- Нет.
     - Ну, судья... Проявите любезность. Вы же видите, я веду себя паинькой.
     Он снова задумался. А потом, судя по всему, решил: в конце концов, я же согласился пообщаться с этим писакой. А в этом пункте все более или менее ясно, и он закрыт.
     - Признаю, - заговорил он, - что мы никогда не могли даже близко подступиться к предприятиям Тересы Мендоса, хотя знали, что более шестидесяти процентов наркотиков, поступающих в Средиземноморье, проходит через ее руки... Сеньор Альхарафе прокололся на том, что касалось его собственных денег. Использовал средства в своих целях - вкладывал, переводил. У него имелись счета в иностранных банках.
     Пару раз его имя всплывало в связи с кое-какими не вполне ясными сделками за границей. Короче, материал был.
     - Говорят, у него была собственность в Майами.
     - Да. Насколько нам было известно, дом площадью в тысячу квадратных метров, который он тогда только что приобрел в Корал-Гейблз, с кокосовыми пальмами и собственной пристанью, и роскошная квартира в Коко-Плам - месте, где любят бывать адвокаты, банкиры и брокеры с Уолл-стрит. Все это происходило, по-видимому, за спиной у Тересы Мендоса.
     - Кое-какие запасы на черный день.
     - Можно и так сказать.
     - А вы ухватили его за задницу. И напугали.
     Он снова откинулся на спинку кресла. Dura lex, sed lex .
     - Это недопустимо. Я не собираюсь выслушивать от вас подобные выражения.
     Я почувствовал, что начинаю терять терпение. Вот же олух царя небесного.
     - Тогда переведите это для себя по своему усмотрению.
     - Он решил сотрудничать с правосудием. Вот так просто.
     - В обмен на...?
     - Ни на что.
     Настал мой черед воззриться на него. Своей бабушке. Расскажи это своей бабушке. Что Тео Альхарафе рисковал своей шкурой просто так, из любви к искусству.
     - А как отреагировала Тереса Мендоса на тот факт, что ее эксперт по налоговым вопросам работает на врага?
     - Это вам известно не хуже, чем мне.
     - Ну, мне известно ровно столько же, сколько и всем остальным. Плюс то, что она использовала его как приманку в операции с русским гашишем... Но я имел в виду не это.
     Упоминание о русском гашише еще более ухудшило дело. Передо мной можешь не изображать из себя умника, ясно говорило выражение его лица.
     - Тогда, - предложил он, - спросите об этом у нее самой, если сумеете.
     - Может быть, и сумею.
     - Сомневаюсь, чтобы эта женщина соглашалась на интервью, тем более в ее нынешнем положении.
     Я решил сделать последнюю попытку:
     - Как вы себе представляете ее нынешнее положение?
     - Я не занимаюсь Тересой Мендоса, - ответил он, сделав непроницаемое лицо. - Поэтому представлять мне незачем. Это дело уже не в моей компетенции.
     Потом замолчал, рассеянно полистал какие-то документы, лежавшие перед ним на столе, и я решил, что таким образом он дает понять: наш разговор окончен.
     Я знаю лучшие способы попусту терять время, подумал я и, раздраженный, уже собирался проститься. Однако даже такой дисциплинированный государственный служащий, как судья Мартинес Пардо, не смог удержаться, чтобы не излить боль, причиняемую старой раной. Или оправдаться. Он по-прежнему сидел, не поднимая глаз от документов. И вдруг произнес то, что вознаградило меня за весь этот пустой и малоприятный разговор.
     - Оно перестало находиться в моей компетенции после визита того американца. - В голосе его прозвучала обида. - Того типа из ДЭА.

***

     Доктор Рамос, обладавший своеобразным чувством юмора, дал операции по доставке двадцати тонн гашиша в Черное море кодовое название "Нежное детство".
