ана, услышал поскрипывание талей. Спускали шлюпки.
     Не выпуская из рук сухарей и банок,  Анциферов взбежал по трапу и
остановился.
     - ...Шлюпка  номер  два  берет  раненых,  женщин  и  держится под
прикрытием корпуса траулера!  - приказал капитан.  - Тузик идет первым
на  сближение  с  судном.  Если  корабль вражеский,  тузик кладет руль
направо и уходит в туман.  Остальные,  не получая от  тузика  сигнала,
также скрываются в тумане.
     "Еле на ногах держится,  а распорядился толково",  - с  уважением
отметил про себя Анциферов.
     - Старшим на тузике пойдет Анциферов, - объявил капитан.
     - Есть идти старшим на тузике! - повторил Анциферов.
     Он передал сухари Быкову, а сам побежал в камбуз за оружием.
     Из надстройки вынесли раненых.
     - Одеялами укройте,  - хлопотала возле них Зоя,  - двумя одеялами
каждого.
     На шлюпке матросы жались к бортам - раненые заняли  много  места.
Гребцы  недоумевающе  переглядывались:  как  тут  разворачивать весла?
Теснота!
     - Садись-ка  в  шлюпку сама,  - подошел к Зое Быков.  - Да возьми
вот... Пригодится. - И он подал ей продовольствие.
     Анциферов выбежал из салона,  нагруженный автоматом, винтовками и
подсумками. Внимание его привлекли тревожные возгласы на рострах.
     - Старпома сюда! - крикнул сверху помполит. - Быстро!
     Анциферов стремительно взбежал по трапу. Капитан лежал на рострах
без сознания. Больше старпом ничего заметить не успел.
     - Принимайте командование,  - встретил  его  Корней  Савельич.  -
Пойдете  вместо  капитана  на  шлюпке  номер  один.  -  Он обернулся к
выжидающе  посматривающим  на  него  матросам.  -   Берите   капитана.
Спускайте в шлюпку. В другую! К раненым!
     Анциферов оглянулся.  Судно в  тумане  разворачивалось  носом  на
"Ялту".
     - Расстреливать будет,  - хрипло произнес за спиной забытый всеми
Марушко.
     - Старшим в тузике,  - Анциферов  не  узнал  своего  осипшего  от
волнения голоса, - пойдет товарищ Кочемасов.
     Пока старший механик перебрался  из  шлюпки  в  тузик,  Анциферов
роздал матросам винтовки. Автомат он оставил себе. Спустился в шлюпку.
Прошел на нос. Матросы уже сидели на местах. Гребцы разобрали весла.
     Непривычно тихо прозвучала команда старшего помощника:
     - Отваливай.
     Матросы оттолкнулись от борта траулера.
     - Весла на воду! - также вполголоса приказал Анциферов.
     Борт траулера медленно отходил от него.
     Анциферов стоял  на  носу  шлюпки,  внимательно  всматриваясь   в
сторону  военного  корабля.  Туман  лежал на воде плотно,  а потому из
шлюпки не видно было  чужого  судна,  даже  его  мачт.  За  плечами  у
старпома слышалось чье-то тяжелое дыхание - шумное,  с присвистом, как
у тяжелобольного. Впереди еле приметно маячила корма тузика.
     - Одерживай! - негромко приказал Анциферов. - Спешить некуда.
     Весла ложились на воду ровно, без всплеска. Лишь под носом шлюпки
тихо журчала вода.
     - Слева гляди! - послышался за спиной жаркий шепот. - Слева!..
     Анциферов обернулся.   Неприятный   холодок   залил  спину.  Руки
привычно  вскинули  автомат.  Громко,  до   боли   в   ушах,   щелкнул
предохранитель.
     Слева еле приметно  вырисовывались  в  тумане  смутные  очертания
лодки,  вернее,  даже не лодки,  а силуэтов гребцов Казалось, что люди
сидят в молочном мареве и повторяют однообразные движения  корпусом  -
вперед-назад,  вперед-назад  За спиной Анциферова еле слышно прошуршал
тревожный шепоток.
     - Право руль! - тихо приказал Анциферов.
     - Право руль!..  Право руль!..  - скользнуло с носа на  корму.  -
Право руль!
     Нос шлюпки пошел налево: рулевой выполнил команду.
     С маленького  тузика  тоже заметили чужую лодку,  и он оторвался,
утонул в тумане.
     - Правым табань, левым загребай! - отрывисто бросил Анциферов.
