а! Измена!
    Как услышал Святополк страшное слово, побелел, рукой загородился.
    - Что?! Где измена? Говори!
    Еще горячее шепчет Давыд. Слюной в ухо брыжжет:
    - Ведомо  мне  -  тшш!  -  что сговорился Василько с Владимиром Мономахом.
Согласились они промеж собой захватить Волынскую и Киевскую области и поделить
их. Твой Киев к Мономаху отойдет, а Васильку мой удел достанется.
    - Ложь  это!  Крест  они целовали! - мотает головой Святополк, а самого уж
тоже сомнение точит: а вдруг?
    А Давыд свое:
    - Кто  убил  брата  твоего  Ярополка? Не Ростиславичи ли? Если не схватишь
Василька,  то  не княжить ни тебе в Киеве, ни мне во Владимире-Волынском. Вели
тотчас  послать  за  Василько,  вот удивишь, что не захочет он явиться к тебе.
Будет то доказательством его измены.
    Поколебался Святополк и приказал послать за Василько. Юный Ростиславич тем
временем,  не  подозревая  ни  о  чем,  возвращался из Любеча и остановился на
ночлег недалеко от Киева.
    На  другой  день,  едва  Василько  проснулся,  к  нему  привели  гонца  от
Святополка. Гонец передал святополкову просьбу остаться в Киеве до его именин:
"Славный пир дам, брате! Хочу видеть тебя у себя!"
    Василько,  торопившийся  домой,  где  собирались  его  рати,  отказался от
приглашения и проследовал в Теребовль.
    Святополк,   всю   ночь  проведший  с  безумно  трусившим  Давыдом  и  сам
заразившийся  от  него  подозрительностью,  с  нетерпением  ожидал возвращения
своего   гонца.   Наконец  гонец  прибыл  и  сообщил,  что  Василько  отклонил
приглашение.
    Восторжествовал Давыд:
    - Видишь,  не  хочет  он тебя знать, даже когда он в твоей волости. Что же
будет, когда придет в свою землю? Увидишь, месяца не пройдет: займет от города
твои Пинск и Туров. А там соединится с Мономахом - и в Киев!.. Пока не поздно,
созови киевлян, схвати Василька и отдай мне.
    Святополк заколебался, закрестился мелко и пугливо.
    - Только целуй крест, что ты не убьешь его, - сказал он Давыду.
    Давыд Игоревич торопливо поцеловал крест.
    Тогда  Святополк  послал  сказать  Васильку:  "Василько!  Если  не  хочешь
остаться до моих именин, зайди хоть нынче. Попируем вместе с Давыдом и поедешь
к себе в удел свой."
    Хоть  и не хотелось Васильку принимать приглашение, но он не желал отказом
обидеть  старшего  брата.  Взяв с собой лишь нескольких спутников, он поехал в
Киев.  На полпути к Киеву встретился ему один из бывших конюхов его, служивший
ныне у Давыда. Догнав князя, удержал он его за стремя.
    - Не езди в Киев, князь! Проведал я: хотят тебя схватить!
    Не поверил ему Василько.
    - Не  смущай  меня!  Не  может того быть, чтобы нарушили Святополк и Давыд
крестное целование!
    - Княже!
    - Уйди  прочь,  смерд!  Лучше  мне  погибнуть, чем не поверить в целование
крестное! - оттолкнув ногой холопа, Василько нетерпеливо послал коня вперед.
    Когда  он  приехал  на  княжий  двор,  навстречу ему вышел сам Святополк и
провел  его  в терем, куда немного погодя пришел и Давыд. Святополк опять стал
упрашивать Василька остаться в Киеве до его именин, но Василько отвечал:
    - Никак не могу, брат! Я уже и обоз свой отправил вперед.
    - Так не останешься? - с особым каким-то ударением повторил Святополк.
    - Да  говорю  же  тебе,  брат  -  нет! - начиная слегка сердиться, ответил
Василько.
    "Давыд же сидел как немой. И сказал Святополк: "Позавтракай хоть, брат". И
обещал  Василько  позавтракать.  И  сказал  Святополк: "Посидите вы здесь, а я
пойду  распоряжусь".  И вышел вон, а Давыд с Васильком сидели. И стал Василько
говорить  с  Давыдом,  и  не  было у Давыда ни голоса, ни слуха, ибо был объят
ужасом  и обман имел в сердце. И, посидев немного, спросил Давыд: "Где брат?".
Они же сказали ему: "Стоит на сенях". И, встав, сказал Давыд: "Я пойду за ним,
а  ты,  брат,  посиди".  И, встав, вышел вон. И как скоро вышел Давыд, заперли
Василька,  -  5  ноября, - и оковали его двойными оковами, и приставили к нему
стражу на ночь."


