с Гансом  Герцогом.  Друг  торопил
его взять дела в свои руки  и  жениться  на  Антонии.  Вместе  они  смогут
объехать весь мир. Эфраин засмеялся и попросил друга рассказать  ему  одну
из своих историй об иноземных странах. Ганс Герцог отказался, говоря,  что
настанет день, когда Эфраин сам сможет увидеть эти страны.
     И хотя живость его снов о Гансе Герцоге стала привычной, одна  деталь
заставляла задуматься;  это  было  затяжное  чувство  реальности,  которое
Эфраин не мог развеять. Он уже отказывался  признавать,  что  его  друг  и
хозяин умер. В конце концов он же виделся и говорил с ним  каждую  ночь  в
своих снах.
     Эфраин зажег керосиновую лампу на столе у кровати  и  открыл  бутылку
пива, стоявшую на столе. Он перелил пиво в высокий  бокал  и,  прежде  чем
сделать глоток, сдул пену с ободка. Он не обратил внимания на то, что пиво
было теплым.
     - Взять дела в свои руки! - повторил он, вынимая  позолоченную  ручку
из своего ранца. Тихо смеясь  от  удовольствия,  он  отвинтил  колпачок  и
прочертил несколько линий на своей руке.
     Неделю назад он решил взять дела в свои руки и договорился с гравером
из ювелирного магазина, чтобы тот сделал ему точную копию печати, но с его
именем. Эфраин не сомневался, что к нему пришла  удача.  Как  еще  он  мог
объяснить это пугающее совпадение: в тот день, когда он получил печать  со
своим именем и адресом, Фрида Герцог ошиблась, положив  свою  позолоченную
ручку в его ранец.
     Он вылил остатки  пива  в  свой  бокал  и  выпил  до  дна  маленькими
глоточками. Возможно, какая-то бессознательная часть Фриды Герцог  перешла
к нему вместе с этой авторучкой. Ему хотелось верить в это.
     Настойчивый стук в дверь перебил его мысли.
     - Эфраин! - прокричал кто-то. -  старуху-иностранку,  которая  искала
тебя, столкнул вниз какой-то пьяница.
     - Фриду Герцог! - схватив ранец со стола, он побежал  туда,  где  уже
собралась толпа.
     - Этого не может быть, - повторял он, расталкивая  людей  в  стороны.
Она лежала на земле. Он опустился  перед  ней  на  колени.  Тусклый  блеск
керосиновой лампы бросал на ее лицо желтоватый отблеск.  Он  хотел  что-то
сказать, но ни одно слово не вырвалось из его рта.  Эфраин  смотрел  в  ее
голубые глаза. Без очков - они лежали  рядом,  раздавленные  кем-то  -  ее
глаза выглядели большими, внимательными, почти  детскими.  Складки  у  рта
придавали  ей  строгий  вид.  Белые  зубы  были  слегка  приоткрыты.   Ему
почудилось, что она хочет что-то сказать.
     - Я принес  авторучки,  -  шепнул  он,  успокаивая  ее.  Вынув  шесть
коробочек из ранца, он поднес их к ее  лицу  поближе.  -  я  не  отдал  их
сегодня, потому что был занят составлением нескольких заказов. У нас будут
четыре новых клиента.
     Она нахмурилась еще больше. Ее губы дрогнули,  шепча  что-то  об  его
увольнении с работы и об  Антонии.  Ее  глаза  стали  еще  больше,  зрачки
расширились, а затем жизнь иссякла.
     - Я работал у нее, - сказал Эфраин, ни к кому конкретно не обращаясь.
- жизнь так необычна. Только этим утром она подарила  мне  эту  прекрасную
ручку, - рассказывал он, доставая из кармана позолоченную авторучку. Точно
и аккуратно он приложил кончик с печатью к  своему  предплечью.  -  Эфраин
Сандоваль. Канареечная хижина. Курмина, - прочитал он  свое  имя  и  адрес
громким ясным голосом. - и я могу договориться с любым из  вас  о  продаже
такой же прекрасной ручки в кредит.
 
 
 
                                    20 
 
     Было воскресное утро. Я и донья Мерседес сидели на площади и  ожидали
выхода Канделярии из церкви. Часом раньше у меня была последняя встреча  с
Эфраином Сандовалем.
     На соседней скамье  сидел  прилично  одетый  достойный  старичок.  Он
громко читал газету из каракаса, причем читал таким  серьезным  голосом  и
так увлеченно, что даже не замечал улыбок людей вокруг него.
