л
действенность  той  же "старорежимной" конституции относительно своего
срока полномочий до 1996 года, вопреки сентябрьскому обещанию пойти на
перевыборы в 1994 году.
     Все вышесказанное  перечеркивает  и  другой  "правовой"  аргумент
западных  покровителей Ельцина:  "хотя Ельцин нарушил конституцию,  он
сделал это во имя восстановления права";  "действия  Ельцина  не  были
антиправовыми,  ибо  диктовались крайней необходимостью" (PC,  23.10 и
25.12.93).
     Действительно, бывают  времена,  когда  становится  необходима  и
спасительна мудрая диктатура (так поступил генерал-христианин Франке в
Испании).  Если  бы  в  России  пришел  к власти диктатор,  обладающий
национально-государственным умом - его  стоило  бы  защищать  от  всех
"демократических"  нападок,  помогая строить правовое государство.  Но
имеет ли такие качества Ельцин?
     Нельзя не  видеть,  что  "крайняя  необходимость"  его расправы с
оппозицией диктовалась не  национальными,  а  личными  интересами  его
команды  -  ради  сохранения власти.  Еще очевиднее это становится при
рассмотрении нравственного аспекта его путча - как все было сделано.

      3. "Простите меня, что я не смог уберечь ваших сыновей..."

     Именно потому, что у Ельцина не было законного повода для разгона
парламента  он  сразу  пошел  во  все  тяжкие,  заранее исключая любой
компромисс.    Так,    он    отверг    предложение     трех     других
властно-авторитетных   структур   России   -   Конституционного  суда,
совещания субъектов Российской  Федерации,  Православной  Церкви  -  о
возвращении   к   исходному  положению  до  указа  21  сентября  и  об
одновременных   досрочных   перевыборах   парламента   и   президента.
Собравшийся в Белом доме съезд народных депутатов также принял решение
об одновременных перевыборах  не  позднее  марта  1994  года,  но  для
президента согласие на это было бы позорным признанием, что он нарушил
закон.
     Видя, что  насильственные  действия  Ельцина  открыто  осудили  и
Конституционный  суд  (за  что  строптивым  судьям  тут  же  отключили
телефоны), и совещание субъектов Федерации (которое Ельцин еще недавно
противопоставлял парламенту),  а Всесибирское  совещание  региональных
Советов  пригрозило  экономическими  санкциями,  если  не  будет снята
блокада  Белого  дома  -  президентская  команда  решила  упредить  их
возможное    противодействие,   прибегнув   к   последнему   средству:
спровоцировала  сторонников  парламента  на  сопротивление   -   чтобы
оправдать вооруженную расправу с ним.
     Провокация была столь  очевидна,  что  частично  отразилась  и  в
проельцинской печати ("Московские новости", "Русская мысль"), и даже в
американском Радио  "Свобода",  откуда  и  приведем  несколько  фактов
(позже эти "издержки" прямого эфира были замолчаны).
     Первым шагом эскалации было  резкое  ужесточение  блокады  Белого
дома.  Оно  вызвало  демонстрации,  с которыми ОМОН расправлялся столь
жестоко,  что даже корреспонденты "Свободы" были поражены:  "Я  старый
неформал,  но  подобного  зверства не припомню",  - сказал А.  Головин
(репортаж Д. Волчека по PC, 30.9.93). Били стариков, женщин, случайных
прохожих,  ломая  кости,  выбивая  зубы  -  что  вызвало  еще  большее
возмущение;  демонстранты (в их числе, по сообщению PC, были кандидаты
и доктора наук) начали сооружать баррикады на Смоленской площади. ОМОН
не мешал.
     В эти  дни  Руцкому и Хасбулатову являются гонцы якобы от "верных
вооруженных частей", стоящих под Москвой и ждущих приказов парламента.
     Одновременно власти   посоветовали   активисту   "Демроссии"   Л.
Пономареву не устраивать в воскресенье 3 октября  митинг  в  поддержку
президентского  указа,  чтобы  не  мешать  уже предполагавшемуся вводу
войск в Москву (PC, 5.10.93).
