о выпил
и, не закусывая, уставился в мою переносицу тяжелым плотоядным
взглядом. Но если он думает, что мною можно закусить, то сильно
ошибается: ментам, тем более бывшим, я не по зубам! О чем
наглядно свидетельствуют уже несколько благополучных лет на
свободе.
- А вот ты совсем не интеллигент! - пришел я к очевидному
выводу. - Я помочь хочу, а ты жуешь меня глазами! В великодушно
протянутую руку неблагодарно кладешь камень!
- Только давай без этих идиотских библейских аналогий, Монах! -
после выпитого, казалось, бывший опер не только ожил, но и
окончательно протрезвел. - Говори, зачем пришел, и убирайся!
- Да просто проведать. Вдруг нуждаешься в чем-то? Денег-то на
винишко хватает?
- Отступной предложить захотел? - криво ухмыльнулся мент. - Те
же самые восемь тысяч долларов? Которыми под меня подмутил?
Давай!
- Могу и отстегнуть для хорошего человека. Но, ясно, не баксы, а
наши полновесные российские рубли. Скоро, в газетах пишут, они
конвертируемыми станут.
- Вот когда станут, тогда и приходи! - отрезал Кожевников,
наполняя стакан пахучим розовым вермутом. - Я магнитофон вчера
загнал. Рублей у самого навалом.
- Ладушки! Разлагайся дальше, - почти искренне вздохнул я. -
Если понадобится работа, забегай в гостиницу или клуб. Помогу
встать на ноги. Съездишь на курорт какой-нибудь, подлечишься. За
счет фирмы, ясно. Могу вышибалой взять, коли пить бросишь.
Тысяча долларов в месяц - в пять раз больше твоей прежней
ментовской зарплаты. Ну, бывай!
На улице все было спокойно. "Мерс" и "Волга" мирно стояли у
подъезда, дожидась меня. Двое из наших мальчиков, дымя
сигаретами, фланировали по тротуару неподалеку, страхуя подходы.
На одном из них был плащ, несмотря на теплую безвтеренную
погоду.
"Автоматишко под плащ загасил, - сразу просек я. - Хотя, надо
признать, все это дохлый номер. Против одной-единственной
снайперской винтовки и дюжина "Калашниковых" не поможет. Не
стоит обольщаться".
- Как прошла встреча? - встретил меня Цыпа, распахивая дверцу
автомобиля. - Это он?
- Нет, - разочаровал я соратника, привычно заняв заднее сиденье.
- Кожевников не при делах. Опустился вконец мент, вещи из дома
уже начал пропивать. Слизняк бесхребетный... Но в будущем может
оказаться опасен или полезен. Шансов и на то и на другое
одинаково. Поглядим, куда кривая вывезет. Мыслю, на курорт его
надо отправить, пока окончательно не озверел от алкоголя. Почти
не закусывает, кретин!
- Кстати, о еде! - встрепенулся телохранитель. - Пора заехать в
клуб пообедать.
- Аппетита даже на ломаный грош нет, - отмахнулся я. - Рули
домой. Там что-нибудь сообразим чревоугодное - холодильник
твоими стараньями набит битком.
- Тогда разреши, я ребят на полчасика отпущу. На одних
бутербродах они долго не протянут.
- Не возражаю.
Цыпа отправил "Волгу" с мальчиками насыщаться необходимыми
калориями в ближайшей ресторации и вернулся на свое рабочее
место - за руль "мерса". На улицах Екатеринбурга царило
относительное затишье. В учреждениях и на предприятиях города
трудовой день еще не закончился, а для праздношатающейся,
легкомысленной публики время еще не настало.
Когда мы, оставив "колеса" на автостоянке, уже почти дошли до
подъезда, Цыпа вдруг заорал истошным голосом:
- Ложись, Евген! - и по-обезьяньи прыгнул на меня, загораживая
от дороги.
Прежде чем грохнуться на асфальт под тяжестью телохранителя, я
все же успел мельком увидеть проезжавшие мимо на малой скорости
"Жигули". Из бокового окошка водителя торчала рука с пистолетом.
Вместо лица у стрелка было какое-то неясное, размытое пятно. Так
обычно бывает, когда на голову надет капроновый чулок. Уже
падая, услышал злые, хлесткие выстрелы. Четыре или пять - точно
не скажу. Да и не до счета, признаться, мне было - упав набок, я
здорово расшиб локоть и плечо. Да еще Цыпа, переусердствовав,
так придавил меня своими восьмьюдесятью пятью килограммами, что
даже дышать стало невмоготу. К счастью, прессовал он меня совсем
недолго.
