.  Она
запыхтела ею, шепча заклинания, отличные от моих. Я почувствовала дрожь  в
теле; невидимая рука сжала мое горло. Я услышала, что испускаю  свистящий,
булькающий шум. К моему изумлению он звучал как  слова,  сказанные  кем-то
еще с помощью моих собственных голосовых связок. Я мгновенно узнала - хотя
и не понимала слов - что это было другое  заклинание.  Призрак  парил  над
моей головой, затем он исчез.
     Я обнаружила себя в доме вместе с доньей Мерседес  и  Канделярией.  Я
насквозь пропотела и чувствовала себя физически истощенной. А тут были две
женщины. Однако мое истощение  не  изнуряло.  Я  чувствовала  удивительную
легкость и оживление.
     - Как я очутилась здесь? - спросила я.
     Канделярия взглянула вопросительно на донью Мерседес и сказала:  -  у
тебя был полный сеанс.
     - Это меняет все, - воскликнула донья Мерседес слабым голосом. -  дух
моего предка даст звено для тебя. Поэтому ты должна остаться  здесь,  пока
дух не позволит тебе уйти.
     - Но почему дух избрал меня? - спросила я. - я же иностранка.
     - Для духов не существует иностранцев, - ответила Канделярия. -  духи
имеют дело только с медиумами.
 
 
 
                                    16 
 
     Мерседес Перальта сидела сгорбившись у  алтаря,  бормоча  заклинания.
Голодная и утомленная, я наблюдала за ней  со  своего  места.  Было  почти
шесть часов вечера. Я пылко желала о том, чтобы крупная женщина,  сидевшая
за столом, оказалась последней пациенткой доньи Мерседес в этот день.
     Обычно она принимала не  более  двух  больных,  но  последние  четыре
субботы донья Мерседес осматривала более двенадцати пациентов за день.
     Большей частью  это  были  женщины  из  соседних  деревень,  которые,
совершая еженедельную поездку на рынок, задерживались, чтобы пройти осмотр
у целительницы. Некоторые из них  искали  помощи  от  таких  недугов,  как
головные боли, простуды и женские расстройства.  Большинство  посетителей,
однако, приходило решать свои эмоциональные проблемы. Безответная  любовь,
семейные затруднения, конфликты с родней и подросшими детьми, проблемы  на
работе и в обществе были наиболее частыми темами бесед. Поседевшие волосы,
отсутствие  волос,  появление  морщин  и   полоса   неудач   были   самыми
легкомысленными жалобами. Донья Мерседес лечила каждого, независимо от его
или ее проблемы, с одинаково искренним интересом и эффективностью.
     Сначала  она  определяла   недуг,   применяя   морской   компас   или
истолковывая узор пепла сигары на  тарелке.  Если  отсутствие  целостности
человека  было  вызвано  физиологическим  смятением  -  она  называла  его
духовным - она накладывала молитвы-заклятия и делала массаж. Если  человек
страдал физическим недугом, она прописывала лекарственные растения.
     Ее изумительное владение языком  и  великолепная  чувствительность  к
каждой   мельчайшей   перемене    в    настроении    человека    побуждали
сопротивляющихся мужчин и женщин  раскрываться  и  откровенно  говорить  о
своих интимных делах.
     Голос Мерседес Перальты испугал меня. - в этот раз  ты  действительно
испортила все дело, - отчитывала она крупную женщину, которая сидела перед
ней за столом. Недоверчиво встряхнув головой, она еще раз осмотрела  пепел
сигары, который собрала на металлическую тарелку. - ты  дурачишь  меня,  -
заявила она, поднеся тарелку к лицу женщины и призывая ее узнать в мягком,
серо-зеленом порошке природу своего недуга. - на этот раз ты действительно
в беде.
     Покраснев от волнения, женщина  суетливо  озиралась,  словно  пытаясь
найти путь к отступлению. Она надула губы совсем как ребенок.
     Донья Мерседес поднялась и  подошла  ко  мне,  произнеся  официальным
голосом: - я прошу тебя подробно записать методы лечения этой пациентки.
     Как  обычно,  я  сначала  выслушивала  названия  прописанных  трав  и
цветочных эссенций и диетические ограничения. Затем я записывала подробный
отчет о том, при каких обстоятельствах пациент должен принимать  отвар  из
трав или очищающие ванны. По указанию доньи Мерседес я никогда  не  делала
копий для себя. И наконец, по ее просьбе я несколько раз перечитывала  то,
что написала. Я была уверена, что донья Мерседес не только убеждает себя в
том, что я правильно поняла ее, но главным образом  учитывает  возможность
того, что пациент будет неграмотен.
