к физическому  плану, -- в ощущении присутствовал  четко
выраженный    духовный   подтекст.    Затем   все   оборвалось,   и    после
непродолжительного   периода   спокойствия    Катерина   начала   любоваться
прекрасными  изумрудами  и опалами  мягких зеленых  и  голубоватых оттенков.
Самоцветы вращались и сыпались откуда-то  сверху. Их озарял великолепный луч
света. Он сверкал и казалось исходил из Катерины. Судя по всему, самоцветы и
драгоценности были  не  просто прекрасными  вещами,  а  имели  гораздо более
глубокое  значение.  Изливающийся  из  них  зеленый  свет  обладал  духовной
природой и освобождал Катерину от печали.
     Затем  красота исчезла, и  Катерина начала обозревать различные стороны
своей  жизни. По  мере  освобождения от  разочарований  детства, путаницы  и
неразберихи  в  сексуальной жизни, неудач  брака  и  унижений,  которым  она
подверглась, будучи еврейкой,  по ее щекам начали течь слезы.  В ходе  этого
очищающего  и  отмывающего  обзора  жизни  большая  часть  ее  язвительности
трансформировалась  в  юмор.  У  Катерины даже  появилось  чувство, что  все
пережитое в жизни, было истинным ощущением любви.
     Позже  в  ходе  сеанса  музыка  звучала   все  громче,  словно  циклон,
вращающийся с неописуемой скоростью, или смерч, раздирающий ее внутренности.
Музыка  нарастала и становилась дикой  и  гневной.  Она захватила  Катерину,
угрожая  выбросить  ее  в  пространство,  где от нее  ничего  не  останется.
Катерина  боролась  со всасывающей  силой этого  вихря и ощущала,  что, если
позволит втянуть  себя  в  центр, то  с нее будет содрана  плоть,  кости  --
абсолютно  все.  Затем  ей представилось, что происходит  какая-то  жестокая
битва, ведущаяся самым примитивным оружием, типа мечей, кинжалов, алебард  и
арбалетов.  Катерина была  глубоко  поглощена этим  сражением:  она  яростно
рубилась,  и  ей,  в свою  очередь, наносили  раны.  Во  время  побоища  она
почувствовала, как музыка поддерживает ее. Два музыкальных рефрена поднимали
и  проталкивали ее вперед. Давление  было невыносимым,  она боялась,  что  в
любой  момент  может  вспыхнуть  и  взорваться.  Словно  вот-вот  разорвется
гигантская атомная бомба, своими размерами


     превосходящая все известное на Земле,  и уничтожит Вселенную.  Катерине
казалось,  что у  нее  очень хрупкое,  как бы  сделанное  из самого дорогого
фарфора лицо, и она слышала, как крошились в голове тонкие косточки. Судя по
всему, череп раскололся  на тысячу кусков, и оттуда,  где он лопнул, на лицо
лилась  кровь.  Катерина  казалась  себе маленьким,  беспомощным  младенцем,
испытывающим  удушье в процессе родов и сражающимся за возможность родиться.
В  этом  переживании   присутствовало  то,   что   она  назвала   "брезжащим
восстановлением единства". Кульминация была достигнута в видении гигантского
колеса, уходящего  в беспредельность. По  его  краю,  на бесконечном  ободе,
располагались все религии мира, посылая сияющие лучи в центр  и наружу.  Они
были представлены различными  символами и тайными надписями. Катерина стояла
посередине  колеса, загнанная  прямо  в  центр,  атакованная,  искушаемая  и
разрываемая всеми  этими религиями. Они "жаждали" ее и  боролись между собой
за нее, протягивая  все  лучшее,  что  могли предложить.  Каждый  раз, когда
Катерина  была  готова  уступить  какой-либо  из  них,  она обнаруживала  их
недостатки, слабости и меняла решение. Затем колесо ускорило вращение -- все
быстрее  и быстрее, пока  Катерина не перестала различать что-либо. Она была
полностью обездвижена, абсолютно неподвижна в центре времени и пространства,
и  колесо, наполненное столькими вероучениями,  сплавило их в одно. Все было
залито теплым,  мягким, золотым светом.  Катерина  парила и  купалась в нем,
ощущая   себя  убаюкиваемой  и  утешаемой.  Такое   сливающее   все  воедино
божественное видение было,  видимо, то,  к чему она стремилась  и  ждала всю
свою жизнь. Оставался лишь последний  маленький  шаг к полному растворению и
единству. Когда же Катерина уже была готова слиться  с божественным  светом,
она поняла:  Божество -- всегда мужчина, и полностью сдаться ему и слиться с
ним она не может.
