Думаю,
когда рассветет, отсюда далеко видно будет.
     - Молодец! - похвалил ее Богдан и,  забыв,  что  перед  ним  девушка,
дружески положил руку на ее плечо. - Добрый из тебя провожатый.
     Злата вздрогнула, но не отстранилась.
     Чудин сгребал в кучу сухие листья, мостил себе гнездо  между  корнями
могучего дерева.  Злата  и  Богдан  последовали  его  примеру.  Устроились
поудобнее и стали ждать рассвета.
     Лес ожил неожиданно. Застрекотала сойка, ей откликнулась другая.  Над
неопавшей еще листвой буков начало светлеть  небо,  на  вспыхнуло  розовое
облачко. Еще немного - и солнце заиграло на вершинах деревьев.
     Богдан поднялся на ноги.
     - Вон на то дерево надо залезть, -  будто  угадав  его  мысли,  Чудин
кивнул в сторону могучего лесного великана, поднимавшегося неподалеку. - С
него далеко видно будет. Может, я полезу?
     - Нет, я сам.
     Злата молча наблюдала, как Богдан, с помощью  Чудина  дотянувшись  до
первого сука, подтянулся на руках и  ловко,  словно  белка,  полез  вверх.
Скоро он исчез в густой листве, чуть тронутый позолотой.
     Перед  молодым  сотником  открылась  вся  долина,  занятая  касожским
лагерем. Костры  весело  дымили  -  видно,  в  них  только  что  подкинули
увлажненные росой сучья. Касоги  собирались  варить  в  казанах  похлебку.
Группа воинов повела коней к Кубани на водопой.
     Судя во всему, касоги не собирались покидать свой  стан  в  ближайшее
время: вели они себя спокойно.  Но  Богдана  интересовало  другое.  Вон  у
самого берега Кубани под старыми ивами упрятался небольшой шатер. Он стоит
в стороне от стана - значит, в нем расположился  не  касожский  князь  или
воевода. Кто же тогда.
     Богдан долго присматривался к шатру. Под деревьями - никого.  Чуть  в
стороне трое коней. Почему трое? Вдруг полог поднялся,  появился  человек.
Блеснул панцирь - не кольчуга, а именно панцирь из металлических  пластин.
Такую броню не носят касоги. Этот человек - ромей.
     Сотник еще долго наблюдал за шатром. Он  убедился,  что  нашел  того,
кого искал. Грек, которого он видел на поле боя, здесь, среди касогов.
     Внизу, под деревом, Богдана нетерпеливо ждали товарищи.
     - Ну, что увидел? - не выдержал Чудин.
     - Все увидел, - весело отозвался Богдан. - И зайца, какого  я  сейчас
хотел бы поджарить, и... - голос его стал серьезным. - Ромей наш,  видать,
тут, среди касогов. Над самой Кубанью его шатер. С ним еще двое.
     - Справимся! - махнул тяжелой ручищей Чудин.
     Посоветовавшись, они решили дождаться ночи, а с наступлением  темноты
- действовать.  Невдалеке  от  их  наблюдательного  пункта  нашлась  густо
заросшая кустарником расщелина. Там и устроили дневку.
     Они подкрепились захваченными с собой припасами  и  расположились  на
отдых, надежно укрытые зарослями от чужих глаз. Спать никому не хотелось -
сказывались волнение трудной ночи и мысль  о  том,  удастся  ли  выполнить
намеченный план.
     Впервые Богдан видел Чудина  таким  разговорчивым.  Видно,  тоска  по
далекому дому вызвала его на откровенность.
     Чудин, очутившись в  невиданном  горном  лесу,  вспомнил  леса  своей
далекой родины - земли вятичей, где  мирно  жили  его  предки,  прозванные
чудью или  чудинами.  Хороши  там,  над  речкой  Москвой,  леса!  Вековые,
дремучие боры, зеленые дубравы... И люд в них живет такой же  спокойный  и
могучий.
     - А как ты в дружину княжью попал? - ненароком спросил Богдан.
     Чудин насупился, разговорчивость его пропала.
     - Э, долго рассказывать!
     И умолк. Богдан не стал приставать к  гридню  с  расспросами.  Только
усмехнулся в усы: разве мало таких людей,  кого  беда  заставила  пойти  в
дружину к Святославу?
     Злата незаметно уснула,  прислонившись  к  Богданову  плечу.  Молодой
сотник умолк, чтобы не потревожить девушку.
     Стало тихо. Только где-то недалеко, пробиваясь сквозь  заросли,  едва
слышно журчал ручей.


