинно-тракторных
станций (МТС) надо передать колхозам, а Сталин писал: "...предлагая  продажу
МТС в собственность колхозам... пытаются повернуть назад  колесо  истории...
(это - А. А. ) привело бы не к  приближению  к  коммунизму,  а  наоборот,  к
удалению от него" ("Экономические проблемы...", стр. 91).
   Послесталинское руководство  ликвидировало  МТС  и  передало  их  технику
колхозам.
   Сталин писал: "Какие  мероприятия  необходимы  для  того,  чтобы  поднять
колхозную  собственность,  которая  является,   конечно,   не   общенародной
собственностью,  до  уровня  общенародной  ("национальной")   собственности?
Некоторые товарищи думают, что необходимо просто национализировать колхозную
собственность, объявив ее  общенародной  собственностью...  Это  предложение
совершенно неправильно и безусловно неприемлемо" (там же, стр. 87).
   Ровно через год после того, как Сталин это написал, и через шесть месяцев
после его смерти состоялся сентябрьский пленум ЦК (1953), заложивший  основу
национализации   колхозов,   а   руководство   Брежнева   форсировало    эту
национализацию, превратив значительную часть колхозов в совхозы,  которые  и
считаются "общенародной" собственностью. Да и сохранившиеся колхозы де-факто
были превращены в государственную собственность решением мартовского пленума
ЦК и особенно не опубликованным майским решением ЦК (1965).
   Мы остановились лишь на некоторых из тех спорных вопросов между  Сталиным
и Политбюро, которые легко прослеживаются по  партийным  документам.  Однако
были и разногласия, только глухо выходившие наружу.
   Во внутренней политике таким было требование  Сталина  о  новой  "великой
чистке" в партии, армии и государственном аппарате и продолжение, по примеру
Грузии, массовой чистки от "буржуазных  националистов"  во  всех  союзных  и
автономных республиках. После Грузии была очередь Украины.  (В  начале  июня
1952 года на пленуме ЦК Украины главным вопросом обсуждения и был украинский
"буржуазный национализм".)
   Главные  же  разногласия  между  Сталиным  и  Политбюро  в  международной
политике касались новой доктрины,  впервые  официально  сформулированной  на
будущем, XX съезде, - об упомянутом "мирном сосуществовании" в духе  Ленина.
Ученики и соратники Сталина считали, что "мирное сосуществование" социализма
и  капитализма  есть  по  Ленину,  "генеральная  линия"  советской   внешней
политики. Сталин отвечал, что лозунг "сосуществования", собственно, выдумали
идеологи  американского  империализма  для  маскировки  подготовки   третьей
мировой войны против социалистического лагеря.
   Сталин  на  самом  деле,  в  полном  согласии  с  Лениным,   думал,   что
"генеральная линия"  советской  внешней  политики  -  это  курс  на  мировую
пролетарскую революцию, а что касается "сосуществования", то Ленин  даже  не
знал этого слова.
   Очень  отрицательную,  даже  вредную  для  СССР  роль  сыграла  и  другая
установка Сталина: он  ошибочно  считал,  что  после  второй  мировой  войны
фактически  никакого  освобождения  колониальных   народов   не   произошло,
сменилась только форма колониализма и все  эти  Неру  и  Сукарно  -  наемные
сатрапы западных империй. Соратники и ученики Сталина  полагали,  что  такая
установка мешает Советскому  Союзу  войти  в  тыл  освобождающихся  колоний,
привлечь  их  в  русло  советского  влияния  и  противопоставить  их  бывшим
метрополиям. Ученики Сталина, действуя  в  духе  Сталина  его  лучших  былых
времен, считали нужным и возможным материально участвовать и  в  создании  в
бывших колониях особых форм правления и социального общежития нового типа.
 
