да-нибудь
приедем сюда и добудем его сами. Конечно, если достанет сил и мужества.
   Маккенна расхохотался, признавшись, что  думал  о  том  же  самом,  и
внезапно им стало очень хорошо и странно,  что  несмотря  на  разницу  в
возрасте, они превосходно понимают друг друга,  и  Маль-и-пай  заметила,
что они идут плечо к плечу, бесстыдно держась за руки.
   Старуха встретила парочку, покачивая  головой  и  давая  понять,  что
испытывает к ним непреодолимое отвращение. Но сказала  лишь,  что  время
поджимает и что пора взбираться на клиф.
   Вскочив на коня, Маккенна взглянул  вверх  по  каньону  на  Индюшачьи
Залежи и по-испански сказал, что жалеет о том, что  не  хватило  времени
замаскировать и это место. Но скво, посмотрев на  странный,  льющийся  в
ущелье медный свет, предложила шотландцу не беспокоиться.
   - Положись на Бога, - пробормотала она. - Он обо всем позаботится.
   Маккенна кивнул и взялся за поводья.
   - Ничего не забыли? - спросил он, оглядываясь в последний раз.
   - Нет, -  быстро  ответила  Маль-и-пай.  -  Ты  подыскал  моему  сыну
приличную могилку, оставил косточки этого  мерзавца  Микки  сушиться  на
солнышке, забил  глиняный  горшок  никому  не  нужным  речным  песком  и
гравием, чтобы те, кто придут после нас, думали, будто сокровища  больше
нет.  Таким  образом,  лихорадка  в  скором  времени  утихнет,  и  апачи
прославят твое имя в веках. Сотни лет и сотни зим  будут  они  оберегать
твои стада и твоих женщин. Нет, сынок, больше тебе здесь нечего делать.
   Маккенна взял ее трясущуюся руку и крепко сжал.
   - Спасибо, мать, - сказал он. - Я вспоминаю, что мне  говорил  старый
Эн и рад этому. Он спрашивал: "Ты жаждешь золота, Маккенна? Похож ли  ты
на тех белых, что встречались и раньше на моем пути? Готов ли ты  отдать
жизнь, честь, и честь своей женщины за желтый  металл?"  Я  сказал,  что
нет, а сам едва не совершил каждый из этих омерзительных поступков.  Вот
почему я рад, мать. Потому что руки мои не испачканы золотой пылью, и  в
сердце моем нет жажды наживы. Старый Эн теперь может спать спокойно.
   Старуха вдруг вырвала руку,  понюхала  воздух,  сверкнула  глазами  и
яростно выругалась.
   - Черт побери, да едем же! Надо сматываться! Тебе бы только  болтать!
Пелон был совершенно прав. Едем!
   Маль-и-пай заорала на  вьючную  лошадь  и  поехала  через  ручей.  Он
поскакал вслед за индианкой. Остальных мустангов криками  гнала  Фрэнчи.
Доехав до подножия  клифа,  возле  которого  начиналась  зигзагообразная
тропа, они остановились, почувствовав, как тишина давит на плечи.
   - Что это такое, мать? - спросил Маккенна. - Мне кажется, ты  знаешь.
Можешь сказать, что?
   Старуха кивнула.
   - Терремото, - пробормотала она. - Темблор де тьерра.
   - Землетрясение? - переспросил Маккенна. - Черт, наверное, ты  права.
Одиннадцать лет я не чувствовал ничего подобного.
   - Одиннадцать лет здесь  ничего  подобного  и  не  было,  -  ответила
индианка. - Поехали же! Спешить надо, а тут еще эти идиотские  лошади!..
Дав... Стоп, подожди!
   Она спрыгнула со своего коня  и  подбежав  к  самому  концу  цепочки,
вытащила нож  и  перерезала  веревку,  которой  был  привязан  пятнистый
меринок Хачиты. Крутя одеялом над головой и проклиная все на свете,  она
прогнала конягу за ручей. Пони остановился на дальнем конце луга  и  тут
же принялся щипать травку.
