жительно его  парят
банщики, не откажет, для славы сделает... - хоть и  печь,  может,  разобрать
придется, а то и не влезет крендель, таких  никогда  еще  не  выпекали...  И
чтобы ни словечка никому: вот папашеньке  по  душе-то  будет,  диковинки  он
любит, и гости подивятся, какое уважение ему, а слава такая на виду  всем  в
пример".
 Крендель у Филиппова, конечно,  исполнили,  да  еще  воз  лучины  сухой
потребовали, да соломы для подрумянки. И вот торжественно его  понесли.  Как
раз по той площади, где теперь только мертвые и все вокруг мертвящие  стекло
да камень, да еще этот... персонаж торчит посреди площади.  А  тогда  стояла
церковь Казанской  Божьей  Матери.  Тут  около  церкви  инцидент  произошел:
затрезвонила  звонница,  как  крендель  мимо   несли.   Дошло   до   владыки
благочинного. По какому случаю трезвон?
 Кому трезвон? Не скажешь, что  кренделю.  Но  когда  отец  Виктор  этот
крендель сам воочию увидел...
 "- Да вы поглядите на  сей  румяный  крендель!  Тут,  под  миндалем-то,
сердце человеческое горит любовно!.. Ведь это священный крендель!!.
 И все мы стали глядеть на крендель. Всю рояль он занял, и весь
 - такая-то красота румяная! Тут отец Виктор и говорит:
 -  ...Это  не  кренделю-муке  трезвон  был,   а   воистину   -   сердцу
человеческому. От преизбытка сердца уста глаголят, в Писании сказано.
 А я добавлю: "...колокола трезвонят, даже и в  неурочный  час".  Так  и
донесу, ежели владыка потребует пояснений о трезвоне".
 Так что прочитавшие эти строки (а еще лучше все "Лето  Господне"  Ивана
Шмелева,  о  чем  они  не  пожалеют),  если  окажутся  потом  в  Москве,  на
Октябрьской площади, стеклянно-каменной, попираемой чугунной (или какая  она
там) пятой вождя, пусть вспомнят, что еще несколько десятилетий  тому  назад
(ну, век) здесь светилась совсем другая, живая жизнь. Кстати и вспомним, что
сына Ивана Шмелева расстреляли в Крыму  большевики,  а  сам  он  оказался  в
изгнании в Париже. Не  нужны  были  государству  русские,  духовно  богатые,
талантливые люди: ни Гумилев, ни Блок, ни Иван Шмелев.
 Теперь   настала   очередь   после   царствующего   дома,   дворянства,
интеллигенции, духовенства и купечества  взглянуть  на  отношение  Ленина  к
основной массе российского населения - к крестьянам. Ведь даже и на гербе  -
серп и молот. Рабоче-крестьянская власть. Уж крестьян-то,  наверное,  должен
был бы любить Владимир Ильич.
 Парадокс состоит в том, что крестьян Ленин ненавидел больше, чем  любое
другое сословие в России. В своем месте, в отдельной главе  этой  книги,  мы
более  обстоятельно  разовьем  эту  тему,  как  он  бросал  против  крестьян
регулярную армию, головорезные, грабительские продотряды, как он  пол-России
выморил голодом и насильничал так, что крестьяне то  и  дело  восставали,  и
тогда целые крестьянские волости и губернии топились в крови. А  схема  была
знакомая. Точно так же, как при  подавлении  и  уничтожении  духовенства  он
наклеивал ярлыки реакционеров и черносотенцев, точно так же на  крестьян  он
стал клеить ярлыки бандитов и кулаков. В Пензе восстало пять  волостей.  Это
сотни и тысячи повстанцев. Повстанцы? Бандиты и кулаки!
 "Пенза Губисполком, Минкину.
 Получил на Вас две жалобы. Первая, что Вы  обнаруживаете  мягкость  при
подавлении кулаков. Если это верно, то Вы  совершаете  великое  преступление
против революции..." (В. И. Ленин в основном цитируется по Полному  собранию
сочинений, издание 5-е, М., Госполитиздат, 1962. - Ред.).
 Телеграмма Ливонскому исполкому. 20.VIII. 1918 г.
 "Приветствую энергичное подавление  кулаков  и  белогвардейцев  (?!)  в
уезде. Необходимо ковать железо пока  горячо  и,  не  упуская  ни  минуты...
конфисковать весь хлеб  и  все  имущество  у  восставших  кулаков,  повесить
зачинщиков... арестовать заложников из богачей и держать их, пока  не  будут
собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба...
