Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
Именно старший Керенский присудил Володе
Ульянову золотую медаль, которая открывала ему дорогу в университет. По
некоторым сведениям, директор гимназии дополнительно снабдил выпускника
Ульянова еще и письменной рекомендацией. Одним словом, тесен мир.
Но вообще-то с биографическими подробностями трудно. Ну, всем известно
про студенческую сходку в Казанском университете.
Написана про это художниками не одна картина. Молодой Ленин во главе
студенческой сходки, протестующей против некоторых нововведений, в частности
студенческого мундира с высоким воротником и обязанности носить этот мундир
аккуратно, застегнутым на все пуговицы. Как говорится, нам бы эти заботы! На
одной картине изображена группа студентов, бегущая по лестнице. Впереди -
студент Ульянов. Он растрепан, лицо его горит, глаза сверкают, движения
бурны и непроизвольны. В полицейском отчете записано про студента Ульянова,
что он буйствовал, стремительно мчался, размахивал руками и был красен
лицом...
Мариэтта Сергеевна Шагинян так поясняет эти слова:
"Внезапное исступление (подчеркнуто мною - В. С.)... юноши было,
значит, настолько велико и до того бросалось в глаза, что даже полицейское
перо не смогло этого не запечатлеть необычным для себя языком".
"Но революционная вспышка, - продолжает Мариэтта Сергеевна, - не была в
молодом Ильиче случайной и внезапной, вызванной общим волнением
студенчества. Корни ее лежат глубоко, и подготовлялась она задолго, так что
не с казанской истории Владимир Ильич стал революционером, а казанская
история только дала исход накопившемуся в нем душевному протесту".
Может, и так. Но не исключается, что эта вспышка семнадцатилетнего
студента (как задолго она могла подготавливаться? За пять, за десять лет?)
была лишь приступом того самого состояния юноши, которым были обеспокоены
все домашние и которое еще в самой ранней юности, даже еще и в детстве,
выражалось проявлением агрессивных наклонностей.
Я с самого начала не собирался писать биографической книги о Ленине,
нечто вроде серии "ЖЗЛ", но хотелось просто собрать воедино то, что о Ленине
передумано, переговорено, что прочитано, что увидено, узнано. Ведь
результаты его действий, хоть и скрыты большей частью во рвах и ямах, а
также под Эверестами пропагандистской шелухи, все же у нас перед глазами. Не
где-нибудь живем, но в той самой стране, под которую ему и его сообщникам
удалось подложить бочку с порохом (с динамитом, с пироксилином, с тротилом,
с нитроглицерином) и взорвать страну, превратив ее в бесформенные руины.
Писать биографию я не собирался, но прочитать, если уж дошел черед до
этой темы, хотелось. И вот я обнаружил, что последовательной человеческой,
житейской биографии Ленина нет.
С нетерпением открыл многотомную "Лениниану" Мариэтты Сергеевны
Шагинян. Немного преувеличено, что многотомная, но все же в подзаголовке
обозначено - тетралогия. Четыре части, это немало. В этих четырех частях 640
страниц. Прежде чем читать, повертев ее в руках так и сяк (второе название у
тетралогии - "Семья Ульяновых"), я написал письмо заказчику книги,
приблизительно следующее:
"Работа над заказанной Вами книгой о Ленине требует прочтения
тетралогии Мариэтты Шагинян. Подобно тому, как Екатерина II наказывала
гвардейских офицеров чтением "Телемахиды" Василия Кирилловича
Тредиаковского, можно наказывать писателей чтением этой тетралогии. Есть
такое понятие - "вредность" производства. За вредность даже дают молоко. Но
молока я не пью, предпочитая ему более прозрачные напитки. Поэтому прошу...
в размере 10% от условленного вознаграждения..." Но приступал я к чтению
объемистого труда с интересом. Я ждал подробного описания жизни вождя из
вождей, гения из гениев, великана из великанов.
