Вуефаст,  и  именно
эта неторопливость не по душе была решительному князю.
     А был еще воевода Перенег, маленький сухонький и желчный человечек  с
подслеповатым левым глазом - память о  печенежской  стреле  -  и  длинными
узловатыми руками. Не силой,  не  отвагой  брал  этот  воевода  в  бою,  а
хитростью. Он, как никто  другой,  горазд  был  на  всякие  выдумки,  умел
одолеть врага малой кровью.
     Воевод подпирали тысяцкие, Богдан уже знал некоторых из них:  Гюряту,
Колывана, Ратибора, Стрыгу. За  ними  шли  сотники  -  среди  них  Путята,
старший над гриднями, - десятники, все, кто командовал рядовыми воинами  в
многотысячном войске русичей.
     После Свенельда ближе всех к  Святославу  воевода  Борислав.  Богдану
довелось услышать, как он рассказывал князю о гибели своего отца.
     - Знал бы, кто тот головник, что жизни его лишил, все жилы бы из него
вытянул! За кровь родную отомстил бы... Отец мой хоть и крут бывал, но  не
могу забыть его, снится мне по ночам, требует отмщения. А кому мстить-то?
     Тяжелая рука Борислава крепко стиснула  богато  изукрашенную  рукоять
меча.
     - Надо бы прилюдно покарать того смерда, чтобы другим неповадно  было
разбой творить, - жестко сказал князь. -  Что  станется  с  нашей  землей,
ежели  каждый  холоп  руку  поднимет  на  своего  хозяина?  Смута   пойдет
великая... Недосуг мне сейчас, друже мой любимый, розыск начинать  -  ушли
мы от родных мест далеко. Воротимся  -  прикажу  найти  того  смерда.  Под
землею разыщем, коли жив он!
     - Спасибо, княже! - с благодарностью склонил голову  Борислав.  -  Ты
всегда был добр ко мне.
     - Так мы ж с тобой сколько каши съели из одного казана!  -  засмеялся
Святослав. - А перед дядькой Асмудом сколько  раз  ты  на  себя  мою  вину
принимал...
     Он дружески охватил Борислава за плечи.
     Все это видел и слышал Богдан. В первый раз он почувствовал  симпатию
к молодому воеводе и нечто вроде сожаления: такого доброго  молодца  лишил
отца! Но разве тот отец был человек? Лютый зверь!
     А что если Борислав узнает в  гридне  своего  кровника?  Впрочем,  до
конца похода Богдану нечего опасаться. Да и все  ли  они  доживут  до  его
конца, все ли вернутся на отчую землю?


     Темная, безлунная ночь раскинулась над степью, над тревожно притихшим
Доном. Звезды Перунова  Пути,  перепоясавшего  небо,  казались  отблесками
костров, мерцавших на земле там, где бодрствовала стража, охранявшая покой
русских воинов.
     Полки князя Святослава обложили далеко  выдвинутый  на  запад  заслон
Хазарии - крепость Саркел. Скоро по Дону на лодьях должна  приплыть  пешая
дружина вятичей, а с  нею  пороки  -  тяжелые  стенобитные  машины.  Тогда
начнется приступ.
     Князь, положившись на воеводу Свенельда, решил отдохнуть до света. Он
раскинул на траве конскую попону,  остро  пропахшую  потом,  подложил  под
голову седло, отполированное в частых походах еще  совсем  юным  княжичем.
Земля, прогретая за день горячим солнцем, и сейчас была теплой,  ласковой.
Не верилось, что, может, завтра  ее  будут  безжалостно  топтать  пешие  и
конные дружины, поливать своей кровью. Сон не шел к Святославу.  Рядом,  в
нескольких шагах, хрупал овсом, засыпанным в торбу, княжий любимец - белый
конь Кречет. О чем-то шептались рынды, отроки,  в  первый  раз  хлебнувшие
походного ветра. Слышался хриплый голос Свенельда, наставлявшего тысяцких.
     Святослав улыбнулся, отчетливо представив сухое, задубленное  солнцем
и ветрами лицо старого воина, крючковатый нос над  седыми  усами,  сердито
прищуренные глаза. Лучше Свенельда воеводы не сыщешь,  в  ратном  деле  он
крепок, недаром еще при князе Игоре ходил на Царьград  и  к  Джурджанскому
морю,  с  княгиней  Ольгой  осаждал  Искоростень,  молодого  княжича  учил
уму-разуму. У Свенельда своя дружина, не меньше  княжеской,  села,  Ольгой
пожалованные, на Роси и на Суле.  Боярин,  сколько  добра  в  хоромах!  Но
другим боярам, таким, как Вуефаст или оставшийся  в  Киеве  Бурун,  он  не
чета. Все дружине своей отдаст, для Киева, для земли Русской.