     С инструкцией в руке женщина  встала  и  повернулась  к  алтарю.  Она
положила  несколько  банкнот  под  статуэтку  девы,   затем   торжественно
пообещала, что будет следовать инструкциям доньи Мерседес.
     Донья Мерседес подошла к алтарю, зажгла свечу  и,  встав  на  колени,
помолилась святым о том, чтобы ее мнение оказалось правильным.
     Я упомянула, что знаю докторов, которые тоже очень часто молятся.
     - Единственное, что объединяет  хороших  докторов  и  целителей,  это
терпеливое уважение к своим пациентам, - объяснила она. -  они  доверяются
великой силе, которая ведет их. Они  могут  вызвать  эту  силу  с  помощью
молитвы,  заклинаний,  табачного   дыма,   лекарств   или   хирургического
скальпеля.
     Она взяла  копии  инструкций,  которые  я  написала  в  этот  день  и
сосчитала листы. - я в самом  деле  осмотрела  сегодня  столько  людей?  -
спросила она, по-видимому, совершенно не интересуясь моим ответом.  Слабая
улыбка тронула ее губы, когда она закрыла глаза  и  откинулась  на  спинку
своего неказистого стула. - иди и принеси  мне  все  твои  записи  о  моих
клиентах, кроме тех, кто рассказал тебе свою историю. Я  хочу  посмотреть,
сколько людей я вылечила за то время, как ты появилась здесь. - она встала
и прошла со мной до двери. - принеси все в патио. Я хочу, чтобы Канделярия
помогла мне, - добавила она.
     Почти час я собирала все мои  материалы.  За  исключением  нескольких
дневников я принесла все в патио, где  донья  Мерседес  и  Канделярия  уже
поджидали меня.
     - Это оно и есть?  -  спросила  донья  Мерседес,  разглядывая  стопку
бумаг, которую я положила на землю перед ней.
     Не ожидая моего ответа, она приказала  Канделярии  сложить  бумаги  и
каталоги у металлической бочки, которая  стояла  в  дальнем  конце  патио.
Сделав это, Канделярия снова села рядом со  мной  на  циновку.  Мы  сидели
перед доньей Мерседес, которая лежала в своем гамаке.
     - Я уже говорила тебе, что ты находишься  под  покровительством  духа
моего предка, - сказала мне донья Мерседес. -  прошлой  ночью  дух  избрал
тебя как медиума. А медиумы не держат  записей  о  целительстве.  Подобная
мысль отвратительна.
     Она встала и подошла к стопке моих бумаг. Только сейчас меня осенило,
что она намерена сделать. Она разрезала бечевку переплета ножом и  бросила
пригоршню листьев в металлический бак. Раньше я не  заметила,  что  внутри
него горит огонь.
     Пытаясь  спасти  хотя  бы  часть  моей  работы,  я  вскочила.   Слова
Канделярии остановили меня.
     - Если ты сделаешь это, ты должна будешь  уехать  сейчас  же.  -  она
улыбнулась и похлопала по циновке рядом с собой.
     В этот момент я поняла все. Я просто ничего не могла здесь сделать.
 
 
 
                                    17 
 
     Проработав целый день, донья Мерседес крепко заснула на своем  стуле.
Я начала перебирать различные флаконы, банки и коробочки в  ее  стеклянном
буфете. Когда я проходила на цыпочках мимо нее, она вдруг  открыла  глаза,
медленно повернула голову, прислушиваясь к чему-то, ее ноздри затрепетали,
словно нюхая воздух.
     - Чуть не забыла, - сказала она. - приведи его сейчас же.
     - Но там никого нет, - ответила я с абсолютной уверенностью.
     Она подняла руки в беспомощном жесте. - делай то, что тебе говорят.
     Не сомневаясь, что на этот раз она ошибается,  я  вышла  из  комнаты.
Было почти темно. Никого не было. С торжествующей улыбкой я уже собиралась
вернуться, когда услышала слабый кашель.
     Словно вызванный по велению доньи Мерседес,  из  сумрачного  коридора
вышел аккуратно одетый мужчина.  У  него  были  непропорционально  длинные
ноги. Плечи же, по контрасту, казались маленькими и  выглядели  слабыми  и
хрупкими. Мгновение он колебался, затем в знак приветствия  поднял  гроздь
зеленых кокосов. В другой руке он держал мачете.  -  Мерседес  Перальта  у
себя? - спросил он низким, скрипучим голосом, прерванным резким кашлем.