   - Извини, - сказала скво,  взбираясь  на  спину  своей  старой  белой
кобылы. - Но не могла я оставить этого беднягу - Хачиту - без  коня.  Не
должен апач идти в последний путь пешком. Правда, этот подобной  милости
не заслужил, но  все-таки  он  апач.  Поехали.  Молитв  он  от  меня  не
дождется. Не зырь так на меня! Ты сейчас выглядишь таким же дураком, как
и он. Арриба! Эй, заморыш, а ну  гони  эти  мешки  с  костями!  Быстрее!
Быстрее!
   По z-образной тропе поднялись без приключений. Но когда  выезжали  за
последний поворот перед Наблюдательным Пунктом, то  увидели,  как  скала
над ними  закачалась.  Лошади  захрипели  от  ужаса  и  рванули  вперед,
сбившись  в  плотную  кучу,  перед  Потайной  Дверью.  Всадники  тут  же
соскочили на землю, взяли покороче поводья и принялись  тихими  голосами
их увещевать. Толчки продолжались минуты две. Скрип скалы над головами и
падение  камней  в  Сно-та-эй  было  оглушительным.   После   последнего
содрогания стен каньона  артиллерийские  залпы  продолжались  еще  минут
пять. А затем в течение томительной минуты  не  было  слышно  ни  звука:
воздух вновь застыл.  Маккенна,  взяв  из  полевой  сумки  Микки  Тиббса
бинокль, подошел к краю  прочного  скального  уступа  и  взглянул  вниз:
Наблюдательный Пункт, вся верхняя  часть  z-образной  тропы  и  брюерова
расщелина обвалились.
   В каньоне исчез водопад, а самого дна между бывшей стоянкой отряда  и
лугом более не существовало. Все было завалено обрушившимися  скалистыми
стенами: Залежь Индюшачьих  Яиц  оказалась  погребенной  под  шестистами
футами разбитых  в  крошево  и  перемешанных  с  осколками  гранитных  и
известняковых стен и скал.  Через  тысячу  лет  -  или  десять  тысяч  -
несметное богатство, наверное, снова выползет на белый свет. А пока, как
правильно заметила Маль-и-пай, о золоте позаботится апачский Бог.
   Золото Эдамса осталось лежать  на  дне  спокойно  вьющегося  по  лугу
потока, с хижиной, лугом и ручьем ничего страшного не произошло.  Тайный
индейский проход в каньон, по которому  тридцать  три  года  назад  Нана
провел свой отряд, чтобы уничтожить эдамсовскую компанию, был завален, а
z-образная тропа подсократилась футов эдак на восемьсот: с этого момента
сокровища Сно-та-эй навеки были похоронены в каньоне Дель Оро.
   Вернувшись к женщинам, Маккенна рассказал им об увиденном.  Обе  дамы
некоторое время молчали, а затем Маль-и-пай покорно заметила:
   -  Благословен  будь  Йосен!  Скажи,  Голубоглаз,   сколько   времени
потребуется, чтобы добраться до того миленького домика, который ты хотел
купить для Заморыша и старухи-матери?
   Маккенна захохотал.  Фрэнчи  и  Маль-и-пай  тоже.  Все  почувствовали
удивительное облегчение. Отсмеявшись  и  сняв  копившееся  все  эти  дни
напряжение, путешественники вновь сели на коней и через  Потайную  Дверь
выехали на свободу. Было всего десять утра,  и  сияющее  солнце,  словно
огромный бриллиант,  предвещало  превосходный  день.  Путь  их  лежал  к
Тыквенному Полю...
   К Апачскому Почтовому Ящику подъехали в пять  часов  дня.  Маль-и-пай
снова занервничала. Когда Маккенна спросил, что случилось,  она  указала
на скалу, сказав, что кто-то переменил палочки. Те, что  торчали  вчера,
исчезли. А эти совсем другие.