     На другой стороне улицы из бара, уже открытого  в  это  время,  вышел
растрепанный пожилой мужчина. Он надел свою шляпу  и,  положив  бутылку  в
пластиковый пакет, хрипя и кашляя, пошел вниз по улице.
     С необъяснимым чувством печали я взглянула  на  донью  Мерседес.  Она
надела темные очки, и я не могла видеть выражения  ее  глаз.  Она  сложила
свои руки на груди, обнимая себя, словно замерзнув на холодном ветру.
     Я пыталась рассказать ей,  как  я  понимаю  теперь  истории,  которые
успела услышать, а она внимательно слушала.
     - Ты показываешь мне различные способы манипуляции той силой, которую
Флоринда называла намерением, - сказала я.
     - Привести ее в движение - это не то же самое, что манипулировать ею,
- поправила она меня, по-прежнему  обнимая  себя.  -  я  пыталась  сделать
большее. Как я уже говорила, я подставляю тебя время  от  времени  в  тень
этих людей, так, чтобы ты чувствовала движение колеса  случая.  Без  этого
чувства все сделанное тобой окажется  ерундой.  Ты  будешь  переходить  от
человека к человеку, выслушивая их рассказы; на  миг  ты  окажешься  в  их
тени.
     - Как в случае Эфраина Сандоваля? Он, конечно, ничего  не  делал  для
того, чтобы с ним случилась подобная перемена. Но зачем мне надо было быть
в его тени? - спросила я.
     - Как колесо случая передвинулось для него? Он не двигал его  сам,  и
все же его жизнь изменилась. Я хочу, чтобы ты почувствовала это изменение,
почувствовала это движение колеса.
     Я уже напоминала тебе, что это призрак, дух Ганса Герцога  передвинул
колесо для него. Так же как Виктор Джулио в момент смерти повернул  колесо
случая, погубив жизнь Октавио Канту. Ганс  Герцог  передвинул  это  колесо
после своей смерти и обогатил жизнь Эфраина Сандоваля.
     Донья Мерседес сняла очки и посмотрела мне в  глаза.  Затем  раскрыла
рот, собираясь что-то добавить, но вместо этого  улыбнулась  и  встала  со
скамьи. - месса скоро закончится, - сказала она. - встретим  Канделярию  у
церковных дверей.
 
 
 
 
                              ЧАСТЬ ШЕСТАЯ 
 
 
                                    21 
 
     - Музия, ты здесь? - шепнула  Мерседес  Перальта,  бесшумно  открывая
дверь в мою  комнату.  В  слабом  свете  настольной  лампы  она  выглядела
настоящей  ведьмой.  Ее  наряд  состоял  из  длинного  черного  платья   и
широкополой фетровой шляпы, которая скрывала половину ее лица.
     Не  включай  свет,  -  сказала  она,  увидев,  что  я  потянулась   к
выключателю. - не выношу резкого света. - она  села  на  мою  постель.  Ее
брови были задумчиво нахмурены, руки бесконтрольно  разглаживали  морщинки
на моем одеяле. Она пристально взглянула  мне  в  лицо  долгим  немигающим
взором.
     Я застенчиво провела пальцами по своим щекам и  подбородку,  стараясь
понять, что же здесь не так.
     Хихикая, она  отвернулась  к  книжному  столику  и  начала  аккуратно
складывать мои тощие блокноты. - прямо сейчас мне нужно уезжать в Чуао,  -
наконец сказала она, ее голос был тревожным.
     - В Чуао? - спросила я. - в этот час? - увидев ее решительный  кивок,
я добавила: - мы застрянем в грязи, если  пойдет  дождь.  -  деревня  Чуао
находилась на побережье по крайней мере в часе езды от Курмины.
     - Дождь будет, - небрежно произнесла она. - но в твоем  джипе  мы  не
застрянем. - она села, сгорбившись, на ночной  столик  и  закусила  нижнюю
губу, раздумывая над тем, что еще сказать. - я  должна  быть  там  сегодня
вечером перед полночью, - произнесла она  тоном,  который  выдавал  скорее
срочность, чем желание. - я еду за  некоторыми  растениями,  которые  надо
срывать только этой ночью.
     - Сейчас одиннадцатый  час,  -  сказала  я,  указывая  на  светящийся
циферблат своих часов. - мы не успеем к полночи.
     Улыбаясь, донья Мерседес достала мои джинсы  и  рубашку,  висевшую  в
изголовье моей кровати. - мы заставим твои  часы  остановиться.  -  слабая
улыбка осветила ее лицо; ее глаза  доверчиво  и  нетерпеливо  смотрели  на
меня. - ты сделаешь это для меня, не так ли?