     Те немногие, кто был в курсе этого предприятия, уже две недели разрабатывали ее с почти военной тщательностью; а этим утром они узнали из уст Фарида Латакии (перед этим он поговорил с кем-то на не понятном остальным жаргоне по мобильному телефону, и когда захлопнул его, на его лице сияла довольная улыбка), что ливанец нашел в порту Алусемаса подходящее судно - старенький тридцатиметровый сейнер под названием "Тарфайя", принадлежащий испано-марокканской рыболовецкой компании. Со своей стороны доктор Рамос к этому времени уже руководил движением "Холоитскуинтле" - судна-контейнеровоза под германским флагом, с командой из поляков и филиппинцев, который регулярно совершал рейсы между атлантическим побережьем Америки и восточной частью Средиземноморья, а в настоящий момент шел из Ресифе в Веракрус. У "Нежного детства" имелся, так сказать, второй фронт - параллельная операция, решающую роль в которой играло третье судно: на сей раз сухогруз, которому предстояло преодолеть расстояние между колумбийской Картахеной и греческим Пиреем без промежуточных остановок. Он назывался "Лус Анхелита", приписан был к колумбийскому порту Темуко, ходил под камбоджийским флагом, а принадлежал одной кипрской компании. В то время как на "Тарфайю" и "Холоитскуинтле" возлагалась деликатная часть операции, "Лус Анхелите" и ее владельцам отводилась роль весьма простая, доходная и не грозящая никаким риском: роль ложной цели.
     - Все будет готово через десять дней, - подвел итог доктор Рамос.
     Вынув трубку изо рта, он подавил зевок. Было почти одиннадцать утра: долгая ночь работы в сотограндском доме с садом - офисе, оборудованном самыми современными средствами электронной безопасности и контршпионажа; два года назад он заменил собой прежнюю квартиру в окрестностях яхтенного порта.
     Поте Гальвес стоял на страже в вестибюле, двое охранников обходили сад, а в зале заседаний стояли телевизор, портативный компьютер с принтером, доска на треножнике, а на столе для заседаний - грязные кофейные чашки и пепельницы, полные окурков. Тут же лежали два мобильных телефона. Тереса только что распахнула окно, чтобы проветрить комнату. Вместе с ней там работали, помимо доктора Рамоса, Фарид Латакия и оператор дальней связи Тересы - инженер-гибралтарец по имени Альберто Рисокарпасо, молодой, но очень надежный. Это был, как называл его доктор, кризисный кабинет - оперативный генеральный штаб "Трансер Нага".
     - "Тарфайя", - говорил Латакия, - будет ждать в Алусемасе. Очистка трюмов, мелкий ремонт, заправка горючим. Все безобидно и спокойно. Мы выведем ее из порта только за два дня до назначенного свидания.
     - Хорошо придумано, - сказала Тереса. - Меня совершенно не устраивает, чтобы она целую неделю болталась у всех на виду и привлекала внимание.
     - Не беспокойтесь. Я сам этим займусь.
     - Команда?
     - Все марокканцы. Капитан Черки. Как обычно, люди Ахмеда Чакора.
     - Ахмеду Чакору не всегда можно доверять.
     - Это зависит от того, сколько ему заплатить, - улыбнулся ливанец. Все зависит от того, сколько заплатят мне, говорила эта улыбка. - На этот раз нет никакого риска.
     То есть на этот раз ты тоже получишь лишние комиссионные, подумала Тереса. Судно плюс люди Чакора равняется деньгам. Она заметила, что улыбка Латакии стала шире: он угадал, о чем она думает. По крайней мере, этот сукин сын не скрывает своей жадности.
     Он проделывает все это открыто и вполне естественно. И всегда знает меру. Потом она повернулась к доктору Рамосу:
     - Что там насчет лодок? Сколько штук потребуется для перевозки?
     На столе перед доктором лежала карта ј 773 британского Адмиралтейства, на которой во всех подробностях изображалось марокканское побережье между Сеутой и Мелильей. Он указал мундштуком трубки: в трех милях к северу, между скалой Велес-де-ла-Гомера и отмелью Шауэн.
     - Готово к использованию шесть лодок, - начал объяснять он. - Скажем, пара рейсов из расчета плюс-минус по тысяче семьсот килограммов на каждую... Если рыбак будет двигаться вдоль этой линии, вот так, все можно закончить за три часа. Если море неспокойно, за пять. Груз уже готов в Баб-Беррете и Кетаме. Пункты погрузки: Рокас-Неграс, бухта Кала-Трайдорес и устье реки Месташа.
     - Зачем так дробить груз?.. Не лучше ли все разом?