   Маккенна начал было успокаивать старуху,  но  затем  решил  поступить
иначе. В воздухе витало  нечто.  Взгляд  старателя  скользнул  вверх  по
пирамиде. Фрэнчи внимательно наблюдала за ним.  Старуха  тоже.  Маккенна
натянул поводья.
   - Мать, - сказал Маккенна, - давай-ка поднимемся и посмотрим,  о  чем
теперь говорят палочки.
   Маль-и-пай неохотно кивнула и повернула кобылу к  "Почтовому  Ящику".
Маккенна  с  Фрэнчи  не  отставали.  Не   доезжая   до   пирамиды,   они
остановились. Маккенна почувствовал, как волосы  встают  дыбом:  палочки
действительно были новыми и стояли в новой комбинации...
   Он взглянул на Маль-и-пай.
   Старая  скво  ощущала  присутствие  духов.  Она   была   обеспокоена,
встревожена, испугана. Ей хотелось, как можно быстрее  уехать  прочь  от
этого проклятого места. Но она придержала пони и в изумлении  уставилась
на "говорящие" палочки. В гнетущей тишине,  ожидая  приговора,  Маккенна
стал изучать землю.  И  снова  почувствовал,  как  шевелятся  волосы  на
загривке. Свежих следов не было: ни отпечатков лошадиных копыт, ни  ног,
обутых  в  мокасины.  Никаких  других  знаков,  указывающих  на   земное
происхождение оставляющих палочки "гостей", он  не  увидел.  Пусто  было
возле одинокой пирамиды. Взгляд старателя  метнулся  к  иссохшей  фигуре
старухи.
   - Мать, - осторожно спросил он, - ты можешь  прочитать  то,  что  тут
"написано"?
   - Да, - ответила Маль-и-пай, - могу.
   - И что?
   Прежде чем ответить,  индианка  долго  изучала  лицо  белого,  словно
хотела измерить глубину его порядочности.  Наконец,  она  удовлетворенно
кивнула.
   - Первые палочки означают: "спасибо".
   - А остальные, мадре?
   Ее сморщенные губы плотно сжались.
   - А остальные, Маккенна, - сказала она, - образуют Знак Ножа.
   Шотландец в недоумении вперился в темные индейские глаза.
   - Беш? - выдохнул он. - Ты хочешь сказать, фраза звучит, как "спасибо
- от Беша?"
   Но старуха не ответила. Она развернулась и вместе  с  Фрэнчи  погнала
лошадей к темнеющему ущелью Каньона Тыквенного Поля. Там, ниже по тропе,
иссыхали древние поля и пыльные ирригационные  арыки.  Оставалось  время
только на то, чтобы засветло выбраться из каньона и к  ночи  доехать  до
старой дороги, ведущей к форту Уингейт.
   Осмотревшись, Маккенна содрогнулся. Внезапно ему стало жутко одному в
этом мрачном, покрытом застывшей  лавой  ущелье.  Он  пришпорил  коня  и
бросился догонять женщин. Топотанье крепеньких копыт  маленькой  лошадки
гулом отдалось от стен таинственного места,  пропитанного  потусторонней
тишиной. Звук испугал пони Он захрипел, фыркнул и, содрогаясь от страха,
отпрянул  назад.  Маккенна  потихоньку  зашептал  ему  на  ухо  ласковые
успокаивающие слова, немного утихомирил, а потом снова пришпорил его.
   Шотландец не потрудился обернуться, чтобы в последний  раз  взглянуть
на каменную пирамиду и палочки,  оставленные  в  ней  либо  духом,  либо
привидением. Воспоминания остались жить только в его памяти.
   Может, это было и к лучшему. Потому что Глен Маккенна так и не увидел
призрачного индейского всадника, который, высокий и стройный,  сидел  на
огромной спине бледного мустанга и прозрачной  рукой  чертил  в  воздухе
знак, на языке апачей чирикауа означавший: "Благословляю тебя, брат".