     Забурлила вода под правым бортом.  Шлюпка круто,  почти на месте,
поворачивалась.  Чужая лодка проскользнула мимо, поблекла в тумане. Но
ненадолго. Снова появились ее контуры. На этот раз уже позади.
     Рыбаки навалились на весла. Перегруженная шлюпка шла толчками. Но
лодка была значительно легче на ходу.  Скоро из тумана вырисовался  ее
приподнятый острый нос.
     Резкий окрик покрыл скрип уключин,  и тяжелое дыхание гребцов,  и
ворчливый звук воды под носом шлюпки:
     - Хенде хох!
     Анциферов прикинул  взглядом  расстояние,  отделяющее  шлюпку  от
погони.
     "Не уйти,  -  понял  он.  -  А  если  ударить первыми?  Отбросить
противника и нырнуть в туман.  На худой конец, услышав стрельбу, тузик
и шлюпка с ранеными скроются от врагов".
     - К бою! - тихо приказал он.
     Автомат и три винтовки угрожающе уставились в сторону противника,
когда за кормой неожиданно и резко прозвучала очередь. Рыбаки невольно
пригнулись под прошипевшими над головами пулями.
     - Не стрелять! - закричал Анциферов. - Наш автомат! Наш!
     Рыбаки опустили винтовки и весла,  но с их лиц все еще не сходило
выражение сурового ожидания.
     Лодка приближалась  к  двигавшейся  по инерции шлюпке.  Уже можно
было различить на носу матроса с автоматом, за ним спины гребцов.
     - Свои! - закричали с кормы шлюпки. - Свои-и!
     Рыбаки бросили весла и ненужные больше винтовки.  От радости  они
кричали  осипшими  голосами  какую-то  несуразицу.  Двухпарный вельбот
подошел к шлюпке. Матросы в брезентовых робах ловко прижали его борт к
борту шлюпки.
     На корму вельбота поднялся офицер.
     - Откуда вы?  - спросил он,  всматриваясь в обросшие, изможденные
лица рыбаков.
     - С "Ялты", - ответил Анциферов.
     - С "Ялты"?  - переспросил офицер.  - Контуры у вас не похожи  на
траулер.
     - Труба сбита бомбежкой,  - объяснил  Анциферов  и,  сложив  руки
рупором, закричал: - Эй, на тузике! Э-э-эй!
     - То-то мы и не поняли,  - протянул  офицер.  -  На  покалеченный
рейдер не похоже. И на траулер...
     - Куда?  -  Паша  схватил  за  шиворот   Марушко,   попытавшегося
перескочить на вельбот, и швырнул его на днище шлюпки. - Сиди!
     Отвлекли его внимание далекие,  заглушенные расстоянием и туманом
голоса:
     - Э-э-эй!..
     - Наши! - Паша облегченно вздохнул и впервые за много дней широко
улыбнулся...

     1963 г



ЛАВИНА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Самохин ходил из угла в угол,  стараясь не смотреть в окно. И все
же  он  отчетливо представлял,  что происходило сейчас на единственной
улочке поселка,  еще не имевшего названия.  Два года назад чья-то рука
вывела  на  карте слово "Строительство".  Так называли тогда рабочие и
инженеры,  жители райцентра и оленьи пастухи,  случайно  заходившие  в
отдаленную от жилых мест лощину,  десяток утепленных палаток на правом
берегу Тулвы. Время шло. Бревенчатые дома теснили потемневшие палатки.
За  ними  растянулись  вдоль  дороги  строения  подсобного хозяйства -
скотный двор, конюшня, свинарник, парники. Ниже по течению Тулвы серое
здание   гидроэлектростанции   перекрыло   кипящую  на  камнях  речку.
Образовалось продолговатое озерко-запруда.  За плотиной высился  копер
шахты  с венчающей его красной звездой.  От шахты к горбатому строению
рудоразборки тянулись  тросы  подвесной  железной  дороги  с  готовыми
начать  свой  бесконечный путь серыми вагонетками.  С противоположного
конца лощины из-за округлого утеса плавно  выскальзывала  серая  лента
шоссе и,  разрезав поселок надвое, сворачивалась в кольцо у шахты... А
на карте так и осталось - "Строительство".