 Телеграфируйте исполнение. Часть образцового  Железного  полка  пошлите
тотчас в Пензу.
 Предсовнаркома ЛЕНИН".
 Тут надо пояснить, что "излишками" Ленин  замаскированно  называл  весь
хлеб, добиваясь двух целей: сосредоточения всего хлеба в  своих  руках,  как
орудия власти, и для того, чтобы инспирировать голод и детоедство.
 "Пенза Губисполком, Копия Евгении Богдановне Бош.
 Получил вашу телеграмму. Необходимо организовать  усиленную  охрану  из
отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор... сомнительных
запереть в концентрационный лагерь вне города.
 Экспедицию (карательную, тот самый "Железный полк". - В. С.) пустите  в
ход. Телеграфируйте об исполнении. Предсовнаркома ЛЕНИН".
 "12 августа 1918 г. Москва. Пенза, Губисполком. Бош.
 Получил Вашу телеграмму. Крайне удивлен отсутствием сообщений о ходе  и
исходе подавления кулацкого восстания пяти волостей. Не хочу  думать,  чтобы
Вы проявили  промедление  или  слабость  при  подавлении  и  при  образцовой
конфискации всего имущества и  особенно  хлеба..."  Замечательный  публицист
Дора Штурман добавляет от себя после этой цитаты:
 "Видит ли Ленин голодную смерть детей  за  этими  своими  бесчисленными
приказами отобрать весь хлеб у сопротивляющихся продразверстке и не  имеющих
никаких хлебных "излишков" людей, которых  он  именует  "кулаками"?"  (Слова
выделены Дорой Штурман.) Видит и знает. Вспомним  его  фразу  из  секретного
письма в Политбюро по поводу изъятия церковных ценностей: "Именно  теперь  и
только теперь, когда в голодных местах едят  людей  и  на  дорогах  валяются
сотни, если не тысячи трупов, мы можем..." и т. д.
 Более обширным, нежели Пензенское, было известное Тамбовское  восстание
крестьян, против которых Ленин бросил  регулярную  армию  под  командованием
Тухачевского,  а  также  ЧОНовские  карательные   войска.   (Между   прочим,
участником этой карательной войны с крестьянами был  известный  впоследствии
писатель Аркадий Гайдар.) С.П. Мельгунов  в  своей  страшной  по  содержанию
книге "Красный террор в России" пишет на стр. 29: "Брали сотнями заложниц
 - крестьянских жен вместе с детьми во время  крестьянских  восстаний  в
Тамбовской губернии: они сидели в разных тюрьмах, в том числе в Москве  и  в
Петербурге, чуть ли не  в  течение  двух  лет.  Например,  приказ  оперштаба
тамбовской ЧК 1 сентября 1920 года объявлял: "Провести к  семьям  восставших
беспощадный красный террор... арестовывать в таких семьях всех с  18-летнего
возраста, не считаясь с полом, и если бандиты выступления будут  продолжать,
расстреливать их. Села обложить чрезвычайными контрибуциями, за неисполнение
которых будут конфисковываться все земли и все имущество".
 Как  проводился  в  жизнь  этот  приказ,  свидетельствуют   официальные
сообщения, печатавшиеся в тамбовских "Известиях":
 "5  сентября  сожжено  5  сел  7-го  сентября  расстреляно  более  250
крестьян... В одном  кожуховском  концентрационном  лагере  под  Москвой  (в
1921-1922 гг.) содержалось 313 тамбовских крестьян в качестве заложников,  в
числе их дети от 1 месяца до 16 лет. Среди этих раздетых (без теплых вещей),
полуголодных заложников осенью 1921 года свирепствовал сыпной тиф...
 ...Расстреливали и детей и родителей. И мы найдем засвидетельствованные
и такие факты. Расстреливали детей в присутствии  родителей  и  родителей  в
присутствии  детей..."  О  "любви"  Ленина  к  крестьянству,  которую  можно
выразить грубоватой, но справедливой  русской  пословицей  -  "Полюбил  волк
кобылу,  оставил  хвост  да  гриву",  говорит  и  его  разговор  с  Уэллсом,
записанный последним в книге "Россия во мгле". Уэллс беседует с Лениным.
 "- И вы возьметесь за все это с вашими  мужиками,  крепко  сидящими  на
земле?
 Будут  перестроены  не  только  города  деревня  тоже   изменится   до
неузнаваемости.