     Когда мы выехали из  города,  по  джипу  забарабанили  крупные  капли
дождя. За секунду дождь превратился в сплошную стену, плотную и темную.  Я
сбавила ход, не  в  состоянии  разглядеть  дорогу.  Меня  раздражал  скрип
"дворников", очищавших стекло, которое тут же заливало снова.  Деревья  по
сторонам дороги смутно маячили то рядом с  нами,  то  выше  нас,  создавая
впечатление  того,  что  мы  проезжаем  через  туннель.  Лишь  прерывистый
одинокий лай собаки указывал на то, что мы проехали мимо какой-то хижины.
     Ливень окончился так же резко, как  и  начался,  но  небо  оставалось
пасмурным. Облака нависали гнетуще низко. Я не сводила  глаз  с  ветрового
стекла, увертываясь от лягушек, которые, ослепнув от  света  фар,  прыгали
через дорогу.
     Стоило нам свернуть на дорогу, ведущую к побережью, и облака  исчезли
как по мановению волшебной палочки. Луна  сияла  ярко  и  таинственно  над
плоской равниной, где бриз мягко  раскачивал  редкие  деревья.  Их  листва
отливала серебром в нереальном свете.
     Я остановилась на середине перекрестка и вылезла  из  джипа.  Воздух,
теплый и влажный, пахнул горами и морем.
     - Почему ты остановилась здесь, Музия? - спросила Мерседес  Перальта,
ее голос наполняло изумление. Она вышла из машины  и  остановилась  передо
мной.
     - Я ведьма, - объяснила я, глядя  ей  в  глаза.  Я  знала,  что  если
расскажу ей о моем простом желании размять ноги, она не поверит мне.  -  я
родилась в местечке, похожем на это, - продолжала я, - где-то между горами
и морем.
     Мерседес Перальта хмуро оглядела меня, а потом в ее глазах  заблестел
юмористический, восторженный огонек. Неудержимо расхохотавшись,  она  села
на мокрую землю и потянула меня за собой. - возможно, ты не родилась,  как
все нормальные люди, может быть куриоза потеряла тебя на своем пути  через
небо, - сказала она.
     - Что такое куриоза? - спросила я.
     Она ободряюще посмотрела на меня  и  объяснила,  что  куриозы  -  это
ведьмы, которые совершенно не интересуются  явными  аспектами  колдовства:
символическими вещами, ритуалами и заклятиями.  -  куриозы,  -  прошептала
она, - это существа, озабоченные вещами вечными. Они,  как  пауки,  плетут
тонкие невидимые нити между известным и  неизвестным.  -  она  сняла  свою
шляпу  и  легла  на  спину,  расположив  свою  голову  точно  на  середине
перекрестка так,  чтобы  она  указывала  на  север.  -  ложись,  Музия,  -
произнесла она, протягивая руки на восток и запад. - макушка твоей  головы
должна касаться моей, а твои руки и ноги пусть будут в такой же позе,  как
и у меня.
     Лежать голова к голове на перекрестке  было  неудобно.  У  меня  было
ощущение, что  наши  скальпы,  хотя  и  разделенные  волосами,  сплавились
вместе. Я повернула свою голову в сторону и к  своему  великому  удивлению
заметила, насколько длиннее ее руки, чем  мои.  По-видимому,  осознав  мое
открытие, донья Мерседес подвинула свои руки ближе к моим.
     - Если кто-нибудь увидит нас, то подумает, что  мы  сошли  с  ума,  -
сказала я.
     - Возможно, - согласилась она. - однако, если найдутся люди,  которые
обычно прогуливаются по этому перекрестку в это  время  ночи,  они  убегут
прочь в ужасе, думая, что увидели двух куриоз, готовых к полету.
     Мы молчали некоторое время, а когда я спросила ее  о  полете  куриоз,
она заговорила снова.
     - Что заставило меня так заинтересоваться, почему ты остановилась  на
перекрестке? Есть люди, готовые присягнуть, что видели  куриозу,  лежавшую
голой на этом самом месте.  Они  говорят,  что  у  нее  появились  крылья,
выросшие из спины. Они видели, как  ее  тело  стало  стало  просвечиваться
белизной, когда она взлетела в небо.
     - Я видела, как твое тело стало прозрачным  на  сеансе  Сандоваля,  -
сказала я.
     - Конечно, ты видела это, - ответила она с веселым пренебрежением.  -
я сделала это для  того,  чтобы  ты  поняла,  что  ты  никогда  не  будешь
целительницей.  Ты  медиум  и  возможно  даже  ведьма,  но   учти   -   не
целительница. Я знаю это, так как я сама - ведьма.