     Таксиарх Диомид собирался в Тмутаракань. Отъезд назначен  на  завтра,
небольшой выдолбленный из дуба челн ожидает грека внизу,  под  обрывом,  в
двух  десятках  шагов  от  походного   шатра.   Двое   наемников,   одетые
византийцами, готовят в дорогу припасы.  Закончив  свои  дела  у  касогов,
Диомид мысленно был уже в приморском городе. Если бы и там получилось  так
удачно!
     Он подумал, что утро вечера мудреней, а сейчас пора  спать.  Выглянув
из шатра,  Диомид  проверил,  на  месте  ли  охраняющий  его  воин,  затем
разостлал на сухой траве старый дорожный плащ. Протянув руку к  маленькому
глиняному светильнику, грек загасил огонь и растянулся на  своем  походном
ложе.
     Невдалеке монотонно шуршали речные волны, набегавшие на  песок.  Этот
шорох  убаюкивал,  мысли  Диомида  стали  вялыми  и  неповоротливыми,  как
стреноженный конь. Он уже почти погрузился в сон,  как  вдруг  за  шатром,
где-то совсем близко, послышался короткий то ли вздох, то  ли  стон.  Грек
приподнялся на локте. Тревожный звук больше не повторялся. Таксиарх  хотел
снова улечься поудобнее, когда кто-то резко отдернул полог шатра.
     - Кто там? -  недовольно  проворчал  грек.  -  Кому  среди  ночи  мог
понадобиться таксиарх Диомид?
     - Нам ты надобен! - услышал он приглушенный мужской голос,  с  трудом
выговаривающий хазарские слова.
     Что-то тяжелое навалилось на  Диомида,  прижало  его  к  земле.  Грек
почувствовал, как в рот ему воткнули кляп, руки стянули сыромятным ремнем.
Оцепеневший от страха, он и не сопротивлялся.
     Вскоре челн, приготовленный для намечавшегося на завтра  путешествия,
бесшумно отвалил от берега и заскользил по течению.  В  нем  сидело  трое.
Четвертый, Диомид, лежал на дне челна связанный.
     - Молчи! - предупредили его все на том же ломанном хазарском языке. -
Если крикнешь - пеняй на себя.
     Предупреждение было лишним. Попробуй закричи, когда у тебя  рот  туго
забит тряпкой!
     А голос, предупреждавший его, показался  греку  знакомым.  Но  Диомид
никак не мог предположить, что ему пришлось  поменяться  ролями  со  своим
недавним пленником.
     Только представ перед князем Святославом,  при  свете  костра  Диомид
разглядел людей, выкравших его у касогов. Один  из  них  был  совсем  юный
отрок, второй - рослый  неуклюжий  детина  с  торсом  гладиатора.  Третий,
невысокий и стройный воин, напоминал греку кого-то.  Кого  -  он  даже  не
пытался припомнить.  Страх,  охвативший  таксиарха  при  виде  Святослава,
заглушил все воспоминания.
     Умоляя  грозного  князя  сохранить  его  жизнь,  Диомид  рассказал  о
приказе, полученном им от Иосифа, и о том, как было  подстроено  нападение
касогов на русский дозор.
     Святослав слушал пленника, не перебивая. В глазах его играли отблески
костра. Бросив презрительный взгляд на грека, он повернулся  к  Богдану  и
его товарищам:
     - Спасибо вам, други. Знатного зверя изловили!
     И велел рынде привести заложников - братьев Умафа и Бэгота.
     В присутствии касогов грек повторил свою исповедь.
     - Слышали? - обратился к братьям Святослав. - Видит Перун, не хотел я
кровь проливать - ни русскую, ни касожскую, этот ромейский пес навел порчу
на наши и ваши глаза... Я отпускаю вас, не чиня вам зла.  Идите  к  своему
князю и поведайте все, что слышали. Ныне с рассвета до вечера я жду к себе
его послов. Не будет их - через день пойду на вас всеми своими полками.
     Богдану и Чудину он велел  провести  освобожденных  заложников  через
линию русских дозоров.
     - И мне можно идти? - робко спросила Злата.
     - Иди... гридень Злат, - разрешил Святослав, и  голос  его  прозвучал
непривычно мягко.  -  Иди,  отдыхай.  А  о  награде,  что  вы  с  сотником
заслужили, я не забыл...


     После полудня в русский стан прибыл Алэдж  с  небольшой  свитой.  Сам
Святослав вышел ему навстречу.
     - Здрав будь, князь касожский!
     - Мир тебе, князь русов!
     Алэдж, не доходя двух шагов до Святослава, выхватил из  ножен  кривой
клинок и с силой воткнул его в землю. Святослав  последовал  его  примеру.
