Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
головник, организатор банды
наемных убийц, пользующийся при этом доверием коммунистического руководства
Госдумы, для которого дискредитация Собчака - еще одна возможность
дискредитировать идеи демократии в стране.
Государственная Дума занялась реанимацией практически заглохшего из-за
отсутствия судебной перспективы дела, создав по расследованию фактов
коррупции в органах власти Санкт-Петербурга специальную депутатскую комиссию
под руководством Т. Гдляна. У Гдляна в этом деле был свой интерес - ему
хотелось свести давние счеты с прокурором Петербурга В. Еременко, который в
свое время был прокурором Самаркандской области и попортил ему немало крови,
борясь со злоупотреблениями и нарушениями законности в деятельности
следственной группы Гдляна и Иванова. Активным участником этой комиссии
становится все тот же Шутов (в качестве помощника вице-спикера Госдумы С.
Бабурина).
По инициативе думской комиссии был в очередной раз обновлен состав
следственной группы, а ее костяк составили теперь уже не работники
Генпрокуратуры, а оперативники и следователи МВД РФ. По времени это совпало
с объявленной президентом очередной кампанией (которой по счету - уже и не
упомнить!) по борьбе с коррупцией. По-видимому, тогдашнему министру
внутренних дел А. Куликову захотелось придать этому "делу" показательный
характер, продемонстрировав президенту и общественности достигнутые его
ведомством успехи в борьбе с коррупцией. Любопытный штрих расследованию на
этом этапе придает то обстоятельство, что новый состав следственной группы
был сформирован из работников МВД разных регионов России (Ярославля,
Астрахани, Вологды и др.), которым при удачном исходе дела были обещаны
квартиры в Москве и Петербурге, а двум руководителям группы - Прошкину в
1996 году и Михееву в 1997 году - были предоставлены бесплатные
государственные трехкомнатные квартиры в престижных районах Москвы.
В этом "деле", как ни в каком другом, зеркально отразились все болезни,
все беды современных российских правоохранительных органов: политическая
ангажированность; продажность; связь следственных органов с преступным
миром; бесчисленные нарушения закона даже в таком простом следственном
действии, как вызов свидетеля; сознание безнаказанности и отсюда
пренебрежительное отношение к закону и конституционным правам граждан,
попадающих в поле зрения следователей, слив непроверенных слухов и
компромата в СМИ.
Характерно, что за время следствия было разворовано имущество злополучной
фирмы "Ренессанс", а по заявлениям ряда арестованных и привлеченных по делу
лиц, к ним применялись недозволенные методы следствия, проще говоря - угрозы
и избиения.
В качестве примера приведу выдержку из записки Ларисы Харченко, которая
работала консультантом по жилищным вопросам в мэрии Петербурга. Записка эта
была написана в Соединенных Штатах, куда она уехала к проживающей там
дочери.
Впрочем, ей слово:
"Я, Харченко Лариса Ивановна, оставляю эти записи, нотариально
заверенные, находясь в гостях у моей дочери, Харченко Инны Юрьевны, в июне
1997 года, в Ричмонде, штате Вирджиния, США. Я подтверждаю, что все
изложенное здесь - истинная правда, никогда ранее не излагалось мною и ни
при каких обстоятельствах не использовалось.
Я пишу это исключительно в интересах безопасности моей и моей семьи.
Чувство опасности не покидало меня с марта 1996 года по причине
продолжающегося вот уже более года беспрецедентного по масштабу
политического процесса, целью которого является дискредитация бывшего мэра
города Санкт-Петербурга Собчака Анатолия Александровича...
В ход была запущена вся мощь средств, обычно применяемых государственной
машиной. На головы обывателя мощным водопадом обрушилась доведенная до
абсурда и преподнесенная в "лучших традициях" 1937 года информация.
Коммунистические журналисты не скупились на эпитеты и метафоры, дабы новой
"репрессивной эпохе" представить новых врагов народа.