     Доктор Рамос серьезно взглянул на нее. Задай этот вопрос кто-либо другой, тактик "Трансер Нага" обиделся бы, но вопрос задала Тереса, и это было вполне нормально. Она всегда вникала во все до мельчайших деталей. Что было хорошо и для нее, и для остальных, поскольку ответственность и за успехи, и за провалы всегда делилась на всех, и в случае чего потом не приходилось вдаваться в слишком долгие объяснения. Мадам влезает во все по самую задницу - так выражался Фарид Латакия своим живописным средиземноморским языком: разумеется, не в присутствии хозяйки. Но Тереса знала, что он так говорит. На самом деле она знала все обо всех. Внезапно Тереса поймала себя на том, что думает о Тео Альхарафе. Еще одно дело, которое тоже надо решить в ближайшие же дни. Она мысленно поправила себя: она знает почти все почти обо всех.
     - Двадцать тысяч килограммов на одном берегу - это чересчур много, - принялся объяснять доктор. - Даже если "механи"  будут на нашей стороне... Я предпочитаю не привлекать лишнего внимания. Поэтому мы изложили это марокканцам так намечается три отдельных операции. Идея в следующем: погрузить половину товара в одном пункте всеми шестью лодками сразу, затем четверть в другом пункте тремя лодками, а последнюю четверть - оставшимися тремя лодками в третьем пункте... Таким образом уменьшим риск, и никому не придется возвращаться за грузом на прежнее место.
     - Какая ожидается погода?
     - В эту пору вряд ли уж будет очень плохой. У нас три подходящих ночи, в последнюю чуть-чуть выглянет месяц. Правда, есть вероятность тумана, и он может осложнить дело. Но каждая лодка будет снабжена ГПС, и сейнер тоже.
     - Средства связи?
     - Обычные: клонированные или закодированные мобильники для лодок и сейнера, Интернет для большого судна... Для маневра - радиопередатчик СТУ.
     - Я хочу, чтобы Альберто находился в море со всей своей техникой.
     Рисокарпасо кивнул. Инженер-гибралтарец, молодой интроверт с детским, почти лишенным растительности лицом, был отличным специалистом в своем деле. Его брюки и рубашки были всегда в заломах и складках - следствие долгих часов, проведенных у радиоприемника или за клавиатурой компьютера. Тереса взяла его в свою команду, потому что он виртуозно умел маскировать контакты и операции через Интернет, используя в качестве фальшивого прикрытия страны, недоступные для европейских и американских полицейских служб: Кубу, Индию, Ливию, Ирак.
     Мог в считанные минуты открыть несколько электронных адресов, проделать все необходимое, а затем навесить их на местные серверы этих стран, пользуясь номерами кредитных карточек, выкраденных или оформленных на подставных лиц. Кроме того, он отлично владел стеганографией и профессионально работал с системой PGP .
     - На каком судне? - спросил доктор.
     - На каком угодно. Пусть будет спортивное. Не бросающееся в глаза. "Фэрлайн Скуодрон", который стоит у нас в Пуэрто-Банус, вполне может подойти. - Тереса указала инженеру обширную зону на навигационной карте, к западу от Альборана. - Ты будешь координировать связь оттуда.
     Гибралтарец изобразил на лице стоическую улыбку. Латакия и доктор насмешливо смотрели на него; все знали, что его моментально укачивает в море, однако, несомненно, у Тересы были свои причины для такого решения.
     - Где намечена встреча с "Холоитскуинтле"? - спросил Рисокарпасо. - Есть зоны, где с прикрытием дело обстоит неважно.
     - Ты все узнаешь, но в свое время. А если прикрытия не будет, мы воспользуемся радио, маскируясь на каналах рыбаков. Установленные фразы для смены частот, в промежутке от ста двадцати до ста сорока мегагерц. Подготовь список.
     Один из телефонов зазвонил. Секретарша офиса в Марбелье получила сообщение от посольства Мексики в Мадриде. Сеньору Мендоса просят принять высокопоставленного чиновника для разговора об одном срочном деле.
     - Насколько срочном? - поинтересовалась Тереса.
     - Этого они не сказали, - был ответ. - Но чиновник уже здесь. Средних лет, хорошо одетый. Очень элегантный. На его визитке написано: Эктор Тапиа, секретарь посольства. Он уже пятнадцать минут сидит в приемной. А с ним еще один человек.

