Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
й мяч или просто поболтать с ребятами. Словом, даже
ребенок из младшей группы детского сада и тот бы сообразил, что лучше
сходить в магазин, чем изнывать над какой-нибудь книгой.
- Впрочем, я все перепутал, это я завтра не читал, - сказал я, будто бы
спохватившись, и даже хлопнул себя по лбу - вот, мол, какой я заучившийся
ребенок. - В общем, у меня есть свободное время. Распоряжайся мной как
хочешь, - сказал я самоотверженно.
- Вот и хорошо! - обрадовалась мама. - Значит, купишь батон и... - Тут
она тоже хлопнула себя по лбу: - Ах, я тоже забыла! Соседи ждут очень
важного звонка из Антарктиды, просили, чтобы ты посидел у них дома, всего
часок. А я уж сама за хлебом схожу. И знаешь, так даже будет надежней. Не то
ты опять вместо хлеба накупишь конфет.
Я понял, что все-таки попался. Но делать было нечего. Я стиснул зубы и
поплелся к соседям.
А рядом с нами жил известный ученый, крупнейший специалист сразу по всем
языкам. Только сейчас его не было дома, а дверь мне открыла его жена.
- Вот тебе коробка конфет. Садись в гостиной возле телефона, ешь конфеты
и жди звонка. А я вернусь через час, - сказал она и ушла.
Я повалился в широкое старое кресло и начал скучать, поедая конфеты.
Почему-то все взрослые и дети считают, будто для меня нет ничего дороже
конфет. Какое заблуждение! На самом деле я ем их в большом количестве ради
того, чтобы хоть как-то разнообразить свою бесцветную жизнь.
Я съел три конфеты, затем сразу две... И вдруг мое левое ухо уловило
звук, странный для безлюдных комнат. Он донесся откуда-то из глубин обширной
профессорской квартиры. Кто-то неумело, делая длинные паузы, стучал по
клавишам пишущей машинки.
"Привидение! - подумал я. - Наконец-то на склоне моих двенадцати лет я
дождался настоящего приключения!"
Я встал на цыпочки, вышел в коридор и осторожно заглянул в профессорский
кабинет, где, как мне помнилось, стояла машинка. Заглянул и чуть не заплакал
от досады.
В старинном кожаном кресле, стоявшем перед профессорским письменным
столом, сидел белый с шоколадным оттенком спаниель Аркадий и осторожно,
точно пробуя, горячо или холодно, бил передней лапой по клавишам дорогой
заграничной машинки. Ударит по клавишам и тут же отдернет лапу.
- Ты что делаешь? - крикнул я, негодуя.
- Что ты сказал? - спросил пес нашим, человечьим голосом и, чтобы лучше
слышать, приподнял длинное шелковистое ухо.
- Что ты делаешь, говорю? - повторил я еще грозней.
- Диссертацию печатаю. Свою, естественно, - спокойно ответил спаниель, не
глядя на меня и не прекращая своего занятия. - Тема: "Кот в мировой
литературе". Золотая жила для глубокого исследования. Удивляюсь, как ученые
до сих пор не заметили? А ведь, кажется, на поверхности лежит, а? Вспомните:
Кот в сапогах, кот Чеширский, кот Бегемот, кот Котофей, Пуша Шуткин. Какое
созвездие имен! Я уж не называю кота Базилио. Да что там, разве перечислишь
все блестящие клички? О собаках тоже пишут, не спорю. Но собаки все на одно
лицо - друг человека, и только! А у котов такое разнообразие характеров,
лапки оближешь! Что ни кот, то характер: один - благороден. Другой - хитер.
Третий - разбойник с большой дороги. Четвертый - гуманист... Да что там
говорить! Вы согласны со мной?
- Не согласен, - твердо ответил я, - хотя бы уж потому, что животные не
говорят на человечьем языке.
