е.  Недалеко  от
реки Ливерпуль, родины известного племени, мы увидели  еще  один;  покинутый
шалаш, и это было все.


        "20"
        "ЦЕРКОВНАЯ СЛУЖБА В МИЛИНГИМБИ"

     Здания миссии Милингимби расположены  в  великолепной  роще  тамариндов
{Тамаринд (Tamarindus indica). или индийский финик,  -  дерево  из'семейства
бобовых.} на прибрежном холме.
     Эти чудесные деревья - воспоминание о периоде, когда северное побережье
Австралии посещали торговцы-малайцы. Малайские прау приплывали к Арнхемленду
из Макасара (остров Целебес)  задолго  до  того,  как  капитан  Кук  впервые
приблизился к  восточным  берегам  Австралии.  Их  пригонял  северо-западный
муссон, а возвращались они, когда начинал дуть юго-восточный ветер.
     По-видимому, Милингимби было постоянным местом стоянки  прау  малайских
купцов. На острове бил родник, и они  могли  пополнять  здесь  запасы  воды.
Родник,  известный  под  названием  Макасар-Уэлл,  тоже   окружают   высокие
тамаринды. На берегах водоема лежат целые груды  раковин,  свидетельствуя  о
пиршествах аборигенов. Вероятно, здесь когда-то было место племенных сборов.
     Малайцы с Целебеса ели у источника рис и фрукты, а покончив с трапезой,
бросали на землю косточки тамаринда. Эти косточки дали ростки  и  выросли  в
могучие деревья.
     Когда я приехал в Милингимби, достопочтенный Эллемор, на чьем попечении
Находится миссия, был в отъезде. Нас  встретил  достопочтенный  Мели  Тукай,
фиджиец. Он повез нас к поселку.
     Остров Милингимби изобилует песчаными мухами  и  москитами.  Приходится
все время отгонять москитов. После ужина миссис Эллемор  принесла  жестянки,
наполненные хвойными опилками. Она подожгла их  с  помощью  горящей  бумаги.
Хотя дым и предохранял нас, все же пришлось смазать лицо и руки  специальным
составом, который действует около двух часов.
     Во время моего пребывания в Милингимби меня мучили песчаные мухи. От их
укусов на коже появляются волдыри. Много раз,  ощущая  укусы,  я  пристально
рассматривал свои руки, но тщетно. Мои мучители были невидимы.
     Эти крошечные насекомые,  размером  меньше  булавочной  головки,  легко
проникают сквозь противомоскитную сетку. В результате  укусов  песчаных  мух
нередко возникает раздражение кожи, а иногда и лихорадка.
     В Милингимби приходится оберегать от  насекомых  даже  домашнюю  птицу.
Ночью под насест ставят жестянки с тлеющими опилками.
     На следующий день, в воскресенье, я отправился в церковь. Служба велась
в открытом строении. Изнурительная жара, которую можно переносить, пока  вас
обдувает ветерком, в закрытом помещении становится совершенно нестерпимой.
     Слева сидели мужчины, в центре - ребятишки, справа - женщины с грудными
детьми. Казалось, у каждой женщины  был  грудной  ребенок.  Дети  лежали  на
коленях у матерей. Некоторые из них спали, сидя у женщин на плечах или  лежа
прямо на земляном полу.
     Рядом с молодым миссионером, читавшим  проповедь,  стоял  худой  старый
абориген. Его острая седая бородка ясно говорила о малайском влиянии. Он был
одет в чистую рубашку и брюки цвета хаки.  У  старика  было  доброе  лицо  с
умными глазами, он держался очень прямо. Этот абориген  переводил  проповедь
фразу за фразой на язык своего народа.
     Старик  переводил  легко  и  уверенно.  Хотя  для  передачи  смысла  он
употреблял больше слов, чем миссионер, слушатели  были  явно  захвачены  его
красноречием.
     Имя старика было Макарвола, но  его  обычно  называли  Гарри.  Пожалуй,
Гарри из Милингимби - самый популярный  абориген  севера  Австралии.  Каждый
этнограф, побывавший в этих краях, немало узнал от этого человека, дававшего
сведения об обычаях и преданиях своего народа.
     Собравшиеся в церкви люди слушали проповедь с напряженным вниманием.
     На полу между скамьями расположилось несколько собак. Собаки аборигенов
- гладкошерстые, белые с рыжевато-коричневыми пятнами.  В  них  течет  кровь
динго; они бросаются на незнакомых людей.