   Теперь вернемся к XIX съезду и рассмотрим  некоторые  сухие  факты,  чаще
протокольные, но иногда касающиеся и существа дела.
   Один такой важнейший  факт  мы  уже  отметили  -  открытие  съезда  одним
"шпионом" (Молотовым) и закрытие его другим "шпионом" (Ворошиловым).
   Второй сюрприз: в нарушение всей сталинской традиции в  президиум  съезда
не избрали трех членов Политбюро - Микояна  (два  сына,  генералы,  сидят  в
тюрьме), Андреева (жена-еврейка - в тюрьме) и Косыгина (был замешан  в  деле
ждановцев).
   И еще один сюрприз:  в  перечислении  рангового  места  членов  Политбюро
Берия, который до "мингрельского дела" твердо занимал  третье  место,  после
Молотова и Маленкова, очутился теперь на пятом месте (даже после Булганина).
Так сообщает протокол утреннего заседания съезда от 5 октября. Чтобы  партия
не приняла это за  недоразумение,  хроника  съезда  вновь  повторяет  ту  же
"иерархию культов".
   Но Берия взял реванш. Он выступил на съезде с самой большой речью. И  она
была  не  только  большая,  а  острая  по   стилю,   высококвалифицированная
политически и убедительная для слуха и ума партийных ортодоксов. Она была  и
единственной речью, на которой лежал отпечаток личности оратора.
   Конечно, речь Берия, как и других ораторов, - это панегирик  Сталину.  Но
его  панегирик  целевой:  апеллируя   к   величию   Сталина,   изливаясь   в
верноподданнических  чувствах,  Берия  тонко  протаскивает,   по   существу,
антисталинскую ересь -  ставит  партию  впереди  Сталина:  "Вдохновителем  и
организатором великой победы советского  народа  (в  войне  -  А.  А.)  была
Коммунистическая  партия,   руководимая   товарищем   Сталиным"   ("Правда",
9.10.52). До сих пор во всех газетах, журналах и книгах можно было прочесть,
что "вдохновителем и организатором" был  сам  Сталин,  а  потом,  где-то  на
задворках что-то делала и партия. Берия дал понять, что  не  оговорился,  он
кончил речь опять ссылкой на партию: "Народы нашей страны могут быть уверены
в том, что Коммунистическая партия, вооруженная теорией марксизма-ленинизма"
- и затем "под руководством товарища Сталина".
   Другая ересь была вызывающей. Берия не ко времени, а потому и очень смело
напомнил партии приоритеты ее национальной политики: есть  разные  опасности
отклонения от национальной политики партии, и они следуют в таком порядке  -
на  первом  месте  стоит  опасность  "великодержавного  шовинизма"  (значит,
русского шовинизма), на втором месте  опасность  "буржуазного  национализма"
(значит, опасность местного  национализма)  и  на  третьем  месте  опасность
"буржуазного космополитизма" (значит, "сионизм" и прочие "измы").
   Можно смело предположить, что, кроме Сталина и членов Политбюро, никто на
съезде не  знал,  что  здесь  Берия  прямо  спорит  со  Сталиным,  считавшим
буржуазный национализм, сионизм и космополитизм главной опасностью для СССР,
а русского великодержавного шовинизма не признававшим вообще.
   Интересна  и  другая  деталь:  больше  половины   речи   Берия   посвятил
национальной политике и национальным  республикам  СССР,  но  ни  словом  не
обмолвился о Грузии и грузинских "буржуазных националистах", а ведь для  его
земляков, мингрельцев, не хватало мест в тюрьмах Тбилиси, Сухуми и Батуми...
Защищать их Берия не мог, но он и не осудил их, как того требовала  нынешняя
кампания Сталина против "буржуазного национализма".
 
