арей.
Наконец, когда кони устали, а копья сломались, Задиг пустил в ход
хитрость: он подъехал к голубому рыцарю сзади, вскочил на круп его коня и,
схватив соперника поперек туловища, кинул его на арену. Затем, усевшись в
седло, стал гарцевать вокруг распростертого Отама. Все зрители закричали:
"Победа за белым рыцарем!" Тут Отам в бешенстве вскакивает и хватается за
меч; Задиг спрыгивает с коня и тоже обнажает меч, И вот они снова
сражаются, и сила и ловкость поочередно торжествуют.
Перья их шлемов, бляхи наручей, кольца панцирей разлетаются под градом
стремительных ударов. Рыцари колют и рубят направо и налево, целясь то в
голову, то в грудь, отступают, сходятся, примериваются друг к другу, снова
сходятся, схватываются, извиваются, словно змеи, нгпадают, словно львы. От
наносимых ударов снопами сыплются искры. Но вот Задиг, собравшись с
силами, останавливается, делает ложный выпад, потом повергает противника
наземь и обезоруживает его.
     - О белый рыцарь, - восклицает Отам, - вам царствовать в Вавилоне!
Царица была вне себя от радости. Белого и голубого рыцарей, согласно
установленному порядку, отвели каждого в его помещение, так же как и
остальных претендентов. Принесли пищу и прислуживали им немые рабы.
Легко догадаться, что Задигу прислуживал карлик царицы. Потом им дали
выспаться в одиночестве до следующего утра, то есть до того времени, когда
победитель должен был представить свой девиз великому магу и назвать себя.
Задиг, хотя и был влюблен, спал от усталости мертвым сном. Но Итобад,
чья каморка была рядом, совсем не спал. Он встал ночью, вошел к Задигу и,
взяв его белое вооружение с девизом Задига, положил вместо него свое
зеленое.
     На рассвете он пошел к великому магу и гордо объявил, что победителем
был не кто-нибудь, а такой человек, как он. Это было полной неожиданностью
для всех, однако его провозгласили победителем. Задиг между тем продолжал
спать. Изумленная и повергнутая в отчаяние Астарта вернулась в Вавилон. К
тому времени, когда Задиг проснулся, амфитеатр был уже почти пуст. Задиг
стал искать свое вооружение, но нашел только зеленые доспехи, которые ему
и пришлось надеть, ибо ничего другого не было. Недоумевая и негодуя,
облачился он в них и в этом наряде явился на арену.
Все оставшиеся в амфитеатре и в цирке встретили его свистом. Его
окружили со всех сторон и осыпали оскорбительными насмешками. Никогда еще
человек не испытывал подобного унижения. Наконец Задиг, потеряв терпение,
с саблей в руках заставил обидчиков разбежаться. Но он не знал, что ему
предпринять. Он не мог увидеться с царицей, не мог потребовать, чтобы ему
вернули белое вооружение, которое она ему прислала, потому что это значило
бы ее скомпрометировать. Таким образом, в то время как она предавалась
печали, он был в ярости и смятении. Перебирая в уме все свои неудачи,
начиная со злоключения с женщиной, ненавидевшей кривых, и кончая пропажею
вооружения, он одиноко шел по берегу Евфрата и думал, что родился под
несчастливой звездой, обрекавшей его на безвыходные страдания. "Вот что
значит, - говорил он себе, - проснуться слишком поздно; если бы я меньше
спал, я был бы царем вавилонским и мужем Астарты. Мои знания, честность,
мужество постоянно приносили мне только несчастья". Он стал даже роптать
на провидение и готов был поверить, что миром управляет жестокий рок,
который угнетает добродетельных людей и покровительствует негодяям.
Огорчало его и то, что он вынужден был носить зеленые доспехи, навлекшие
на него столько насмешек. Он продал их за бесценок проезжавшему мимо купцу
и купил у него халат и высокую шапку. В этом наряде он продолжал идти
берегом Евфрата и, полный отчаяния, клял в душе провидение, которое
неустанно его преследовало.

        "ОТШЕЛЬНИК"

     Дорогой он встретил отшельника с почтенной седой бородой, доходившей
тому до пояса. Старец держал в руках книгу и внимательно ее читал.
