пьянки
и от президента своего.
Ты на нас не дуйся, Билли Клинтон, -
это наша общая беда...
Вспомни, как Самгин, который Клим-то
тоже пил у Горького тогда.
в общем слушай, если живы будем,
если не помрем в конце концов,
то тебя мы, знаешь, не осудим
за твое моральное лицо.
И не надо толстым слоем пудры
мазать свой румянец день-деньской.
Мы подыщем для твоей лахудры*
теплое местечко на Тверской.
Как сказал знакомый культработник,
что живет в гостинице "Москва", -
тут уже готовит ей субботник
наша люберецкая братва.
Так что, Билли, мы тебя не бросим,
обещаем помощь, так и быть.
Только подскажи нам, очень просим,
как вот с дедом Борей поступить?
Вроде как бы сами выбирали,
вроде руль доверили ему...
Но в такое он втянул нас ралли,
что теперь не сладко никому!
Мы ж его, как своего, любили,
аж штаны посеяли, любя...
Ты решай, кого сажать нам, Билли...
Можем, кстати, выбрать и тебя.
Вот возьмем, проголосуем скопом,
чтобы, знаешь, р-раз и навсегда!
И к электросамодроческопам
подходить не будем никогда!
Погляди, как журавлиный клин-то
улетает в дальние края...
Оставайся с нами, Билли Клинтон,
мы жалеть не будем, е-мое!

*) Небезызвестная Моника Левински
"Ночное рандеву"




КОПАКАБАНА
...Только "Дон" и "Магдалина"... (Р.Киплинг)

(Пролог)

Мимо пляжа вдоль залива синего,
в майке с парусиновыми брюками,
загорелый парень Жаирзинио
шел, играя мышцами упругими.
Млело солнце круглое и жаркое,
пампа сочно заливалась злаками,
жадно шины по асфальту шаркали,
и шоссе кишело "кадиллаками",
от Копакабаны до Сан-Паулу
шелестя в маисовой плантации...
А навстречу шла Лариса Павлова -
просто так, без всякой делегации...
Легкий бриз дул в спину конопатую;
ацетатом вздрагивали плечики...
И вдали, раскачивая патлами,
голосили мальчики-газетчики...
- ...Последние новости!
"Ултима ора"!
У мультипликатора
Педро Аморо
На вилле в Баии
родились три кролика!
Последние новости!
Светская хроника!
Секс-бомба Гертруда
с искусственным бюстом
мечтает о свадьбе
с Матиасом Рустом!..
..........................
...Местами дожди
во Владимирской области.
В эфире - "Маяк".
Вы прослушали новости.

1.

Дед Кузьма привстал со стула,
молча выключил приемник.
- Что, в столицу потянуло?
А деревня? А коровник?
Тут же наши корни, Ларка!
Кто тебя кормил с пеленок?
- Да кончайте, деда, каркать!
Что я - маленький ребенок?..
Лара вынесла тарелку
с недоеденными щами,
по ушам собачку Стрелку
потрепала на прощанье,
нарвала травы Пеструхе,
принесла пшена для птицы...
- Хоть письмишко бы старухе
черканула из столицы...
- Ладно, деда... Где билеты?
- Где да где... Эх, бабы-дуры...
Было жарко. Было лето.
У плетня толкались куры.

2.

- Разрешите прикурить...
- Некурящая... Пустите...
- Я хотел у Вас спросить,
да куда ж Вы так спешите?
Может, в здешний ресторан
скушать порцию редиски?..
- Что вы... Я спешу в "Кедран"
- магазин такой индийский...
Кстати, где он тута есть?
У меня там родный дядя...
- Это - рядом. Это - здесь.
Но куда ж вы - на ночь глядя?
Может, я вас провожу,
как-никак, ведь вы же - дама...
Ах, Москва!.. Вокзальный шум,
сумки, локти, чемоданы...
Площадь. Плотная стена
потных тел в субботней пляске...
Ты - в толпе. И ты - одна
в общей массе, в общей маске...
В общем, ты уже - в Москве.
В самом деле: это город.
Это - Лермонтовский сквер.
Это - Ленинские горы...
Это - выход запасной
две красивые открытки...
Это - выход запасной
из подъезда... Дверь открыта
на площадку... Тишина...
Подоконник... Батарея...
Вонь... Подвал... И ты - одна
со своим вопросом: "Где я?"
Где?.. Туман... Тупая боль
в голове ли, в пояснице?..
Куры... Сон... Курантов бой...
Неужели это снится?
Куры... Стон... Окурков след...
На измятом платье - пятна...
Сумка... Деньги... Денег нет...
Как так нету? - Непонятно!
Так, еще раз... Куры... Сон...
"...Как-никак, ведь вы же - дама..."
Стон... О, боже... Это - он!..
Кто?.. Не знаю... Мама! Мама!!