     3 октября,  с началом на Октябрьской площади большой демонстрации
сторонников Белого дома,  снимаются две из трех линий  его  оцепления;
ОМОН  "аккуратненько уезжает" (выражение PC),  зачем-то оставив щиты и
даже машины с ключами зажигания. Как сообщил в тот день омоновец прямо
в  микрофон PC,  на пути следования демонстрантов к парламенту отрядам
милиции был отдан,  приказ уже не бить людей,  а  "просто  стоять".  В
результате  чего  безоружные  толпы  сравнительно  легко  прорвались к
Белому дому и устроили митинг.  Собралось около 100.000 человек, толпа
продолжала расти.
     И тут по ним были сделаны неожиданные выстрелы со  стороны  мэрии
(показания  всех  свидетелей однозначны) - что сыграло роль спускового
крючка.  Часть защитников Белого  дома  бросилась  захватывать  мэрию,
кто-то в толпе начал кричать: "В Останкино!", клич подхватили Анпилов,
Макашов,  Руцкой,  туда демонстранты и поехали на брошенных омоновских
машинах  -  требовать  передачи  в  эфир  видеокассеты с парламентским
заявлением.  (Заметим, что постоянной ложью о происходящем телевидение
тоже спровоцировало такое требование.)
     Грузовики беспрепятственно прибыли к телецентру,  где их уже ждал
спецназ  дивизии им.  Дзержинского.  Некоторое время "штурм" Останкино
выражался  в  словесных  требованиях   и   угрозах   Макашова.   Затем
демонстранты стали высаживать дверь грузовиком,  пока из телецентра не
выстрелили в одного из немногих ополченцев,  имевших оружие -  на  что
раненый ответил из своего гранатомета (прямой эфир РС).
     Хотя у слабо вооруженных  нападавших  не  было  шансов  захватить
здание  -  спецназ  без  боя  сдал  первый этаж.  Как позже возмущался
руководитель телевидения Брагин,  кто-то "распорядился  в  разгар  боя
увести  от  нас некоторые подразделения";  в ответ на его звонки глава
МВД  В.  Ерин  заверил,  что  "контролирует  обстановку";  тут  же  по
распоряжению  премьера  Черномырдина  было  отключено телевещание (PC,
13.10.93;  "Новое  русское  слово",  23-24.10.93).   По   другим,   не
прерывавшимся телепрограммам тогда же были пущены не соответствовавшие
действительности титры:  "Вещание  по  первому  и  четвертому  каналам
нарушено  ворвавшейся  в здание вооруженной толпой".  Лишь после этого
начался беспощадный расстрел всех, кто был перед телецентром.
     Поддаются ли  все эти факты иному объяснению,  чем спланированная
провокация?  Впрочем,  это  элементарный  прием  даже   в   спортивном
противоборстве:  выманить  противника  на  ложный шаг - и ударить (так
американцы недавно расправились с Ираком).  К этому выводу пришел даже
автор  демократической  "Независимой  газеты"  (8.10.93).  Лишь  самые
непонятливые демократы, как Ю. Афанасьев, удивлялись:
     "Очень много для меня странного и,  я думаю,  не только для меня.
Вся эта ночь,  с воскресенья на понедельник,  прошла, как мне кажется,
во  всеобщем ожидании,  что вот кто-то придет,  что начнут действовать
военные,  милиция  и  что  они  поспеют  через   несколько   минут   к
телецентру...  что  наконец-то  силы,  которыми располагает президент,
начнут действовать.  И ничего такого не произошло. Потом всех, кто был
на улицах Москвы, поражало отсутствие милиции, ОМОНа и вообще тех, кто
призван был следить за порядком... А то, как они прошли, прошествовали
всеми улицами Москвы? Омоновские подразделения просто расступались при
первом их приближении,  и какого-то реального намерения  противостоять
этому шествию просто не было... Что это за действия властей в условиях
чрезвычайного положения? Тут, конечно, два возможных объяснения: или у
властей не было в их распоряжении сил, или они не хотели их применять"
("Русская мысль", 7-13.10.93).
     То, что силы в распоряжении Ельцина были, - он вскоре показал. Не
хотели же их применять лишь на первом этапе акции -  для  того,  чтобы
получить повод для жесточайшего применения на втором. Вооруженных лиц,
прибывших от парламента в Останкино,  было в толпе не более  двадцати,
но убитых оказалось около ста,  в том числе несколько журналистов. Два
часа  перекрестным  огнем  бэтээры  прочесывали   пространство   перед
телецентром  и  рощу  со скрывшимися там безоружными людьми,  стреляли
даже по лежащим раненым и машине скорой помощи,  не позволив подобрать
их.  Показательно  и  общее  соотношение  числа погибших в те дни:  со
стороны  власти  -  около  20  человек,  со   стороны   парламента   и
демонстрантов - многие сотни.
