ела их смутные фигуры. Но прежде, чем я могла узнать и 
услышать их слова, все исчезло.

Снова и снова я слышала голос исчезнувшего в тумане мужчины, а однажды 
увидела башню, в которой узником был человек с его голосом, а я --
дочь сторожа -- должна была тайком пронести ему еду и помочь.

Потом все исчезло, погрузившись опять в туман. Стараясь собраться 
с чувствами, я вдруг увидела большие цветные каменные плиты, которые 
я чистила и мыла. Потом я услышала голос, похожий на мой, повторявший: 
"Вы нашли моего ребенка?" и мне показалось, что этот голос
принадлежал старому, усталому телу, как-то связанному со мной. Когда 
это странное ощущение исчезло, к моей радости, исчез и туман...

Еще раз я стояла на цветущем лугу, готовая идти дальше. Воздух был 
свеж, солнце светило ярко, но не было невыносимой жары. Как странно! 
Днем ведь у нас всегда жарко. Но были и большие странности: я стала 
выше, на мне были странное платье и обувь. Все было необычно, как 
будто я была не я, а видела сон, грезила! Но сознание было ясным --
я не спала. Недалеко был лес, между деревьями -- странный дом.
Место казалось знакомым, хотя я и знала, что никогда не видела таких 
деревьев и такого дома. Дом стоял на холме и я не узнала, что он мой. 
Войдя, я узнала все комнаты и вошла в "свою", остановилась
у окна полюбоваться видом: внизу была широкая долина, а под горой 
текла большая река, по которой плыли корабли. Но как они не похожи 
на наши -- ни парусов, ни весел, но двигались они очень быстро,
и у всех была черная труба наверху, из которой шел дым.

Наступили сумерки. Далеко в долине я увидела маленькие вспышки молний 
и после каждой -- гром, как из нашей великой пирамиды. Мои мысли
прервал пронзительный звонок позади, шедший из странного аппарата. 
Повернувшись, я подняла часть этого аппарата странной формы, и прижала 
ее к уху. Казалось, я давно привыкла это делать, хотя я точно знала, 
что никогда в жизни не видела подобного предмета. Я услышала голос, 
которым говорила раньше туманная фигура: "Целую твои руки, дорогая,
как ты?" "Спасибо, но я хочу вернуться домой. Враг уже совсем
близко, приезжай и забери меня, я хочу быть вместе с вами". "Хорошо,
завтра приеду, собери вещи. Здесь все время бомбежка. Целую тебя снова 
и снова. Спокойной ночи". "Я целую тебя тоже, спокойной ночи",
-- ответила я и положила аппарат обратно.

Кто это был? Как я могла слышать его голос через странный аппарат 
физическими ушами вместо внутренней духовной связи? Мелькнула мысль 
-- может быть, все, что я переживала, это только видение, сон,
только испытание моего мужества?

Нет, к сожалению, это не сон. Враг приближался со всех сторон, и через 
несколько дней город будет окружен. Беженцы рассказывали страшные 
вещи. Но на все воля Божья, а она всегда хороша!

На следующий день приехал мой муж, и мы нежно обнялись. Мы прожили 
вместе почти двадцать лет и были так же влюблены друг в друга, как 
в день свадьбы. Мой муж -- само мужество, он излучает безопасность
и надежность, его голос и манеры успокаивают и ободряют.

Когда мы грузили вещи в автомобиль, я на минуту остановилась в удивлении, 
вдруг вспомнив, что привыкла ездить совсем по-другому, и  что здесь 
нет львов впереди. Мне показалось, что я схожу с ума. Какие львы здесь, 
в этой стране? Ведь я хорошо знала машину мужа.

Мы приехали домой и -- о, радость! Нас встретил Бо-Гар, но уже не
маленький мальчик, а юноша. Он улыбался, как всегда, поклонился мне
и поцеловал руку: "Как хорошо, что вы опять дома, моя королева!" Я
глядела на него в удивлении: "Бо-Гар, каким образом ты здесь?" --
"Разве вы не знаете, что я живу в вашем доме вот уже три года", -- в
свою очередь удивился он. Я не могла ничего понять. Когда он прибыл к
нам со своей далекой родины, это был маленький мальчик, но с тех пор
я его не знала. И опять я почувствовала, что как бы сплю и вижу сон.