     Пусть поворчит воевода, он не о себе, о деле общем печется...
     Общее дело... Вспомнилось Святославу, как  не  легко  начиналось  его
княжение. Смутное время было, тревогой полнилось  сердце  молодого  князя,
принявшего Киевский стол от больной, стареющей матери. Отец  его  Игорь  и
мать Ольга многое сделали, чтобы объединить Русскую землю,  чтобы  собрать
воедино близкие по крови племена. Но молодая Русь еще не успела окрепнуть,
набрать полную силу. А со всех сторон ее  окружали  разные  страны,  чужие
народы. Многие из них были не прочь нажиться за счет  Русской  земли.  Как
поладить с одними, как разбить наголову других, чтоб не грозили оружием?
     Молодой князь окидывал мысленным взглядом сплотившиеся  вокруг  Киева
земли, старался заглянуть дальше, за окраины, за пограничные столбы.
     Северное  крыло  Руси  -  Новгородская  земля,  гордая,  своенравная,
раскинувшаяся до самых варяжского и Ледяного морей. По ряду,  заключенному
с княгиней Ольгой,  новгородцы  платят  немалую  дань  Киеву:  две  тысячи
серебряных гривен. Но главное не это - Новгород вроде щита для Киева,  для
всей Руси. С севера  над  ним  нависли  Свиония,  Норвегия,  Дания,  земли
населенные воинственными викингами-варягами.
     Не сидится на месте хищным варягам.  Корабли  варяжских  воевод-ярлов
бороздят северные и южные моря, с боем  берут  чужие  города,  захватывают
золото, серебро, пленников: конунг Канут из года в год со своими дружинами
орошает кровью Англию, заставляет откупаться короля Эдгара.
     Франки трепещут перед варягами, дрожат перед  ними  страны  и  города
Средиземного моря. Великий Рим чувствует себя беззащитным, когда  к  Тибру
приближаются корабли воинственных северных бродяг.
     Рвались они и к  Новгороду.  Викинги  из  Свионии  пытались  овладеть
столицей северной Руси. Ярл Рюрик объявил себя  владыкой  этой  земли,  но
вынужден был отсиживаться у Ладоги. А Новгород и ныне стоит крепко.  Он  -
надежный щит против варягов. Севера нечего опасаться.
     Полоцкая земля... Болотистый, лесной негостеприимный край,  с  трудом
освоенный людьми русскими, он издревле тянулся и к Новгороду, и  к  Киеву.
Но княжит в Полоцке  варяг  Регволд,  чье  сердце  открыто  лишь  западным
соседям - германцам и франкам.
     Там, в западной стороне, все большую силу набирает Оттон I. Отец его,
Генрих I Птицелов, довольствовался титулом  короля,  сын  же  провозгласил
себя германским императором. У Оттона завидущие глаза и  руки  загребущие.
Он ходил походом на Рим, а сейчас уже и Полоцку  подтягивает  дружины.  Не
удалось в свое время  копьем  взять  город  -  завязал  дружбу  с  варягом
Регволдом, на свою сторону тянет.
     Но чем дальше к югу, тем больше германских  полчищ.  Они  уже  начали
свое тысячелетнее "устремление на восток". Рыцари императора Оттона топчут
копытами  коней  Чехию,  вместе  с  папскими  легатами  мечом  и   крестом
завоевывают ляшские земли. И еще не  ведает  Святослав,  что  скоро  князь
Польши Мешко I переметнется в стан завоевателей и повернет свои  полки  на
Русскую землю, на червенские города - будущую Галицию.
     Венгрия -  Угорская  земля...  С  кем  она,  родина  Предславы,  жены
Святослава?  В  соседних  краях  пылают  военные  пожарища,   а   Угорщина
безмолвствует. Зализывает раны после войны с германцами.
     Близка Руси по духу и крови Болгария. Но  ныне  отвернулся  от  Киева
кесарь Петр, возобновил союз с Византией, давним недругом Русской земли. В
Константинополе правит теперь Никифор, прославленный полководец,  отважный
и хитрый. Опасаясь западных соседей, он не может двинуть свои  легионы  на
Русь, только степняков подталкивает на Киев. А что он завтра надумает?