Сто двадцать семь книжных типографских страниц истрачены на описание
обстановки, в которой жили родители, в том числе и Симбирска. Кстати,
возвращаясь к самому началу наших записок, к стихотворению Демьяна Бедного,
где "На рынке лаялись торговки, жужжа, как мухи на меду", невозможно не
обратить внимания на краткое, но выразительное описание симбирского рынка
Мариэттой Сергеевной:
"Рынок забит возами со всякой снедью, битыми индейками и пулярками
(думаю, что этого слова никто уж и не знает в современном Ульяновске. -
В.С.), балыком, осетриной, кадушками со сметаной и творогом, мешками муки
всех сортов помола, корзинами свежих яиц..." Описана лекция преподавателя
физики Ильи Николаевича Ульянова о молниях и громоотводах, описано
знакомство его с Марией Александровной Бланк, описан Нижний Новгород, первые
годы брачной жизни Марии Александровны и Ильи Николаевича, и только на 127-й
странице родился младенец, будущий Владимир Ильич. Можно было ждать, что
теперь-то мы и проследим за ростом, за развитием мальчика, за
обстоятельствами и подробностями его детства. Ничуть не бывало.
Вероятно, Мариэтту Сергеевну можно извинить. Если эти обстоятельства и
подробности неизвестны, не зафиксированы, так сказать, в записках или устных
воспоминаниях, то не выдумывать же их, не брать с потолка и не высасывать из
пальца.
Например, известен эпизод из жизни Художественного театра, равно как и
Михаила Булгакова. Булгаков написал пьесу "Батум" - о молодом Сталине, о
начале его революционной деятельности. Пьеса готовилась к постановке. Труппа
поехала в Кутаис и Батум "изучать на месте материал". Однако в Серпухове их
догнала телеграмма:
"Надобность поездке отпала возвращайтесь Москву". Сталин запретил
ставить спектакль, несмотря на то, что пьесу считал хорошей. Позднее стала
известна редакция запрета: нельзя такое лицо, как Сталин, делать
романтическим героем, нельзя ставить его в выдуманные положения и вкладывать
в его уста выдуманные слова. Ну, что же, как ни относись к Сталину, но,
пожалуй, в его рассуждении был резон.
Так или иначе, но, сообщив читателям о рождении младенца Володи,
Мариэтта Сергеевна оставляет его своим авторским вниманием и на протяжении
более чем трехсот страниц рассказывает о чем угодно, только не о детстве
будущего Владимира Ильича.
Тут и проблемы образования в России (ведь Илья Николаевич был
учителем), тут и описание первой промышленной выставки в Москве (1872 г.),
тут и - неизбежно и, быть может, невольно - стремительность роста, развитие
тогдашней России: "Занесите для точности: ровно двадцать лет назад у нас в
России было 1126 верст оптического телеграфа и 320 верст электрического.
Записали? А теперь в наше время. Год 1872.
Сейчас мы имеем: 46709 верст государственных линий при 91 730 проводах
и 576 станциях... Вот так", - это разговаривают персонажи.
"- Здорово растем! В нашем уезде тоже открывается телеграф,
- вдруг, неожиданно для всех, поднял голос Вася Шаповалов".
Однако телеграф телеграфом, рост ростом, но надобно, притомившись
экскурсируя по выставке, и поесть. Мариэтта Сергеевна с ее похвальной
дотошностью рассказывает, как и что ели на выставке.
"...рассаживались на скамьях вдоль дубового стола, а хозяин заботливо
подкладывал под них малиновые подушки, покуда официанты, одетые "добрыми
молодцами", в длинных фартуках, сафьяновых сапожках и сплошь кудрявых русых
париках с неимоверными завитушками, широко осклабливая рот в улыбках,
вносили и выносили "чары с медом". - Чевкин развернул перед гостями длинный
свиток меню... В меню мастер-повар предлагал:
"Закуски: Балык, свежепросоленная осетрина, провесная белорыбица,
свежепросоленные огурцы. Икра зернистая. Икра паюсная.
Масло сливочное, редька, сыр.
Горячее: Уха стерляжья с налимовыми печенками.
Пироги: Расстегаи.