После ужина мы сидели перед странным деревянным ящиком и человеческий 
голос говорил нам из него о последних новостях войны и о правилах, 
которые мы должны соблюдать. Как страшно! Вторая материализация ментального 
процесса, как и телепатический аппарат в лесном домике! Птахотеп тоже 
излучал радиации в атмосферу страны каждый вечер, и все спящие получали 
от него помощь, силу и любовь. Но его излучения проникали в самые 
глубины человеческого существа, а не во внешние уши, как низкочастотные 
вибрации, идущие из деревянного ящика.

Ночью, как и во многие последующие ночи, я проснулась от ужасного 
воя сирены. Мы вскочили, накинули на себя теплые вещи, схватили маленький 
чемодан с драгоценностями и деньгами и старый альбом с мистическими 
символами и спустились вниз. На этажах открывались двери, и к нам 
присоединялись родные, а из дверей нижнего этажа вышел старик с белоснежными 
волосами и бородой. Где я видела раньше эти глаза? Как при вспышке 
молнии, передо мной мелькнула красивая фигура генерала моего отца 
-- фараона: генерала звали Тхисс-Та. Но как же он попал сюда, как
он стар, и почему я шепчу ему: "Дорогой отец, тепло ли ты оделся?"
Он улыбнулся мне и мы все спустились в подвал.

А враг подходил все ближе к городу. Однажды днем появился Има. Как 
он попал сюда и как странно одет! Я спросила его об этом, и он ответил: 
"Что за вопрос, мама? Это же форма летчика, и ты это давно знаешь!"
Я слушала, как бы пробудившись от дурного сна. Да, конечно, это форма, 
а он -- мой единственный сын. Но все же я знаю, что это Има, и
ясно вижу его в одеждах жреца. Он давал мне уроки концентрации. Но 
он не знает меня и ведет себя так, как будто никогда не был в храме.

"Мам, -- сказал он, -- нашу часть переводят в другое место. Я не
знаю, когда снова увижу тебя". Мое сердце похолодело от ужаса. Да, это
дурной сон, в котором люди пали так низко, что убивают друг друга, и
убивают самых здоровых, сильных молодых мужчин, так как они считаются
"годными" для военной службы, убивают тех, кто мог бы дать новое,
сильное поколение людей. Слабые и больные остаются дома, и они будут
отцами, что быстро приведет к вырождению всей человеческой расы. И
люди даже не понимают этого!

Постепенно мои мысли обратились к Богу. Ничто не происходит без его 
воли, все случается лишь в поисках равновесия, стремления обратно 
в рай. Так учил меня Птахотеп. И сейчас я не должна испытывать боль 
при разлуке с сыном, так как не должна так связывать себя с кем-либо, 
чтобы мое счастье зависело от него. Я дала сыну возможность родиться 
снова, но люблю в нем не его тело, физическое проявление, а проявление 
в нем безличной божественности. Все сущее есть проявление одного Бога, 
почему же должна дрожать от возможности потерять это частное проявление 
Бога? Потому что его плоть и кровь вышли из моей плоти и крови? Но 
мое истинное "я" и его истинное "я" вовсе не кровь.
Я должна войти в мое истинное "я" и стать вполне сознательной
в нем; тогда я смогу отождествить себя с истинным "я" сына
и с сущностью всей вселенной. Тогда я не потеряю ничего и никого! 
Я должна победить свою плоть, которая испытывает сейчас страшную боль. 
О, Боже, дай мне силу пройти это испытание! Даже если я не достигла 
еще космического сознания, дай мне силу поступать так, как если бы 
я жила уже в этом божественном состоянии сознания!

Обнимая сына на прощание, я сказала: "Прощай, мой дорогой мальчик!
Я отдаю тебя в руки Бога, он не оставит нас. Помни, что все проходит, 
кроме истинной любви. Даже сейчас мы любим друг друга, потому что 
мы -- одно в Боге. Этот духовный союз, эта истинная любовь свела
нас вместе на земле. Мы не можем потерять друг друга и встретимся 
снова... если не в этой жизни, то в следующей; или -- в другой
форме жизни. Наша любовь снова приведет нас друг к другу. В тяжелые 
времена обращайся к невидимой силе, которая стоит за всем и никогда 
не покидает нас -- к Богу".

И никто из нас не плакал. Мы обнялись и поцеловались. Я помахала ему 
из окна и он ответил мне, а потом исчез.