     - Она ждет тебя, - сказала я и отодвинула занавес в сторону.
     У него были короткие, жесткие, вьющиеся  волосы,  пространство  между
бровями измято глубокими складками, а темное угловатое лицо приковывало  к
себе внимание неприступной суровостью, свирепым и безжалостным  выражением
глаз. Лишь кое-где в уголках его рта проступала некоторая мягкость.
     Слабая улыбка медленно пробежала по его лицу, когда он приблизился  к
донье Мерседес. Опустив кокосы на землю и поправив на  коленях  брюки,  он
присел перед ее стулом. Он выбрал самый крупный кокос  и  тремя  искусными
ударами острого мачете срезал макушку. -  они  как  раз  такие,  как  тебе
нравится, - сказал он, - еще мягкие и очень сладкие.
     Донья Мерседес пригубила фрукт и, делая шумные глотки, заметила,  как
прекрасно молоко. - дай  мне  немного  внутренности,  -  потребовала  она,
возвращая фрукт ему.
     Одним ловким ударом  он  разделил  кокос  пополам,  а  затем  отрезал
сладкую желатиновую мякоть от макушки.
     - Дай Музии другую половину, - сказала донья Мерседес.
     Он строго посмотрел на меня,  потом  без  слов  соскоблил  оставшуюся
половину  кокоса  с  той  же  самой  тщательностью  и  подал  ее  мне.   Я
поблагодарила его.
     - Что привело тебя сюда сегодня? - спросила донья Мерседес,  прерывая
неловкое молчание. - тебе нужна моя помощь?
     - Да, - сказал он, доставая портсигар из своего кармана. Прикурив  от
зажигалки, он сделал долгую затяжку и сунул портсигар обратно в карман.  -
дух был прав. Проклятый кашель стал еще сильнее. Он не дает мне заснуть. У
меня от него болит голова. Он не дает мне работать.
     Она пригласила его сесть, но не напротив нее, где  обычно  сидели  ее
клиенты, а на стул у алтаря. Она  зажгла  три  свечи  перед  девой,  затем
небрежно спросила о кокосовых плантациях, которыми  он  владел  где-то  на
побережье.
     Он медленно оглянулся и посмотрел  в  ее  глаза.  Она  успокоила  его
кивком головы. - эта Музия помогает мне, - сказала она ему.  -  ты  можешь
говорить все, словно ее тут нет.
     Его взгляд на миг остановился на мне. -  мое  имя  Бенито  Сантос,  -
сказал он и быстро взглянул на донью Мерседес. - как ее зовут?
     - Она говорит, что ее имя Флоринда, - ответила донья Мерседес, прежде
чем я смогла вставить словечко. - но я зову ее Музия.
     Она внимательно осмотрела его  и  встала  ему  за  спину.  Медленными
легкими движениями она растирала мазь на его груди и на шее почти полчаса.
     - Бенито Сантос, - сказала она, поворачиваясь ко мне, - очень крепкий
человек. Он приезжает время от времени повидаться со мной,  причем  всегда
или с головной болью, или с простудой, или с кашлем. Я излечу его за  пять
встреч. У меня для него есть особо приготовленная мазь и  молитва  к  духу
моря.
     Она вновь массировала его длительное время. - ушла головная  боль?  -
спросила она, положив руки на плечи Бенито Сантоса.
     Казалось, он не слышал ее вопроса. Его невидящий взор  был  направлен
на мигающие свечи. Он начал говорить о море и о том,  каким  зловещим  оно
бывает на рассвете, когда солнце встает из тусклой, потерявшей блеск воды.
Монотонным шепотом он говорил о своих повседневных полуденных экскурсиях в
море.
     - Пеликаны  кружились  вокруг  меня,  -  говорил  он.  -  иногда  они
пролетали очень низко и смотрели прямо мне в глаза. Я уверен,  они  хотели
знать, не иссякла ли моя сила.
     Опустив голову он замолчал на длительное время, а  потом  перешел  на
низкий, почти неразборчивый шепот.
     - В сумерки, когда солнце садится за дальние холмы и его лучи  больше
не ласкают воду, я слышу голос моря. Он говорит мне, что в  такой-то  день
он умрет, но пока он жив, он неумолим. А потом я знаю, что люблю море.