     Вот они, соседи на севере и на западе. Добрый или худой мир  с  ними,
но Киев его поддерживает. А на восходе и полудне - орды степняков. С  ними
и договориться трудно. Вот уже триста лет откупаются окраинные земли  Руси
от хазар, платят дань  Хазарии.  Оружием  отбиваются  от  камских  болгар,
торков и печенегов, большой кровью сберегают свои рубежи.
     Самый жадный народ среди степняков - хазары.  При  прежнем  правителе
их, Аароне, полегче было - тому лишь  бы  дань  вовремя  выплатили.  Он  и
русских гостей через свои земли пропускал, за долю военной добычи разрешал
проходить русским дружинам к Джурджанскому морю,  в  мусульманские  земли.
Нынешний властитель Хазарии Иосиф от жадности  голову  потерял.  Мало  ему
десятины, что с гостей берет, стал захватывать  торговые  караваны.  Снова
начались хазарские набеги на порубежные русские земли.
     Хазарские владыки свили свое паучье  гнездо  на  Итиль-реке,  тем  же
именем свою столицу назвали, а оттуда сети раскинули до самых Ясских гор и
Корсунь-Херсона на юге, все Дикое  поле  оплели,  землю  русского  племени
вятичей данью обложили, камских болгар подмяли. Киеву откупаться от  хазар
приходится. А сила их в чем? В том, что за хазарами греки стоят, ромеи.
     Едва только стала крепнуть Русь, как за спиной у нее, в тылу у Киева,
стали появляться византийские военачальники - советники у хазар  и  других
кочевников. В излучине Дона,  на  торговом  пути,  поднялись  белокаменные
башни-вежи Саркела, перекрыли дороги гостям киевским.  А  строил  крепость
ромей Петрона, опытный зодчий.  Теперь  если  надобно  торговому  каравану
пройти - откупайся, гость, десяятиной, не хочешь платить - на себя пеняй.
     Немало зла чинили Русской земле и печенеги. Сколько они полянских сел
разорили, сколько людей загубили и в полон  увели!  И  хазар  и  печенегов
подталкивала на Русь Византия. Знал Святослав, что не миновать ему войны с
ромеями, - давно пора счеты свести, да и выход получить к  Русскому  морю.
Но, не свалив Хазарию, нечего и помышлять о походе на  Византию:  поведешь
дружину к Дунаю, а сзади ножом в спину ударят.
     Молодой  князь,  приняв  у  матери  Киевский  стол,   немедля   начал
готовиться к войне с хазарами. Но  сперва  отбил  у  Хазарии  ее  данников
вятичей и камских болгар. Только после этого русское войско вышло в  Дикое
поле.
     Хазарская крепость Саркел располагалась на левом берегу Дона,  в  том
месте, где река, словно туго натянутый лук, выгибалась  в  сторону  Киева.
Крепость занимала часть берегового мыса, охваченного излучиной реки.  Этот
мыс был превращен в остров широким и  глубоким  рвом,  отрезавшим  его  от
прилегающей части берега. Самое острие мыса,  пологое  и  невысокое,  тоже
было прорыто рвом. За рвами и высокими земляными валами возвышались мощные
стены, сложенные  из  белого  кирпича.  По  углам  крепости,  имевшей  вид
несколько вытянутого с севера  на  юг  прямоугольника,  и  вдоль  ее  стен
поднимались массивные четырехугольные башни,  грозно  глядевшие  на  степь
узкими бойницами.
     В двух башнях - с запада и с севера - были оставлены  ворота  в  виде
пролетов,  закрывавшихся   массивными   дубовыми   створками,   окованными
железными полосами. А за ними...
     Святослав знал со слов  лазутчиков  и  торговых  гостей,  что  внутри
крепость была разделена толстыми стенами и прочными кирпичными зданиями на
отдельные части, как улей на соты. Там тоже поднимались боевые башни.
     Киевский князь со своими дружинниками  переправился  через  Дон  выше
Саркела и подошел к нему почти  вплотную,  разбив  лагерь  на  открытом  и
возвышенном месте. Теперь эту крепость русичам предстояло взять на копье -
овладеть ею штурмом.
     Лазутчики доносили Святославу, что в Саркеле укрылось  немало  хазар,
кочевавших с весны по левобережью Дона. Есть там небольшая дружина камских
болгар, это воины ненадежные, готовые повернуть оружие против своих хозяев
и притеснителей. Основной гарнизон - наемники, кочевники  гузы.  Командует
всеми защитниками крепости воевода Джабгу, любимец каганбека Иосифа,  царя
Хазарии. При нем, как старшая дружина, - сотня греческих воинов во главе с
их сотником - таксиархом Диомидом. Это тоже  наемники,  прибывшие  сюда  с
ведома императора Византии.