Наступило Рождество. Я знаю, что в вечности нет праздников и будней, 
что там каждый день свят, так как в Боге вечность есть бесконечно 
длящийся святой день. Но мой муж любит Рождество и они с Бо-Гаром 
наряжали елку. А вечером в сочельник нас пригласили к отцу на ужин. 
Вдруг прибежала сестра и сказала, что враг уже в городе, наша вилла 
захвачена и с минуты на минуту вражеские танки будут здесь. Мы решили 
быстро встретить Рождество у себя, а потом спустились к отцу, чтобы 
быть всем вместе. Мы зажгли елку, обменялись подарками и поспешили 
к отцу. "Дети, -- сказал отец, -- давайте быстро поедим,
может быть, придется укрыться в подвале". Спокойно и тихо мы ужинали,
чувствуя торжественную мрачность момента. Раздались взрывы бомб, они 
становились все чаще и ближе. Раздался звонок в дверь. Это были офицеры 
федеральной армии, которые сказали, что разместят пушки в саду, а 
солдат -- в нашем доме, и попросили ключи ко всем этажам.

Мы поторопились с ужином и все спустились в подвал. Младшая сестра
несла на руках младенца, я вела другого ее малыша за руку. Мужчины
остались с отцом допивать кофе наверху, несмотря на взрывы. Потом
они присоединились к нам, и муж тихо сказал мне, что повреждено
центральное отопление и выключена вода. Наш дом оказался опорным,
ключевым пунктом для войск, решивших защищаться до последнего. Снаружи
было пятнадцать градусов мороза и солдаты заходили иногда погреться,
но в погребе было тоже холодно. Мы надели на себя, что было с собой,
ребенок непрерывно плакал, и ночью никто из нас не заснул. Утром мы
стали думать, где достать воды хотя бы для маленького ребенка, потому
что у сестры пропало молоко. Муж решил пойти за водой, но в соседних
домах воды тоже не было и пришлось идти через улицу. Я пыталась
отговорить его, но он сказал, что прошел первую мировую войну, которая
тоже была не игрушечной. Я осталась ждать его и услышала в сердце
голос: "Ничто никогда не плохо; все вещи таковы, как вы думаете о
них". Я старалась успокоить сердцебиение и думала о тысячах других
жен, которые так же ждут своих мужей. Я убеждала себя, что раз все мы
должны оставить тело, неважно, кто уйдет немного раньше. Наконец, муж
вернулся, и я ничем не выдала своих чувств. Мы поняли друг друга с
одного взгляда.

Сколько дней и ночей мы просидели в погребе, не знаю. Наверху гремели 
пушки, взрывались бомбы, ревели самолеты и танки. Обрушилось здание 
над нами, кончились запасы пищи, и мы не знали, будем ли погребены 
заживо или погибнем от голода и жажды. Я все время держала на коленях 
ребенка сестры и рассказывала ему сказки, еле сдерживая слезы отчаяния.

Спустя долгое время канонада, наконец, прекратилась, и муж опять пошел
за водой. Вернувшись, он сказал дрожащим голосом: "Эстер, я только что
был наверху, в нашей квартире. Там все разрушено, прекрасная мебель
превращена в обломки, пола в одной комнате нет, как и стен в других. У
нас больше нет дома", -- и он уронил голову мне на плечо, рыдая, как
ребенок. Я утешала его, говоря, что не надо заботиться о материальных
вещах, главное, что мы живы. Бо-Гар, услышав про разрушение,
устремился туда, чтобы спасти свои слайды и фильмы по йоге. Это было
делом его жизни -- он преподавал здесь древнее искусство своей родины,
и я отдала ему для занятий свою художественную студию. Принеся свои
сокровища с риском для жизни, Бо-Гар спрятал их в углу подвала.

Вдруг гигантский взрыв потряс все вокруг. Подвал заходил ходуном,
казалось, что все сейчас рухнет. Женщины стали кричать и плакать.
Тогда я вскочила и воскликнула в полный голос: "Спокойно, Бог здесь и
с нами! Пусть все думают только о Боге, больше ни о чем, только о
Боге! Бог! Бог! Бог!" И один за другим все присоединились ко мне, и мы
повторяли вместе "Бог здесь... Бог... Бог..." Никто из нас не знал,
как долго это продолжалось, но понемногу взрывы наверху стали стихать.
Воспользовавшись передышкой, мы немного поели... Так шли недели.