Для усиления эффекта была необходима группа чиновников, окружающих
Собчака А. А., которая под его руководством якобы и "организовывала
преступления" в Санкт-Петербурге. Готовились загодя. За два месяца до
выборов мэра в 1996 году начался главный акт так называемого "правосудия",
основным исполнителем которого была Генеральная прокуратура Российской
Федерации, как это ни парадоксально звучит. Приказом трех руководителей
силовых ведомств: Генерального прокурора, министра внутренних дел и
Федеральной службой безопасности (ФСБ) была создана специальная группа лиц с
неограниченными властными полномочиями и одним заданием - создать и оформить
любыми способами компромат на мэра города Санкт-Петербурга Собчака А. А.
Постараюсь по возможности точнее описать, как фабрикуется дело о
коррупции в окружении Собчака А. А., в связи с расселением его женой и им
четырехкомнатной коммунальной квартиры, расположенной рядом с его квартирой
по адресу: Набережная реки Мойки, 31.
В состав специальной группы, сформированной для работы против Собчака,
был включен ряд оперативных работников - Управления по борьбе с
экономическими преступлениями в Санкт-Петербурге: Данилов Николай
Николаевич, Меньшиков Константин Николаевич, Калиниченко Олег Николаевич,
Белов Иван Иванович, а также ряд других.
Названные "специалисты" оказались поистине "творческими" работниками:
создали сценарий развития событий, придерживаться которого должны были все
участники этого "спектакля".
Не мудрствуя лукаво обратились за помощью к находящейся в следственном
изоляторе тюрьмы Санкт-Петербурга руководительнице одной из строительных
фирм - акционерного общества закрытого типа "Ренессанс" - Евглевской Анне
Анатольевне и, угрожая ей большими сложностями в ее жизни, предложили
сыграть главную роль - роль обвинителя. С этого момента начались истинные
испытания моего здоровья - как физического, так и духовного.
15 марта 1996 года оперативные работники Управления по борьбе с
экономическими преступлениями в Санкт-Петербурге, входившие в состав
следственной бригады, увезя меня в машине с работы, предложили сотрудничать
с ними и, как они выражались, "сдать" Собчака А. А.
Выбор пал на меня не случайно. Я профессионально занималась жилищными
вопросами в городских властных структурах с 1979 года, то есть еще за 12 лет
до выборов Собчака А. А. мэром Санкт-Петербурга на первый срок. С момента же
избрания Собчака А. А. мэром города в 1991 году я работала в секретариате и
позднее - в аппарате мэра, в должности помощника и консультанта по жилищным
вопросам.
Все воздействия на меня в нарушение моих гражданских прав происходили
тайно, в автомашине работников Управления по борьбе с экономическими
преступлениями, без протоколов и свидетелей.
Убеждали меня в скором аресте Собчака и препровождении его в Лефортовскую
тюрьму в Москве, назывались сроки ареста - через 5-10 дней.
После моего категорического отказа участвовать в этом спектакле меня
несколько раз предупредили об ужасной участи моей в случае отказа дать
показания против Собчака А. А. Предупредили о предстоящем через два дня
допросе в качестве свидетеля руководителем следственной бригады генералом
Прошкиным.
Все угрозы оперативных работников в мой адрес подтверждались действиями.
За отказ дать показания против Собчака А. А. я получила возможность испытать
весь ужас следствия на себе. Меня допрашивали в качестве свидетеля по 8-12
часов подряд. Я теряла сознание прямо на допросах и попала в больницу с
диагнозом "мозговой криз". Это состояние продолжалось до сентября 1996 года,
и казалось, что предела нарушениям моих человеческих прав нет.
Меня допрашивали без протокола прямо в больнице в июле 1996 года.