Остановившись, Задиг отвесил ему глубокий поклон. Отшельник приветствовал
его с таким достоинством и кротостью, что Задига охватило желание
побеседовать с ним. Он спросил, какую книгу тот читает.
     - Это книга судеб, - сказал отшельник. - Не хотите ли почитать?
Задиг взял у него книгу, но, несмотря на то, что знал много языков, не
смог прочесть ни единого слова. Это лишь разожгло его любопытство.
     - Мне кажется, вы чем-то очень опечалены, - сказал старик.
     - Увы, я имею на то много причин, - ответил Задиг.
     - Если позволите вам сопутствовать, - продолжал тот, - вы, быть может,
не пожалеете об этом; мне удавалось иногда влить бальзам утешения в души
несчастных.
     Задиг почувствовал глубокое уважение к облику, бороде и книге
отшельника. В его словах заключалась как будто высокая мудрость. Отшельник
говорил о судьбе, справедливости, нравственности, высшем благе,
человеческой слабости, добродетелях и пороках с таким живым и трогательным
красноречием, что Задиг ощутил непреоборимое влечение к нему. Он стал
настоятельно упрашивать старика не оставлять его до возвращения в Вавилон.
     - Я сам хотел просить вас об этом как о милости, - сказал отшельник. -
Поклянитесь мне Оромаздом не покидать меня несколько дней, что бы я в это
время ни делал.
     Задиг поклялся, и они уже вместе продолжали путь.
Вечером путники подошли к великолепному замку.
Отшельник попросил гостеприимства для себя и своего молодого друга.
Привратник, похожий скорее на знатного барина, впустил их с видом
презрительного снисхождения и провел к дворецкому, который показал им
роскошные комнаты хозяина. За ужином их посадили в конце стола, и владелец
замка не удостоил их даже взглядом. Однако их накормили столь же изысканно
и обильно, как остальных. Для умывания им подали золотой таз, украшенный
изумрудами и рубинами, спать их уложили в прекрасном покое, а на другое
утро слуга принес каждому из них по золотому, после чего обоих отправили
на все четыре стороны.
     - Хозяин дома, - сказал Задиг дорогой, - кажется мне человеком гордым,
но великодушным; гостеприимство его исполнено благородства. - Говоря это,
он заметил, что сума отшельника чем-то битком набита, и краем глаза увидел
в ней украденный старцем золотой таз.
     Задиг был поражен тем, что старец его украл, но не решился ничего
сказать.
     Около полудня отшельник подошел к небольшому домику, в котором жил
богатый скряга, и попросил у него гостеприимства на несколько часов.
Старый, одетый в поношенное платье слуга принял их грубо, отвел на конюшню
и принес им туда несколько гнилых оливок, черствого хлеба и прокисшего
пива. Отшельник ел и пил с не меньшим удовольствием, чем накануне, потом
обратился к старому слуге, смотревшему в оба, чтобы они чего-нибудь не
украли, и торопившему их уйти, дал ему два золотых, полученных утром, и
поблагодарил его за оказанное внимание.
     - Прошу вас, позвольте мне поговорить с вашим господином, - сказал он в
заключение.
     Удивленный слуга отвел их к хозяину.
     - Великодушный господин, - сказал отшельник, - я могу лишь очень
скромно отблагодарить вас за ваше благородное гостеприимство.
Соблаговолите принять этот золотой таз как слабый знак моей
признательности.
     Скупец чуть не упал наземь. Не дав ему времени прийти в себя, отшельник
поспешно удалился со своим молодым спутником.
     - Отец мой, - спросил его Задиг, - как объяснить все то, что я вижу? Вы
совсем не похожи на других людей; вы крадете золотой таз, украшенный
драгоценными камнями, у вельможи, оказавшего вам великолепный прием, и
отдаете его скряге, который принял вас самым недостойным образом.
     - Сын мой, - отвечал старик, - этот гордец, принимающий странников из
одного только тщеславия и желания похвастать своими богатствами, станет
разумнее, а скряга научится оказывать гостеприимство. Не удивляйтесь
ничему и следуйте за мной.