     Два года  с  лишком Самохин жил,  не замечая дней,  недель,  даже
месяцев.  Календарь у него был свой,  особый.  Время измерялось  здесь
построенными   домами,   километрами   проложенного   в  горах  шоссе,
готовностью объектов к сдаче в эксплуатацию.  И теперь, когда осталось
оборвать  последний  листок  этого своеобразного календаря - разрезать
ленточку у входа на обогатительную фабрику и пригласить рабочих пройти
в цеха, над комбинатом нависла угроза; нависла не в переносном смысле,
а в прямом. Она затаилась где-то на невидимом в метели склоне Кекура с
выделяющимися  над  снежным  покровом крупными валунами и низкорослыми
северными березками.
     Три дня бесновалась метель,  сковавшая жизнь затерянного в горной
глуши поселка. На четвертые сутки пришла телефонограмма:
     "Обратите самое   серьезное   внимание   угрозу   схода   лавины.
Организуйте круглосуточное наблюдение снежным покровом склона  Кекура.
Крестовников".
     Крестовников!..
     Впервые Самохин  услышал  о нем три года назад,  на ответственном
заседании.
     ...Уже несколько   человек  высказались  за  утверждение  проекта
комбината, когда председатель объявил:
     - Слово   имеет  кандидат  географических  наук  Олег  Михайлович
Крестовников.
     К столу подошел худощавый мужчина лет тридцати,  поправил тонкими
пальцами очки.
     Уже первые фразы его заставили Самохина насторожиться.
     Крестовников утверждал, что комбинат и поселок намечено построить
на лавиноопасном участке,  настаивал,  чтобы почти утвержденный проект
вернули на доработку. Завязался спор.
     Самохин яростно дрался за свое детище.  Он запасся записями бесед
со старожилами района.  Никто из них не слышал  о  лавинах  в  теснине
Тулвы.  Привез  он  фотографии  склона  Кекура,  поросшего низкорослой
березой.  Могла ли сойти здесь лавина  и  не  оставить  разрушительных
следов  в  зарослях  березняка?  Но  главный довод Самохина был таков:
анализ геологической карты местности показал,  что в районе Тулвы  нет
другого выхода руды,  пригодного к разработке и транспортировке. Шахту
можно было строить только здесь.
     Когда Крестовников  начал  говорить,  Самохин  был уверен в своей
победе,  но  постепенно  эта  уверенность  стала  таять   под   веским
аргументом: отсутствие сведений о сходе лавин на склоне Кекура, считал
Крестовников,  не может служить доказательством безопасности площадки,
выбранной  для будущего комбината.  Свои доводы Крестовников подкрепил
примерами,  когда лавины в  Австрии  и  Швейцарии  обрушивались  после
полувекового перерыва и наносили огромный ущерб не только поселкам, но
даже городам.
     - Я  прошу  комиссию  отнестись  к моему предупреждению с должной
серьезностью,  -  настаивал  Крестовников.  -   Геоморфологические   и
геоботанические  признаки,  о которых я вам доложил,  свидетельствуют,
что   на   склоне   Кекура   имеются   возможности   для   образования
катастрофической  лавины.  Еще раз напоминаю,  что пологий внизу склон
горы выше переходит в кручу  и  дальше  -  в  скальную  гряду,  где  в
метельные  годы  толщина  снежного  покрова значительно возрастает.  В
особо благоприятную для образования лавин  зиму  оторвавшийся  крупный
карниз  может  привести в движение снег на склоне.  Основная масса его
обрушится на площадку,  где изыскатели предлагают построить  комбинат.
Крупный  знаток  альпийских лавин Матиас Здарский писал:  "Невинный на
вид белый снег - это не волк в овечьей шкуре, а тигр в шкуре ягненка".
Ссылаясь   на  опыт  Здарского,  известный  специалист  Вальтер  Фляйг
предостерегает тех,  кто ошибочно считает себя в безопасности  потому,
что в этой местности не наблюдалось схода лавин.  Продолжая и развивая
мысли  Вальтера  Фляйга  применительно  к  нашим  условиям,  профессор
Тушинский   пишет:   "Нередко   перерывы  в  падении  лавин  вводят  в
заблуждение недостаточно опытных изыскателей и строителей,  которые на
основании расспросов жителей, недавно поселившихся в районе изысканий,
делают поспешный вывод,  что поскольку...  катастроф здесь не было, то
лавины опасаться нечего". На этом разрешите закончить мое сообщение.
     Крестовников настоял   на   своем.    Проект    был    переделан.
Обогатительную   фабрику   и   поселок   вместе   со  вспомогательными
мастерскими   и   складами   отнесли   в   сторону    от    шахты    и
гидроэлектростанции.  Объем  работ  значительно  возрос.  Удлинились и
сроки пуска объектов.