Обманывали врачей, пугали медперсонал, доводя до абсурдности ситуацию, при
которой я не могла находиться в той или иной больнице. Мне не позволяли
лечиться ни в больнице, ни дома, где я находилась после выписки из больницы
и могла продолжать лечиться вне стационара. Психологический прессинг
переходил все дозволенные рамки.
Меня, больную, забрали на даче в конце августа 1996 года и в
сопровождении оперативных работников насильно увезли на очную ставку с
Евглевской А. А. в Лефортовскую тюрьму в Москве, чтобы, учитывая мое крайне
тяжелое состояние здоровья, попытаться все-таки добиться от меня
подтверждения своих лживых, выстроенных на домыслах и обмане предположений
против Собчака А. А. И когда очередной молниеносный акт оперативников не
сработал, группа работников Управления по борьбе с экономическими
преступлениями Санкт-Петербурга, руководимая местной коммунистической
организацией, составила мерзкий и ложный по содержанию донос в
Государственную Думу своим "духовным отцам" в лице Иванова и Гдляна, умеющим
фабриковать подобные дела еще с коммунистического прошлого, когда сажали
всех, на кого пальцем показал сосед. В этом обращении к Думе, используя
абсолютную ложь, эти оперативные работники, а именно Данилов Николай
Николаевич и Меньшиков Константин Николаевич, добились продления срока для
издевательств и создали новую следственную бригаду в усиленном депутатами
составе. Учитывая, что против Собчака А. А. не удалось в течение года
доказать ничего - не получилось уговорить, запугать и устрашить привлеченных
к делу людей, - последовало продолжение. Были затрачены огромные деньги из
коммунистических источников, и, следовательно, нужен был любой результат
любой ценой.
Новая группа получила новое задание: раскрыть коррупцию чиновников,
работавших с Собчаком А. А., а точнее, сфабриковать дело или же против
Собчака, или против его приближенных.
И начиная с апреля 1997-го все следственные действия снова возобновились.
Компроматы как снежный ком собираются на меня, мою семью и родственников.
Положение усугубляется еще и тем, что в России продолжается политическая
борьба и в методах этой борьбы нет предела "совершенству". Обвиняются в
коррупции, и прокурор города Санкт-Петербурга, и руководители многих
некоммунистических газет.
В этой ситуации ни о каком правовом поле рассмотрения дела, фабрикуемого
против меня или еще кого-нибудь, связанного с громким политическим именем
Собчака А. А., не приходится говорить. Все вне закона.
Не будучи уверенной ни в одном своем дне после возвращения из США, я
оставляю это письмо для использования и огласки через международные
организации в защиту прав человека.
Да поможет мне БОГ!
Харченко Лариса Ивановна".
К моменту, когда я пишу эти строки, многие участники следственной группы
были уволены из органов прокуратуры и МВД. Почти все организаторы этого дела
потеряли свои посты. Коржаков, Сосковец, Барсуков, Куликов, Скуратов - все
они уже не у дел, в отставке, но их дело живет. Сказывается инерция, да и
просто профессиональное нежелание признать, что "дело" надуманное, пустое,
провокационное.
Сегодня руководители следствия утверждают, что для его завершения им
необходимы мои показания. Хочу напомнить им о существовании статей 49 и 51
Конституции РФ, признающих за обвиняемым право не давать каких-либо
показаний по своему делу. Но весь фокус состоит в том, что за четыре года
следствия по "делу" Собчака я фигурирую в нем как свидетель. Нынешние
следователи Генпрокуратуры, верные принципу Вышинского - Ежова о признании
обвиняемого как главном доказательстве, хотели бы сначала выбить у свидетеля
нужные им показания, а потом уже решать вопрос о передаче дела в суд.
Кстати сказать, я сам неоднократно пытался помочь следствию и дать
показания. Свидетельство тому - два, увы, безответных письма, посланных мной
генеральному прокурору - одно еще будучи в Петербурге, другое - из Парижа.
Вот они.
Генеральному прокурору РФ Скуратову Ю. И.