     Что стоило   "уравнять"   этот   счет   пресловутым    "снайперам
мятежников"  -  но  они  почему-то  стреляли  не  столько в омоновцев,
сколько в журналистов и безоружных  людей,  причем  ни  один  из  этих
снайперов   пойман  не  был.  Вообще,  по  множеству  свидетельств,  в
событиях,  особенно вокруг  Белого  дома,  активно  участвовала  некая
неопознанная   "третья   сила",   спровоцировавшая  эскалацию  насилия
стрельбой по обеим противостоящим сторонам (наиболее детальная  версия
опубликована в газете "Завтра" ј 3, 1994).
     И в штурме парламента  участвовали  некие  "неформальные"  боевые
отряды,  о которых свидетельствует ельцинский военнослужащий:  "...  в
этой суматохе  были  вооруженные  группы,  которые  совсем  никому  не
подчинялись.  Они  просто  стреляли  во все стороны" ("Русская мысль",
7-13.10.93).  Были они одеты в гражданское и в полувоенную  форму  без
знаков различия и в основном добивали раненых. Многие защитники Белого
дома утверждали,  что этими  группами  был  так  называемый  "Бейтар",
организованный  при  московской  мэрии  демократом  Боксером;  другие,
авторы  добавляют  к  ним  военизированные  группировки  от  мафиозных
структур - но точных доказательств этому собрать не удалось.
     Впрочем, картина и без того показательна,  особенно в сравнении в
происходившими  там же событиями двухлетней давности и с тем,  как они
преподносились телевидением.
     В августе  1991  года  ГКЧП  не  решился  применить  силу  против
непокорных "демократов" в Белом доме,  не было блокады здания, не были
отключены даже телефоны.  "Покоренный вражеский броневик",  на который
взобрался мужественный Ельцин -  был  прислан  для  защиты  здания,  и
Ельцин  это  знал  (см.  интереснейшие свидетельства генерала Лебедя в
"Литературной России"  јј  34-36,  1993).  Тем  не  менее  телевидение
умудрилось  показать  всему  миру  даже "штурм Белого дома" с горящими
бронемашинами - хотя  они  были  подожжены  в  подземном  переходе  на
Садовом  кольце,  не  собирались  никого  штурмовать  и  лишь пытались
вырваться из ловушки;  там  же  случайно,  по  собственной  вине  (что
подтверждено  следствием),  погибли  трое  несчастных  молодых  людей,
которых торжественно хоронили как Героев Советского  Союза,  и  Ельцин
театрально  каялся  перед их матерьми:  "Простите меня,  что я не смог
уберечь Ваших сыновей"...
     В сентябре-октябре   1993   года  в  Белом  доме  были  отключены
телефоны, электроэнергия, отопление, вода, канализация; "демократы" не
пустили  туда  даже машины Международного Красного Креста.  Затем _без
всякой военной  необходимости_  были  убиты  сотни  безоружных  людей.
Сначала,  без  предупреждения,  расстреляли  палаточный  городок перед
зданием,  где была в основном  молодежь;  помня  поведение  ГКЧП,  она
наивно полагала, что и Ельцин не станет стрелять в безоружных - именно
так  они  надеялись  "защитить  конституцию"...  Затем  по  безнадежно
окруженному   парламенту   открыли   стрельбу   из   танковых   орудий
кумулятивными и зажигательными снарядами.  Просьба  Церкви  остановить
расстрел была игнорирована.  Убивали и выходящих с белыми флагами (что
заставляло  других  сопротивляться  до  конца),  гонялись  по  дворам,
стреляли  по  теням в окнах близлежащих жилых домов,  расстреливали на
стадионе;  отмечены  случаи  глумления  над   трупами...   Белый   дом
победители  подвергли мародерству,  вынося даже люстры и ковры...  Все
это, разумеется, по телевидению не показывали.
     И Ельцин уже не просил прощения у матерей убитых,  переложив вину
на своих же жертв:  "ради безопасности  москвичей  мы  вынуждены  были
создать   оцепление   вокруг   Белого  дома,  начиненного  смертельным
оружием..." (6.10.93). Даже о числе своих жертв президент солгал.