     Ничего  драматичного  в  сеансе  после этой кульминации  не  произошло,
Катерина  была  погружена в теплое  золотое сияние и ощущала себя  любящей и
любимой. Когда мы  дали  ей землянику  со свежевзбитым  кремом, для  нее это
явилось чуть ли  не  экстатическим переживанием: "Это было самое потрясающее
блюдо, которое я когда-либо  ела  в жизни.  Оно  было чувственным  и на вкус
невероятно своеобразным.  Джоан, иногда я  не  могу  приять, являешься ли ты
моей матерью, сестрой или дочерью. Ты являешься для меня столь многим".


     Позднее  вечером   Катерина  чувствовала  огромную   благодарность   за
переживание  и  космические озарения, которые она  расценивала,  как  особую
милость и привилегию. Судя по всему, у нее было еще два переживания, имевшие
характер  воспоминаний  о  прошлых  воплощениях.   В   одном  из   них   она
идентифицировала себя  с греческим ученым, находящимся  в плену  у  богатого
римлянина в качестве учителя, наставника его  детей.  Хотя он  и  знал,  что
является существом подвластным, но чувствовал себя выше ситуации и внутренне
свободным. Во втором  Катерина была собою, но с выбритой головой и одетой  в
шафрановые одежды, подобно восточному монаху.
     Катерина  восприняла сеанс,  как  очень важное событие своей жизни.  До
него она  находилась в  глубокой депрессии  и  предприняла серьезные попытки
достать сильнодействующий  яд. Ее одержимость мыслями о самоубийстве исчезла
полностью. Катерина  чувствовала себя так, словно в ее жизни открылась новая
глава:
     "Все  эти  годы  я существовала.  В прошлую пятницу  я начала  жить.  Я
действительно  ощущаю  себя   новой   личностью  с  совершенно  изменившимся
сознанием. Даже мое тело чувствует себя по-другому. У меня нет болей".


5. ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ: ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЕ БИОГРАФИИ

     В  предыдущих  главах  мы  описали  принципы  психоделиче-скои  терапии
умирающих  и  суммировали  наши наблюдения в  данной области. Представляется
необходимым  дополнить эту общую информацию историями  отдельных  пациентов,
которые на  более конкретном и  личностном уровне позволят заглянуть  в суть
пси-ходелической  терапии.  Мы отобрали тех,  у кого  лечение сопровождалось
полным  или  частичным  успехом,  и  каждая  история  является  иллюстрацией
определенных важных аспектов психоделиче-ской терапии у раковых больных.
     Положение  Мэтью требовало лишь  минимальной  работы  с  семьей: будучи
терапевтом,  он и его ближайшие родственники полностью отдавали себе отчет в
стоящих перед ним сложностях. Общение в этой семье было открытым  и честным.
Основной проблемой  пациента в  столкновении со  смертью и  ее принятии была
прагматическая  и  атеистическая  ориентация.  Опыт  Мэтью  показывает,  что
элементы  мистического  сознания  могут  возникать  в  ходе  психоделических
процедур у хорошо образованных, скептически настроенных и ориентированных на
науку личностей.
     Тэд  во многих отношениях  находился на противоположном  конце спектра.
Уровень его  образования  был  довольно  ограничен, и в  целом  он  разделял
религиозный  взгляд  на  мир.  Отношения в  семье  были крайне запутанными и
сложными, что потребовало проведения серьезной психологической работы.
     Джесс   был   практически   неграмотным   человеком,  который  в   ходе
психоделических  процедур открыл  и усвоил сложную  метафизическую  систему,
включающую  веру  в  реинкарнацию.  Психологическая   сила  новой   духовной
ориентации была  столь велика, что позволила ему преодолеть избыточный страх
смерти и отрешиться от безнадежного цепляния за жизнь.