Тяжелый меч и легкая сабля, пружинисто покачавшись, замерли, не коснувшись
друг друга.
     Сойдясь оба князя поклонились друг другу.
     - Я знал, что ты приедешь, - сказал Святослав.
     - Злые люди нас поссорили, - согласился касог. - Но теперь  этого  не
будет.
     Тревога,  поднятая  дозорными,  вскоре  прервала  мирные  переговоры.
Вдалеке, за границами  русского  стана,  обозначилось  какое-то  движение:
заметались  отдельные  всадники,  зашевелились  сотники,  принимая  боевой
порядок.
     Касоги тревожно переглянулись.  Но  больше  ничем  не  выдали  своего
волнения.
     - Богдан, - окликнул Святослав сотника, - узнай, что там стряслось.
     Но Богдану не понадобилось ничего узнавать - сюда уже спешил всадник.
Остановив взмыленного коня, он, едва коснувшись луки седла, соскользнул на
землю и шагнул к киевскому князю.
     - Орда идет! Хазары...
     Значит, пленный грек говорил правду. Так-то отвечает  Иосиф  на  его,
княжью  доброту!  Может,  и  вправду  следовало  бы  оставить  от  Хазарии
пепелище?
     Свенельд крепко сжал рукоять меча.
     - Езжай к свое дружине, - отпустил он гонца и пояснил касогам: -  Это
тмутараканский бек собрал ближние хазарские  вежи.  Хочет  остановить  нас
своей ордой. Мы же  разобьем  его  и  малой  силой.  Распорядись,  воевода
Свенельд!
     Конная лава кочевников уже накатилась на  ближний  край  лагеря.  Там
завязалась сеча. Касоги схватились за оружие.
     - Мы с тобой, князь русов!
     Святослав остановил Алэджа:
     - Спасибо на добром слове. Может, еще доведется  нам  воевать  вкупе,
кто знает... А сейчас будем дальше речь вести, как  в  мире  нам  жить.  С
хазарами и без нас управятся.
     Бой длился недолго. Встретив упорное сопротивление пеших дружинников,
хазары, рассчитывающие на легкую победу, растерялись. А когда с  боков  на
них налетела быстрая конница, орда дрогнула и начала откатываться в степь.
За нею ринулись русичи.
     Святослав приказал рынде протрубить сигнал: прекратить преследование.
Он не хотел понапрасну терять своих воинов.
     Вскоре  уехали  касоги,   договорившись   продолжить   переговоры   в
Тмутаракани. И тогда князь увидел,  что  около  него  топчется  Богдан.  У
сотника был расстроенный вид.
     - Ромей сбежал, княже. У гридня коня умыкнул и, как началась  схватка
возле нашего стана, ускакал...
     - Ромей нам более не надобен, туда ему и дорога. А гридня,  что  коня
проворонил, в пешую дружину отправь. Пусть ему урок будет!
     Святослав говорил строго, но в глазах его пряталась усмешка. Выслушав
князя, Богдан опустил голову. Хорошо, что  не  Златиного  коня  угнал  тот
собачий сын!
     ...За недолгой сечей между русичами и хазарами  наблюдали  не  только
Святослав и Алэдж со своими воеводами. Был еще  один  наблюдатель,  кровно
заинтересованный в исходе поединка, - гонец из Киева от  воеводы  Добрыни.
Он дожидался конца схватки в зарослях терна.
     Когда хазар отогнали, гонец спустился в балку, где  стоял  его  конь,
привязанный к кизиловому дереву, вывел его наверх, подтянул  подпруги.  Он
еще раз огляделся -  хазары  исчезли  на  горизонте,  русичи  прекратившие
преследование разбитого врага, неторопливо возвращались  к  своему  стану.
Гонец поправил шапку и устало забрался  в  седло.  Почувствовав  на  спине
привычную тяжесть, лохматый конек  размеренной  рысцой  понес  всадника  в
поле, к видневшейся вдалеке группе русских дружинников.
     Навстречу всаднику из ближней рощицы выскочили  двое  конных  воинов.
Это были гридни князя Святослава.
     - Кто такой? Куда путь держишь?
     На обожженном солнцем лице незнакомца весело блеснули серые глаза.
     Гонец из Киева, от воеводы Добрыни. Мне надо видеть князя...
     Гридни с удивлением оглядывали незнакомца.
     - Чудно глядеть на тебя! Гонец, говоришь? Один? И в таком обличье...
     - Э, други, не дивитесь, - усмехнулся он. - Со мною из Киева  десяток
воев  выехал.  Да,  видите,  я  один  сюда  добрался.  Остальных  печенеги
перехватили. Сам уже недалеко отсюда к хазарам в лапы попал, еле  вырвался
на чужом коне...