 - Уже и сейчас, - сказал Ленин, - у  нас  не  всю  сельскохозяйственную
продукцию дает крестьянин. Кое-где существует  крупное  сельскохозяйственное
производство. Там, где позволяют условия, правительство  уже  взяло  в  свои
руки крупные поместья, в которых работают не  крестьяне,  а  рабочие.  Такая
практика может расшириться, внедряясь сначала  в  одной  губернии,  потом  в
другой.
 Крестьяне других губерний, неграмотные и эгоистичные (подчеркнуто мной.
- В.С.), не будут знать, что происходит, пока не придет их черед...
 Может быть, и трудно перестроить крестьянство в целом, но с  отдельными
группами крестьян справиться очень легко.
 Говоря  о  крестьянах,  Ленин  наклонился   ко   мне   и   перешел   на
конфиденциальный тон, как будто крестьяне могли его услышать".
 Не правда ли, каждое слово вождя так и дышит любовью к крестьянам.
 Наконец, у меня в  руках  есть  еще  один,  можно  сказать,  уникальный
документ,  в  котором  говорится  не  о  крестьянине,   а   голосом   самого
крестьянина. Известно,  что  каждый  писатель  получает  много  читательских
писем. Обычно они приходят по почте. Но вот однажды в  дверь  моей  квартиры
позвонили, я открыл. На пороге стоял коренастый мужчина лет сорока  пяти,  в
облике которого по каким-то  неуловимым  признакам  угадывался  сибиряк.  Он
протянул мне завернутый  в  газету  сверток  трубкой,  наподобие  того,  как
свертывают чертежи, и коротко пояснил:
 - Мой отец просил это после его смерти отдать в хорошие руки, чтобы  не
пропало. Я отдаю это вам. Делайте с этим что хотите.
 В свертке не оказалось ни письма с обращением, ни обратного адреса.  Но
подлинность документа и всех данных, содержащихся в нем, не вызывает никаких
сомнений. Все это полностью  вошло  в  книгу  "Слово  исповеди  и  надежды",
изданной в "Молодой гвардии" в 1990 году, а  в  несколько  сокращенном  виде
опубликовано в журнале "Сибирские огни".
 Дело в том, что рукопись начинается с длинного списка,  с  перечня  214
домохозяев некоего села  Сивкова.  Ладно,  если  бы  крестьяне  были  просто
перечислены, а то они перечислены на разграфленных страницах, и если считать
за графу  порядковую  нумерацию,  то  набирается  одиннадцать  граф.  Вверху
страницы заголовок: "Об отмщении взываем".
 Под заглавием поименный состав домохозяев села Сивкова с 1908  по  1945
год.
 Конечно, этот список  печатным  способом  воспроизвести  можно,  но  он
занимает много места, мелким шрифтом  девять  страниц.  Мы  его  пропускаем.
Далее идут "Пояснения к списку". Летописец села Сивкова поясняет:
 1. В графе 3 показаны:
 а) Знаком "М" - хозяйства, имевшие в собственном владении и пользовании
ветряные мельницы. Мельниц в селе было 22.
 б) Знаком "К" - хозяйства, владевшие собственными кузницами.
 Кузнецов в селе было 8 человек.
 в) Знаком "СТ" показаны 2 столяра, знаком "П"- один портной.
 Далее летописец рассказывает, сколько было в селе простых изб,  сколько
пятистенок, сколько крытых тесом и т. д. и вдруг...
 3. Графа "Погибли в восстании 1921 года" имеет такое содержание:
 а) Конным отрядом курганской ЧК 23 марта 1921 года  были  арестованы  в
своих домах в селе Сивкове, собраны в  группу,  вывезены  из  села  и  в  15
километрах от него, на льду степного озера Сазыкуль были раздеты до  нижнего
белья и расстреляны, трупы там брошены, а вся одежда  похищена  погибшие  7
человек следующие (следует перечень семи человек).
 б) По приказу коменданта курсантского полка ЧОН 21 марта 1921 года были
арестованы в своих домах  в  селе  Сивкове  и  зарублены  саблей  в  прогоне
сивковского жителя Луки Мироновича Мальцева следующие пять человек...
 в) Курганской ЧК были арестованы в своих домах в селе Сивкове,  увезены
в село Макушино и там в ночь на 14 апреля 1921 года расстреляны на  кладбище
и зарыты следующие 7 человек...
 г) Арестованы отрядами ЧК в селе Сивкове и там расстреляны в марте 1921
года следующие 5 человек...
 д) Убиты при участии разновременно  в  боях  на  стороне  восставших  в
феврале-марте 1921 года... (Перечислены четверо.)  е)  Захвачены  в  плен  и
расстреляны Курганской ЧК ...