     И без  того нелегкая задача - построить комбинат в горной глуши -
намного усложнилась.  Самохин  дрался  за  рабочих,  за  каждый  вагон
строительных материалов,  выжимал из суток часы,  из недель сутки. Ему
удалось сократить срок пуска предприятия больше чем на два  месяца.  И
теперь,  когда  прибыли рабочие,  завербованные в центральных областях
страны,  когда вот-вот должна была пойти на-гора руда, разбушевавшаяся
метель  остановила  жизнь в поселке,  замела снежными увалами дорогу в
райцентр.
     И снова напомнил о себе Крестовников. Оказалось, что он все время
следил издалека,  из Москвы,  за склоном Кекура.  И вот на столе лежит
телефонограмма, короткая и требовательная, как приказ. Раздался звонок
телефона, и Самохин вышел в приемную.
     - Что нового?
     Секретарша Анна Павловна торопливо раскрыла папку с надписью:  "К
докладу".
     - "Звонил прораб Мартынов,  - читала она.  - Снег продавил  крышу
склада..."
     - Что еще?
     - "Вербованные   требуют,   чтобы   их   обеспечили  валенками  и
ватниками,  иначе они не выйдут на наружные работы...  Трактор повалил
угол забора..."
     - А  как  райцентр?  -  спросил  Самохин  вне  всякой   связи   с
услышанным. - Молчит?
     - Да кто же в такую погоду исправит линию?
     Положение осложнялось  с каждым часом.  Хуже всего,  что никто не
мог определить, насколько велика нависшая над комбинатом угроза. После
телефонограммы Крестовникова прошло почти двое суток. Почти двое суток
поселок жил без связи  с  райцентром,  областью.  Продавленная  снегом
крыша,  требования вербованных...  Все это не ново. Аварии случались и
прежде,  как и недоразумения с новичками. Но лавина! Возможно, правда,
что все это лишь страхи кабинетного ученого!
     Как на грех, и надежды на восстановление связи с районом никакой.
     Каждый из  телефонных столбов,  поднимающихся на каменную гряду и
осторожно спускающихся к поселку,  связисты устанавливали  по-особому.
Один  вбили  в  щель  и зажали камнями,  другой стоял в сколоченной из
бревен  загородке,  заваленной  валунами,   третий   заклинили   между
обломками скалы. Для местности, где господствовал серый камень, слегка
припорошенный  наносной  почвой,  не   годились   умные,   проверенные
десятилетиями наставления по службе связи. В штормовые ветры столбы не
выдерживали,  ломались.  А кто сможет пробраться  к  ним  сейчас?  Как
подвезти   бревна,  установить  их,  навесить  провода?  Да  тут  и  в
нормальных-то условиях труд связиста - подвиг!..
     Самохин увидел сидящую в напряженной позе Анну Павловну.
     - В   восемнадцать   ноль-ноль   соберите   аварийный   штаб,   -
распорядился он. - Вызовите ответственных за участки.
     И, вернувшись в кабинет, снова зашагал по диагонали: восемь шагов
- поворот, восемь шагов - поворот.

     Управление комбината  походило на штаб воинской части перед боем.
В приемную входили и  выходили  запорошенные  снегом  люди,  о  чем-то
спорили.  Кто-то  пристроился  у  столика  с графином воды и торопливо
строчил докладную.  В углу на полушубке спали  дежурный  тракторист  и
связист.
     Из кабинета Самохина выглянула Анна Павловна.
     - Потише,  пожалуйста,  -  сказала  она,  - идет совещание,  - и,
окинув приемную строгим взглядом, закрыла за собой дверь.
     - Итак,  прошу  доложить,  что  делается  на участках.  - Самохин
внимательно оглядел всех собравшихся.
     - Продолжаем  крепежные  работы,  -  поднялся начальник шахты.  -
Откачиваем воду  с  нижнего  горизонта.  Копер  шахты  и  рудоразборку
укрепили  откосами.  Со  стороны горы они прикрыты каменным валом.  На
подземных работах настроение бодрое.  Наверху - похуже.  За  последние
сутки были случаи недисциплинированности.
     - У шахтеров? - насторожился Самохин.
     - Люди  разные.  Из  поселка  на  работу и с работы им приходится
пробираться больше километра чуть не по пояс в снегу...
     - Я  приказал,  чтобы  дорогу  к  шахте и электростанции пробивал
трактор, - недовольно напомнил Самохин.