     На фоне  множества свидетельств официальная цифра в полторы сотни
убитых выглядит приуменьшенной в несколько раз. Характерно уже то, что
убитые  и  раненые  поступали  в  больницы  и  морги из Останкино,  из
окрестностей Белого дома - но их почти не привезли из самого здания. В
оппозиционной  печати  было  немало утверждений о тайном вывозе тел из
Белого  дома;  тогдашний  генеральный  прокурор  В.  Степанков   также
признал,  что  5  октября  в Белом доме прибывшие туда следователи "не
обнаружили ни одного трупа".  И  вообще,  по  его  мнению,  "увиденное
сильно отличалось от той картины, на которой "Белый дом" предстает как
источник угрозы,  начиненный массой оружия...  даже первый  визуальный
осмотр свидетельствовал;  бой вела только одна сторона. Такую ситуацию
я затрудняюсь назвать боем" ("Литературная Россия" ј 3, 1994).
     В Белом  доме  была  устроена  церковь,  три  священника (один из
юрисдикции  Зарубежной  Церкви,  о.  Виктор  с  Украины  -   считается
погибшим)  исповедывали  и  причащали  защитников,  готовых  умереть в
сопротивлении "желтой диктатуре".  Их бескорыстный нравственный  облик
намного   выигрывает   по   сравнению  с  приемами  Ельцина:  накануне
переворота сотрудникам силовых служб повысили зарплаты;  по  сведениям
PC,  тульской дивизии обещали платить в долларах; ОМОНу платили премии
в размере месячной зарплаты. Депутаты, перебежавшие на сторону Ельцина
до 3 октября, получили по 2 миллиона рублей, сохранение квартир, новую
руководящую работу - эти посулы по ночам выкрикивала перед  осажденным
парламентом   машина  с  громкоговорителем,  вперемежку  с  фривольной
песенкой о путане-проститутке...
     Более двадцати   священников   Русской   Православной   Церкви  и
присоединившийся к ним священник Зарубежной  части  Церкви  о.  Стефан
Красовицкий  осудили  действия  президентской  стороны  как  "массовые
немотивированные  преднамеренные  убийства",  совершенные  "с   особой
жестокостью",  и  потребовали создания специальной комиссии в Думе для
расследования ("Литературная Россия" ј 1-2,  1994;  "Путь" ј 1, 1994).
Но,   к   сожалению,   высшее   руководство  Церкви  не  дало  должной
нравственной оценки этой "победе демократии" - хотя бы  в  той  форме,
как  Патриарх  осудил  использование  советской военной силы в Литве в
1991 году.
     А ведь  против бесчинств "победителей" выступили и "Международная
амнистия", и правозащитники-демократы, создавшие, как в былые времена,
правозащитный  комитет  - когда в последующие дни в Москве происходили
массовые    аресты,     закрытие     оппозиционных     газет     (даже
антикоммунистических),   избиения   на   улицах.   Были   опубликованы
коллективные протесты русских эмигрантов.  Даже  на  волнах  "Свободы"
(Волчек, Кагарлицкий) признавали: "Кэгэбэшники брежневских времен были
джентльменами в  белых  перчатках  по  сравнению  с  нынешними"...  По
телевидению  же  - вместо траура по погибшим - два дня звучала веселая
музыка.
     Кто-то, впрочем подсказал Ельцину,  хоть и с опозданием, объявить
траур (главным образом по своим),  и даже убрать  караул  от  мавзолея
(раньше  это президенту в голову не приходило,  хотя та же кремлевская
часть охраняет и его резиденцию).  Но тут же,  на  непросохшей  крови,
раздавались  награды  тем,  кто  стрелял в своих безоружных сограждан,
выплачивались   деньги   депутатам-перебежчикам   (остальных    наряды
автоматчиков  в  трехдневный срок выбросили из московских квартир).  И
продолжалась  демонизация  расстрелянного  парламента,  который  якобы
заминировал  Белый дом,  постановил убить Ельцина вместе с семьей (это
утверждал сам Ельцин в Японии) и т. п...