     Мерседес Перальта сдавила ладонями его виски, ее  пальцы  оплели  его
голову. - Бенито Сантос, - сказала она, - это мужчина,  который  преодолел
свою вину. Он стар и утомлен. Но даже сейчас он такой же безжалостный, как
и море.
     Бенито Сантос приходил к донье Мерседес  пять  дней  подряд.  Окончив
ежедневный лечебный сеанс, она просила его рассказать мне свою историю. Он
ничего не говорил в ответ, полностью игнорируя меня. - твой джип на улице?
- спросил он, и тут же добавил, не дав мне  времени  на  ответ:  -  отвези
меня, пожалуйста, на кокосовую плантацию.
     Мы ехали в молчании. Уже достигнув побережья, я  попыталась  заверить
его, что он может и не выполнять просьбу доньи Мерседес.
     Он решительно замотал головой. -  все,  о  чем  бы  она  ни  просила,
священно для меня, - сухо произнес он. - я просто не знаю,  что  говорить,
вернее, как говорить об этом.
     Под предлогом доставки кокосов для доньи Мерседес я  посетила  Бенито
Сантоса много раз. Мы долго беседовали друг с  другом,  но  он  так  и  не
потеплел ко мне. Он всегда вызывающе сверлил  меня  взглядом,  пока  я  не
отводила глаза. Он совершенно ясно давал мне понять, что говорит  со  мной
только потому, что об этом его попросила Мерседес  Перальта.  Он,  конечно
же, был таким, как она и описала его, строгим и безжалостным.
 
 
     Яростно сжимая в руке мачете,  Бенито  Сантос  неподвижно  стоял  под
палящим полуденным солнцем. Оно обжигало его спину, изрезанную тростником.
Сдвинув край шляпы,  он  пристально  следил  за  группой  усталых  мужчин,
бредущих в город по пустым, убранным полям сахарного тростника.
     Последние день и ночь все работали  без  отдыха.  Это  был  последний
урожай сахарного тростника. Теперь эту землю выровняют трактора,  а  затем
ее распродадут по частям. Владелец этих  полей  не  выдержал.  Как  и  все
другие плантаторы, он  был  вынужден  продать  свои  владения  каракасской
строительной компании.
     Долина  превращалась  в  индустриальный  центр.  Немцы  и  американцы
строили  свои  фармацевтические   лаборатории.   Итальянцы   привезли   на
строительство обувной фабрики своих собственных рабочих.
     - Проклятые иностранцы, - ругнулся Бенито Сантос, сплюнув  на  землю.
Он не мог ни писать, ни читать, у него не было профессии. Он был  рубщиком
сахарного тростника и  знал  только,  как  обращаться  с  мачете.  Обтерев
длинное лезвие о землю, он вошел во внутренний двор  гасиенды,  свернув  к
небольшому бунгало, где был расположен  кабинет  мастера.  Толпа  рабочих,
сидящих в тени крыши, подозрительно смотрела ему вслед, когда он входил  в
контору.
     - Что тебе надо? - спросил его маленький толстопузый мастер,  сидящий
за серым металлическим столом. - хочешь  получить  расчет?  -  добавил  он
нетерпеливо, вытирая потную шею аккуратно сложенным белым платком.
     Бенито Сантос кивнул. Он был неразговорчив  и  большей  частью  груб.
Услышав, что с ним  заговорили,  он  спросил  любезно:  -  я  слышал,  что
сахарный  тростник  повезут  на  фабрику  в  город,  -   пробормотал   он,
уставившись на массивную  шею  мастера,  которая  как  тесто  выпирала  на
воротник его накрахмаленной рубашки. - я однажды ходил на фабрику.  Скажи,
ты можешь нанять меня туда?
     Откинувшись  на  стуле,  мастер  смотрел  на  Бенито  Сантоса  сквозь
прикрытые веки. - ты живешь  где-то  здесь,  не  так  ли?  Как  ты  будешь
добираться до города? До него, пожалуй, больше пятнадцати миль.
     - На автобусе, - буркнул Бенито Сантос, глядя украдкой ему в глаза.
     - На автобусе! - презрительно захохотал мастер,  приглаживая  тонкие,
аккуратно подрезанные усы. - ты  прекрасно  знаешь,  что  автобус  отходит
только тогда, когда он полный. Ты никогда не уедешь раньше полудня.
     - Уеду, - отчаянно возразил Бенито Сантос. - если ты дашь мне работу,
я всегда буду приезжать вовремя. Я прошу тебя.