3.

Мимо, мимо...
вдоль залива синего,
Вдоль домов
с пластмассовыми ребрами,

Сильный парень
в брюках парусиновых,
четко отраженный
небоскребами,
шел походкой
легкой и уверенной
(скулы сжаты,
мускулы расслаблены),
шел, еще не зная, что по берегу
тротуаром знойным
и расплавленным
шла она в коротком платье
с белыми
кружевными листьями-оборками...
И коленки наливались спелыми
яблоками - русскими апортами.
Рио-де-Жанейро жарким веером
раскрывало бездну неизвестного
и в твореньях Оскара Нимейера,
и в твореньях Господа Небесного.

4.

- Господи, что ж тут написано?
Боже, когда ж это кончится?
Тут же и пишуть и пысают, -
плакала бабка-уборщица.
То ли на фабрике Горького,
то ль на Трехгорке, покорная
плакала бабка... И горькие
Слезы стекали в уборную.
- Господи Сусе, Мать Божия, -
плакала бабка обиженно. -
Рази была я похожая
с девками теми бесстыжими?
Рази затем я родилася,
пищи скоромной не кушала,
в церкву ходила молилася,
матушку родную слушала,
чтобы увидеть, как свинские
твари, о ком мы заботимся,
пишуть слова сатанинские...
Боже, куда же мы котимся?
Бабка к стене прислонилася,
ногтем шкребя,
словно ножиком...
- Боже, прости их и смилуйся!
Слышишь ли ты меня,
Боженька?

5.

- Слышишь, Ларка, зря ты не ходила:
вчера так ночь прошла не хило!
Стою на "съеме"... Ровно в десять,
Фигак! - и фриц на "мерседесе"...
По тормозам - и дверцу настежь:
- Майн кляйне глюк!
Дас ист фантастиш!
А я ему - мол, "мани, мани..."
Фигак! - И "стольничек" в кармане.
Потом гляжу - летит "тойота",
а там - козел, с лицом койота.
Но хоть козел, а с тормозами...
Дала с закрытыми глазами.
Потом опять - встаю на якорь...
И вдруг - фигак! -
"Май нэйм из Якоб..."
Часок прошел -
"Май нэйм из Ричард..."
Нюхни там, в сумке,
"Нину Риччи" -
презент от Пьера, от Кардана...
Все из Парижа, все - "монтана"!
А ты... Работа да общага...
Ваще, в натуре, - бедолага...
- Но ты ведь тоже похудела...
- Да что ты, разве в этом дело?
Ведь ты себе не представляешь,
Какой, блин, допинг получаешь,
когда дежуришь у "Союза",
И вдруг "жигуль" подвалит юзом...
Фигак! А там "совок" в натуре:
"Садитесь, девушка, покурим..."
А ты его так отоваришь:
"Вы ошибаетесь, товарищ,
вам надо ехать к Каланчевке -
я не курю по мелочевке!"
Так доведешь экстаз до точки,
поправишь вроде бы чулочки...
И токо вверх подымешь флаг -
Фигак! И сразу - "кадиллак"!
Почти, как в Рио-де-Жанейра...
Не то, что тут, у инженера...
Представь себе - песчаный берег,
мулаты, бухта, много денег...
Оливы, кофе, пальмы, полночь...
И вдоль залива...
- Глохни, сволочь! -
Лариса выдохнула сухо, -
Не смей об этом,
слышишь, шлюха!
- Ты что, Лариска, обалдела?
Ведь я ж помочь тебе хотела!
На кой тебе пердильный цех?
Возьми наплюй на них на всех.
Давай, булыжники прицепим,
парфюм наложим, гайки, цепи...
Изобразим, как надо, глазки -
чтоб были в боевой раскраске...
А хочешь - дам свои колготки?..
Как у тебя, в порядке шмотки?
- Тогда ищи в цеху подмену -
Выходим в ночь, на третью смену...

6.