    ОСЛЕПЛЕНИЕ ВАСИЛЬКА ТЕРЕБОВЛЬСКОГО

    Василько провел бессонную ночь - в оковах, в плену.
    А наутро Святополк собрал своих бояр и киевлян и поведал им то, что слышал
от Давыда.
    - Мужи  киевские!  Сказал мне Давыд: "Брата твоего убил Василько, а против
тебя  соединился с Владимиром и хочет тебя убить и города твои захватить." Как
мыслите, правда ли это? Жду, что мне скажете.
    Однако советчики отвечали уклончиво:
    - Тебе,  князь,  прежде надо беречь свою голову. Если Давыд сказал правду,
то Василька должно наказать. Если же солгал Дывыд, то пусть сам отвечает перед
Богом - не будет на тебе Васильковой крови.
    Другого мнения придерживалось духовенство, горой вставшее за Василька:
    - Быть  не  может  того,  чтобы  нарушил  он  крестное  целование. Отпусти
Василька, Святополк, покуда не взял ты на совесть свою бремени, - в один голос
говорили игумены.
    Снова заколебался Святополк. "Ведь это все Давыд", - отвечал он игуменам.
    Дывыд  же,  видя,  как  далеко  зашло  дело  и  боясь Василька, требовал у
Святополка его выдачи.
    - Надо  ослепить  Василька! Если не выдашь его мне, то ни тебе не княжить,
ни мне! - убеждал он.
    Наконец  Святополк  выдал Василька Давыду. В ту же ночь пленника погрузили
на телегу и в оковах двойных привезли в Белгород, где бросили в простую избу.
    Сидя  в  избе,  Василько увидел, как овчар Святополка, родом торчин, точит
нож.  Догадавшись,  что против него замыслено зло, Василько обратился к овчару
по имени: "Что ты замыслил, Берендя! Опомнись!"
    Овчар  ничего  не  отвечал,  и  Василько стал горячо молиться. В это время
вошли  Сновид  Изечивич,  конюх Святополков, и Дмитр, конюх Давыдов, разослали
ковер на полу и, схватив Василька, хотели его повалить.
    Но  Василько, даже скованный, боролся так крепко, что они втроем ничего не
могли  с  ним  поделать  и  позвали  других слуг. Наконец несчастный князь был
повален  и связан. Четверо конюхов положили на Василька доски с печи и уселись
по  их  краям,  так  что  затрещали  кости, а торчин Берендя, подойдя, ослепил
князя.
    Лежащего  в  беспамятстве  Василька  подняли  вместе с ковром, положили на
телегу  и  повезли  во  Владимир-Волынский,  к  Давыду.  Почти  на  полпути, в
Звиждене-городе, Сновид с товарищами остановился для отдыха.
    Василька  достали  из ковра, обмыли и, сняв с него, окровавленную сорочку,
отдали  ее  стирать  попадье.  Попадья,  постирав  рубаху,  вновь  одела ее на
Василька  и  стала  причитать  над  ним  как над мертвым. В это время Василько
очнулся и спросил ее: "Где я?"
    "В Здвиждене," - плача, отвечала попадья.
    Василько попросил напиться и, ощупав сорочку, сказал:
    "Напрасно  ее  с  меня  сняли. Пусть я принял в этой сорочке смерть, так и
стал бы пред Богом."
    На   шестой   день   пути   ближе   к  вечеру  Василько  был  привезен  во
Владимир-Волынский.
    "Прибыл же и Давыд с ним, точно некий улов уловив. И посадили его во дворе
Вакееве,  и  приставили  стеречь  его  тридцать человек и двух отроков княжих,
Улана и Колчка."