     Аборигены любят  своих  собак,  и  все  же  собаки  влачат  тут  жалкое
существование. Хозяева часто бьют их, как правило, рукой по голове.  Собаки,
по-видимому, принимают это, как  должное.  Они  покорно  стоят  с  закрытыми
глазами, подставив голову, вздрагивая  при  каждом  ударе.  Когда  наказание
окончено, собака бурно проявляет свою радость. Она прыгает вокруг хозяина  и
норовит лизнуть ему руку.
     Две собаки стали рычать друг на  друга.  Одна  из  женщин,  пробормотав
что-то на родном языке, сильно ударила провинившуюся собаку.  Та  безропотно
ждала следующего удара. Их последовало два. Вторая  собака  легла  на  спину
возле женщины, подняв передние лапы. Женщина положила загрубелую ступню  псу
на грудь, потом отвела ногу. Собака взяла ногу женщины  в  пасть,  осторожно
сжала зубами л стала лизать.
     Голый темнокожий ребенок взобрался на собаку.  Та  повернула  голову  и
лизнула младенца в лицо.
     Многие дети присматривали за младшими братьями  и  сестрами,  сидевшими
рядом  с  ними.  Они  выговаривали  малышам,  если  те  начинали  ерзать,  и
прекращали начинающийся было плач.
     Я обратил внимание на  мальчика  лет  двенадцати,  присматривавшего  за
братишкой. Обняв его за плечи, он  время  от  времени  наклонялся  и  что-то
шептал ему на ухо. Его слова, по-видимому, рассмешили малыша: Он прикрыл рот
ладонью, чтобы не рассмеяться.
     Церковные гимны исполнялись на языке аборигенов. Пели дружно, а дети  -
громче всех.


        "21"
        "ПРИЕМ БОЛЬНЫХ"

     Каждое утро сестра Пик, монахиня из миссии, раздавала детям молоко. Они
собирались вокруг нее, держа в руках  жестяные  кружки,  болтая  как  стайка
попугаев. Матери спускали на землю малышей, которых несли на руках, и ждали,
пока те получат свою порцию молока.
     Я пошел вместе с сестрой Пик в амбулаторию,  где  собрались  аборигены,
нуждавшиеся  в  медицинской  помощи.   Это   было   небольшое,   но   хорошо
оборудованное помещение со скамейкой вдоль наружной стены. На скамье  сидели
несколько женщин и детей.
     Около двери на земле сидела женщина и кормила грудью ребенка.  Рядом  с
ней стоял старик. Он опирался на одну  ногу;  вторая  нога  была  согнута  в
колене, и ступня лежала чуть выше колена первой  ноги.  Вероятно,  стоять  в
этой журавлиной позе удобно: мужчины охотно ее принимают.
     У аборигенов много излюбленных поз,  рассчитанных  на  то,  чтобы  дать
отдых усталым мышцам.  Иногда  они  стоят,  держа  за  спиной  копьеметалку,
продетую с обоих боков под локти. Они легко принимают такую  позу  благодаря
прямой осанке. Я часто видел, как они идут через заросли, опираясь спиной  о
копьеметалку.
     Самая распространенная поза отдыха - это присесть на корточки, подтянув
колени к подбородку.
     Аборигены чрезвычайно  стойко  переносят  боль.  Даже  дети  и  грудные
младенцы проявляют  удивительный  стоицизм.  У  младенца,  которого  кормила
грудью женщина, сидевшая на земле у входа, был под мышкой нарыв величиной  с
яблоко. Кожа на опухоли так туго натянулась, что казалась  светлой.  Бедному
ребенку приходилось отставлять ручку от бока. И все-таки он почти никогда не
плакал!
     Пока сестра оказывала больному ребенку помощь, мать кормила его грудью.
Он жадно сосал, отрываясь только тогда,  когда  руки  сестры  причиняли  ему
боль. Тут он тихонько хныкал.
     Мне полюбился этот малыш, он стал для меня  символом  мужества.  Каждое
утро я ждал, чтобы мать его принесла, в надежде, что нарыв прорвался. И  вот
наступило утро, когда  ручка  ребенка  спокойно  свисала  вдоль  бока.  Мать
радостно улыбалась.
     Пациенты, ждавшие своей очереди на скамье, страдали от разных  недугов.
Их лечили от фурункулов и  сыпи,  ушных  и  глазных  болезней,  от  кашля  и
растяжения связок. Дети с болячками на ногах принимали горячие ножные ванны,
ожидая, пока сестра Пик сделает им перевязку.