Мы решили бежать, хотя не представляли, куда и как. Муж просил всех 
быть наготове. Прошло еще несколько дней. Мины рвались прямо у нас 
над головой. Я спрашивала Бога внутри себя: "Готовиться ли мне
к смерти? По гороскопу я должна умереть при разрушении дома, это уже 
теперь?" И вдруг в темноте я увидела видение: маленький холм,
а на нем свеча, маленькая свеча, как на рождественской елке, горящая 
слабым пламенем. Потом холм стал расти, стал большим и покрылся зеленой 
травой, а свеча превратилась в факел с ярким и сильным пламенем. Когда 
видение исчезло, я поняла, что не умру теперь, что стану этим факелом 
и буду нести людям свет, свет, свет!

Наконец, взрывом повредило стену нашего убежища. Ворвались неприятельские 
солдаты, засыпанные снегом, с ружьями наперевес. Мужчин увели, а в 
подвал вошел офицер и сказал: "Мы -- штурмовые отряды, сыновья
людей, которые теперь принадлежат к уничтоженному классу. Но берегитесь, 
мы должны уйти, а за нами идут солдаты, непохожие на нас. Берегитесь!"

Днем стрельба возобновилась, и одним из взрывов распахнуло железную 
ставню подвального окна. Теперь подвал простреливался насквозь. Окно 
должно быть закрыто!

Я почувствовала страшный холод внутри, как будто каждый нерв был заморожен, 
и я совсем не чувствовала себя, а наблюдала за собой со стороны, --
что чувствует человек в такой момент, как реагирует его природа, когда 
он невольно должен стать героем?

В углу погреба стояла тяжелая палка с изогнутой ручкой. Я подползла 
к ней, а потом к окну, вспоминая о том, как кандидаты в пирамиде проходили 
испытание: вызов смерти. Может быть, я сейчас прохожу этот тест? Может 
быть, это все происходит во время инициации? Но мой ум ответил, что 
кандидатам было легко, так как они знали, что проходят испытание, 
а эти пули -- не сон, они действительно убивают! И уже убили многих!
Тем не менее, окно должно быть закрыто!

Ставня была широко распахнута и мне пришлось высунуться из окна, чтобы 
зацепить ее концом палки. Я вытянулась, чувствуя, что мое тело стало 
как будто длиннее. Медленно и настойчиво я стала тянуть ставню к себе. 
Тут на помощь подошли сестры и мы смогли крепко запереть окно. Все 
оказалось очень просто. Пока я проводила свой маневр, не раздалось 
ни одного выстрела, может быть, они не захотели стрелять, увидев женщину? 
На следующий день все женщины пережили нечто ужасное, и я едва избежала 
общей участи. Меня спас Има. Когда солдат, опьяненный "штурмовыми
пилюлями", потащил меня из моего угла в подвале, я на ломаном
языке сумела убедить его, что у меня на войне сын, как и он --
у своей матери.

Покорение одной страны другой -- как встреча мужского и женского
начала в яростном браке. Одна страна внедряется в тело другой, течет 
кровь, гибнут люди, как гибнут клетки в женском теле при зарождении 
новой жизни, что всегда происходит жестоко и бурно. Но природа смотрит 
только вперед, охотно жертвуя отдельными, хотя и бесчисленными клетками 
и людьми, чтобы достичь своей цели -- создать новую жизнь в результате
этой встречи, и эта жизнь создается как на духовном, так и на материальном 
плане, в результате интимной встречи двух стран -- победившей и
побежденной. Клетки двух тел смешиваются, принося детей со свойствами 
обеих рас. Природа создает гибридные расы и индивидуумов, которые 
представляют собой переход от одной расы к другой, смягчающий жесткие 
границы между расами и нациями.

Наутро мы почувствовали внутренний приказ бежать из этого
разбомбленного дома. Мы ощутили водительство высшей силы, которая и
спасла нас. Все случилось, как в хаотическом сне. После пяти недель
темноты мы вышли на яркий свет, который едва могли вынести. Мы
перебежали улицу, падая в снег, под которым было полно обломков.
Пожилой вражеский солдат помог нам переправить малыша. Мы не говорили
с солдатом, лишь с благодарностью взглянули на него, и он махнул нам
рукой. Спасаясь от пуль, мы бежали зигзагами, повинуясь внутренней
силе, и как во сне мы попали в дом, где добрый офицер вражеской армии
приютил нас, защищая от ярости своих солдат. "Мама, берегись! --
говорил он мне. -- Один хороший солдат -- десять плохих солдат! Не все
в нашей армии хорошие, помни это, когда я должен буду уйти".