    СКОРБЬ МОНОМАХОВА

    В  ужас, в тоску великую пришел Мономах, сведав о свершившемся злодействе.
Какими  трудами дался ему Любечский съезд - чаял: прекратится рознь на Руси, а
на деле не успел еще до удела своего добраться, как новая кровь пролилась...
    - Не  бывало  еще  такого  зла  в Русской земле ни при отцах, ни при дедах
наших.  Один  Святополк  Окаянный  свершил  такое  с  братьями своими Глебом и
Борисом!  -  воскликнул  князь  и тотчас послал гонцов к братьям Святославичам
Олегу и Давыду, призывая их идти сообща на Святополка и Давыда Игоревича.
    В грамоте своей к Святославичам писал Мономах:
    "Идите  в  Городец,  да  поправим зло, случившееся в Русской земле и среди
нас,  братьев, ибо нож в нас ввержен. И если этого не поправим, то еще большее
зло  встанет  среди  нас,  и  начнет  брат  брата закалывать, и погибнет земля
Русская, и враги наши половцы, придя, возьмут землю Русскую!"
    Давыд  и  Олег,  собрав  свои дружины, соединились с Мономахом и, выдвинув
рать  свою на рубежи княжества Киевского, послали сказать Святополку, вопрошая
его: "Зачем ты сделал такое зло в Русской земле?"
    Перетрусивший  Святополк  свалил  все  на  Давыда  Игоревича,  говоря, что
невинен он в крови Васильковой, и лишь Давыд Игоревич подучил его.
    Но  Мономах  и  Давыд  с  Олегом не верили ему. Гонец их привез Святополку
такой  ответ:  "Нечего  тебе  оправдываться  тем,  что Давыд его ослепил; не в
давыдовом городе его взяли, а в твоем".
    Ответив   так,  князья  стали  переходить  Днепр,  собравшись  воевать  со
Святополком. Испуганный Святополк хотел бежать из Киева к полякам, но киевляне
не пустили его.
    "Не  беги,  князь! Ты сотворил зло - теперь надобно его исправить. Не дело
народу твоему платить за тебя!" - отвечали они ему.
    Надеясь  на  великодушие  Мономахово,  столь  известное  на Руси, киевляне
отправили  к  нему  большое посольство с митрополитом и мачехой Владимировой -
вдовой  князя  Всеволода.  Знали  на Руси, что почитает ее Мономах как мать. К
ее-то мольбе прислушается.
    Владимир,   Олег  и  Давыд  приняли  посольство  в  шатре.  Подняв  крест,
митрополит киевский сурово обратился к ним:
    "Коли  станете,  князья,  воевать  друг  с другом, то возрадуются поганые,
возьмут  землю  нашу,  которую приобрели отцы и деды ваши. С великим трудом, с
храбростью побороли они по Русской земле, да и другие земли приискивали, вы же
хотите разом все погубить!"
    Сознавая  правоту  митрополита,  Мономах  склонил  голову. Понимал он, что
праведен  их гнев, то кто пострадает от него? Святополк и Давыд Игоревич? Нет,
те,  как  обычно,  отсидятся  за  стенами  или сбегут в иные земли: платить же
придется  своей  кровью  опять  же  безвинным и будет оттого горе большое всей
земле.

    * * *

    Сжалившись,   князья   склонились   на   просьбу   мачехи  Владимировой  и
митрополита.  Вернув  свои  рати, они послали сказать Святополку: "Не хотим мы
губить  Русской  земли, но так как это ты всему виной, ступай Святополк сам на
Давыда  и  либо  схвати его, либо выгони. Не дело оставлять такое преступление
неотмщенным."
    Святополку  ничего  не оставалось делать, кроме как согласиться. Поверив и
на  этот  раз его слову, рати Мономаха и Святославичей вернулись в свои уделы.
Воспрянувший   же   Святополк   не  спешил  идти  пока  на  Давыда  Игоревича,
отговариваясь тем, что готовится к походу.
    Давыд, видя, что Святополк не собирается его наказывать и закрывает на все
глаза,  вознамерился  захватить  Василькову  волость и присоединить ее к своим
уделам.
    На  земле  Русской,  и без того уставшей от усобий, стало готовиться новое
кровопролитие.


    "НЕ НА МНЕ ВИНА!"

    Страх  Давыдов  перед  Васильком  был  столь  велик,  что даже ослепленный
Васил„к  продолжал  содержаться  в  темнице под надежной стражей. Совсем тяжко
было  бы  Васильку в заточении, если бы не тезка его монах Василий, бывший при
нем почти безотлучно.
    Странным   образом  пересеклись  их  пути.  Первоначально  монаха  Василия
подослал к Васильку сам Дывыд. Надеялся он, что смиренный инок убедит Василька
послать  грамоту  к  князю  Владимиру:  дабы не отправлял Мономах свои рати на
Владимир-Волынский.  Трусил Давыд - знал, что разгневал князя переяславльского
и смоленского.
    Вняв  увещеваниям  монаха,  Василько  послал к Владимиру своего слугу, а с
монахом Василием, оценив добрый его нрав, сдружился и подолгу беседовал с ним:
    - Слышал  я,  Василий, думает Давыд отдать меня ляхам. Коли так, то верную
смерть приму. Много зла сделал я ляхам и хотел еще больше наделать - отомстить
им за Русскую землю. Оболгал меня Давыд, что хотел я его городов. Не нужен был
мне его удел. Чаял я, как соберутся ко мне берендеи, печенеги и торки, скажу я
брату  Володарю:  "Брате  Володарь,  дай мне дружину свою младшую, а сам пей и
веселись. Пойду я с дружиной той зимой на польскую землю, потом перейму болгар
дунайских  и  посажу  их  у  себя, а там, коли посчастливится живым вернуться,
попрошусь у Святополка и Владимира на половцев." Мечтал я, что либо славу себе
найду,  либо  голову сложу за Русскую землю. Да видать наказал меня Бог за мое
высокоумье, смирил слепотой.
    Но  -  нет.  Давыд  не  выдал  Василька  полякам, хотя и желал бы того. Не
посмел. Знал волынский князь - переполнит это чашу терпения Мономахова. Многие
проступки  тяжкие  простится  могут, да только не этот: мыслимо ли, чтобы один
русский  князь  другого  русского князя, защитника земли своей, на казнь лютую
иноверцам отдал?