- Ах, вот что? Но вообще-то вы правы. Я понимаю ваше изумление, -
задумчиво пробормотал пес и даже лапой дотронулся до лба в глубоком
раздумье. - Но дело в том, что я редкое исключение. Знаете пословицу: "С кем
поведешься, от того и наберешься"? Ну, конечно, знаете. Так вот, я всю свою
сознательную жизнь провел среди людей. Вокруг только люди! Одни только люди!
Признаться, я уже прожил на свете пятнадцать лет - целый кошачий век, - но
ни разу не видел другого живого существа. Кроме человека, разумеется. Я
животных знаю только по Брему. Перед вами, мой юный друг, кабинетный кот.
Так сказать, кот-теоретик. Всю жизнь среди фолиантов. - Тут он забылся и
рассеянно продекламировал: - "...и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи
кругом". Но это не обо мне, - вздохнул Аркадий, - к сожалению. Хотя могли бы
и обо мне написать.
- Да какой же вы кот? - усмехнулся я. - Вы самая типичная собака.
- Это я собака? - возмутился спаниель. - И это вы говорите мне, чуть не
прочитавшему все книги мира?
Тут бы и первокласснику стало ясно, что пес до того зачитался, что
перепутал все на свете. А я-то принял его за настоящее привидение!
Я сел в другое кресло и снова заскучал.
А пес провел лапой перед глазами и пояснил;
- Это я снял воображаемые очки... Таким образом, вращаясь все время среди
людей, я волей-неволей овладел их языком. Правда, пока еще не в
совершенстве. Вы, наверное, обратили внимание на дефект моей речи. Да, да, я
картавлю. И с орфографией у меня не все в порядке. Вчера слово "молоко"
написал через "а" - "малоко"! Может, потому, что его было мало - молока? Ну,
если я даже и не прав, ничего, наверстаю!
Он и в самом деле картавил, плохо выговаривал букву "р". Но как бы то ни
было, этот зазнайка-пес довольно сносно говорил на человечьем языке, и с
этим нельзя было ничего поделать.
А я зевал и думал: "Вот где-то люди встречают опасности и преодолевают
их, а я, смелый и сильный мальчик, сижу и слушаю собаку, которая возомнила
себя котом. И так проходят мои лучшие годы".
Я даже был согласен на то, чтобы в нашем доме вдруг появился страшный
хулиган Пыпин. Так мне стало обидно. Ну, чуть не до слез.
- Скучаете? - спросил участливо пес.
- Еще как! - признался я и зевнул, не удержавшись.
- А все потому, что вы пренебрегаете своим воображением. Не воображаете,
а просто живете. Вот хозяйские гости говорят: "Ваш Аркадий совершенно не
знает жизни". Верно, не знаю и знать не хочу. Жизнь - не интересная штука.
Впрочем, это написано и на вашем лице. Сплошная скукота! Да, признаюсь, я не
видел живых мышей. Ну и что? Хозяева всегда накормят. А вот воображение -
это да! Оно может перенести тебя куда угодно!
- Как это? - не поверил я.
- А очень просто. Для этого нужно взять и перенестись. С помощью
воображения.
- А что же ты сам никуда не перенесся? - спросил я ехидно.
- Я-то? Я... уже перенесся, - сказал пес, почему-то замявшись.
- Да ты же здесь был всегда!
- Значит, перенесся отсюда сюда, - пробормотал он, совсем изолгавшись.
Если бы собаки умели краснеть, он наверняка зажегся бы алым пламенем. Я
бы так ему и сказал, да тут затрезвонил телефон на всю квартиру.
Я бросился в гостиную и снял трубку.
- Квартира профессора? - спросил чей-то вкрадчивый голос. - Ну так вот,
буксир "Перепелкино", имея, как всегда, на борту юнгу Иван Ивановича и
ответственный груз, уже вышел в открытое море! С приветом, Пыпин!
Я решил, что это шутка моих школьных друзей, и положил трубку, ехидно
сказав:
- Спасибо за сообщение.