Мясное: Лопатки и подкрылья цыплят с гребешками и сладким мясом.
Зелень: Цветная капуста с разными приправами.
Рыбное: Разварные окуни с кореньями.
Жареное: Поросенок с кашей. Мелкая дичь с салатом.
Сладкое горячее: Рисовая каша с орехами.
Ягоды: Клубника со сливками.
Сладкое холодное: Мороженое сливочное и ягодное.
Плоды: Персики, сливы, ананас, вишни, корольки. Кофе, чай.
Русское угощение: Орехи волошские, каленые, кедровые, грецкие, миндаль,
американские. Изюм и кишмичь. Пастила и мармелад.
Пряники мятные.
- Боже мой! - только и мог сказать про себя Федор Иванович, дочитав
длинный список..." Описаны в этой части учительские съезды (даже одна
большая глава так и называется - "Учительские съезды"). Описаны
инспекторские поездки Ильи Николаевича по губернии, его соображения об
улучшении школьного дела в России. Введены в повествование многие и многие
персонажи, введена даже небольшая романтическая история между неким Чавкиным
и некоей Липочкой, и как Чавкни возил ее на извозчике из Москвы в Раменское
(четыре часа езды), и много-много всего на четырехстах сорока страницах.
Вторая часть тетралогии (со стр. 129 по 437) названа "Первая
Всероссийская. Роман-хроника" (это о выставке). А герою тетралогии в это
время всего два годика. Так что сама заданность второй части исключала
участие в ней Володи Ульянова. Что можно написать о двухлетнем ребенке?
Можно, но не 310 страниц. Он, конечно, иногда упоминается, но эти упоминания
занимают в общей сложности 2-3 странички.
С тем большим нетерпением взялся я за третью часть эпопеи.
Взялся и не поверил своим глазам. Ведь эта часть должна была содержать
всю биографию Владимира Ильича от детства до смерти, ибо дальше, в четвертой
части, лишь "Уроки Ленина", то есть о том, как Мариэтта Сергеевна вступала в
партию в годы войны, рассуждения о том, какими качествами должны обладать
агитаторы и пропагандисты, верные ленинцы, коммунисты, большевики.
Это все гарнир, а основная часть блюда, сам "бифштекс", кровавый
"бифштекс", приходился композиционно на третью часть эпопеи. Но, увы, третья
часть содержит в себе 16 (шестнадцать) страничек текста и называется -
"Билет по истории" с подзаголовком "Эскиз романа". Эскиз, но не сам роман.
Много ли можно рассказать на 16 типографских страничках? Правда, сама
Мариэтта Сергеевна делает оправдательную оговорку. Вот она:
"Но как образовалась индивидуальность Ленина, какими внутренними бурями
и переживаниями из четвертого ребенка многодетной семьи директора народных
училищ Ульянова вырос на все века и народы гений революции, совершенный по
своей цельности и типичности характер большевика?
...И как раз для этого периода ленинской биографии меньше всего
сохранилось воспоминаний и материалов... По-видимому, переломные годы
Ильича, когда из мальчика формировался будущий человек, прошли во многом не
замеченными ни для товарищей, ни для школьной среды".
Первым, наиболее "замеченным" и серьезным событием в жизни В. И. была,
конечно, сибирская ссылка на три года. Но и об этой ссылке до удивления мало
написано по одной, как мне сдается, причине: уж очень она была благополучна.
Не на что пожаловаться, не за что бросить проклятие в лицо царскому
правительству, не за что даже уязвить местные губернские, уездные и
волостные власти. Но взглянем сначала на предыдущие события.
В марте 1895 года Ленин получает паспорт для выезда за границу. Этот
паспорт выхлопотала ему в Петербурге Мария Александровна, мать. Вообще надо
заметить, что очень многое для сына выхлопатывала она. Скажем, возможность
сдать в Петербургском университете экзамены экстерном. Скажем, ехать в
ссылку не по этапу, а вольно, свободно, на свои деньги. Скажем, во время
поездки в Сибирь останавливаться и задерживаться то в одном городе, то в
другом...