А мужчины наши пропали. Правда, потом появился мой отец, живой и невредимый, 
его мощное излучение действовало даже на солдат, заставляя держаться 
подальше от него. А через несколько дней пришел Бо-Гар, в разорванной 
одежде и с окровавленными ногами. Еще несколько дней спустя пришел 
и мой брат, которому тоже пришлось долго идти. Но от мужа не было 
никаких вестей. Я не могла отделаться от мысли, что видела его в видении, 
беспомощно лежащего на снегу у дороги. После многих недель ожидания 
я, наконец, нашла мужа, тяжело раненого, в доме одного доброго крестьянина. 
Мое видение сбылось.

Шли недели, шли месяцы. Мы были голодными и бездомными. Муж сначала 
лежал на спине, а потом стал ходить с двумя палками. Мы с Бо-Гаром 
кое-как восстановили наше жилище и открыли в развалинах нашего дома 
школу йоги, где Бо-Гар обучал физическим упражнениям, которые узнал 
когда-то от Менту-птахха, а я учила тому, что слышала от Птахотепа. 
Наши ученики приносили нам немного еды, и с пищей нам стало легче. 
От сына очень долго не было известий, но однажды он вернулся, однако 
бедный Има не мог привыкнуть к хаосу и жестокости, царящим вокруг. 
Он не хотел терпеть несправедливость и переживал одно разочарование 
за другим, и он отказывался верить в Бога. Я видела, что он пережил 
сильное душевное потрясение, но не знала, когда и где, хотя у меня 
было странное чувство, что я была причиной этого состояния. Одно я 
знала твердо -- я должна вернуть его снова к Богу, именно для этого
он стал моим сыном. Он должен понять, что его любовь и доверие ко 
мне только проекция доверия и любви к Богу, который находится в
бессознательной части его души. И он должен научиться узнавать и
любить Бога в каждом человеке, так как каждый -- лишь оболочка, маска,
через которую Бог проявляет себя. Когда он поймет это, у него не будет
больше разочарований, и я молила Бога, чтобы он разбудил его душу, его
истинное "я", потому что у меня на это нет сил. Я говорила, что должна
быть жестокой к сыну, чтобы он сам, своими силами нашел Бога. Ночь за
ночью я молилась и просила Бога полюбить Иму, позаботиться о его
здоровье, открыть его духовные глаза. И однажды случилось странное: в
темноте засиял свет, и я увидела прекрасный ландшафт. Передо мной была
высокая гора с крутой каменной тропинкой наверх. Я знала, что она
ведет к цели, к Богу, и без колебаний вступила на нее. Я поднималась
все выше в гору, и тропинка становилась все уже и круче, но, к своему
удивлению, я шла легко, как бы скользила. Мой горизонт расширился, и с
этих необитаемых высот я могла видеть далеко вокруг. После многих
поворотов тропа кончилась перед короткой лестницей в семь ступеней,
причем каждая ступень была вдвое выше предыдущей. Под чистым синим
небом я стояла перед этими семью ступенями и знала, что должна
преодолеть их.

С глубоким вздохом и с верой в ту силу, которую Творец вложил в каждого 
и которая увеличивалась во мне за время долгого подъема, я подошла 
к лестнице. Первая ступенька была низкой. Я должна была победить вес 
моего тела, чтобы подняться на нее, что я легко сделала. Вторая была 
выше и вызвала сопротивление моего тела, но я давно победила силы 
тела, и эта ступенька тоже не причинила мне хлопот. Третья была заметно 
выше, чтобы подняться на нее, я должна была победить свои чувства. 
Так как я владела ими, я очутилась на ней. Четвертая была удивительно 
высока, и я почувствовала сомнение в своих силах, но сомнение, ослабляющее 
и парализующее меня, есть мысль. Значит, я должна победить свои мысли, 
чтобы овладеть сомнением. Благодаря тренировкам в храме я знала, что 
нужно сделать: собрав всю силу своей души, я прониклась абсолютной 
верой в Бога, не думая ни о чем. А так как мои мысли исчезли, исчезло 
и сомнение, и