     Сюзанне психоделическая терапия  серьезно помогла, но главная  проблема
-- мучительные боли --  так и не была решена. Ей, однако, удалось преодолеть
страх  перед паллиативной  операцией,  принесшей ожидаемое облегчение. Джон,
напротив,   может   быть    приведен   как   пример   присутствия   элемента
непредсказуемости   в  психоделической   терапии  болевых  ощущений.   После
безуспешной, по  первоначальным представлениям, процедуры  невыносимая  боль
полностью исчезла на несколько месяцев.
     История   Джоанны  является   иллюстрацией  потенциальных  возможностей
психоделической терапии в самом ярком виде.  В  результате трех ЛСД-процедур
она испытала глубокую духовную трансформацию, полностью изменившую  характер
последних дней  ее  жизни. То, как  она  улаживала  житейские дела  и решала
практические вопросы, связанные с собственной кончиной, постоянно вызывало у
родных  и близких чувства  благоговения и удивления. Кроме того, ее муж тоже
прошел психоделические процедуры в рамках нашей программы ЛСД-обучения.  Это
помогло  ему не только лучше  понять, как умирала Джоанна, но и справиться с
некоторыми   своими   ощущениями,   связанными   со   смертью   и   раковыми
заболеваниями.

МЭТЬЮ

     Мэтью  --  42-летний  специалист  по  внутренним  болезням  страдал  от
неоперабельной  формы  рака  поджелудочной  железы.  Он  хорошо  знал   нашу
программу, так как несколькими годами ранее  направил к нам  одного из своих
онкологических   пациентов   для   прохождения   психоделической    терапии,
оказавшейся весьма успешной. После того, как  жена Мэтью описала по телефону
его  состояние  как  критическое,  мы немедленно откликнулись  на просьбу  о
прохождении ЛСД-терапии и приехали к ним в тот же день.
     Мы  нашли Мэтью  в  состоянии чрезвычайной  слабости, тревоги  и полным
отчаяния.  Его  положение  ухудшалось  множеством  неприятных   симптомов  и
ощущений, вроде тошноты, рвоты,  метеоризма,  отечности,  нарастающей потери
аппетита и веса.  Мэтью полностью сознавал свое положение не только в смысле
диагноза и прогноза, но и с точки зрения стадии развития раковой опухоли. Он
регулярно получал результаты лабораторных анализов, курируя  собственный  случай,  и  наблюдал  за  прогрессирующим  ухудшением
физиологических  функций.  Он  даже  диагностировал  у  себя  незначительную
легочную эмболию, просмотренную лечащим врачом.
     Мэтью,  казалось,  полностью погрузился  в  происходившее  с  ним.  Его
здоровье всегда было великолепным, а  жизненный путь -  успешным.  В  момент
заболевания  у  него была  красивая  жена, счастливый  брак,  трое  детей  и
процветающая медицинская практика. В  эмоциональном, философском и  духовном
отношении он  не был готов к такому резкому повороту судьбы. Религия никогда
не означала  для него многого, и  весь его подход  к  жизни характеризовался
высокой степенью рационализма и прагматизма.
     По  мере  нарастания страданий  Мэтью все  больше поражался абсурдности
своего заболевания, спрашивая, почему и как это произошло.  Его  отношение к
болезни было  гораздо терпимее,  пока -- за  две  недели  до нашего  первого
визита  - он  неожиданно не испытал  сильную  боль, продолжавшуюся несколько
дней. Хотя ее  удалось  снять  морфином, вызванные  ею глубокая депрессия  и
тревога  не  прошли.  Попытка   снять  последнюю  с  помощью  хлор-промазина
оказалась крайне  неудачной  и лишь усилила депрессию,  чувства  поражения и
безнадежности. Степень физического и эмоционального дистресса, испытываемого
Мэтью, была столь  велика,  что  он воспринимал каждый день, как невыносимую
пытку.  Он умолял нас сократить подготовку до абсолютного минимума и  начать
процедуру как можно скорее. Мы провели подготовительную работу за два дня, в
течение которых  на протяжении  многих часов беседовали  с Мэтью, его женой,
детьми   и  родителями.   Хотя   срок   был   относительно   небольшим,  нам
посчастливилось  установить близкие отношения  со всеми  ними, и мы получили
необходимые данные о прошлом и нынешнем положении Мэтью.