     Таким образом,  президент  попрал  в октябре не только формальную
законность,  но и нравственные нормы,  о  которых  именно  "демократы"
столь охотно любят говорить.  Неудивительно,  что ставка президента на
силу,  даже если это  и  дало  ему  в  руки  неограниченную  власть  -
провалилась морально в глазах подавляющего большинства населения.
     Согласно социологическому опросу,  в октябре расстрел  парламента
одобрили менее 20 %  опрошенных при 60 % против ("Независимая газета",
30.12.93). Тот же результат дали декабрьские выборы, к анализу которых
перейдем.

    4. "Свободные, равноправные, демократические, всенародные..."

     Разумеется, после  октябрьского  расстрела проведение выборов - в
стиле "блиц-крига",  по правилам победителей -  не  имело  легитимного
основания.  Тем  не  менее  оппозиционные блоки решили воспользоваться
этим последним шансом,  чтобы обратиться к народу,  сознавая в  то  же
время, что от президента следовало ожидать любого противодействия.
     Оно не замедлило себя ждать уже  на  первом  этапе  -  при  сборе
100.000  подписей,  необходимых  для допуска к выборам.  Например,  по
отношению к  нашему  блоку  (Российское  Христианское  Демократическое
Движение,  в  котором  были Ю.  Власов,  В.  Аксючиц,  В.  Осипов,  В.
Тростников и др.):  были отключения  телефонов,  запрещение  встреч  с
избирателями,  задержания  милицией,  уничтожение  собранных подписных
листов (см. "Путь" 10-11/30, 1993). У других оппозиционных блоков были
забракованы  подписи  граждан  России из "ближнего зарубежья" - они не
были  признаны  достойными  "всенародных   выборов".   Существовал   и
негласный  запрет  коммерческим  структурам  на  выделение  денег  для
оппозиции - под угрозой финансовой ревизии.
     Ни одна  из  оппозиционных патриотических групп не смогла в таких
условиях  преодолеть  этот  первый  барьер.   Главная   же   трудность
заключалась  в  том,  что  времени на это было только две недели,  а в
Москве разрешалось собрать лишь 15 тысяч подписей,  остальные 85 тысяч
-  такими  же  малыми порциями в других регионах страны.  Подписи были
действительны лишь с полными паспортными данными - что тоже  оказалось
непросто:  после  расстрела  парламента  у людей снова появился страх.
Задача была выполнима лишь для партий, имевших разветвленный аппарат и
большие деньги. Ни того, ни другого у патриотических блоков не было, а
объединить усилия  помешали  амбиции  некоторых  лидеров.  (В.  Осипов
отметил   также,   что   православным  патриотам  могла  помочь  своим
благословением Церковь,  вспомнив хотя бы заслугу  депутатов  РХДД  по
принятию  законов  в  пользу  Церкви  в предыдущем парламенте - но она
уклонилась от этого,  тогда как антиправославные силы  действовали  во
всю.)
     Таким образом, первый этап выборов был не борьбой идей, а борьбой
силовых структур - на это и был расчет власти.  _Столь жесткие условия
- 100.000 подписей за две недели - на Западе просто немыслимы._ Но эту
особенность  "свободных  выборов"  никто  из  западных наблюдателей не
отметил.  Не была принята во внимание и государственная  монополия  на
телевидение, начальник которого поначалу сам был в списке Гайдара.
     Не заметили  западные  эксперты  и  таких   же   особенностей   в
проходившем одновременно конституционном "блицкриге" - референдуме,  в
котором,  по официальным данным, участвовало 53 % избирателей и 58% из
них  проголосовали за конституцию.  Группа из 18 лидеров оппозиционных
организаций (В.  Аксючиц,  М.  Астафьев,  С.  Бабурин,  Н.  Павлов, Д.
Рогозин,  О.  Румянцев  и др.) сделала заявление о нелегитимности этой
конституции, отметив, что:
     - ее текст президент после октября самовольно изменил "под себя",
без одобрения Конституционного совещания,  и опубликовал лишь за месяц
до выборов,
     - ее критику в ходе предвыборной кампании он запретил под угрозой
отстранения кандидатов от телеэфира,
     - одобрить  ее  открыто   призывал   "нейтральный"   председатель
Центральной избирательной комиссии,
     - для ее принятия Ельцин незаконно установил норму всего лишь  50
%-ной  явки  избирателей  на референдум и подачи 50 %  голосов "за" от
числа явившихся (а не о