     - Слушай, - прошипел мастер. - я нанимаю  любого,  кто  может  рубить
тростник, несмотря ни на возраст, ни на опыт. Но я устанавливаю им срок. И
это известно каждому, кто работает у меня шестидневку.  На  заводе  и  так
людей больше, чем надо. - мастер начал перебирать бумаги на  столе.  -  не
отвлекай меня больше. Я занятый человек.
     Бенито Сантос шагнул во внутренний двор,  стараясь  не  наступать  на
траву,  проросшую  между  камней.  Мельница  в   конце   двора   выглядела
опустевшей. Он знал, что никогда больше не увидит долину такой.
     Громкий гудок грузовика отрезвил его. Он  быстро  шагнул  в  сторону,
поднимая руку в просьбе подвезти его в город. Его окутало облако пыли.
     - Эй, Бенито, пройдись пешком, - крикнул кто-то из машины.
     Пыль осела, а он еще слышал крики и смех рабочих  на  грузовике.  Его
пальцы сдавили рукоятку мачете. Он натянул шляпу на брови,  прикрыв  глаза
от яркого солнца и слепящей голубизны неба.
     Он не пошел в  город  по  широкой  дороге.  Бенито  Сантос  шагал  по
пустынным полям, узкой пыльной тропой, ведущей к южной окраине города, где
находился субботний открытый рынок.
     Он медленно брел по тропе, ощущая в одном башмаке дыру,  а  в  другом
хлопающую подошву, поднимавшую пыль перед ним. Время от времени он отдыхал
в прохладной тени манговых  деревьев,  удрученно  рассматривая  мимолетные
зеленые очертания ящериц, которые  стремительно  носились  взад  и  вперед
между кустов.
     Было послеобеденное  время,  когда  он  наконец  добрался  до  рынка.
Площадь бурлила людьми. Торговцы, с уже охрипшими  голосами,  расхваливали
товар с тем же энтузиазмом, какой они проявляли и рано утром.  Покупатели,
в основном женщины, бесстыдно торговались за цену. Бенито Сантос  проходил
мимо  лотков  португальских  фермеров,  которые  ломились  под  увядающими
овощами; мимо мясных и  рыбных  рядов,  вокруг  которых  роились  мухи,  а
шелудивые собаки с бесконечным терпением дожидались кусочка мяса, упавшего
на землю. Он улыбнулся, увидев наемных мальчишек, стоявших  за  фруктовыми
лотками. Они потихоньку  подкладывали  гнилые  фрукты  в  бумажные  пакеты
вместо тех, что выбрал покупатель.
     Он позвенел монетами в своем кармане, своей  шестидневной  зарплатой,
размышляя, купить ли ему продуктов для жены Альтаграции сейчас или немного
позже. - позже,  -  сказал  он  вслух.  Имелась  возможность  сторговаться
повыгоднее под конец распродажи.
     - Покупай продукты, пока у тебя  еще  есть  деньги,  -  крикнула  ему
старая женщина, которая немного знала его. - бобы и рис не станут дешевле.
     - Только женщины  ждут  послеобеденной  торговли,  -  поддразнил  его
продавец, делая непристойный жест своим тазом.
     Бенито Сантос яростно оглядел смеющиеся лица  разносчиков  лебанессы,
стоявших  за  броскими  лотками  с  рекламой  дешевой  одежды,  поддельных
драгоценностей и духов. Гнев вздул  жилы  на  его  висках,  мышцы  на  шее
напряглись. В уме вновь возник унизительный инцидент в кабинете мастера. В
ушах зазвенел презрительный смех рабочих на грузовике. Мачете  сверкнул  в
его руке. С огромным усилием он повернулся и зашагал прочь.
     Холодный пот выступил на теле. Во рту было сухо. В  желудке  возникла
неприятная дрожь, хотя он не был голоден.  Надо  сейчас  же  достать  ром,
решил он. Не дожидаясь прихода домой. Ему был нужен  ром,  чтобы  рассеять
гнев, рассеять его уныние, его подавленность.
     Он  целеустремленно  направился  к  центральному  выходу  рынка,  где
грузовики и вьючные обозы ожидали разгрузки продуктов. Он пересек улицу и,
войдя в небольшой темный магазин на углу, купил  три  поллитровые  бутылки
дешевого рома.
     Он сел в тени дерева, разглядывая  грузовики  и  ослов,  стараясь  не
упустить момент, когда торговцы начнут расходиться. Довольно вздохнув,  он
прислонился  к  дереву  и,  сняв  шляпу,  вытер  рукавом  пот  и  пыль   с
изможденного лица.
     Открыв бутылк