 
 
 
 
 
 
 
                      Историческое поражение Сталина 
 
 
 
 
ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОРАЖЕНИЕ СТАЛИНА 
 
   Понять   Сталина   можно,   только   постаравшись   проникнуть   в    его
политико-психологический мир и его глазами глядя на положение и  перспективы
развития СССР. Тогда мы увидим в действиях  советского  диктатора  не  манию
преследования, не причуды и капризы старика, а  железную  логику  основателя
данной системы, его обоснованный страх за ее интегральность, его глубочайшую
озабоченность беспечностью его учеников и соратников,  его  мрачные  думы  о
завтрашнем дне. На XX съезде цитировались слова Сталина,  обращенные  к  его
ученикам и полные тревоги за будущее  СССР:  "Вы  слепы,  как  новорожденные
котята; что будет без меня?"
   Сталин был идеален для  господства  над  закрытым  обществом  -  закрытым
внутри,  закрытым  вовне.  Жизнеспособность  и  долголетие  такого  общества
зависели от систематической регенерации ячеек  власти  сверху  донизу  -  от
постоянного вычищения  отработанных  кадров,  от  постоянного  возобновления
армии бюрократов. Порядок Сталина не  допускал  ни  свободной  игры  сил  на
верхах,   ни    гражданской    инициативы    в    обществе,    даже    самой
верноподданнической.
 