Видимо, хорошими связями обладала Мария Александровна, но, скорее,
быстро находила общий язык с людьми, быстро находила нужных людей в самых
разных инстанциях.
Советские источники не скрывают, что Ленин поехал за границу для
установления связей с группой "Освобождение труда" и для чтения марксистских
книг, которые он, и правда, конспектирует. Он посещает Зальцбург в Австрии,
Женеву, Цюрих, Париж, встречается с семьей Шухта, Плехановым, Аксельроде,
Лафаргом, то есть - на революционном языке - устанавливает связи, а на
обычном, человеческом - плетет нити заговора. В то же время в Швейцарии он
лечится (а вернее всего, консультируется) в одном из санаториев. Со
здоровьем у него явно не все в порядке, и, конечно, не грипп, не насморк.
Ведь к 23 годам он уже совершенно лыс. Недаром потом будут говорить,
что трехлетнее пребывание в Шушенском сильно укрепило его здоровье.
В Петербург из-за границы Ленин возвратился не только со связями, но,
очевидно, и с деньгами. В Петербурге он начинает выпускать листовки, газету
"Рабочее дело", налаживает связь с петербургской марксистской группой,
печатает свою брошюру о штрафах и, наконец, становится во главе "Союза
борьбы за освобождение рабочего класса". И тут его арестовывают, чтобы
потом, через некоторое время, сослать на три года в большое и богатое
сибирское село Шушенское.
Но сначала задумаемся над словами: "Освобождение рабочего класса".
Казалось бы, какое дело интеллигентам с космополитическими наклонностями -
Марксу, Энгельсу, Плеханову, Аксельроде, Ульянову
- до рабочего класса? И от чего этот класс нужно освобождать? От труда
(группа "Освобождение труда")? И хотят ли сами рабочие, чтобы их от труда
освободили? Мала зарплата? Штрафы? Но тогда надо было бы создавать группы
"улучшения жизни рабочих", а не освобождения их от труда. Ведь если их
освободить от труда, то они уже перестанут быть рабочими, а на их место у
машин, станков, в шахтах встанут другие люди, которые тоже будут называться
рабочими. Сделать их труд свободным?
Но это же фикция. Рабочих ведь не держат в лагерях, за колючей
проволокой. Их держит на заводах и фабриках, в шахтах и на паровозах
необходимость зарабатывать деньги. Но эта необходимость существует и теперь.
Забегая вперед, скажем (а скоро, через определенное количество страниц, и
докажем), что Ленин, придя к власти, теоретически обосновал и практически
осуществил необходимость и неизбежность принудительного труда для рабочего
класса, а заодно и всего населения страны.
Им, марксистам, для того, чтобы завоевать какую-либо страну и править в
ней, необходимо было народ (тот или иной народ) подразделить на классы.
Классовая теория марксизма. В то время как народ - это цельный, исторически
сложившийся организм. А подразделив народ на классы, можно натравить один
класс на другой. Пусть они борются друг с другом и уничтожают друг друга. А
выиграют марксисты. Классовая теория - это ключик к любой стране и к любому
народу. А наиболее подходящий класс, с которого надо начинать, есть, правда,
рабочий класс.
Во-первых, рабочие механически уже объединены. Ищи там крестьян по
разным деревням, а интеллигентов по их домам, а ремесленниководиночек по их
мастерским. Рабочие же каждый день собираются в одно место в количестве
многих тысяч человек. Легко агитировать, легко спровоцировать их выйти с
флагами. Во-вторых, крестьянин привязан к своей земле, к своему хозяйству,
ремесленник - к своему "делу", рабочий же не привязан ни к чему, кроме
рабочего места, которое легче сменить на другое, нежели хозяйство или
мастерскую. Отсюда и формула Маркса: "Рабочим нечего терять, кроме своих
цепей". Более того, Маркс выкинул формулу, лозунг: "Пролетариат не имеет
отечества".