     Сестре помогала девочка лет десяти с очень привлекательным личиком. Она
сама вызвалась носить бинты, тазы с горячей водой и баночки с мазью.  Сестра
рассказала мне, что несколько недель назад девочку привели в амбулаторию  со
страшным нарывом, Сначала девочка, ужасно боялась,  но  потом  благодарность
пересилила, и каждое утро она добровольно являлась в амбулаторию;  помогать.
Девочка была прирожденной сестрой милосердия. Искусно и умело она  смазывала
и перевязывала болячки другим детям,  которые  относились  к  ней  с  полным
доверием.
     Как правило, аборигены обожают лекарства. Они глотают их с  гримасой  и
тут же расплываются в довольной улыбке, словно лекарство уже помогло им.
     Оказав  помощь  пациентам   в   амбулатории,   сестра   Пик   ежедневно
отправлялась в обход жилищ аборигенов, чтобы  обслужить  лежачих  больных  и
оказать медицинскую помощь тем из них, которые жили  вне  миссии  и  боялись
прийти в амбулаторию.
     В Милингимби два поселка аборигенов. Они  расположены  по  обе  стороны
зданий миссии. Один служит пристанищем для тех австралийцев, которые все еще
живут жизнью предков. Время от времени они появляются на  несколько  дней  в
миссии и снова уходят. Бурера с мыса  Стюарт  (к  западу  от  Милингимби)  -
независимый, смелый народ - часто проходят по территории миссии после охоты,
нагруженные дичью. Случается, враждебные группы затевают ссоры, а  иногда  и
драки, в которых гибнут мужчины, сраженные копьями.
     Второй  поселок   населяют   более   "цивилизованные"   аборигены.   Их
предводитель - Гарри. Они носят набедренные повязки и регулярно моются.
     Сначала  в  Милингимби  был  только  один  лагерь.  Потом  Гарри   увел
отколовшуюся группу аборигенов и основал второй лагерь. Я спросил  его,  чем
это было вызвано. Оказывается, в первом лагере дети Гарри не могли выучиться
правильно говорить на родном языке; по его словам,  некоторые  аборигены  из
этого лагеря говорят на очень  плохом  языке.  Он  добавил,  что  они  часто
ругаются, и это дурно сказывается на детях.
     Обе группы относились друг к другу  с  некоторой  враждебностью  еще  и
потому, что многие члены группы Гарри, включая его самого, не были исконными
жителями острова. Гарри родился у залива Арнхем, к  востоку  от  Милингимби;
некоторые аборигены  пришли  сюда  из  местностей,  жителей  которых  бурера
считали своими врагами.
     Я шел позади сестры Пик  по  тропинке,  проложенной  в  высокой  траве,
которая доходила мне почти до плеч. Лагерь  "диких"  аборигенов  состоял  из
шалашей и хижин из оцинкованного железа,  стоявших  на  лужайке,  окруженной
зарослями пандануса.
     Рослые мужчины, на которых не было ничего, кроме балара  -  куска  коры
или материи, подвязанной к поясу,  сидели  на  корточках  в  тени  деревьев.
Некоторые  изготовляли  копья.  Женщины,  одетые  так  же,  как  и  мужчины,
выглядывали из своих шалашей и хижин. Одна женщина плела сумку.
     У мужчин была развитая грудная клетка,  мощное  телосложение  и  тонкие
ноги; на  груди  и  плечах  -  рубцы,  указывающие,  к  какому  племени  они
принадлежат. Со шнурков на шее свисали плетеные мешочки, набитое корой.  Это
"маджинджи". Готовясь к бою, воин кусает  маджинджи,  чтобы  прибавить  себе
храбрости.
     Мужчины и женщины дружелюбно улыбались мне, когда я угощал их  табаком.
Как и все "дикие" -аборигены, которых мне привелось видеть, они держались  с
чувством   собственного    достоинства.    Гордая,    независимая    осанка,
неторопливость, с  которой  они  принимали  мои  подарки,  -  все  это  было
неосознанным отражением их веры в свое превосходство.
     Я восхищался ими за это. Мне, представителю белой расы, хотелось бы так
же легко и  естественно  завоевывать  уважение  темнокожих,  с  которыми  .я
встречался.