     - Чем ведьма отличается от других?  -  спросила  я  между  приступами
смеха. Я не хотела воспринимать ее серьезно.
     - Ведьмы - это существа, которые не  только  способны  видеть  колесо
случая, - ответила она, - но способны создавать  свое  собственное  звено.
Что ты скажешь, если в этот миг мы отправимся в полет,  связанные  друг  с
другом головами?
     На секунду или две у меня было ужаснейшее восприятие.  Затем  чувство
полного безразличия овладело мной.
     - Повторяй любое из заклинаний, которым тебя научил дух моего предка,
- приказала она. - я буду повторять его с тобой.
     Наши голоса слились  в  единый  гармоничный  звук,  который  наполнил
пространство вокруг, окутывая нас гигантским коконом. Слова  выстраивались
в ряд непрерывной линией, унося нас все выше и выше. Я видела, как  облака
двинулись на меня. Мы начали вращаться, словно колесо, пока все вокруг нас
не стало черным.
 
 
     Кто-то энергично тормошил меня. Я проснулась от неожиданного  толчка.
Сидя за рулем джипа, я вела машину! Это потрясло меня. Я  никак  не  могла
вспомнить, как и когда я вернулась в машину.
     - Не спи, - пробурчала донья Мерседес. - мы же можем так разбиться  и
умереть, как две дуры.
     Я нажала на тормоза и выключила зажигание. Мысль о том, что я спала и
управляла машиной, заставила меня задрожать от страха.
     - Куда мы едем? - мой голос прозвучал на октаву ниже.
     Она улыбнулась и сделала жест полного отчаяния, поднимая брови. -  ты
слишком быстро устаешь, Музия. Ты слишком маленькая. Но я думаю,  что  это
твоя лучшая черта. Если бы ты была больше, ты была бы невыносимой.
     Я настаивала на том, чтобы она  назвала  мне  место  назначения.  Мне
хотелось знать, где оно находится, чтобы ощутить чувство направления.
     - Мы едем на встречу с Леоном Чирино и другими коллегами, -  сообщила
она. - трогай. Я покажу тебе, куда надо ехать.
     Я завела джип и  ехала  некоторое  время  в  молчании.  Мне  все  еще
хотелось спать.
     - Леон Чирино медиум или целитель? - наконец спросила я.
     Она тихо засмеялась, но ничего не ответила. - почему  ты  думаешь  об
этом? - спросила она после долгого молчания.
     - В нем есть что-то совершенно  необъяснимое,  -  ответила  я.  -  он
напоминает мне тебя.
     - И даже сейчас?  -  насмешливо  спросила  она,  и  вдруг  совершенно
серьезным голосом признала, что Леон Чирино и медиум и ясновидец.
     Уйдя в раздумья, я прослушала ее указание и вздрогнула,  указывая  на
высокое дерево букаре: - ты проехала мимо! Дай задний  ход.  -  затем  она
улыбнулась и добавила: - останови здесь! Мы немного пройдемся.
     Дерево отмечало въезд на узкую дорожку. Земля  была  усыпана  мелкими
цветами. Я знала, что они  красного  цвета,  но  при  лунном  свете  цветы
казались черными. Букаре почти никогда не растут сами по себе. Обычно  они
украшают рощи, затеняя кофейные и какаовые деревья.
     Следуя узкой тропой между тонких стволов  букаре,  мы  направились  к
гряде  холмов,  мрачно  маячивших  перед  нами.  Кругом   стояла   тишина,
нарушаемая лишь неровным дыханием Мерседес Перальты и хрустом  ветвей  под
нашими  ногами.  Тропа  кончилась  перед  низким  домиком,  грязные  стены
которого едва держались. Крышу покрывали  пальмовые  листья  вперемежку  с
оцинкованной жестью. Скат крыши доходил почти до земли,  создавая  широкую
веранду. Окон на фасаде не было, и слабый свет проникал только через узкую
дверь.
     Донья  Мерседес  распахнула  ее  настежь.  Мерцание  свечей  и  блики
причудливых теней наполняли комнату, в которой почти не было мебели.  Леон
Чирино, сидя на стуле,  смотрел  на  нас  с  удивлением  и  восторгом.  Он
вскочил, горячо обнял целительницу и подвел ее к стулу, который только что
освободил.
     Потом он приветствовал меня, шутливо встряхнув мою  руку.  -  я  хочу
представить тебе одного из величайших целителей нашего времени,  -  сказал
он. - второго после доньи Мерседес.