     Вскоре гонец, спешившись, стоял перед Святославом.
     - Это что за печенежин? - удивился князь. - Окуда он взялся?  Постой,
постой, где-то я тебя уже видел...
     Напрягая память, Святослав попытался  вспомнить,  где  он  видел  это
лицо. Киев... Гридница...  Святослав  ведет  беседу  с  Добрыней.  Влетает
оживленный раскрасневшийся Владимир, с ним еще кто-то. "Чего тебе, сынок?"
- "А мы в поле печенегов видели!" - "Кто это -  мы?"  -  Святослав  сурово
сдвинул брови - он давал строгий наказ Добрыне: княжича ни на шаг от  себя
не отпускать, когда за ворота выезжает. А  Добрыня-то  здесь,  в  гриднице
сидит!  Владимир  смутился,  понял,  что  подвел  дядьку  своего.  "Мы   с
Тудором... Да мы совсем недалеко от городских ворот отъехали..."
     Тудор... Товарищ игр молодого  княжича.  Запомнилось  Святославу  его
лицо, выражавшее решимость заслонить Владимира, принять на себя его  вину,
если понадобиться. Неужто это он?
     - Тудор?
     - Он самый. Гонец воеводы Добрыни.
     По лицу молодого гридня промелькнула довольная улыбка, но  он  тотчас
же погасил ее.
     - Устал видать? - с неожиданной для него теплотой  спросил  князь.  -
Вижу, вижу. Сейчас накормят тебя мои гридни, потом отдохнешь. Но прежде  -
о деле. Что наказал  тебе  Добрыня?  Рассказывай,  -  и  стал  внимательно
слушать.
     - В Киеве все спокойно. Печенеги редко подходят  к  городу,  лишь  за
Росью кое-где пошаливают, перехватывают одиночных гонцов  и  малые  отряды
воинов. Зачастили в Киев византийские гости, не столько товарами  торгуют,
сколько заглядывают во все концы, прислушиваются ко всему. Видно, базилевс
Византии хочет знать, не ослабла ли Русь в войне  с  Хазарией.  А  недавно
один ромейский гость захотел встретиться с Добрыней, поговорить с глазу на
глаз.
     - И что? - насторожился Святослав. - А отчего не пошел  тот  гость  к
самой княгине?
     - Не ведаю, княже. Может, потому - дозволь правду молвить!  -  что  и
наши люди, и иноземцы знают: Добрыня  тебе  предан,  он  твоя  десница.  А
княгиня...
     - Ну, ну, договаривай"
     - Не серчай, княже! Матушка твоя -  она  в  свою  сторону  гнет,  все
по-своему хочет сделать. И вера у нее другая, не наша...
     - То не  твое  дело  -  о  княжьих  делах  судить,  -  строго  сказал
Святослав. - Ты о госте ромейском речь веди.
     И Тудор рассказал, что греческий купец - если он действительно купец,
а не лазутчик - настойчиво допытывался  у  Добрыни,  как  относится  князь
Святослав к ромеям и болгарам, которые не ладят  между  собою.  Болгарский
кесарь Симеон укрепил свое царство, болгарское войско  постоянно  угрожает
византийским  придунайским   фемам.   А   что,   если   оно   двинется   к
Константинополю. Ромейский  император  Никифор  ищет  союзников  в  борьбе
против Болгарии. Не станет ли таким союзником Святослав?
     - То хорошо, что Добрыня тебя ко  мне  прислал,  -  задумчиво  молвил
князь. - Буду знать, о чем Византия тревожится. Ромейские  земли  недалеко
отсюда, сразу за Тмутараканью. Придем туда, в Тмутаракань, а там, может, к
нам и ромейские послы из Корсуня пожалуют...
     Чувствовал  Святослав,  что  этот  поход  для  него   не   последний.
Тмутаракань далеко от Киева лежит, добираться до нее несподручно.  Русской
земле нужен и другой выход к морю, чтобы торговать  с  чужими  землями.  А
путь перекрыт византийцами. И болгары там...
     Придется и к Дунаю идти русским дружинам.



                                    6

     Аул Натухай просыпается рано. Едва солнце  блеснет  на  востоке,  над
холмами, где раскинулись сады гордость всего рода Ащемеза, взрастившего их
на месте  диких  зарослей,  как  во  всех  дворах  начинается  кудахтанье,
блеяние, мычание. А еще громче шумят женщины во главе с тетушкой  Дзегуащ.