     Гонец с черной стрелой,  посланный  в  Саркел,  не  вернулся.  Молчат
хазары, не отвечают на вызов. Но обратного пути русичам уже нет.
     Не спится Святославу. Думы одолевают князя. Не допустил ли он ошибки,
не поторопился ли он с походом? Сильный, могущественный враг  стоит  перед
ним. А как узнать: рано выступили в поход или нет?
     Князь прикидывал с воеводами: лучшее время для похода - весна.  Корма
для коней вволю, есть вода - степь еще не пересохла. И дичину для прокорма
дружинников легче добыть в это время.  А  главное  -  с  теплом  хазарские
вежи-кочевья растеклись по степям от Дона до Итиля, от Сурожского моря  до
Джурджанского. Пусть соберет царь Иосиф свою конницу!
     Уже роса на траве оседать стала, когда задремал  Святослав.  Засыпая,
подумал: "Будет погожий день".


     Гридни  сидели  у  догоравшего  костра,   вяло   жевали   поджаренную
сайгачатину. Все притихли - даже бывалые рубаки думали о предстоящей сече.
     - Чудно как-то получается, - будто раздумывая вслух, негромко  сказал
Богдан. - Вот оно какое бескрайнее  Дикое  поле.  От  Полянской  земли  на
полудень конца ему нету, на восход  мы  сколько  шли  по  нему  до  самого
Саркела, да и дальше оно, видать, еще далеко  тянется.  Простор  какой,  а
всюду, сколько мы шли, на пути то печенеги маячат, то хазары. Будь  у  нас
такая сила, не пропустили бы нас степняки. И я вот думаю: а как  же  гости
наши со своими караванами ходят через это Дикое  поле,  в  далекие  страны
пробираются?
     Гридни молчали. Никто не отозвался на слова Богдана.
     - Дивно... - еще раз сказал он.
     - А чему удивляться? - лениво отозвался десятник Мечник,  разлегшийся
на своей, видавшей виды епанче чуть в стороне у костра. - Русским  гостям,
как и иноземным, повсюду открыта. Они наши товары везут  в  Итиль-град,  в
города,  что  на  Джурджанском  море,  а   оттуда   навстречу   им   гости
джурджанские, арабские со своим добром - шелками  и  узорочьем.  И  те,  и
другие через Хазарию путь держат. Хазарские заставы с них десятину берут -
десятую часть от каждого товара. За что?  За  то,  что  через  свою  землю
пропускают, от  печенежских  наскоков  берегут.  У  гостя  товар  не  весь
отберут, ему еще останется, на чем заработать. Хазарское царство не  сеет,
не жнет, а чужими трудами богатеет. Вот и  подумай,  отрок,  какая  выгода
хазарину препоны торговым гостям чинить? А начали грабить, разбой чинить -
князь наш разгневался, в поход нас повел, чтобы покарать  Хазарию.  Побьем
царя Иосифа, не дозволим, чтобы дороги через  Дикое  поле  травой  емшаном
зарастали.
     Скуластое лицо Мечника дочерна  опалено  солнцем  и  ветрами  дальних
походов, изрезано глубокими морщинками. Жидкая бородка,  похожая  на  клок
сухого ковыля, напоминала о том, что в жилах бывалого  воина  текла  кровь
берендеев или других степняков, каких немало осело на окраинах Руси.
     - Вот оно что! -  приподнялся  на  локте  Чеглок,  ровесник  Богдана,
повернулся к рассказчику. - А откуда тебе все это ведомо, дядя Мечник?
     Смуглый, горбоносый,  резкий  в  движениях,  этот  гридень  и  впрямь
походил на быстрого сокола чеглока,  оправдывая  свое  прозвище.  На  поле
брани дрался он отчаянно, ловко уклоняясь от вражеского меча или  сабли  и
успевая нанести решающий удар неожиданно для своего противника. И  конь  у
Чеглока был подстать своему  хозяину  -  поджарый,  быстрый,  с  разбойным
взглядом прикрытых лохматой челкой глаз.
     Чеглок, как и Богдан, покинул родные места в поисках лучшей доли. Как
попал в гридни, он не любил рассказывать. Да кому до этого дело в дружине?
Главное, что он добрый рубака и надежный товарищ.
     Мечник усмехнулся в ответ на вопрос Чеглока:
     - Ногами своими я все Дикое поле измерил. За Диким полем бывал -  под
Итилем и в Тмутаракани. С воеводой Свенельдом в походы ходил и сам  бродил
по белу свету. У ясов в полоне побывал,  с  хазарами  рубился,  на  лютого
зверя барба с сулицей ходил, один на один. Многое повидать удалось...