     Несмотря на серьезность состояния Мэтью, контакт между ним и его  женой
был  очень хорошим. Это  был  один из  редких  случаев  честного и открытого
общения, с которыми мы встречались в нашей работе. Единственное затруднение,
вставшее перед супругами  до встречи  с  нами, касалось  отношения  Мэтью  к
области  интимного.  Дебора  инстинктивно  стремилась  сблизиться  с  ним  и
физически быть рядом. Из-за отсутствия ласки в детстве,  Мэтью не  привык  к
подобному  подходу, расценивая  физическую  ласку, как  прелюдию к  половому
акту. В связи  с тяжелым соматическим  состоянием он был  уже не в состоянии
функционировать в половом  отношении  и  потому воспринимал близость  Деборы как  болезненное
напоминание  о  собственной неполноценности, и  стремился уклониться от нее.
Более того, он считал своим  долгом самостоятельно справиться с ситуацией  и
расценивал  такую  поддержку,  как  инфантилизирующую  его  и  не  достойную
взрослого .  мужчины.  В этих условиях наиболее  важным утешением для  Мэтью
стала  музыка. Он сам музицировал  и в  прошлом  пытался писать  музыкальные
сочинения. Слушая классическую  музыку, он иногда настолько  увлекался,  что
забывал о серьезности своего положения.
     Несмотря на  относительную краткость  нашего  контакта,  мы были  столь
уверены  в отношениях  с  Мэтью и в  ситуации  внутри семьи,  что решили  не
откладывать  процедуру. По его просьбе  мы получили  специальное  разрешение
провести сеанс в домашних условиях, а не в  больничной палате. Мэтью проявил
большой  интерес  к  обсуждению спектра переживаний,  имеющих место во время
ЛСД-процедуры,  но  был  скептичен  в  отношении  религиозных  аспектов.  Мы
предложили ему отнестись к сеансу, как к научному эксперименту и попытаться,
насколько  это  удастся,   проявить  непредвзятость  и  отложить  выводы  до
окончания опыта.
     В  день процедуры  Мэтью  получил  200  микрограммов ЛСД. Препарат  был
введен  внутримышечно, так как мы не были уверены в поглощающих способностях
его  желудочно-кишечного тракта. Скрытый период, видимо, был продолжительнее
обычного. Более часа Мэтью казался абсолютно нормальным. Затем его поведение
стало необычным, но  он продолжал отрицать ощущение  чего-либо.  Он лежал на
матрасе,  слушая через  наушники классическую музыку.  Временами ворочался и
метался, а иногда испытывал трудности с дыханием. Тот факт, что в его случае
визуальные параметры действия препарата практически отсутствовали, затруднил
для  Мэтью  ясное  осознание  начала  переживания,  вызванного ЛСД.  Вскоре,
однако,  не  осталось  сомнений,  что  его  психика  находится в  измененном
состоянии.  Он  начал  проявлять восторженность по  поводу качества  музыки,
настойчиво  просил  нас  слушать  внимательно  и  сказать,   слышали  ли  мы
когда-либо нечто столь  фантастическое. Музыка звучала для него божественно,
и он растворялся в ней, сливаясь с ее течением.
     Весьма  рано в  ходе процедуры  Мэтью испытал острую  нужду в  душевном
тепле  и  потянулся к  Джоан (соавтору книги).  Она  мгновенно откликнулась,
держа и укачивая его более четырех



     часов. В  таком положении он продолжал  слушать  музыку с экстатическим
выражением лица. Его черты показывали необычную смесь детской благостности и
мистического  восторга.  Он  произносил, казалось,  бессвязные  предложения,
которые  звучали  одно за другим,  наподобие  цитат из  буддийских текстов и
описаний  еврейских и христианских  мистиков: "Один  мир и одна Вселенная...
все едино... ничто и все... все и ничто... ничто есть все... пусть случится,
когда  придет время... это  не имеет никакого значения... болезнь... рана...
это либо реальность, либо нет... низшие формы и высшие... блистающие границы
владений его величества... итак, я бессмертен... это истинно!.."
     Дебора, время от времени подходившая к двери гостиной, где  происходила
процедура,  не   могла  поверить,  что  данные  заявления   исходили  от  ее
прагматичного  мужа.  В  начале  шестого часа  она вошла  и  сменила Джоан в
ухаживании за Мэтью. Он по-прежнему  был с  защитной повязкой  на  глазах, в
наушниках и едва ли заметил перемену. Они  провели долгое время в молчаливом
объятии. Затем Мэтью снял  повязку и выпил  стакан апельсинового сока. Глядя
на Дебору, он был захлестнут чувством огромной любви и близости.