В ту ночь подорожала колбаса
копченая. И было очень сыро.
И за окном, примерно, в два часа
разверзлись небеса и бездной мира
наполнились. И окна стали петь,
вернее, стали щебетать, как сойка...
И перестала тягостно скрипеть
измятая гостиничная койка.
И перестала комната дышать
прерывистым шуршанием червонцев...
И воспарила легкая душа
навстречу целомудренному солнцу...
И он вошел. И сделалось светло,
и ты, вскочив, закрылась занавеской.
Но озарилось мутное стекло.
И, отделившись от карниза, резко
ты взмыла ввысь.
И ты была нага,
И ты пыталась
облаком прикрыться...
Но только обнаженная нога
светилась, как парящая Жар-Птица...
И он летел... И тело, словно сон,
не ощущало страха или срама.
И он летел... Да кто?
Не знаю... Он...
И только губы повторяли:
- "Мама..."

7.

Мимо пляжа, вдоль залива синего,
шла, верней, летела легче легкого
золотоволосая, красивая
девушка из города далекого.
Океан был чисто и торжественно
вшит в Копакабану синим гарусом...
И она была такою женственной,
и плыла над пляжем белым парусом.
Дон Жозе да Флор де Жаирзинио
Шел навстречу... И казались сонными
волны океана темно-синего
со своими теплыми муссонами.

8.

- Конечно же, эти муссоны
свистят, потому что на свете
масоны, масоны, масоны
плетут свои тайные сети,
в поганые воды назло нам
культуру Руси окуная...
Поставим заслоны, заслоны -
пархатым муссонам Синая!
Поставим, разыщем, раскроем,
проверим по ЖЭКкам и ДЭЗам!
У нас будет каждый героем,
кто выжжет каленым железом
распутство, разврат, разложенье!
Мы требуем помощь Минфина!..
Оратор в конце предложенья
схватился за горло графина. -
Чтоб их сатанинского рока
Не слышали русские люди!
Пусть будет жестоким уроком!
Пусть будет! Пусть будет! Пусть будет!
Пусть каждый из вас будет стойким!
Мы знаем, чего мы тут хочем!
Во имя святой перестройки
аминь, патриоты! Я кончил...
Простите, не кончил я, ибо
хочу я, пусть это и глупо,
поклоном отвесить "спасибо"
дирекции вашего клуба,
которой признателен очень
в борьбе за права человека!..
Теперь я действительно кончил.
Поэтому щас - дискотека!

9.

Начальник крутильно-прядильного цеха
Варфоломей Ерофеич Каплан
был меломаном, когда пела Пьеха,
и пил, если цех не вытягивал план.
А план был большим, напряженным и трудным,
а в пряже такая обрывность была,
что Варфоломея горящие "трубы"
всегда раскалялись почти добела!
- Почти довела до истерики, стерва!-
услышал Каплан сквозь рокочущий гул, -
и так на пределе измотаны нервы,
а ты позволяешь такое - прогул!..
Иди объясняйся с начальником, крыса!..
Надтреснуто скрипнула старая дверь...
- Простите, к вам можно?
- Входите, Лариса...
Ну что там у вас приключилось теперь?
Теперь, когда все горизонты открыты!
Теперь, когда трудимся все мы в поту!
Теперь, когда все рубежи перекрыты!
Теперь, когда каждый трояк на счету!
Теперь, когда каждый...
- Каплан поперхнулся
и строго на девушку поднял глаза...
И вдруг неожиданно он улыбнулся,
как это случалось лет тридцать назад.
Лариса сидела, как дева, как фея,
и тихо к груди прикасалась рука...
- Эх! - выдохнул Варфоломей Ерофеич,
впервые подумав, что жизнь коротка.

10.

В платьице коротком, мимо синего
шара с блеклой краскою обшарпанной...
- Я люблю тебя, моя красивая -
шелестели чьи-то губы жаркие.
- Я люблю тебя, моя прекрасная! -
шелестели чьи-то руки сильные.
Мимо плача, мимо платья грязного,
мимо пляжа, вдоль залива синего.

11.

- Да ты не волнуйся, все будет путево!
- у Варфоломея вспотела рубаха,
- А хочешь - устрою одну из путевок
в круиз по Европе со скидкой соцстраха?
Да что ты раскисла, на самом-то деле?
О чем загрустила? Все было так мило...
А хочешь - в Бразилию на две недели?
Могу посодействовать. Ты заслужила...
А стаж в этом деле не так уж и важен.
Важна репутация!.. Что? Не понятно?
- Понятно. Катитесь с Бразилией вашей...
А я там была уже... Только - бесплатно.

12.

Улетали журавли.
Мимо дома улетали.
И казалось - до земли
синим клином доставали.
Задевали о порог,
осыпая мелкой дрожью
и распутицу дорог,
и распутье бездорожья...
Улетали, в вышине
разметая эхо гула...
Плыли тени по стене...
Дед Кузьма привстал со стула:
- Ты вернулась... Бог ты мой!
Как же так? Вернулась, Ларка!
Насовсем уже, домой!..
- Ладно, деда, хватит каркать...
Я и так ведь на мели...
- Довели... Эх, бабы-дуры!
Улетали журавли.
У плетня толкались куры.