Как только прекратился пистолетный лай, телохранитель поднялся
на колени и, держа "Стечкина" двумя руками, стал ловить "жигуль"
в прорезь прицела. Но машина, мигом набрав скорость, уже
благополучно скрылась за углом, не дожидаясь справедливого
возмездия.
- Козлы! - выругался Цыпа, пряча шпалер обратно в кобуру. - Не
отвечают за базар! Ведь трое суток обещали, волки позорные!
- Ты уж сперва определись - козлы или волки! - нервно усмехнулся
я, отряхиваясь. - И потом, в машине был только один козел. Или
волк...
- Без разницы! - продолжал хипишевать бледный соратник. -Дешевки
задрипанные! Даже без глушака и без дублеров работают! Одно
слово - пидорасы!
- Ладно! - прервал я этот бурно-мутный водопад словоизвержений.
- Быстро поднимаемся ко мне. Ментов ждать резона нет!
Цыпа послушно сделал шаг к двери подъезда и вдруг плаксиво
сморщился, еще сильнее побледнев.
- Евген, глянь мне на спину. Кажись, зацепили, гады!
Так оно и было. Сзади джинсовая куртка имела уже нетоварный вид
- три рваные дырки меня просто ошеломили. Я не понимал, как Цыпа
все еще умудряется держаться на ногах. Подхватив друга под руки,
я увлек его в подъезд и помог добраться до квартиры.
Цыпа охал, но ногами передвигал активно - тащить его на себе не
пришлось. Пока поднимались, я понял, в чем суть фантастической
живучести верного соратника: сквозь джинсовую ткань прощупывался
легкий канадский бронежилет "невидимка".
Усадив Цыпу на диван в кабинете, заботливо помог ему
освободиться от верхней одежды, броника и рубашки. На спине чуть
ниже правой лопатки багровел кровоподтек величиной с чайное
блюдце. Это меня несколько удивило - я ведь насчитал на куртке
целых три пробоины. Проведя ревизию бронежилета, разобрался, что
к чему. Попаданий всего было два. Одна пуля застряла в
многослойном пластике жилета, а другая, отрикошетив, образовала
лишнюю дырку в куртке. Ларчик просто открывался, как говорится.
- Наше счастье, что работали слабеньким "Макаровым", - сообщил
я, бросив медно-свинцовый сувенир на колени телохранителю. -
Если бы оказался "Стечкин" или кольт, фатальный конец был бы
неизбежен.
- Я же говорю: фраера это, а не профи! - презрительно и
высокомерно скривил губы Цыпа.
Узнав, что отделался лишь синяком, он заметно воспрял духом и
даже перестал постанывать.
- И очень хорошо! Подумай: нам ли их критиковать? - усмехнулся
я. - Ладно. Отдыхай пока. Тебе бы лучше прилечь хоть на
полчасика. Сейчас подкрепиться что-нибудь соображу.
На кухне соорудил на подносе несколько знатных бутербродов - на
хлеб с маслом нанес слой красной икры. Немного подумав, и саму
литровую банку с икрой поставил на поднос, воткнув в нее этаким
флагом большую столовую ложку. Увенчал все это хозяйство
бутылкой шотландского виски и, как заправский ресторанный
официант, отнес в кабинет.
Капризный Цыпа не послушался моего дельного совета и не лежал.
Уже натянув на торс рубашку, гордо восседал в кресле, всем своим
видом демонстрируя несгибаемую силу духа и тела.
- Надо хотя бы кремом синяк смазать, - заметил я, устанавливая
поднос на журнальный столик.
- Пустяки, Евген! Не будем больше об этом, - отмахнулся
беспечный соратник. - Делами пора заниматься. Эти козлы
наверняка уже по новой покушение мозгуют! - взгляд Цыпы, словно
споткнувшись, тормознулся на банке с зернистой икрой. - Но
перекусить, конечно, нужно. На желудке время экономить , в
натуре, грех.
- Ты хоть одну рюмашку хапни для профилактики, - обронил я,
любуясь тем, как телохранитель ловко орудует ложкой. - В честь
своего второго рождения, так сказать.
- Не. Я за рулем, - ответствовал с набитым ртом этот ярый
сторонник законности и правопорядка. - К тому же
шестидесятиградусные напитки вообще не употребляю. И тебе не
советую. Они сильно опасны для здоровья.
- Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! - съязвил я,
наливая себе рюмку до краев. - Ладушки! Сегодня один шевелись, а
мне расслабиться крайне необходимо после всех этих треволнений.