    * * *

    Два  долгих года томился Василько в плену. Святополк, которому Мономахом и
Святославичами  поручено  было  наказать Давыда, медлил собирать рати, да деле
потворствуя  своему  соучастнику.  Не  раз  Мономах  торопил его, напоминая об
обещании,  то  Святополк  отговаривался  то  болезнью,  то конским падежом, то
неурожаями.
    Так наступил год 1098.
    Весной,  как  стаял снег, подумал Давыд: "Томится Василько у меня в плену,
никогда  ему  больше  не  увидеть  солнца.  Зачем страшиться мне этого слепца?
Возьму его город." Замыслив так, он решился искать себе Васильковой волости.
    Собрав  дружину,  Давыд отправился к Теребовлю, чтобы взять его на щит, но
уже у Бужска на пути его встал Володарь, любимый Васильков брат.
    Не  решаясь встретиться с ним в чистом поле, Давыд испугался и затворился,
а  Володарь  осадил  его. После недельной осады, когда припасы стали иссякать,
Давыд затрусил еще больше и запросил мира.
    Скулением щенячьим отзывалось его письмо:
    "Не  на мне вина за брата твоего, а на Святополке! Не в моем городе был он
взят  и  не  моими  конюхами ослеплен. Не мсти мне, Володарь, а я за то отпущу
тебе Василька и отдам города, что взял я у вас."
    Володарь,  боявшийся, что Давыд прикажет убить Василька во время приступа,
заключил  с  ним  мир  и,  взяв  своего  ослепленного брата, отправился в свои
волости.


    "ПУСТЬ БУДЕТ МЕЖДУ НАМИ ЭТОТ КРЕСТ!"

    Заключенный  мир  был  непродолжительным:  с  легкостью  нарушив данное им
слово,  Давыд  не  отдал городов, захваченных у братьев, и те в отместку взяли
приступом  Давыдов  город  Всеволож.  Много крови православной пролилось в тот
день:  дружина  Володаря  и  Василька,  разгневавшись  на жителей Всеволожа за
отчаянное сопротивление, перебила их всех до единого.
    Давыд,  видя,  что  нет у него сил справиться с братьями, послал пятьдесят
гривен  золота  польскому  королю  Владиславу,  врагу  Василька,  прося у него
помощи.  Так  корыстные  поляки  опять сделались посредниками в усобной борьбе
русских князей.
    Король  Владислав  двинул было свои войска на помощь Давыду, но был в свою
очередь перекуплен князем киевским Святополком и отказался от похода.
    "Пся  крев!  Я и не ожидал, что вс„ пойдет так славно. Русичи грызутся меж
собой  как собаки. Я же лишь получаю от них дары. Подожду, пока они перегрызут
друг  другу  глотки,"  -  сказал Владислав, с удовольствием разглядывая щедрые
дары киевского князя, внесенные слугами к нему в шатер.
    "Щедрость" Святополкова объяснялась просто. Видя тяжелое положение Давыда,
киевский  князь  вздумал  отнять  у своего бывшего союзника Волынь. И вот пока
Давыд,  сидя  у  себя во Владимире-Волынском, с надеждой ждал подхода поляков,
Святополк взял его в крепкую осаду и вынудил отдать себе город.
    "Коли сам не уйдешь, возьму его на щит!" - пригрозил он Давыду.
    Проклиная на чем свет стоит обманувшего его "союзничка", Давыд с небольшой
дружиной  ушел  в  Червень.  Положение  это  преданного  предателя  было самым
нелепым,  но  он пылал жаждой мести - теперь уже и к Святополку. Ненависть эта
на время заслонила ненависть Давыда к Василько и Володарю.
    Тем  временем,  утвердившись  во  Владимире-Волынском,  Святополк послал к
братьям  Ростиславичам, требуя, чтобы они отдали ему свои волости, как некогда
входившие во владения отца его Изяслава.
    "Не  отдадим  городов  наших  Святополку!  Выступим  против него - и лучше
головы свои сложим, чем отдадим свое!" - отвечали Васил„к и Володарь.
    Дождавшись,  пока Святополково войско войдет в границы их владений, братья
Ростиславичи вышли ему навстречу и стали со своими дружинами в чистом поле.
    Медленно,  шаг  за  шагом  сближались рати: выставив длинные копья, высоко
подняв  щиты.  По  бокам  -  конные  отряды  княжеских  дружин, в центре пешие
ратники, собранные с земель.
    Сомкнуты  на  рукоятях  ладони,  вынуты  обоюдоострые  мечи из деревянных,
оббитых  кожей  ножен.  Славные, надежные мечи - высоко ценятся они в степях и
землях  польских  и  венгерских,  знают  их  в самом Царьграде да только не на
правое дело извлекли их ныне.
    Русские  против  русских,  православные против православных - прольют свою
кровь на радость иноземцам. Поворотить бы им назад, но - нет: вперед идут. Все
ближе, ближе... Сейчас встретятся. Кто бы не победил - Русь проиграет.