   "Генеральная линия партии" была  сильна  своей  ясностью,  неуязвимостью,
повелительностью. В ее  лексиконе  не  было  слова  "думать",  а  было  всем
понятное и принятое слово "действовать"! "Думать" - это  прерогатива  одного
Сталина, "действовать" - это задача всей партии.  Поэтому  и  "порядок"  был
идеальным, и управлять  было  легко.  Война  внесла  в  "генеральную  линию"
дисгармонию. Люди, прошедшие через войну, от Волги к Эльбе, стали другими.
   В глубине души Сталин был согласен с западными остряками: "Сталин в войну
сделал только две ошибки: показал Ивану Европу и  Европе  Ивана".  Советские
люди  притащили  домой  бациллы  свободы  и  социальной  справедливости:  "в
Германии скот живет  лучше,  чем  у  нас  люди",  "у  американского  солдата
шоколада больше, чем у нашего картошки", "на Западе президенты и министры  -
обыкновенные  грешники,  а  у  нас  боги-недотроги".   Надо   вернуть   этот
расфилософствовавшийся, "больной народ" в первобытное  довоенное  состояние:
нужен антибиотик, нужно и новое,  полезное  кровопускание.  Чем  раньше  это
сделать, тем быстрее он выздоровеет.
   Этого никак не хотят понять верхи партии. Они даже не прочь начать диалог
с Западом  ("сосуществование"!),  не  прочь  искать  его  помощи  в  решении
внутриэкономических (колебания - принять или не принять "план  Маршалла")  и
внешнеторговых  проблем   СССР   (предложения   о   хозяйственно-технической
кооперации), а для этого готовы  посягнуть  на  святая  святых  -  монополию
внешней торговли - и немножко приоткрыть  железный  занавес  для  циркуляции
бизнеса. Но это ведь начало конца "генеральной линии".  По  каналам  бизнеса
двинутся в СССР тысячи,  миллионы  новых  бацилл  Запада.  Железный  занавес
станет  дырявым,  и  начнется  другой  диалог:  диалог   между   народом   и
правительством, поощряемый и подстрекаемый  Западом.  Случится  небывалое  и
непоправимое: народ начнет интересоваться своим прошлым и философствовать  о
будущем. Появятся новые Радищевы, Белинские, Герцены. Русь духовно придет  в
движение, а за нею и антирусские окраины, за ними  и  страны-сателлиты.  Вот
какая перспектива рисовалась Сталину, если не вернуться к старой, испытанной
"генеральной линии".
   Прогноз был правильный, но предупредить такое развитие дел Сталин мог  бы
в возрасте сорока - пятидесяти лет, а ему было  уже  за  семьдесят;  другого
Сталина в Политбюро не было, да такие и рождаются раз в сотни лет.  Старость
Сталина совпала с дряхлостью режима. Этому режиму можно было продлить  жизнь
не хирургией (он не выдержал бы никакой серьезной операции), а терапией.  На
языке  политики  это  означало  медленный  "спуск  на  тормозах"  в  поисках
"сосуществования" как со своим народом, так и с внешним  миром.  Сталин  был
полон решимости ни в коем случае не допустить этого, ошибочно  полагая,  что
его ученики не способны пойти против его  воли.  Но  первый  организационный
пленум ЦК, избранный на XIX съезде, доказал обратное.
   По  неписанной  партийной  традиции  организационный  пленум  нового   ЦК
происходит еще во  время  работы  съезда  и  результаты  (выборы  Политбюро,
Секретариата и генсека)  докладываются  последнему  заседанию  съезда.  Этот
закон впервые был нарушен. Пленум нового ЦК происходит через два  дня  после
закрытия XIX съезда, а именно -  16  октября  1952  года.  При  внимательном
наблюдении можно было заметить, что этот необычный прецедент  был  связан  с
трудностями создания исполнительных органов ЦК. Впоследствии стало известно,
что Сталин, демонстративно игнорировавший рабочие заседания XIX  съезда  (из
восемнадцати заседаний он  посетил  только  два  -  первое  и  последнее,  -
оставаясь на них по несколько минут), был исключительно активен  на  пленуме
ЦК. Сталин разработал  новую  схему  организации  ЦК  и  его  исполнительных
органов. Он предложил XIX съезду вдвое  увеличить  членский  и  кандидатский
состав ЦК: было избрано 125 членов и  111  кандидатов  в  члены  ЦК.  Теперь
пленуму ЦК он предложил, как  бы  соблюдая  симметрию,  избрать  в  членский
состав Президиума (Политбюро) 25 человек, а в кандидатский состав -  11.  Но
дело было не в процентной норме и не в желании симметрии -  Сталин  смешивал
своих  "нечестивых"  адептов  из  старого  Политбюро  со  рвущимися   наверх
"целинниками" из областных вотчин партии. На расстоянии  загипнотизированные
"гением отца" и  святостью  его  воли,  партийные  "целинники"  должны  были
явиться орудием уничтожения "нечестивых". Знали ли они о предназначенной  им
роли - значения не имеет. Важно другое - старые члены Политбюро  звали,  что
такова цель Сталина. Тогда же приняли они и меры, чтобы сорвать  этот  план.
Какие меры, мы увидим дальше, здесь  лишь  приведем  заявление,  которое  ЦК
устами Хрущева сделал XX съезду: "Сталин, очевидно, намеревался покончить со
всеми старыми членами Политбюро.  Он  часто  говорил,  что  члены  Политбюро
должны быть заменены новыми людьми".
   А вот зачем нужно было  расширить  состав  Президиума  (Политбюро):  "Его
предложение после XIX съезда об избрании 25 человек в Президиум Центрального
Комитета было направлено на  то,  чтобы  устранить  всех  старых  членов  из
Политбюро и ввести в него  людей,  обладающих  меньшим  опытом,  которые  бы
всячески превозносили  Сталина.  Можно  предположить,  что  это  было  также
намерением в  будущем  ликвидировать  старых  членов  Политбюро..."  (Н.  С.
Хрущев, "Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС", стр. 58).
   Это сообщение имеет решающее значение для  раскрытия  внутренних  мотивов
поведения старых  членов  Политбюро  как  компактной  группы  внутри  нового
Президиума, когда каждый из них убедился вслед за Берия  и  Маленковым,  что
Сталин переносит дебаты в другую плоскость - быть или  не  быть.  Если  быть
Сталину, тогда не быть им, не только политически, но и физически. Неумолимая
логика Сталина в таких ситуациях не звала полумер.
   Как остановить Сталина? Этот вопрос старые члены Политбюро  пока  еще  не
ставят, Но Стал