     Задиг не мог понять, с кем он имеет дело, - с безрассуднейшим или
мудрейшим из смертных, но отшельник говорил так властно, что у Задига,
связанного к тому же клятвой, не хватало духа покинуть его.
Вечером они пришли к небольшому, изящной архитектуры, но скромному
дому, в котором не было ничего ни от расточительности, ни от скупости.
Хозяином оказался философ, который, удалившись от света, целиком посвятил
себя занятиям добродетельным и мудрым и, несмотря на это, нисколько не
скучал. Он с радостью построил это убежище, где принимал чужестранцев с
достоинством, чуждым тщеславия. Он сам встретил обоих путешественников и
прежде всего повел их отдохнуть в уютный покой, а немного погодя пригласил
к опрятно и вкусно приготовленному ужину, во время которого сдержанно
говорил о последних событиях в Вавилоне.
     Он, видимо, был искренне предан царице и считал, что было бы очень
хорошо, если бы на арену в качестве претендента на корону вышел и Задиг.
     - Но люди, - прибавил он, - не заслуживают такого государя.
Эти слова заставили Задига покраснеть и еще сильнее почувствовать свои
несчастья. В ходе беседы сотрапезники единодушно признали, что события в
этом мире не всегда происходят так, как того желали бы наиболее разумные
из людей. Но отшельник все время утверждал, что никто не знает путей
провидения и что люди не правы, когда берутся судить о целом по ничтожным
крупицам, доступным их пониманию.
     Заговорили о страстях.
     - Как они гибельны! - воскликнул Задиг.
     - Страсти - это ветры, надувающие паруса корабля, - возразил отшельник.
     - Иногда они его топят, но без них он не мог бы плавать. Желчь делает
человека раздражительным и больным, но без желчи человек не мог бы жить.
Все на свете опасно - и все необходимо.
     Заговорили о наслаждении, и отшельник стал доказывать, что наслаждение
     - дар божества.
     - Ибо, - сказал он, - человек не может сам себе давать ни ощущений, ни
идей; все это он получает. Печали и удовольствия приходят к нему извне,
равно как и сама жизнь.
     Задиг удивился, как это человек, делавший столь сумасбродные вещи,
может так здраво рассуждать. Наконец, после беседы, и поучительной и
приятной, хозяин проводил обоих путешественников в отведенный для них
покой, благословляя небо, пославшее ему столь мудрых и добродетельных
гостей. Он с такой непринужденностью и благородством предложил им денег,
что они не могли этим оскорбиться. Отшельник от денег отказался и сказал,
что хочет проститься с ним, так как еще до рассвета намерен отправиться в
Вавилон. Попрощались они очень тепло; особенно был растроган Задиг,
который проникся уважением и симпатией к этому достойному человеку.
Когда отшельник и Задиг остались в приготовленном для них покое, они
долго восхваляли хозяина. На рассвете старец разбудил своего спутника.
     - Пора отправляться, - сказал он ему. - Пока все спят, я хочу оставить
этому человеку свидетельство своего уважения и преданности. - И с этими
словами он взял факел и поджег дом.
     Задиг в ужасе вскрикнул и попытался помешать ему совершить столь
ужасное дело, но отшельник со сверхъестественной силой повлек его за
собой. Дом был весь в огне. Отшельник, уже далеко отошедший с Задигом,
спокойно смотрел на пожар.
     - Хвала богу, - сказал он, - дом нашего хозяина разрушен до основания!
Счастливец!
     При этих словах Задигу захотелось одновременно и рассмеяться, и
наговорить дерзостей почтенному старцу, и прибить его, и убежать от него.
Но ничего этого он не сделал и, против воли повинуясь обаянию отшельника,
покорно пошел за ним к последнему ночлегу.
     Они пришли к одной милосердной и добродетельной вдове, у которой был
четырнадцатилетний племянник, прекрасный юноша, ее единственная надежда.
Вдова приняла их со всем возможным гостеприимством. На другой день она
велела племяннику проводить гостей до моста, который недавно провалился и
стал опасен для пешеходов. Услужливый юноша шел впереди. Когда они взошли
на мост, отшельник сказал ему:
     - Подойдите ко мне, я хочу засвидетельствовать мою признательность
вашей тетушке. - С этими словами он схватил его за волосы и бросил в воду.