     Прежде чем он успел что-либо добавить, кто-то крикнул: - я Августин.
     Только сейчас я заметила в  углу  низко  опущенный  гамак,  а  в  нем
небольшого мужчину. Он лежал  изогнувшись,  и  его  нога  касалась  земли,
раскачивая гамак взад и вперед. Он не казался особенно молодым, но не  был
и старым. Ему было, пожалуй,  лет  тридцать,  однако  его  впалые  щеки  и
костлявое тело делали его похожим на ребенка-дистрофика. А  какие  у  него
были глаза! Голубые, на смуглом лице, они сияли ослепительной силой.
     Я неловко топталась посреди комнаты. Было  что-то  жуткое  в  неясном
свете свечей,  играющем  нашими  тенями  на  стенах,  увешанных  паутиной.
Спартанская обстановка  -  стол,  три  стула,  два  табурета,  раскладушка
создавала в комнате нежилую атмосферу.
     - Ты здесь живешь? - спросила я Августина.
     - О, нет, - сказал он, приближаясь ко мне. - это мой летний дворец. -
довольный своей остротой, он откинул голову назад и захохотал.
     Смущенная, я двинулась к  ближайшему  табурету  и  вскрикнула,  когда
что-то большое оцарапало мою лодыжку. Гнусный грязный кот глазел на меня.
     - Нет нужды кричать, садясь на стул, - сказал Августин и взял на руки
костлявое животное. Стоило хозяину погладить его по голове, как  он  начал
урчать. - он нравится тебе? Ты не хочешь его погладить?
     Я категорически замотала головой. Меня страшили не  столько  блохи  и
чесоточные голые пятна, рассыпанные  по  его  желтоватой  шкуре,  как  эти
пронзительные желто-зеленые щелочки глаз, ни на миг не спускавшие взора  с
моего лица.
     - Если мы хотим отыскать растения, нам лучше выходить, - сказал  Леон
Чирино,  помогая  донье  Мерседес  подняться.  Он  отцепил  старую  лампу,
висевшую на гвозде за дверью, зажег ее и дал нам сигнал следовать за ним.
     Низкая дверь, закрытая занавесом, вела в заднюю часть  дома,  которая
служила кухней и кладовой. Одной стороной комната  выходила  на  небольшой
участок  земли,  усаженный   толстыми   саженцами   деревьев   и   высоким
кустарником. В свете лампы он выглядел как фруктовый сад без фруктов.
     Мы протиснулись  сквозь  брешь  в  непроходимой  стене  кустарника  и
оказались в пустынной унылой  местности.  Склон  холма,  покрытый  недавно
сожженной  травой  и  обуглившимися  пеньками,  выглядел  в  лунном  свете
уродливо и страшно.
     Не сказав ни слова, Леон Чирино и Августин исчезли.
     - Куда они пропали? - шепнула я донье Мерседес.
     - Они впереди нас, - сказала она, неопределенно указывая в темноту.
     Тени, оживленные керосиновой лампой в руках доньи Мерседес, зигзагами
проносились рядом с нами и  впереди  нас  по  тропе,  ведущей  в  чащу.  Я
заметила вдали свет, он слабо мерцал сквозь кусты. Словно светлячок, он то
появлялся, то исчезал. Подойдя  к  нему  поближе,  я  услышала  монотонное
пение, смешанное с резкими звуками жужжащих насекомых и листвы,  волнуемой
ветром.
     Мерседес Перальта погасила лампу. Но перед тем, как  исчез  последний
блик света, я увидела, как взметнулась в воздухе  ее  юбка,  оседая  возле
осыпавшейся низкой стены,  шагах  в  двенадцати  от  меня.  Огонек  сигары
осветил ее фигуру. Из макушки  ее  головы  исходило  прозрачное  мерцающее
сияние. Я окликнула ее по имени, но ответа не было.
     Очарованная, я смотрела на туманное облако дыма  от  сигары,  которое
парило  по  кругу  прямо  надо  мной.  Дым  не  рассеивался,  а  оставался
сконцентрированным над землей довольно долгое время. Что-то коснулось моей
щеки. Автоматически я поднесла руку к лицу и в полном изумлении уставилась
на кончики пальцев - они светились. Я испуганно  бросилась  к  стене,  где
сидела донью Мерседес. Но стоило мне сделать  несколько  шагов,  как  меня
перехватили Леон Чирино и Августин.
     - Куда ты, Музия? - насмешливо спросил Леон Чирино.
     - Я хотела помочь донье Мерседес собирать растения.
     Мой ответ, казалось, рассмешил их. Они тихо рассм