    * * *

    Перед  самым  боем,  когда  обе  рати разделяло уже не больше сотни шагов,
слепой  Василько, выехав на коне впереди своей рати, поднял над головой руку с
крестом и крикнул Святополку.
    "Узнаешь  этот крест, князь киевский! Вот, что ты целовал в Любече! Сперва
ты  отнял  у  меня  глаза, а теперь хочешь взять и душу! Так пусть будет между
нами этот крест!"
    Не желая слушать эти слова, Святополк в ужасе зажал уши руками.
    "Убейте его! Пусть он замолчит и не говорит мне это!" - закричал он.
    Бывшие  при  Святополке  половцы  пустили в Василько с дюжину стрел, но не
одна из них не попала.
    "Не  станем  больше  стрелять,  князь!  Чудо  это  великое! Сам ведаешь, с
пятидесяти  шагов  стрелу  сквозь  медное  кольцо пропускаем, а тут с тридцати
шагов  слепца  с  коня  не  собьем!"  - сказали они киевскому князю и отошли в
страхе.
    Находившийся  при  войске  Святополковом священник в ужасе упал на колени.
Почудилось  ему,  что  видит  он  огромный прозрачный крест, возвышающийся над
Васильком  и  упирающийся в небеса. Не только священник видел этот крест, но и
многие ратники.
    В  следующую  минуту  дружины  сдвинулись,  ряды сражающихся сомкнулись, и
произошла жестокая сеча - сеча русских с русскими, братьев с братьями. Не было
пронзительных  выкриков, конских атак и дождя стрел - лишь глухой гул, стоны и
звон  мечей.  Рубились молча, ожесточенно, сплеча. Рубились так, будто совесть
свою хотели зарубить...
    К  вечеру  Ростиславичи  разбили  Святополка,  и  киевский князь, видя как
повернулось  дело,  со  старшей дружиной ускакал во Владимир-Волынский, бросив
младшую дружину и пеших ратников на произвол судьбы.


    БОНЯК И АЛТУНОПА

    Володарь  и  Василько не преследовали бегущего Святополка. Этим они хотели
показать  Святополку и всей земле Русской, что не ищут чужого, а лишь защищают
свое.
    Согласно  летописи,  князья  после битвы сказали: "С нас довольно стать на
своей меже" и разбили стан свой "на костех" - на том же месте, где была битва,
хороня погибших и помогая раненым.
    Рассвирепевший  Святополк  тем временем прискакал во Владимир-Волынский и,
посадив  в  городе  сына  своего  Мстислава,  другого своего сына - Ярослава -
отправил к венграм за военной помощью.
    - Скажешь  венграм:  коли побьют они Володаря с Васильком - отдам им земли
Ростиславичей на разграбление! - в запальчивости крикнул Святополк сыну.
    Так,  золотыми  гривнами  и  правом  грабежа,  испокон веку расплачивались
князья с иноземными ратями.

    * * *

    Венгры  долго  не  мешкали. Вскоре к Перемышлю, где сидел Володарь, пришел
король  венгерский  Коломан  с большой ратью. Одетые в меховые шапки, в куцых,
точно  вздыбленных  плащах  и  с  длинными  вытянутыми луками сидели венгры на
выносливых  своих  конях,  а  позади  войска  волы Святополковы тащили осадное
снаряжение. Перемышль был взят в