     Сестра Пик осматривала ребенка, родившегося два дня назад. Поперек  лба
у ребенка проходила белая полоса, на груди глиной  были  нанесены  племенные
знаки. У него был больной вид,  и  сестра  Пик  сказала  женщине,  чтобы  та
принесла его в амбулаторию. Женщина объяснила сестре Пик на своем языке, что
ребенка должны вылечить знаки, нарисованные у него на  теле.  Однако  сестра
настаивала на своем, и мать обещала принести ребенка на прием.
     Пока  сестра  Пик  занималась  старухой,  распластавшейся  на  земле  с
закрытыми глазами, с лицом, выражавшим безнадежность и смирение, я подошел к
костру, перед которым сидели на корточках старая женщина со сморщенным лицом
и маленькая девочка. Позднее я узнал, что мать девочки умерла, и  теперь  ее
матерью; считается эта старуха.
     Горка золы и  угля  разделяла,  тлеющие  концы  двух  поленьев  костра.
Старуха бросала на эту горку мелких крабов и переворачивала их палкой. Время
от времени девочка, запустив пальцы между угольками, вытаскивала  и  съедала
краба, не меняя позы. Она ела очень быстро. Иногда  она  поднимала  на  меня
глаза и улыбалась. На зубах у нее была зола.
     Подошел старик, неся дудку длиной около шести футов, около шести дюймов
{Дюйм равен 2,5 см.} в диаметре. Он показал на дудку пальцем, видимо,  желая
привлечь мое внимание.
     - Диджери-ду! - сказал он.
     Диджери-ду - один из немногих музыкальных инструментов австралийцев.  Я
знаками попросил старика поиграть на нем. Он приложил тонкий конец  дудки  к
губам и извлек из нее две глубокие, мелодичные  ноты,  попеременно  повторяя
их. У меня по коже пробежали мурашки,  словно  во  мне  внезапно  пробудился
какой-то далекий первобытный инстинкт.
     Девочка, поедавшая крабов, подошла и стала рядом со мной. Наверное  она
гордилась тем, что не боялась меня.  Когда  мы  с  сестрой  Пик  отправились
обратно в миссию, девочка пошла с  нами.  Проходя  мимо  других  детей,  она
громко обращалась к нам, чтобы показать, какая она смелая.

        "22"
        "ДЕТИ"

     Аборигены чрезвычайно привязаны к своим  детям.  Только  белые  стегают
детей ремнем, и только  в  цивилизованном  обществе  необходимы  приюты  для
беспризорных детей.
     У аборигенов я никогда не видел детей, оставшихся без  присмотра,  хотя
видел много сирот. По  обычаям  аборигенов  ребенок  может  иметь  несколько
"матерей", и в случае смерти родной матери заботы о нем  принимает  на  себя
другая "мать".
     Поскольку у аборигенов  не  существует  никаких  правил  поведения  для
детей, то, по нашим  представлениям,  они  страшно  избалованы.  Мать  может
накричать на своего ребенка, но чаще всего это продиктовано страхом  за  его
жизнь. Австралийские женщины редко наказывают своих детей.
     Дети валяются на земле, тузят  друг  друга  и  отчаянно  визжат,  потом
встают и, смеясь, расходятся. Они старательно ухаживают за младшими братьями
и сестрами и безропотно таскают на спине упитанных, невозмутимых малышей.  Я
ни разу не видел, чтобы какая-нибудь девочка рассердилась на мать,  если  та
отрывала ее от игры, чтобы поручить ей малыша.
     Однажды ранним утром, открыв дверь  здания  миссии,  я  остановился  на
верхней площадке лестницы.  У  подножия  лестницы  на  земле  сидели  четыре
девочки,  скрестив  ноги.  Ставшей  было  лет  четырнадцать.  Четыре  личика
улыбнулись мне, и на каждом я прочитал  возбуждение  и  гордость.  Казалось,
девочкам поручено сообщить какую-то важную новость.
     Тут я заметил, что на коленях у старшей девочки лежал младенец с  кожей
цвета меда - новорожденный, для которого сегодняшнее  прекрасное  утро  было
первым в его жизни. Девочки принесли своего маленького брата миссис Эллемор,
чтобы она могла им полюбоваться.
     Я позвал миссис Эллемор. Ее восторг вызвал на лицах  девочек  радостные
улыбки. Они бережно  унесли  младенца.  Должно  быть,  матери  не  терпелось
узнать, какое впечатление он произвел. Девочки прибавили шагу.
     На любой школьной площадке, где играют белые  дети,  слышатся  крики  и
смех. Сочетание этих звуков - вовсе не безмятежно веселый аккорд, потому что
многие из его составных элементов - взаимные пререкания или ссоры.