от Собчака А. А., проживающего по адресу:
Санкт-Петербург, Мойка, 31, кв. 8.
Заявление
Уважаемый Юрий Ильич!
Как Вам известно, 3 октября с.г. работники следственной группы
Генпрокуратуры совершили попытку моего фактического задержания с целью
"допросить в качестве свидетеля", как они объяснили это потом в своих
интервью СМИ.
Я говорил Вашим сотрудникам о своем плохом самочувствии, о том, что у
меня была предварительная договоренность о встрече с врачом, о том, что я не
отказываюсь от допроса, но прошу перенести его на более позднее время -
после посещения врача, но мне в этом было отказано.
Дальнейшие события Вам известны - сейчас я нахожусь в кардиореанимации с
диагнозом острый инфаркт миокарда. Сейчас, спустя три недели, мое состояние
стабилизировалось. Поскольку сотрудники следственной группы продолжают в СМИ
распускать слухи о том, что я якобы "испугался допроса" или что моя болезнь
- уловка, чтобы уйти от дачи показаний, я заявляю, что мне нечего скрывать и
я готов ответить на вопросы следователей.
Учитывая, что, по-видимому, мне вскоре предстоит операция, я хотел бы, по
понятным причинам, чтобы моя встреча со следователями состоялась до
операции.
Думаю, что состояние здоровья и разрешение врачей позволят мне это.
Надеюсь, что Вы понимаете, что травля, продолжающаяся в СМИ с подачи
"источников, близких к следственной группе", не прибавила мне здоровья, но
тем более я не хочу давать повод для новых инсинуаций.
Прошу Вас выделить для моего допроса любого следователя, но не из тех,
кто своими грубейшими процессуальными нарушениями и бесцеремонным обращением
с законом уже довел меня однажды до больничной койки.
А. А. Собчак.
23. X. 97 г.
И второе:
Генеральному прокурору РФ Скуратову Ю. И.
от Собчака Анатолия Александровича,
проживающего по адресу:
Санкт-Петербург, Мойка, 31, кв. 8.
Уважаемый господин Генеральный прокурор!
Мне стало известно о заявлении руководителя следственной группы
Генпрокуратуры г-на Лысейко о том, что группа не может завершить
расследование по делу фирмы "Ренессанс" из-за невозможности получить мои
свидетельские показания по данному делу. Это очередная ложь, которой за три
года ведения следствия накопилось более чем достаточно. Напомню, что 23
октября 1997 года я из больницы написал на Ваше имя заявление о своей
готовности дать свидетельские показания следователям и о том, что врачи
разрешили сделать это. Однако ответа (реакции) на мое заявление не
последовало.
2 февраля 1998 года в телефонном разговоре с Лысейко я вновь подтвердил
свою готовность дать свидетельские показания в официальной обстановке в
Российском посольстве во Франции. Лысейко обещал в течение 1-2 недель
сформулировать вопросы и направить их по официальным каналам в Париж. Но и
этого не произошло.
Считаю, что попытка сфабриковать против меня уголовное дело и
расправиться со мной имеет явную политическую подоплеку и ничего, кроме
вреда, ни Вашему ведомству, ни России не принесет.
Я по-прежнему готов ответить на любые вопросы следователей, так как мне
нечего скрывать и бояться - я никогда не совершал каких-либо действий,
противоречащих закону. Опасаюсь я только одного - недобросовестности
следствия и грубых нарушений законности со стороны Ваших подчиненных, как
это уже имело место 3 октября 1997 года при незаконной попытке моего
задержания.
С уважением и готовностью ответить
на любые Ваши вопросы
Анатолий Александрович Собчак.
9 марта 1998 года.
О подробностях самой этой истории с моим задержанием я расскажу чуть
позже, а здесь хочу только напомнить, что суд и только суд может признать
кого-либо виновным в совершении преступления. Но именно суда боятся
организаторы данного "дела" - ведь суду им предъявить нечего. Газетными
статьями доказательств не заменишь! Поэтому они будут затягивать следствие
как можно дольше, на годы. По старому принципу Ходжи Насреддина: либо шах
помрет, либо ишак сдохнет.