Не в кайф, брат, глупой мишенью себя ощущать вторые сутки.
Нервишки начинают плавиться, требуется в срочном порядке
хорошенько облить их спиртиком для медицинской профилактики.
Цыпа осуждающе покачал головой, но благоразумно промолчал,
понимая, что спорить в этом случае совершенно бесперспективно.
Закончив насыщаться лишь тогда, когда ложка заскребла по дну
банки, соратник бодро поднялся из-за стола и подошел к окну.
- Ребята уже на месте, - сообщил он. - А доблестных ментов
что-то не видать.
- Значит, если кто-то и слыхал пальбу, то в отделение звякнуть
поленился, - удовлетворенно констатировал я. - Да и кому охота в
наше время свидетелем оказаться!
- Это точно! - согласился Цыпа. - Ладно, Евген, рву когти, а ты
никуда из фатеры не выходи. Договорились? Может, тебе телку
прислать, чтоб не скучно было?
- Нет, - сразу отверг я его предложение. - Желаю разлагаться в
полном одиночестве. Мне с самим собой скучно не бывает. И не
беспокойся зря - никуда я не пойду. Просто очень скоро буду уже
не в состоянии... Это могу твердо гарантировать!
Когда Цыпленок, взяв напрокат одну из моих курток взамен своей,
покоцанной пулями, слинял, я налил себе снова. Любопытно,
неужели шотландцы спирт из сосновых иголок гонят? А коли нет, то
как умудряются достигать в напитке такого терпкого хвойного
запаха? Впрочем, очень скоро, как я и обещал соратнику, никакие
праздные вопросы меня уже не волновали. Мозг теплой ватой
обволокли алкогольные пары, и я даже почему-то представил
собственную голову этакой тарной коробкой, на которой беспечно
забыли нарисовать рюмку и проставить охранную надпись "не
кантовать!".
Проснулся уже поздно вечером. На моих толстенных бронированных
окнах играли неоновые холодные блики уличных фонарей. Я выбрался
из глубокого уютного кресла и плотно задернул шторы, чтоб не
отвлекаться мыслями о манящих прелестях ночного Екатеринбурга.
Потом зажег торшер у камина-бара, намереваясь продолжить свой
крестовый поход против скучной трезвости.
Хорошо, что Цыпа все еще шляется где-то: слушать его сокрушенные
вздохи всякий раз, когда я оприходовал рюмку, я был нынче не в
состоянии. Открывая бар, вспомнил вдруг про милую бессловесную
сакуру. Небось, она тоже пить хочет. Потыкав пальцем землю в
горшке, убедился, что та совсем сухая. Отыскав в шкафу на кухне
десятилитровый бидон, наполнил его водой из-под крана и поставил
на газовую плиту кипятить. Японскую вишню можно только кипяченой
водой поливать, как сказал Цыпа. Надо бы внимательно магазинную
инструкцию почитать, чтоб не напутать чего спьяну. Вот только
куда я ее сунул?
Вернувшись в гостиную, стал методично обыскивать карманы курток
в стенном шкафу. Наткнувшись на чужую кожаную записную книжку,
не сразу вспомнил ее происхождение. Это ж ни в какие ворота не
лезет! Даже с вазелином! Оказывается, я все еще не удосужился
отделаться от явной против себя улики! В натуре, в этих
беспонтовых хлопотах с таинственным врагом башка моя совсем
набекрень повернулась.
Устроившись под торшером в кресле, осмотрел находку. Карасюк был
совсем не дурак и очень скрытен. Книжка содержала лишь
телефонные номера - никаких тебе имен, фамилий или интимных
записей. Уже намереваясь захлопнуть сей законспирированный
телефонный справочник, я обратил внимание на один из номеров под
буквой "Ш". Он был мне знаком. Пришлось напрячь последние
остатки еще трезвых извилин, чтобы припомнить абонента.
Как все-таки тесен этот мир! Я чуть не рассмеялся. Телефон
принадлежал Вике. Конечно, я заподозрил, что она обыкновенная
проститутка, как только обнаружил в ней меркантильность,
закамуфлированную под любовь к изумрудам, но никак не ожидал
такого быстрого тому подтверждения.
Выходит, и я, и мой потерпевший спали с одной и той же девкой.
Родственники, значит... Очень дальние, к счастью. Но почему Вика
не под буквой "В"? Ага, вкурил! Карасюк кроме скрытности имел
еще и склонность к юмору. Буковка "ш" наверняка "шалава"
означает. Остряк был, ничего не скажешь!