     В   период  окончания  процедуры  Мэтью   испытал   сильный  физический
дискомфорт. Он ощущал  себя связанным  и  делал отчаянные попытки опорожнить
желудок,  чувствуя, что  это было единственной преградой на пути  возврата в
благостное  состояние. Он  полагал, что если ему удастся опорожниться, то он
"обретет весь мир". Запор, однако, был столь тяжел, что  пришлось прибегнуть
к клизме, чтобы помочь ему.
     В тот  же  день позже Мэтью захотел принять  ванну. Сидя в  ней почти в
течение часа,  он слушал музыку  и наслаждался, пока  его купали.  Затем  он
провел вечер, продолжая слушать музыку и находя совершенно новые измерения в
вещах,  которые он  довольно  хорошо знал.  Ощущение  боли  в кишечнике было
единственным  темным  пятном  на  его  прекрасном во всех других  отношениях
самочувствии.
     К нашему удивлению,  Мэтью  оказался, судя  по  всему,  не  в состоянии
реконструировать  последовательность  ЛСД-пережива-ния  и  плохо   помнил  о
содержании.  Степень провала  в памяти  была весьма  необычной:  большинство
людей  ясно  помнят  основные  события  переживания.  Все,  что  Мэтью  смог
передать, -- это общее ощущение дня. Он чувствовал, что переживание было неправдоподобно  прекрасно,  он  никогда  в  жизни  не  испытывал  ничего
похожего. Это было "заключение в теплом коконе, окруженном бес
     конечной  любовью,  чувство  беспомощности  и  одновременно  счастья  и
безопасности".  Наиболее сильным переживанием было  пребывание на матрасе  с
Деборой,  их  объятия и  чувство растворения в ней. Рассказ  Мэтью  об  этом
переживании  произвел  на  обоих впечатление, и они  заплакали.  Перед нашим
уходом  в  тот  вечер  Мэтью  так   суммировал  впечатления  от   процедуры:
"Независимо от того, поможет это мне или нет, я хочу, чтобы вы знали:
     я очень благодарен  за  то, что  произошло  сегодня. Это  действительно
самый прекрасный и плодотворный день в моей  жизни. Я не вижу, каким образом
это может причинить какой-либо вред..."
     Через два  дня  после процедуры, Мэтью пришлось снова госпитализировать
по поводу полной непроходимости кишечника. Это явилось  суровым напоминанием
о быстром развитии болезни, и Мэтью начал снова уходить в депрессию. Так как
в  больнице  он   пребывал  в   отдельной   палате,   мы  установили  в  ней
проигрыватель,  чтобы он  мог  находиться под воздействием музыки;  принесли
пластинки,  которые проигрывались  во время  процедуры.  Мы уже  знали,  что
музыка,  связанная  с   необычными   состояниями  психики,  обладает  особой
способностью пробуждать вновь те же  состояния. В ходе специальной процедуры
Джоан применила  технику  расслабления  вкупе с  внушением. Она напомнила  о
стоящем  перед  ним  выборе: либо концентрироваться  на болезни и физическом
страдании,  либо восстановить связь  с  переживаниями ЛСД-процедуры.  Спустя
приблизительно двадцать минут, психика Мэтью успокоилась. С помощью Деборы и
музыки он смог сохранить это спокойствие в течение нескольких оставшихся ему
дней.  Дебора ежедневно  проводила с  ним  много часов. Сопротивление  Мэтью
близости,  видимо,  было  полностью  снято   в  ходе  ЛСД-про-цедуры,  и  он
неимоверно  наслаждался телесной  близостью. Мэтью и Дебора, независимо друг
от друга, информировали нас, что это был  наиболее  значительный период в их
браке.
     Мы планировали  на  два  дня поездку  в Хартфорд  и  перед отъездом  из
Балтимора  посетили  Мэтью  в  больнице.  Его  физическое  состояние  быстро
ухудшалось, и мы сознавали,  что  это, возможно, последняя встреча.  Он явно
разделял  такие  опасения.  В  конце  посещения  он   сказал:  "Бессмысленно
продолжать борьбу,  если  наступило  время уходить...  Не  печальтесь, все в
порядке..." Во время нашего пре