Мальчик упал, показался на минуту на поверхности и снова исчез в бурном
потоке.
     - О чудовище! О изверг рода человеческого! - закричал Задиг.
     - Вы обещали мне быть терпеливым, - прервал его отшельник. - Узнайте
же, что под развалинами дома, сгоревшего по воле провидения, хозяин нашел
несметные богатства, а мальчик, который погиб по воле того гче провидения,
через год убил бы свою тетку, а через два - вас.
     - Кто открыл тебе все это, варвар? - воскликнул Задиг. - Да если бы ты
даже прочел это в книге судеб, кто дал тебе право утопить дитя, которое не
причиняло тебе зла?
     Произнеся эти слова, вавилонянин вдруг увидел, что борода у старца
исчезла и лицо его стало молодым.
     Одежда отшельника как бы растаяла, четыре великолепных крыла прикрывали
величественное, лучезарное тело.
     - О посланник неба! О божественный ангел! - воскликнул Задиг, падая
ниц. - Значит, ты сошел с высоты небес, дабы научить слабого смертного
покоряться предвечным законам?
     - Люди, - отвечал ему ангел Иезрад, - судят обо всем, ничего не зная.
Ты больше других достоин божественного откровения.
Задиг попросил дозволения говорить.
     - Я не доверяю своему разумению, - сказал он, - но смею ли я просить
тебя рассеять одно сомнение: не лучше ли было бы исправить это дитя и
сделать его добродетельным вместо того, чтобы утопить?
Иезрад возразил:
     - Если бы он был добродетелен и остался жить, судьба определила бы ему
быть убитым вместе с женой, на которой бы он женился, и с сыном, который
родился бы от нее.
     - Что же, - спросил Задиг, - значит, преступления и бедствия
необходимы? И необходимо, чтобы добродетельные люди были несчастны?
     - Несчастья, - отвечал Иезрад, - всегда удел злодеев, существующих,
дабы с их помощью испытывать немногих праведников, рассеянных по земле. И
нет такого зла, которое не порождало бы добро.
     - А что произошло бы, - снова спросил Задиг, - если бы вовсе не было
зла и в мире царило одно добро?
     - Тогда, - отвечал Иезрад, - этот мир был бы другим миром и связь
событий определила бы другой премудрый порядок. Но такой совершенный
порядок возможен только там, где вечно пребывает верховное существо, к
которому зло не смеет приблизиться, существо, создавшее миллионы миров, ни
в чем не похожих друг на друга, ибо бесконечное многообразие - один из
атрибутов его безграничного могущества. Нет двух древесных листов на
земле, двух светил в необозримом пространстве неба, которые были бы
одинаковы, и все, что ты видишь на маленьком атоме, где родился, должно
пребывать на своем месте и в свое время, согласно непреложным законам
всеобъемлющего. Люди думают, будто мальчик упал в воду случайно, что так
же случайно сгорел и дом, но случайности не существует, - все на этом
свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвозвестие.
Вспомни рыбака, который считал себя несчастнейшим человеком в мире.
Оромаэд послал тебя, дабы ты изменил его судьбу. Жалкий смертный,
перестань роптать на того, перед кем должен благоговеть!
     - Но... - начал Задиг. Но ангел уже воспарял на десятое небо.
Задиг упал на колени и покорился воле провидения...
Ангел крикнул ему из воздушных сфер:
     - Ступай в Вавилон!

        "ЗАГАДКИ"

     Потрясенный так, словно рядом с ним ударила в землю молния, Задиг слепо
шел вперед. Он добрался до Вавилона в тот самый день, когда соперники уже
собрались в большом зале дворца, чтобы отгадать загадки и ответить на
вопросы великого мага. Все были в сборе, кроме рыцаря в зеленых доспехах.
Едва Задиг вступил в город, как его окружила толпа народа. На него не
могли насмотреться, люди благословляли его и желали ему стать царем.
Завистник, увидев его, вздрогнул и отвернулся.
Народ донес Задига на руках до самого входа в собрание. Страх и надежда
овладели сердцем царицы, когда ей сообщили о его прибытии. Ее снедало
беспокойство, она не могла понять, почему Задиг был без вооружения и каким
образом Итобад завладел белыми доспехами.