Спровадив книжку на ее законное место в мусоропровод, вернулся в
квартиру. И как раз вовремя! Крышка бидона уже начала припадочно
побрякивать под мощным напором бурлящей воды. Вылив ее в
глубокий пластмассовый таз, отволок его на балкон, чтобы дать
воде быстрее остыть. Вареная сакура мне совсем ни к чему.
Инструкцию по уходу за экзотическим деревцем обнаружил в
бумажнике. Цыпа говорил верно: "опустить бонсаи вместе с горшком
в холодную кипяченую воду на три-пять минут". Что я и проделал
через парочку часов со всеми необходимыми предосторожностями.
Когда вынимал горшочек из пластмассовой купели, крохотные
листики импортного растения прошелестели-прошептали почему-то на
чистейшем русском языке: "Спасибо тебе, Монах!" Впрочем, это
могло мне и показаться, так как в семисотграммовой бутылке
"Матра" к тому времени плескалось уже на самом донышке. Как бы
там ни было, спать я улегся с радостным чувством вовремя
сделанного благого дела.
5

Без всякого аппетита, равнодушно поедая приготовленную Цыпой
яичницу с ветчиной, я, скучая, слушал его ежедневный доклад.
- В заведении все тип-топ. Особых происшествий не наблюдается,
как и наездов со стороны конкурентов. Девочки вчера неплохо
отработались...
- Ладушки! - прервал я его нудное бормотание. - Что еще? Новости
какие-нибудь имеются?
- Само собой! - ухмыльнулся Цыпа. - Один наш враг приказал долго
жить...
- Кто это такой сознательный? - отхлебнул я обжигающего кофе и
поморщился. - Достань-ка, брат, из холодильника баночку
чешского.
- Бывший опер Кожевников повесился с перепою, - Цыпа вскрыл
трехсотграммовую банку пива и наполнил мне бокал весело шипящей
ледяной жидкостью.
- Хилый, выходит, мент оказался! - констатировал я, с
удовольствием дегустируя любимый горьковатый напиток.
- Нет. Он был здоров как бык! Я аж упарился, пока к люстре его
подвешивал. В натуре!
Чуть не поперхнувшись, я отставил бокал на стол и тяжело
уставился на телохранителя.
- Самодеятельностью занимаешься?!
- Ты забыл, что ли? - удивился Цыпа, хлопая своими длинными
пушистыми ресницами. - Ты же сам вчера сказал, что его надо "в
Сочи" отправить! Так как способ отправки не назвал, то я сам
придумал... Самое простое и надежное!
Вглядевшись в невинные детские глаза соратника, я со всей
очевидностью понял, что он совсем даже не играет и искренне
уверен в своей безусловной правоте.
- Ладушки! - вздохнув, я переменил тему. - Принеси-ка портсигар
с камина. Пыхнем чуток с устатку.
Пока он ходил выполнять поручение, я сделал себе мысленную
зарубку на память: в разговорах с соратником быть в будущем
предельно точным и предусмотрительным, учитывая его
непроходимо-наивное, плоско-плебейское мышление и тот факт, что
"курорт" и "Сочи" для него одно и то же. Простые синонимы то
бишь.
Мне вдруг вспомнились зубодробильные методы дознания, которыми
пользовался Кожевников при доросах подозреваемых. А что? Может,
рукою Цыпы Его Превосходительство Случай просто привел опера к
логическому знаменателю? Исходя из соображений Высшей
Справедливости...
"Травка" насторила меня на лирический лад. Ощущение близкой
опасности если и не исчезло совсем, то сильно притупилось. Как
нож гильотины после добросовестно старательной трудовой недели
на благо французской революции.
- Нынче пятница, - напомнил Цыпа. - В Пышму поедем? Хотя, я
считаю, можно и пропустить разок. В связи с нашим непростым
положением...
- Нет, - ответил я, немного поразмыслив. - Манкировать святыми
сыновьими обязанностями неприлично. К тому же я и так в прошлую
пятницу позабыл мамулю навестить. Обижается, небось. Надо
сгонять на пару часиков.
- Мальчиков берем?
- Не стоит. На выезде из города менты частенько машины шмонают.
Куда наши ребята со своими "Калашниковыми"? Пусть здесь остаются
- за моей квартирой пасти.
Изрядно облегчив холодильник от различных импортных
консервированных деликатесов, сложил их в объемистый кожаный
баул и поручил его заботам Цыпы:
- Отволоки в багажник. А я пока переоденусь.