     - Если  б  не  трактор!  - воскликнул начальник шахты.  - Сугробы
наметает за ночь...  Есть места,  где и трактор с  трудом  пробивается
через них.
     - Виноват в снижении дисциплины... снег. - Самохин неодобрительно
покачал головой и обернулся к главному инженеру. - Слушаю вас, Николай
Федорович.
     - ...Для меня ясно одно.  - Николай Федорович глубоко вздохнул. -
Надо продолжать строить противолавинные сооружения.  Но прикрыть  весь
комбинат, весь поселок от массы снега, несущегося с огромной скоростью
и ударной силой, - дело безнадежное. На это у нас не хватит ни сил, ни
времени, ни материалов. Поэтому следует прежде всего подумать о людях.
Их около девятисот человек.
     - Что вы предлагаете?
     - Что я могу предложить?  - Николай  Федорович  помолчал.  -  Всю
жизнь я проработал на шахтах Караганды.  О противолавинных сооружениях
имею крайне слабое  представление.  Насколько  эффективны  будут  наши
защитные валы?  Точных расчетов мы не имеем. Не знаем и возможной силы
удара лавины. Поэтому я и считаю: главное - позаботиться о людях.
     - Как позаботиться? - жестко спросил Самохин.
     - Надо поразмыслить.  - Николай Федорович  уклонился  от  прямого
ответа.
     Но все его поняли. Понял и Самохин: эвакуация. Еще утром директор
обогатительной  фабрики  предложил  подготовить  стоявший в стороне от
поселка склад, на случай, если придется укрыть от лавины людей.
     Итак, было  два  выхода:  либо  готовиться  встретить удар лавины
неизвестно какой силы и на каком участке,  либо эвакуировать население
поселка, оставив в нем лишь аварийные группы.
     Поднялась секретарь парткома Фетисова, потеребила угол косынки:
     - Детей из поселка надо вывезти немедленно.
     - Куда вывезти? - спросил Самохин. - Об этом вы подумали?
     - Подумала,   -  твердо  ответила  Фетисова.  -  В  дом  дорожной
дистанции. В нем можно разместить ребят. На несколько дней.
     - А дорога? - напомнил Самохин и оглянулся в поисках поддержки. -
Вы видели дорогу?
     - Можно промять колею тягачами. - Фетисова настойчиво смотрела на
начальника комбината и,  словно подсказывая ему  ответ,  повторила:  -
Можно.
     - Посылал я тягач в том направлении, - устало произнес Самохин. -
На первом же километре он застрял в сугробах. - Он поднялся. - На этом
мы закончим.  Решение я приму утром. Сейчас в темноте все равно ничего
сделать нельзя. - Самохин перехватил укоризненный взгляд Фетисовой и с
подчеркнутым  спокойствием  произнес:  -  Попрошу  всех  разойтись  по
участкам. К шести утра представите мне сводки о ходе работ.
     ...Самохин принадлежал  к  породе   людей,   выращенных   первыми
пятилетками. За плечами у него осталась нелегкая жизнь: завод, учеба -
сперва на рабфаке,  затем  на  заочном  отделении  института.  Самохин
никогда не был так называемым молодым специалистом, диплом он получил,
уже  будучи  заместителем  начальника  цеха.  Окончив  институт,  стал
изыскателем,  втянулся  в  новое  для  него  дело.  Поиски  медных руд
занимали все его время,  помыслы.  Искал  он  упорно,  год  за  годом,
забывая  о  личной  жизни.  Жену и дочь ему приходилось видеть лишь по
три-четыре месяца в году.
     Пока Самохин  искал  богатые  залежи,  техника  добычи ископаемых
выросла.  Был разработан  план  добычи  меди  из  залежей  Приполярной
области,   считавшихся   прежде  нерентабельными.  Кто-то  вспомнил  о
заводском опыте Самохина,  и его назначили начальником  комбината.  Но
едва у подножия Кекура разбили палаточный лагерь,  как пришло известие
о смерти жены.
     Впервые в   жизни   Самохин   оставил  работу,  когда,  казалось,
невозможно было оторваться от площадки с новенькими палатками.
     За несколько часов,  проведенных в самолете,  Самохин передумал о
многом,  понял, как неполна была его семейная жизнь. Перед его глазами
стояло грустное лицо жены в добрых мелких морщинках.  И оттого, что не
стало человека,  знавшего его думы и чаяния, у которого он столько лет
находил по