И еще они надеются на то, что годы проходят и все в конце концов забудут
и Собчака, и его злополучное "дело".
Об этом "деле" лучше всего написал Е. Евтушенко, который навестил меня в
Париже:
У киллеров нет перекура.
Счастливцы, кто недоубит,
И бывший мэр Санкт-Петербурга
В Париже вроде бы забыт.
Но он, вдали от всех рогатин
Здесь наблюдаемый врачом,
Непоправимо элегантен,
Неумолимо обречен.
Есть обреченные на зависть.
Порода эта такова,
Что в ребра им всегда вгрызались
И рвали в клочья рукава.
И не пошел он с остальными
Ни в паханы, ни в холуи.
Глаза старались быть стальными,
Не вышло. Теплые. Свои.
Такие в них блестят грустинки,
И в самой-самой глубине
Лежат, как девочки-грузинки,
Надежды мертвые на дне.
Ни от кого не ждет поблажки,
Ни на кого не держит зла.
Подделать можно все бумажки,
Но не подделаешь глаза.
И не беглец - скорей изгнанник,
Герой еще вчерашних битв,
Он подозреньями изранен
И обвиненьями обвит.
Смакуя слухи-однодневки,
Злорадствуют кому не лень,
Но бродит где-нибудь у Невки
Его оболганная тень.
Есть перья на любые вкусы -
Сейчас их просто взять внаем,
Мы, как безропотные трусы,
Героев собственных "сдаем".
Нам пошлость изменила гены.
Да на какого ей рожна
Политики-интеллигенты?
Россия-дура ей нужна.
Залечь героям неуместно,
Как уголовникам, на дно.
Россия - это наше место,
Хотя и проклято оно.
Когда-нибудь, кто чист, кто урка,
Мы разберемся навсегда,
И бывший мэр Санкт-Петербурга
Дождется правого суда.
Глава 2
ПАРИЖСКАЯ ЖИЗНЬ
ОПАЛЬНОГО МЭРА
В первую же ночь после прибытия в Париж в изгнание мне в Американском
госпитале, где я тогда находился, привиделся необычный сон. Его необычность
была особенно остра, если учесть, в какой ситуации этот сон появился: начало
мучительной эмиграции, постельный режим, ожидание консилиума врачей и угроза
проведения рискованной операции шунтирования. В ту ночь я заснул поздно -
около часа ночи. В предыдущую ночь, в Военно-медицинской академии
Петербурга, я спал не более четырех часов, тревожно и беспокойно, -
одолевали мысли о предстоящем отъезде. Тогда я поднялся в 6 утра, пережил
мучительный отлет с Родины, а вечером уже лежал в этом чужом госпитале на
окраине Парижа.
Мне снился сон о похоронах Ленина. 21 января 1999 года - 75-я годовщина
со дня его смерти. Москва. Красная площадь. 9.50 утра. Рота почетного
караула Кремлевского полка под траурный марш величественно выносит из
мавзолея гроб из красного дерева с телом вождя мирового пролетариата и
устанавливает его на временный постамент. Метрах в пятидесяти от гроба стоят
высшие руководители государства - президент Ельцин, Черномырдин, Немцов,
Чубайс, Лужков и почему-то Хрущев. Чуть в стороне стоит Патриарх Московский
и всея Руси Алексий II, заметна его некоторая отстраненность от церемонии и
углубленность в свои сокровенные мысли. Раздается бой кремлевских курантов.
Начинается митинг. Вся страна прильнула к телеэкранам: в связи с церемонией
захоронения ленинских останков и учитывая его историческую роль в судьбе
нашего государства, этот день был объявлен президентом общероссийским
выходным днем и назван "Днем проводо