                              ***
                             (Эпилог)
                        Мимо плеса, мимо леса синего
                        журавли летели в страны жаркие.
                        И взмывало небо парусиною...
                        И колеса по асфальту шаркали.




Добрынин Андрей Владимирович
            Родился в 1957 году в Москве
            Окончил экономический факультет ВАСХНИЛ им.               Тимирязева
            Сотрудник московских издательств
            Со-редактор газеты "Клюква"
            Участник всех орденских сборников
         Автор книг: "Черный пробел" (1992), "Пески",  "Бестиарий" (1994) "Холод" (1995)
            Ряд стихов переведен на иностранные языки
            Член Союза Российских писателей
            Великий Приор ОКМ

  xxx

С запада тянутся тучи, клубясь,
Утро мрачней чем итог перестройки,
Рыжая сука по кличке "Чубайс"
Праздно слоняется возле помойки.
Я у помойки люблю постоять,
Нравится мне созерцанье отбросов,
Только вот сука пристанет опять,
Ей не понять, что такое философ.
Смотрит в глаза, ничего не боясь-
Кто же тут правильно мысли оформит?
Прочь, беспардонная сука Чубайс!
Пусть тебя, суку, Америка кормит.
Каждый стремится хоть что-то урвать-
Бабы, политики, дети, собаки.
Выстроить всю эту жадную рать
И показать на помойные баки:
"Там даровая таится жратва,
А не в дырявых карманах поэта.
Место вам всем на помойке, братва,
Нынче же в жизнь воплощается это.
Вот они где, даровые харчи,
А не в моих невысоких доходах.
Рьяно в тухлятине ройтесь, рвачи-
И обретете питанье и отдых.
Ну-ка на первый-второй рассчитайсь!
Знайте: ленивым не будет поблажки:
Рыжая сука по кличке Чубайс
Будет кусать их за толстые ляжки".


"Случайных встреч на свете нет...."

Случайных встреч на свете нет,
И вот друг друга мы нашли;
Перемещения планет
К одной помойке нас вели.
Качаясь, ты к помойке шла,
Открыв в улыбке шесть зубов,
И враз мне сердце обожгла
Непобедимая любовь.
Душою я взлетел до звезд
И машинально закурил,
И чуть протухший бычий хвост
Тебе я робко подарил.
Тебя умчать я обещал
В цветущий город Душанбе,
И цикладолом угощал,
И звал в котельную к себе.
Соединила нас любовь
В котельной, в сломанном котле,
Но мы отныне будем вновь
Скитаться порознь по земле.
Я скинул ватник и порты,
А майка расползлась сама,
Но тут захохотала ты,
Как будто вдруг сошла с ума.
Что ж, хохочи и не щади
Моих возвышенных идей,
Увидев на моей груди
Четыре профиля вождей.
Исполнил я свой долг мужской,
Но этого не будет впредь,
Не в силах к женщине такой
Я страстью подлинной гореть.
Мы в парк весенний не пойдем
С тобой бутылки собирать;
Нам никогда не быть вдвоем,
Раз на вождей тебе насрать.
Другую буду похмелять
Одеколоном я с утра-
Ведь мне нужна не просто блядь,
А друг, соратник и сестра.


"В Ростове, у рынка центрального..."

В Ростове, у рынка центрального,
Усядусь я прямо в пыли,
Чтоб звуки напева печального
С гармошки моей потекли.
Пою я о девушке брошенной,
Печальной, хорошей такой,
И смотрят в мой рот перекошенный
Грузины со смутной тоской.
Нечистой наживы глашатаи
Поймут, что барыш ни к чему,
Раз грубые бабы усатые
Их ждут в надоевшем дому.
Поймут, что всей жизнью расплатятся
Они за свое ремесло-
Ведь счастье в голубеньком платьице
В слезах безвозвратно ушло.
Торгуют они помидорами,
Но деньги считают едва ль,
Впиваясь незрячими взорами
В закатную нежную даль.
И скоро торговцы советские
Почувствуют горький экстаз,
И слезы хрустальные, детские
Из красных покатятся глаз.
Веду я мелодию грустную
И горько трясу головой,
И жижею сладкой арбузною
Приклеен мой зад к мостовой.
Струятся рулады печальные
И в кепку мне сыплется медь,
И яркие мухи нахальные
Стремяться мне в рот залететь.
И зорко слежу я за кепкою:
Когда она будет полна,
За ваше здоровьичко крепкое
Я белого выпью вина.
(из книги "Триумф непостоянства")