Действительно, из всех слоев населения той или иной страны пролетариат
(будем рабочих называть по-марксистски) наименее обременен национальным
самосознанием. Во всяком случае, пролетариату легче, чем какому-либо другому
слою населения, заморочить голову, распропагандировать его. Отсюда
марксистский лозунг: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Соединяйтесь
поверх своих народов и поверх своих правительств. То есть сокрушая свои
правительства и размывая свои народы.
"Союз борьбы за освобождение рабочего класса". В Петербурге (!), в
России (!!), где рабочих было 3 процента от общего населения. Но Ленину
нужна была организация и нужна была для этой организации благовидная
вывеска. Ведь это его формула: "Сила... авангарда в 10, в 100 раз и более
велика, чем его численность". Возможно ли это? Может ли сила сотни превышать
силу тысячи?
Может и превышает, когда сотня организована (подчеркнуто Лениным. -
В.С.). Организация удесятеряет силы.
Это тот же принцип, по которому мафия из 3-4 десятков человек
терроризирует и держит в руках целый город или его большую часть.
Да, им нужна была организация. Они понимали, что как организованная
сотня сильнее тысячи, так организованные десять человек сильнее сотни, той
же тысячи, а несколько тысяч могут оказаться сильнее неорганизованных
миллионов. И не могли же они свою заговорщицкую организацию назвать
как-нибудь: "Союз борьбы с Российской империей", "Союз борьбы с
самодержавием", "Союз по завоеванию и сокрушению России". Лучше звучит:
"Союз борьбы за освобождение рабочего класса".
Такой "союз" был создан, а его создатель арестован и на три года сослан
в богатое сибирское село Шушенское. Приговор о высылке утвержден (везде
будем иметь в виду новый стиль) 10 февраля 1897 года.
Но сам Ленин еще в тюрьме. Мария Александровна хлопочет, и 24 февраля
Ульянов получает разрешение ехать в ссылку не по этапу, а за свой счет по
проходному свидетельству.
26 февраля его выпускают из тюрьмы и разрешают пробыть в Петербурге до
1 марта. Он немедленно собирает совещание петербургского "Союза борьбы", где
спорит с экстремистских позиций с некоторыми более молодыми членами союза,
обвиняя их в оппортунизме, то есть в относительной мягкости по отношению к
существующему строю, а затем фотографируется с некоторыми заговорщиками,
которым, как и ему самому, предстоит ссылка. Это Ванеев, Запорожец,
Кржижановский, Малченко, Мартов (Цедербаум) и Старков.
Подумайте только все вы, кому внушили представление о чудовищной
жестокости царского режима. Представьте себе, что в тридцатые годы, а тем
более в двадцатые, т. е. в годы ленинской диктатуры, обнаружен заговор,
антиправительственный кружок и арестовывают организатора этого кружка...
Во-первых, мы имеем конкретный пример: "дело Таганцева", по которому
расстрелян русский поэт Николай Гумилев, а уж сам Таганцев в первую очередь.
Только бы всех этих Ванеевых, Кржижановских, Мартовых и видели. Да и в более
поздние наши, уже застойные времена арестовали бы какого-нибудь диссидента,
"правозащитника" и сослали бы его... не знаю уж куда. И вот он едет себе не
торопясь.
Останавливается в Москве у мамаши, живет здесь два лишних дня сверх
разрешенных. Приехав в Красноярск, встречается с такими же, как и он,
политическими ссыльными Бабушкиным, Красиковым и другими, живет в
Красноярске около двух месяцев. В прошении на имя иркутского
генерал-губернатора задержаться в Красноярске он ссылается на слабость
здоровья, свободно переписывается с матерью и сестрами, много занимается в
частной библиотеке купца Юдина. (Интересно, что стало с этим купцом, с его
домом и с его уникальной библиотекой после 1917 года? Положим, "в бывшем
доме купца Юдина в Красноярске, где размещалась (?) огромная библиотека
этого книголюба, разрешавшего ссыльному Ульянову пользоваться своими
сокровищами, также создан музей" (Путеводитель). Ну а если бы не было этого
обстоятельства? А дома и сокровища других красноярских, и минусинских, и
всех российских купцов? Да и то подозреваю, ч