 (Перечислены четверо.) 4. В графах "Погибли в 1930 году" показаны плоды
коллективизации и переустройства деревни, именно:
 а) В ночь с 25 на 26 июня 1930 года в здании ОГПУ по Уралу в г.
 Свердловске  были  расстреляны  четверо  из   жителей   села   Сивкова,
принадлежавшие к большой группе в 58 человек, расстрелянных вместе с ними  в
ту же ночь, там же.
 История эта такова. В преддверии  всеобщей  коллективизации  1930  года
власти разработали ряд мер, чтобы накалить атмосферу в районах, намеченных к
коллективизации, и тем спровоцировать что-либо вроде  выступления  населения
против власти этим оправдано было бы введение чрезвычайных  мер  в  районах
коллективизации. Одной из таких мер,  разработанных  ОГПУ,  была  засылка  в
районы коллективизации  специальных  агентов  с  целью  выявления  там  лиц,
нетерпимо относящихся к мероприятиям властей по коллективизации,  и  ведения
между ними подстрекательской агитации.
 Так, в Частоозерском районе Ишимского округа в конце  осени  1929  года
появился некто Власов, бесхозный житель и уроженец дер.
 Власовки Утчанской волости Ишимского уезда,  болтавшийся  до  этого  на
подворье Частоозерского райкома ВКП(б)  в  качестве  инструктора  одного  из
отделов.  Выдавая  себя  за  разошедшегося  с  властями  правдолюбца  и   за
болельщика мужицкой несчастной доли. Власов стал энергично мотаться по селам
и деревням Частоозерского и Долговского районов, везде выискивая недовольных
мужиков  и  подбивая   их   вступать   в   организацию   против   власти   и
коллективизации.  Неискушенные  в  мерзостях  ОГПУ,  доверчивые  мужики   не
рассмотрели в жалостливых призывах новоявленного поборника  мужицкой  правды
подлинной рожи провокатора. Конечно же,  все  они  были  недовольны,  больше
того, озлоблены всем тем, что творили  с  ними  власти,  и,  как  плотва  на
крючок, кинулись на  приманку,  которую  кидал  перед  ними  Власов.  Мужики
поверили этому проходимцу и охотно стали делать все, к чему он их подбивал.
 Так за зиму 1929/30 года Власов вовлек в свою "организацию" более сотни
мужиков из деревень и сел Частоозерского и  Петуховского  районов  Ишимского
округа. Такой успех выглядел внушительным, и  власти  вверху  (ОГПУ)  сочли,
видимо, это  достойным.  Они  даже  не  посоветовали  Власову  (для  большей
реальности   и   убедительности)   организовать   какое-либо,   пусть   даже
незначительное, выступление "заговорщиков". ОГПУ, видимо, рассуждало: к чему
это? Сойдет и так!
 Ведь все равно разбираться публично никто не будет! Все это только  для
внутреннего потребления!
 В самом деле, если вглядеться  внимательно  и  без  предубеждений,  вся
"организация", созданная Власовым, не представляла ничего  опасного.  Ничего
не было в ней реального, существенного! Одна поза  взамен  дела!  Были  одни
слова, одни высказывания своих желаний! Да чтоб было как можно более скрытно
все, более таинственно. В то же время чтоб  выглядело  всамделишным  и  было
похожим на реальность, а не на игру. Власов требовал, например, от опекаемых
им мужиков не просто агитировать  и  склонять  других  на  свою  сторону,  а
обязательно собираться где-либо группой, лучше в бане или  в  амбаре,  лучше
ночью при лампе, чтобы выглядело все не понарошку, а вполне солидно,  как  и
подобает настоящему заговору чтобы было не просто как случайная встреча или
мимолетный  разговор,  и  чтобы  на  таком   тайном   собрании   не   просто
разговаривали, а чтоб один кто-либо обязательно докладывал, а  другие  чтобы
выступали в прениях, и чтоб велся  протокол  такого  собрания,  с  повесткой
собрания и с приложением списка всех присутствующих и  выступавших  на  этом
собрании.  Протоколы  эти  Власов  забирал   потом   себе.   Уж   это   одно
обстоятельство, кажется, должно было и недалекому уму подсказать, что не все
чисто в этой игре, что скрыто тут что-то непонятное. Но  неискушенный  мужик
во все хотел верить и верил, он не замечал ловушки, хотя она и была почти не
замаскирована.