***

     - Спасибо, что приняли нас, сеньора.
     Она была знакома с Эктором Тапиа. Ей пришлось немного пообщаться с ним несколько лет назад, когда она хлопотала в мексиканском посольстве по поводу бумаг, касающихся ее двойного гражданства. Короткая встреча в кабинете здания на Каррера-де-Сан-Хербнимо. Несколько более или менее сердечных слов, подписание документов, сигарета, чашечка кофе, разговор ни о чем. Она помнила его: воспитанный, тактичный.
     Зная о ней практически все, а может, именно потому, что знал это, он принял ее крайне любезно, сведя формальности к минимуму. За последние двенадцать лет это был единственный случай прямого контакта Тересы с мексиканским официальным миром.
     - Разрешите мне представить вам дона Гильермо Ранхеля. Он американец.
     Заметно было, что Эктору Тапиа неуютно в этом маленьком, отделанном темным орехом зале для совещаний: он словно не был уверен, что находится в подходящем для себя месте. Американец же, напротив, чувствовал себя как рыба в воде. Полюбовался магнолиями за распахнутым в сад окном, оценил качество кожи, которой были обтянуты кресла, осмотрел старинные английские настенные часы и ценный рисунок Диего Риверы "Набросок к портрету Эмилиано Сапаты" , висевший в рамке на стене.
     - На самом деле по происхождению я мексиканец, как и вы, - заговорил он, все еще глядя с довольным видом на усатое лицо Сапаты на портрете. - Родился в Остине, штат Техас. Моя мать была чикана.
     Сказал он это на великолепном испанском - северный говор, определила Тереса. Многолетняя практика.
     Коротко подстриженные каштановые волосы, мощные плечи борца. Белая водолазка под легким пиджаком.
     Глаза темные, быстрые, осторожные.
     - У сеньора Ранхеля, - вставил Эктор Тапиа, - имеется кое-какая информация, которой ему хотелось бы с вами поделиться.
     Тереса жестом пригласила их занять два из четырех кресел, расставленных вокруг большого арабского медного подноса, украшенного чеканкой, а сама села в третье, положив на столик перед собой пачку сигарет "Бисонте" и зажигалку. Она успела немного привести себя в порядок: хвост на затылке, сколотый серебряной пряжкой, темная шелковая блузка, черные джинсы, мокасины, замшевый пиджак на подлокотнике кресла.
     - Я не уверена, что меня интересует эта информация, - сказала она.
     Посеребренные сединой волосы дипломата, его галстук и безупречного покроя костюм не сочетались с внешностью американца. Сняв очки в стальной оправе, Тапиа принялся рассматривать их, нахмурившись, словно недовольный состоянием стекол. Потом снова надел и устремил на Тересу убеждающий взгляд.
     - Эта наверняка заинтересует вас. Дон Гильермо...
     Американец поднял крупную широкую руку:
     - Вилли. Можете называть меня Вилли. Меня все так называют.
     - Хорошо. Ну так вот, Вилли работает на правительство Соединенных Штатов.
     - На ДЭА, - открыто уточнил тот.
     Тереса в это время вынимала сигарету из пачки. И только вынув, спокойно спросила:
     - На кого, простите?.. На что?...
     Она сунула сигарету в рот и протянула было руку к зажигалке, но Тапиа, наклонившись через стол, уже услужливо предлагал свою: щелчок, огонь.
     - Дэ-Э-А... - повторил Вилли Ранхель, четко отделяя одну букву от другой. - Drug Enforcement Administration. Вы же знаете: Департамент правительства США по борьбе с наркотиками.
     - Да что вы говорите. Ничего себе... - Глядя на американца, Тереса затянулась, выдохнула дым. - Далеко же вы забрались. Я не знала, что у вашей конторы есть интересы в Марбелье.
     - Вы ведь живете здесь.
     - А при чем здесь я?
     Несколько секунд оба молча смотрели на нее, потом переглянулись. Тереса увидела, как Тапиа приподнял бровь, словно говоря: это твое дело, дружище. Я всего лишь посредник - Давайте проясним ситуацию, сеньора, - снова заговорил Вилли Ранхель. - Мое появление здесь не имеет никакого отношения к тому, каким образом вы теперь зарабатываете себе на жизнь. А дон Эктор просто был настолько любезен, что согласился меня сопровождать. Мой визит связан с событиями, имевшими место много лет назад...