Только мужчины и кони хранят достойное молчание - и те и другие причисляют
себя к воинскому сословию, их дело мчаться в бой, сшибать грудью и  рубить
врагов, а не поднимать бесполезный шум.
     В это утро еще задолго до восхода солнца раньше всех в ауле  поднялся
тридцатилетний Хачемаф, сын брата тетушки Дзегуащ.  Хачемаф  -  купец,  он
давно уже переселился к морю, в  город,  который  разные  народы  называют
по-своему: Таматарха, Тмутаракань, Самбарай, Самкерц. Для купца  важно  не
название, главное - в портовом городе ходко шли адыгейские товары,  многие
из которых поставлял Хачемафу родной аул.
     Семья  тетушки  Дзегуащ,  насчитывающая  более  пятидесяти   человек,
объединялась с двумя другими такими же многочисленными семьями своего рода
для пастьбы овец на предгорных лугах.  Каждая  из  них  выставляла  одного
чабана. Овцы давали шерсть и овчину, высоко ценившиеся греками и хазарами.
     Издавна в ауле возделывались разные сорта винограда. Греческие  купцы
закупали натухайские вина, не торгуясь.
     А мед, знаменитый адыгейский мед! Окрестные холмы, заросшие  сплошным
садом из черешен, груш и  яблонь,  давали  обильный  нектар  пчелам.  Мед,
сладкий и душистый, равного какому не найти и за тридевять земель, мед, из
которого готовили крепкий и приятный напиток шъок, был главным  богатством
аула.
     Закупая товары у своих родичей и соседей, Хачемаф выгодно сбывал их в
Тмутаракани. Богатство его росло, богатела и вся семья тетушки Дзегуащ.
     Прошли те времена, когда она  говорила,  презрительно  оттопыривая  в
усмешке тонкие губы:
     - В нашем роду многие были знаменитыми воинами. Твой  отец,  Хачемаф,
мог из лука попасть в глаз летящего орла. Твой дед  иог  на  скаку  сбрить
шашкой усы у сврего врага, опозорив его перед всем войском. А ты - пхе!  -
первый из нашего славного рода станешь  торгашом!  Одно  дело  отвезти  на
торг, продать свой товар, но заниматься этим всю жизнь...
     Позже в гостях у Хачемафа в Тмутаракани побывали его  младшие  братья
Умаф и Бэгот. Они привезли в аул полный мешок новостей, удивили всю  родню
рассказами о богатом городе, где их Хачемаф  -  один  из  самых  уважаемых
людей.
     Тетушка Дзегуащ не придала значения этим рассказам.  Удел  мужчины  -
быть  воином.  Могла  ли  мыслить  иначе  женщина,  чье  имя  означает   -
воительница?
     Однажды Умаф и Бэгот целую зиму  прожили  в  Тмутаракани,  помогая  в
делах Хачемафу. Главная их задача была охранять склады брата в порту,  где
находилось много  товаров,  дожидавшихся  весны.  Ежедневно  встречаясь  с
рыбаками-русичами, братья неплохо  изучили  их  язык,  научились  говорить
по-гречески и немного по-хазарски.
     Братья стали помогать  Хачемафу  в  поездках,  иногда  замещали  его.
Немало добра привезли они в свою  большую  семью.  Тетушка  Дзегуащ  стала
смотреть  на  Хачемафа  более  благосклонно,  перестала   вспоминать   его
воинственных предков.
     Осенью в ауле ожидали очередного  приезда  Хачемафа  из  Тмутаракани.
Натухаевский купец задерживался. Неожиданно по  землям  адыгов  пронеслась
тревожная весть: из  далеких  полунощных  краев  движется  сюда  несметное
войско русов. Перед ними в страхе бегут хазары.  Говорили,  что  хазарская
гвардия разбита, сам каган попал в плен. Русы идут на юг,  приближаются  к
земле ясов. Придут ли они сюда? И если придут, то как друзьями, разбившими
хазар, давних недругов адыгеев,  или  врагами-завоевателями?  Все  мужчины
Натухая  взялись  за  оружие,  многие  из  них  присоединились  к  дружине
соседнего племени, возглавляемой храбрым пши Алэджем. Дружина выступила  к
верховьям Кубани, навстречу русам. В пути к ней присоединялись все новые и
новые воины.
     Хачемаф приехал в аул, будто ничего не  случилось,  пригнал  порожние
арбы, чтобы забрать овчины, шерсть, мед, вино. Его встретили встревоженные
мать и тетушка Дзегуащ.
     - О великий бог, хранитель нашего  священного  очага!  -  воскликнула
глава семьи Дзегуащ. - В какое смутное время яв