 А  операция  по  принудительной  всеобщей   коллективизации   меж   тем
приближалась к своему взрывному пункту. И вот в одну из ночей конца  февраля
1930 года  все  "заговорщики"  из  всех  деревень  и  сел  Частоозерского  и
Петуховского районов были бесшумно враз  арестованы  и  препровождены  в  г.
Ишим,  где  их  закупорили  в  тесных  подвалах  окружного  ОГПУ.   Началось
следствие, которое тянулось с марта до половины мая 1930 года. Состояло  оно
в том, что каждого из  заключенных  вызывали  из  подвала  к  следователю  и
добивались от него письменного подтверждения всего того, что и так ОГПУ было
известно по донесениям Власова. Некоторые из допрашиваемых первоначально  не
сознавались или отказывались признать то или иное, тогда вызывался Власов  и
начинал усовещевать упрямого мужика: "Ну как  же  ты,  Петра  Яковлевич,  не
помнишь, ведь вот как дело-то было". И  усовещенный  мужик,  потупив  глаза,
признавался. Все это  обстоятельство  фиксировалось  в  протоколах  допроса,
которые сшивались в папки, и создавалась таким путем занятная повесть о том,
как злобное мужичьекулачье в Ишимском округе замыслило свергнуть родную  для
народа советскую власть,  но  бдительное  ОГПУ  своевременно  раскрыло  этот
коварный замысел и обезвредило врагов трудового народа. Так  был  задуман  и
так составлялся этот сценарий. В действительности же все это было не  больше
как сказка для малышей. Или материал  для  скудоумных  творений  литераторов
современности.
 Под конец допросов главные обвиняемые признали  и  подписали  все,  что
подготовили им на подпись следователи ОГПУ,  взамен  чего  получили  от  них
заверения: "К севу вас выпустят! Ведь не за  что  же  держать-то  вас!  Ведь
ничего худого  вы  не  сделали,  вы  только  мечтали  что-то  сделать,  зато
чистосердечно во всем признались и раскаялись".
 В конце мая папки с протоколами допросов увезли в Свердловск, в ПП ОГПУ
по Уралу. Следом за ними всех мужиков  вывели  из  подвалов  ОГПУ  в  Ишиме,
посадили в тюремные вагоны, перевезли  в  Свердловск,  ввели  за  решетчатые
ворота свердловского изолятора  и  разместили  в  просторных  камерах  этого
знатного сооружения, на втором этаже.
 "О, как здесь хорошо! - ликовали  мужики  после  подвалов  Ишима.  -  И
просторно, и светло, и нары!" Условия в  свердловском  стационаре,  конечно,
были несравнимы с ишимским:  тут  было  обычное  двухразовое  питание,  была
ежедневная прогулка, назавтра  всем  желающим  было  разрешено  работать  на
дворе, была почта, были газеты. Ничего этого  в  Ишиме  не  было.  И  мужики
воспрянули духом. Не  зря,  видно,  их  напутствовали  в  Ишиме,  что  скоро
выпустят. Хотя уже и сев прошел, сенокос на носу, а  освобождения  все  нет.
Уже три недели, как они здесь. Уже жены поприезжали к некоторым, получив  их
письма. Да что же это так тянут с освобождением?  Видать,  дел  там  наверху
много накопилось. Так уж поторопились бы. Ведь полевые-то работы не ждут.
 И вот наконец к решетчатым воротам главного подъезда изолятора  подошел
крытый черный автофургон и встал своей задней дверцей  впритык  к  проходной
дверце в воротах. А по этажам и  коридорам  изолятора  полетело:  "Выходи  с
вещами на освобождение!" Дважды в этот день  приезжал  к  воротам  изолятора
крытый черный автофургон, и за оба раза он увез 58 человек. Мужики ликовали,
подымаясь по ступенькам переносной лесенки из проходной дверцы  в  фургон  и
размещаясь  на  лавках  кузова:  "Ну,  наконец-то!"  Наутро  жены   мужиков,
приехавшие из деревень, собрались к  началу  занятий  в  приемную  прокурора
города за пропусками на свидание со своими мужьями.  Секретарь  прокурора  в
окошечко объявил им, что их мужья этой ночью расстреляны.
 Так закончилась мужицко-власовская игра в заговор.
 А что Власов? Власова никто и нигде больше не видел.
 б) "Раскрытие заговора", организованного  Власовым,  стало  сигналом  к
массовым и повсеместным репрессиям против "кулаков",  то  есть  обыкновенных
крестьян-мужиков. В результате в селе Сивкове были арестованы 38  домохозяев
и вместе с их семьями в составе 131 чел