     При появлении Задига поднялся невнятный шум. Все были удивлены и
обрадованы, увидев его, но присутствовать на собрании позволялось только
участникам состязания.
     - Я тоже сражался, - сказал Задиг, - но другой носит здесь мои доспехи;
в ожидании часа, когда я буду иметь честь доказать это, прошу допустить
меня к разгадыванию загадок.
     Собрали голоса: всем присутствующим была еще так памятна его
безукоризненная честность, что они единодушно уважили его просьбу.
Великий маг предложил сперва такой вопрос:
     - Что на свете всего длиннее и всего короче, всего быстрее и всего
медленнее, что легче всего делится на величины бесконечно малые и
достигает величин бесконечно больших, чем больше всего пренебрегают и о
чем больше всего жалеют, без чего нельзя ничего совершить, что пожирает
все ничтожное и воскрешает все великое?
     Итобад отвечал первый. Он сказал, что такой человек, как он, ничего не
смыслит в загадках, и довольно того, что он одержал победу с копьем в
руке. Одни говорили, что в загадке речь идет о счастье, другие - о земле,
третьи - о свете. Задиг сказал, что в ней говорится о времени.
     - Потому что, - добавил он, - на свете нет ничего более длинного, ибо
оно мера вечности, и нет ничего более короткого, ибо его не хватает на
исполнение наших намерений; нет ничего медленнее для ожидающего, ничего
быстрее для вкушающего наслаждение; оно достигает бесконечности в великом
и бесконечно делится в малом; люди пренебрегают им, а потеряв - жалеют;
все совершается во времени; оно уничтожает недостойное в памяти потомства
и дарует бессмертие великому.
     Все признали, что Задиг прав.
Потом была задана такая загадка:
     - Что люди получают, не выражая благодарности, чем пользуются без
раздумья, что передают другим в беспамятстве и теряют, сами того не
замечая?
     Каждый дал свое решение, но только Задиг правильно сказал, что это -
жизнь. Так же легко разгадал он и остальные загадки. Итобад твердил, что
это совсем не мудрено и что он тоже не ударил бы лицом в грязь, дай он
себе труд немножко подумать. Ответы Задига на вопросы о правосудии, о
высшем благе, об искусстве управлять государством были признаны самыми
основательными.
     - Очень жаль, - говорили все, - что такой мудрый человек вместе с тем
такой плохой воин.
     - О прославленные мужи! - сказал Задиг. - Я имел честь стать
победителем на ристалище. Белое вооружение принадлежит мне. Итобад похитил
его у меня, когда я спал, полагая, вероятно, что оно ему больше к лицу,
чем зеленое. Я готов в вашем присутствии доказать ему с одним лишь мечом
против всех прекрасных белых доспехов, которые он у меня утащил, что честь
победы над храбрым Отамом принадлежит мне.
     Итобад принял вызов весьма самонадеянно. Он не сомневался в легкой
победе, поскольку был с головы до ног закован в броню, а облачение его
противника состояло из ночного колпака и халата. Задиг вынул из ножон меч,
сперва отвесив поклон царице, которая смотрела на происходящее с радостью
и страхом. Итобад обнажил свой меч, никому не поклонившись. Он бросился на
Задига, как человек, которому нечего бояться, и намеревался рассечь ему
голову. Но Задиг парировал удар, подставив противнику меч у самой рукояти,
так что меч Итобада переломился. Тогда Задиг обхватил врага, поверг его на
землю, приставив острие меча к просвету в латах, и крикнул:
     - Сдавайтесь, или я вас убью!
     Итобад, изумленный, что такого человека, как он, постигла неудача,
перестал сопротивляться, и Заддг спокойно снял с него роскошный шлем,
великолепные латы, красивые наручи и блестящие поножи, надел их на себя и
в этом снаряжении бросился к ногам Астарты. Кадор без труда доказал, что
снаряжение принадлежит Задигу, и тот единодушно был избран царем, к вящей
радости Астарты, которая после стольких испытаний наслаждалась тем, что
все наконец нашли любимого ею человека достойным быть ее супругом. Итобад
утешился тем, что приказал своим домочад