     - Двенадцать, - уточнил Эктор Тапиа, словно издалека. Или со стороны.
     - ..а также с другими событиями, которые вскоре будут происходить. У вас на родине.
     - Значит, у меня на родине.
     - Именно так.
     Тереса посмотрела на свою сигарету. Как бы давая понять: я не собираюсь докуривать ее. Тапиа, отлично поняв намек, бросил на американца беспокойный взгляд, говоривший: она же сейчас уйдет. Ранхель, судя по всему, был того же мнения. И сразу перешел к сути дела:
     - Вам говорит что-нибудь имя Сесара Бэтмена Гуэмеса?
     Три секунды молчания, два взгляда, вонзившиеся в нее. Она выдохнула дым насколько возможно медленнее:
     - Представьте себе, нет.
     Два взгляда скрестились, затем вновь устремились на нее.
     - И тем не менее, - сказал Ранхель, - вы когда-то были с ним знакомы.
     - Странно. Но в таком случае я, наверное, его бы помнила, правда?.. - Она взглянула на стенные часы - корректный повод встать и закончить этот разговор. - А теперь, надеюсь, вы извините меня...
     Мужчины снова переглянулись. А потом агент ДЭА улыбнулся. Широкой, почти добродушной улыбкой. В его работе, подумала Тереса, если уж кто-то улыбается так, значит, у него есть особо серьезный повод.
     - Дайте мне еще пять минут, - сказал американец. - Чтобы рассказать вам одну историю.
     - Я люблю только истории со счастливым концом.
     - А конец этой истории зависит от вас.
     И Гильермо Ранхель, которого все называли Вилли, начал рассказывать. ДЭА, пояснил он, не занимается спецоперациями. Его задача - собирать данные, как полиция, держать сеть доверенных информаторов, платить им, составлять подробные доклады о деятельности, связанной с производством, транспортировкой и реализацией наркотиков, включать в них конкретные имена и фамилии и подготавливать материалы для передачи в суд. Поэтому ДЭА использует агентов. Таких, как он. Людей, которые внедряются в организации контрабандистов наркотиков и действуют там. Сам Ранхель тоже работал так сперва в группах чикано в районе Калифорнийского залива, потом в Мексике - контролером секретных агентов. И так восемь лет, за исключением четырнадцати месяцев, проведенных в Медельине, в Колумбии, в качестве связного между своей конторой и поисковой группы местной полиции, которой было поручено захватить и убить Пабло Эскобара. И, кстати, тот знаменитый снимок, где наркобарон, поникший, подавленный, стоит в окружении тех самых людей, что позже убили его в Лос-Оливос, сделал он, Ранхель. Теперь этот снимок, вставленный в рамку, висит в его кабинете в Вашингтоне.
     - Я не улавливаю во всем этом ничего интересного для себя, - сказала Тереса. Она загасила окурок в пепельнице - не торопясь, но решительно, давая понять, что разговор окончен. - Уже не в первый раз, - добавила она, - полицейские, агенты или контрабандисты приходят ко мне с разными историями. У меня нет ни малейшего желания терять время.
     - Я рассказываю вам это, - ответил американец, - чтобы вы поняли суть моей работы.
     - Я ее отлично поняла. А теперь прошу извинить меня...
     Она встала. Эктор Тапиа, повинуясь привычке, перешедшей в рефлекс, тоже поднялся, застегивая пиджак.
     Он растерянно и беспокойно смотрел на своего спутника, однако Ранхель продолжал сидеть.
     - Блондин Давила был агентом ДЭА, - просто сказал он. - Он работал на меня, и поэтому его убили.
     Тереса внимательно всмотрелась в умные глаза американца: он явно ожидал эффекта от произнесенных им слов. Ну, ты уже взорвал свою бомбу, подумала она. И ничего, если не считать, что в твоем арсенале стало одной бомбой меньше. Ей хотелось расхохотаться. Выпустить на волю смех, которому она не давала выхода двенадцать лет, с самого Кульякана, штат Синалоа. Посмертная шутка проклятого Блондина. Но она только пожала плечами.
     - А теперь,.