     Там, где играют дети аборигенов, слышится песня. Я часто закрывал глаза
и прислушивался  к  этим  гармоничным  звукам,  пытаясь  уловить  хоть  одну
нестройную ноту. Но я всегда слышал лишь радостный щебет, напоминающий пение
птиц...
     Неомраченному  веселью  детей  аборигенов  во  многом  способствует  то
обстоятельство, что ни один из них не владеет чем-либо, чего нет  у  других.
Им неведома зависть - ведь у них  все  общее.  Неведомы  им  и  ссоры  из-за
какой-то игрушки, столь распространенные среди белых детей: ведь их  игрушки
- тростник, камушки и ракушки, которых кругом сколько хочешь.
     Отсутствие собственнических инстинктов, которым  сопутствует  жадность,
характерно и для взрослых. В одной миссии  я  подарил  аборигену  рубашку  в
благодарность за его заботы обо мне. Рубашку эту я потом  видел  на  пятерых
других мужчинах.
     Разительный контраст в поведении белых и  темнокожих  детей  отнюдь  не
объясняется наследственностью. Это - результат различного подхода  к  жизни,
который,  в  свою   очередь,   обусловливается   различным   воспитанием   и
образованием. Отсутствие эгоизма у аборигенов и  их  предупредительность  по
отношению к другим, которые я  наблюдал  сотни  раз,  неразрывно  связаны  с
переживаниями детства.
     Только радикальный переворот в  сфере  человеческих  отношений,  только
полный отказ от тех представлений, которые делают человека  конкурентом  его
ближних, может привести к тому, что на  площадках,  где  играют  наши  дети,
воцарится тот же дух, ,что и среди детей австралийских аборигенов.
     Окруженный детворой, я шел по широкой полосе берега; за мной брели  две
маленькие девочки с грудными младенцами на руках. Время  от  времени,  когда
они хотели на что-либо обратить мое внимание, наш разговор прерывался.
     "Фис, фис!" - кричали они, и я шел к  какой-нибудь  лужице,  увязая  по
щиколотку в мокром песке. В лужице плавали головастые рыбешки "фис".
     Мы возвращались домой после нашей ежедневной  прогулки,  направляясь  к
тамариндам, под тенью которых собирались отдохнуть  и  побеседовать.  Вокруг
бегали кроншнепы, запуская в песок клювы в поисках пищи.
     Дети были огорчены тем, что мои ботинки испачкались. Когда мы вышли  на
сухое место, трое мальчиков стали на колени и стерли с них грязь.
     Одного  из  мальчиков  звали  Бандаравой.  Ему  было  лет  одиннадцать.
Непосредственная живая улыбка очень красила его неказистое лицо.  Он  охотно
смеялся моим шуткам и очень мне полюбился.
     На мальчике была грязная,  слишком  короткая  повязка,  из-под  которой
торчали неимоверно тонкие ноги, напоминавшие обуглившиеся палки.
     Дети здесь ходят голышом лет до семи. Потом  мальчики  начинают  носить
набедренную повязку, а девочки - узкую  продольную  полоску  материи;  концы
которой перекидывают через обвязанный вокруг талий шнурок.
     Когда мы расположились под деревьями,  мальчики  решили  состязаться  в
метании копья. Они  бросились  к  зарослям  тростника  и  отобрали  себе  по
нескольку упругих  прямых  стеблей,  которые  должны  были  заменить  копья.
Разделившись на две группы, они начали метать "копья" в противника.
     Их жесты и мимика во время игры воспроизводили жесты и мимику мужчин во
время исполнения обрядов  или  при  стычках  между  племенами.  Пригнувшись,
мальчики бежали в траве, выскакивали из-за  деревьев  и  издавали  притворно
свирепые крики. Они осторожно обходили друг  друга,  переступая  с  ноги  на
ногу.
     При этом они издавали музыкальные крики на высокой  ноте,  напоминающие
крики птиц. Мальчики держали свои "копья" над головой большим и указательным
пальцами, закидывая руку далеко назад. Когда "копье" попадало  в  цель,  обе
стороны разражались смехом. Мальчики отличались  большой  меткостью.  Как  в
любой игре, здесь были признанные чемпионы.
     Я часто наблюдал за такими "битвами". Их  участники  выходили  из  себя
лишь в очень редких случаях. Белого мальчика, потерявшего  самообладание  на
площадке  для  игр,  как  правило,  подд