         xxx
Противная американка
По имени Олбрайт Мадлен
напором тяжелого танка
Пытается "взять меня в плен".
Но формула смутная эта
Не может того затемнить,
что хочет старуха поэта
К сожительству нагло склонить.
Багрянцем пылает помада
На лике совином ее.
Противлюсь я робко: "Не надо,
Не трогайте тело мое.
Вы вс„-таки где-то не правы
Ведь вам уж немало годков.
            Хоть многим старушки по нраву,
            Но верьте, что я не таков.
            Вы дама культурная все же,
            Зачем перешли вы на мат?
            Какой вы пример молодежи,
            Какой вы к чертям дипломат?
            И разве для вас оправданье,
            Что все происходит во сне?
            Оставьте свои приставанья
            И в брюки не лезьте ко мне.
            И дергать за ядра не надо,
            Они - деликатная вещь..."
            Но дряхлая эта менада
            Вцепилась в меня, словно клещ.
            И на ухо мне прошипела:
            "Умолкни, славянская вошь!
            Свое худосочное тело
            Америке ты отдаешь.
            И ежели ты не заткнешся,
            Тебя в порошок я сотру,
            За мною ведь авианосцы,
            Все НАТО и все ЦРУ.
            За мной - неулыбчивый Клинтон
            И пушки, несущие смерть,
            Но если полижешь мне клитор,
            То доллары будешь иметь".
            Чапаев - и тот, несомненно,
            Струхнул бы на месте моем,
            И мы до тахты постепенно
            Допятились с нею вдвоем.
            Упал я в смятении духа
            В звенящие волны пружин,
            И вмиг завладела старуха
            Сокровищем честных мужчин.
            Свершилось - и взвыла старуха,
            И пол заходил ходуном,
            И гром, нестерпимый для слуха,
            Змеей полыхнул за окном.
            Поганками ввысь небоскребы
            Поперли из почвы родной,
            И образы, полные злобы,
            Нахлынули мутной волной.
            И Рэмбо, и дон Корлеоне,
            И Бэтмен, и прочая мразь...
            На темном ночном небосклоне
            Реклама глумливо зажглась.
            И сызнова дом покачнулся -
            То пукнул Кинг-Конг во дворе.
            В холодном поту я очнулся
            На мутной осенней заре.
            Старуха куда-то пропала,
            Один я лежу в тишине,
            Но скомканы все покрывала
            И пляшет реклама в окне.
            Заморские автомобили
            Под окнами мерзко смердят,
            Вдоль стен под покровами пыли
            Заморские вещи стоят.
            Мой столик уставлен закуской,
            Пустые бутылки на нем
            И запах какой-то нерусский
            Витает в жилище моем.
            Моя несомненна греховность,
            И горько кривится мой рот:
            Вот так растлевают духовность,
            Вот так подчиняют народ.
            Поддался угрозам старухи,
            К шальной потянулся деньге,
            Хотя и одной оплеухи
            Хватило бы старой карге.
            Посулами старой ехидны,
            Признайся, ты был потрясен.
            Как стыдно, о Боже, как стыдно,
            Пускай это был только сон.
            Вздыхаю и мучаюсь тяжко,
            Горя на духовном костре,
            Но в тысячу баксов бумажку
            Вдруг вижу на пыльном ковре.
            И в новом смятении духа
            Я думаю, шумно дыша:
            "Старуха? Конечно, старуха,
            Но как же в любви хороша!"

                       xxx
            Мы долго и тщетно старались
            Вместить этот ужас в уме:
            Япончик, невинный страдалец,
            Томится в заморской тюрьме!
            К чужим достижениям зависть
            Америку вечно томит -
            Он схвачен, как мелкий мерзавец,
            Как самый обычный бандит.
            Царапался он и кусался,
            И в ярости ветры пускал,
            Но недруг сильней оказался,
            И схватку герой проиграл.
            В застенке, прикованный к полу,
            Он ждет лишь конца своего.
            Свирепый, до пояса голый,
            Сам Клинтон пытает его.
            Неверными бликами факел
            Подвал освещает сырой,
            И снова бормочет: "I fuck you",
            Теряя сознанье, герой.
            Старуха вокруг суетится
            По имени Олбрайт Мадлен -
            Несет раскаленные спицы,
            Тиски для дробленья колен...
            Не б