Когда телохранитель испарился, я открыл платяной шкаф. И
задумался. Дело в том, что мне необходимо было сменить имидж.
Обычный мой традиционно черный прикид производил на маму
почему-то тягостное впечатление. "Ты как на похоронах! - однажды
заметила она. - Для своих шестидесяти четырех я чувствую себя
пока вполне сносно..." После этого случая я строго-настрого
наказал себе навещать ее исключительно в светлой веселенькой
одежде.
В конце концов остановил свой выбор на серой "тройке", розовой
рубашке и желтом галстуке. Любопытный факт: галстуки я
практически не ношу, но собрал, непонятно зачем, целую их
коллекцию, больше полусотни, наверно.
Городок Верхняя Пышма, где жила моя мама, учительница литературы
на пенсии, находится всего в четырех километрах от
Екатеринбурга. Так что вся дорога заняла у нас меньше получаса.
- Отдыхай, читай прессу, - как обычно, сказал я Цыпе, покидая
"мерс" у первого подъезда трехэтажного кирпичного дома. Цыпу я
никогда в таких случаях с собой не брал, резонно полагая, что
моей милой мамуле совершенно ни к чему иметь сомнительную честь
знакомства с каким-то бандитом. Соратнику, ясно, осветил сей
факт в другом ракурсе: мол, мама очень стеснительна и не любит
новых знакомств. У преклонного возраста свои причуды, так
сказать.
Дверь в родную седьмую квартиру на третьем этаже отворилась
сразу же после моего легкого физического воздействия на кнопку
электрозвонка.
- Разве можно так неосторожно? - почти стихами попенял я
радостно улыбающейся мамуле, входя в комнату. - И в глазок не
посмотрела, и цепочкой не воспользовалась! Ведь сплошной вокруг
бандитизм! Ты разве теленовости не смотришь?
Впрочем, вопрос был явно риторическим - я отлично знал, что мама
смотрит по телевизору исключительно только душещипательные
телесериалы и христианские духовные беседы. Такой вот
странноватый агломерат интересов.
- А я почувствовала, что это ты, - неубедительно оправдала свою
беспечность мама. - Ведь так давно не приезжал! Я с самого утра
жду. Успела даже твой любимый кекс испечь. На сгущенном молоке.
- Ну, зачем же так суетиться? - я даже децал смутился. - На
прошлой неделе просто никак вырваться не смог. Ты ведь знаешь -
в гостинице дел невпроворот.
- Да я не жалуюсь! - заверила мамуля. - И сама знаю, что летом
бывает большой наплыв постояльцев. Ты что будешь - чай или кофе?

- Кофе. Да вот тут у меня все есть. - Я унес свою тяжеленную
сумку на кухню и определил продуктам их новое место жительства.
Чай и кофе на полочку, а все остальное в холодильник. Из коробки
с шоколадом, по давно заведенной традиции, выудил самую большую
конфету в форме зайца и подал Милашке, комнатной белой
собачонке, терпеливо следящей за мной умными карими глазенками с
порога кухни.
Аккуратно-благодарно взяв зубами из моей ладони шоколадный
презент, Милашка развернулась и радостно помчалась на свой
коврик под вешалкой в прихожей. Она любит сперва поиграть с
подачкой, а уж потом только съесть. Я обратил внимание, что
Милашка как-то неуверенно-неуклюже помахивает весело задранным
хвостом. Тут лишь заметил, что задняя часть туловища у собачки
запеленута каким-то белым материалом.
- Что это с нашей Миланьей? - удивился я. - С позвоночником,
кажется, нелады?
- Слава Богу, нет, - улыбнулась мама, ставя кофейник на газовую
плиту. - Почки у нее немножко барахлят. По "большому" терипит до
улицы, а по "маленькому" уже не может. Старенькая ведь,
четырнадцатый годок пошел. Замучилась я прямо подтирать везде ее
лужицы. Она к тому же аристократка: ходить предпочитает на
ковер. А в "Санта Барбаре" я рекламу "Памперс-юни" увидела. Чем
наша Милашка не ребенок? Такая же глупенькая. Вот и начала я эти
импортные подгузники ей приспосабливать. Она уже привыкла,
перестала рычать, когда их меняю. Умница!
- Да, - усмехнулся я, - а еще говорят, что нет пользы от
рекламы. Мы любым западным изделиям найдем свое, российское
применение. Ведь ни один их мудрила ни в жизнь до такой простой
вещи не додумался бы! Гарантия!
Мы сидели за обеденным столом и чинно пили