     - А русских людей за Диким полем встречал? - поинтересовался Богдан.
     - Верно - видал там наших? -  поддержал  Богдана  молчаливый  гридень
Улеб.
     - Есть русичи и в Тмутаракани, и в Итиле, во всех  хазарских  землях.
Немало полянских смердов пошло туда искать лучшей доли. Кто в полон попал,
да там и осел. Говорят, что живут русичи  и  в  Корсуне,  где  греки-ромеи
правят, но мне там бывать не доводилось.
     Мечник умолк, и сняв шелом, откинулся  на  спину,  заложив  руки  под
голову. Легкий ветер шевелил его редкие усы и бороду,  озаренные  отсветом
костра.  Богдан  тоже  посмотрел   вверх,   на   широкий   Перунов   Путь,
раскинувшийся по всему небу, от одного края его до другого. Звезды...  Это
души предков глазами звезд глядят на землю. Где-то там и  его,  Богдановы,
предки. Отец, мать... А с ними и Рослава...
     Костер догорал. Звезды подернулись дымкой, от Дона потянуло сыростью.
Близился рассвет.
     -  Э-эх,  -  закряхтел  Мечник,  поднимаясь  и  надевая  шелом.   Он,
как-никак, десятник, забот у него больше, чем  у  простых  дружинников.  -
Пойду,  стражу  проверю.  Ворог-то  близко!  А  вы  спите,   гридни.   Сил
набирайтесь, день нелегкий для всех нас будет.



                                    3

     Ярило, Даждь-бог поднялся над  землей,  алым  заревом  залил  восток,
бросил кровавые блики на башни Саркела. И стало видно,  как  за  излучиной
Дона, южнее крепости, на  берегу  шевелится  что-то  серое,  будто  густой
туман, заливая низину. Еще выше поднялось  солнце  -  заблестели  железные
наконечники копий, золотыми блестками вспыхнули боевые шеломы.
     -  Хазары,  хазары!..  -  многоголосый  вздох  пронесся   по   лагерю
Святослава.
     Русские полки выстроились подковой, правым краем подступавшей к Дону.
Впереди щитоносцы, за ними копейщики, а далее лучники, пращники и  ратники
из  смердов,  вооруженные  шестоперами,   топорами   рогатинами.   Конница
держалась позади этой огромной подковы, за холмами, поросшими кустарником,
и в небольшой роще, готовая в любой час поддержать чело или  крылья  пешей
рати. Там же остались и кони многих  дружинников,  привыкших  по  русскому
обычаю биться в пешем  строю.  С  конниками  ждал  своей  очереди  воевода
Борислав.  Сам  князь  и  Свенельд  в  окружении  части  старшей   дружины
направились  к  челу,  где  командовал  Вуефаст.  Гридень,  что  ехал   за
Святославом, держал на древке княжеское знамя.
     Святослав издали увидел, как распахнулись ворота на северной  стороне
крепости, опустился на ров широкий мост  и  по  нему  из  Саркела  хлынула
хазарская конница, с гиканьем и воем обрушилась на чело киевского  войска.
Замелькали кривые сабли, вспыхивая золотыми  молниями  в  лучах  утреннего
солнца.
     - Эх, догадается ли Вуефаст,  что  надобно  сделать?  -  насторожился
Святослав.
     Свенельд молча вглядывался туда, где закипала жаркая схватка. Вуефаст
не  сплоховал,  не  зря  ему  доверили  чело.  Передние  ряды   щитоносцев
расступились,  открыв  широкий  коридор  для  вражеской  конницы.   Хазары
устремились  в  него  -  и  тут  же  их  встретила  туча  стрел.  Степняки
заметались, натыкаясь на щетину копий. А ряды русских  воинов,  тесня  их,
начали смыкаться. Замелькали мечи и  шестоперы.  Людские  крики  и  стоны,
конское ржание слились в один сплошной гул.
     Хазары, что стояли за излучиной Дона,  ринулись  вперед,  на  выручку
защитникам крепости.
     Хазарская дружина, оборонявшая Саркел, с нетерпением ожидала  подмоги
из Итиля. Теперь, завидев приближавшуюся конницу, присланную  Каган-беком,
темник Джабгу, опытный и смелый полководец, сделал дерзкую вылазку,  чтобы
притянуть к крепости возможно больше сил киевского войска.
     Бой у северных ворот затягивался. Уже солнце  поднялось  над  степью,
вглядываясь сквозь пыль, поднятую сражающ