В другое время я бы и сам разыграл кого угодно, но сейчас мне было не до
веселья. Мимо меня, можно сказать, бесцельно проходила моя собственная
жизнь, и с этим ничего нельзя было поделать.
Закончив разговор, я вернулся в кабинет и, бросившись в кресло, сказал
мечтательно псу:
- Вот бы и вправду попасть на буксир "Перепелкино"!
- И чего ты на буксире не видел?
- Мне крайне необходимо прославиться. Чтобы сам юнга Иван Иванович померк
рядом со мной. А ты все равно не поймешь! - сказал я, отмахнувшись.
- Ну и за чем дело? Возьми и перенесись на этот буксир, - ответил пес,
обижаясь.
"А что, если попробовать? - подумал я. - Терять мне все равно нечего.
Даже если и не выйдет".
Пес разгадал мое намерение и напрягся, весь от влажного носа до кончика
короткого хвоста.
- Ну, ну, чего же ты медлишь? - зашептал он, дрожа. Я представил огромный
многопалубный буксир в открытом море и взял и перенесся!
А вслед мне долетел ликующий голос пса;
- Получилось! Вышло!
ГЛАВА VI, вписывающая новую страницу в историю воздухоплавания
Толик Слонов закончил свой рассказ, и вокруг установилась глубокая
тишина. Все замерли; ждали, что скажет капитан. Ждали не только люди, но и
птицы, и рыбы, слетевшиеся и приплывшие чуть ли не со всех концов океана,
чтобы послушать историю Толика Слонова. Рыбы высунулись из воды, а птицы
повисли над палубой, боясь пропустить хотя бы одно слово. Океан застыл,
окаменел, пораженный необузданным тщеславием Толика Слонова. Кстати, я в это
время выронил за борт свой перочинный нож, и тот даже не ушел на дно, а так
и остался лежать в ложбинке между неподвижной зыбью. И я просто перегнулся
через борт и поднял его, ничуть не отключившись от происходящего.
Однако спешил я совершенно напрасно. Все живое по-прежнему пребывало в
полном оцепенении, пораженное невероятным честолюбием маленького, но явно
опасного авантюриста.
Но вот наконец все пришло в движение. Птицы и рыбы, бросив на Толика
негодующий взгляд, отправились по своим делам. Мои друзья-моряки озабоченно
потерли свои виски и в один голос произнесли глубокомысленное "м-да". А
Пыпин потер руки, выражая откровенную радость.
Узнав слабое место в характере мальчика, хулиган уже заранее рассматривал
его как удобное орудие для своих интриг.
- Да не бойтесь, - засмеялся Толик. - Все равно бы нас выручал Иван
Иванович.
- Толик, я ничего не умею. Учти это в следующий раз, - сказал я ему на
ухо умоляющим шепотом.
- А сегодня сумели? - громко возразил Толик.
- Мне просто удивительно повезло, - прошептал я, боясь, что услышат
остальные.
- Ну, значит, и в другой раз повезет, - уверенно ответил мальчик.
- Эх, Толик! И куда же смотрел твой класс? - спросил штурман Федя, первым
нарушив молчание экипажа.
- А что класс? - загорячился мальчик. - Я им всем покажу, кто такой Толик
Слонов! И мальчишкам всем, и всем девчонкам! А то: "Ты портишь нам картину
успеваемости в целом", "Ты думаешь только о себе". А о ком еще думать?
- Браво, Толик! Брависсимо! - поддержал его Пыпин, ставя, конечно,
неправильное ударение в слове "брависсимо".
А я подумал, что четвертый класс, в котором учился Толик, не нашел к нему
тонкого подхода. Видно, среди его одноклассниц не оказалось подходящей
отличницы, сумевшей бы взять над Толиком шефство.
Тем временем молвил слово сам капитан, решивший подвести итоги нашей
откровенной беседы.
- Послушай, что я скажу, мальчик, от имени всего экипажа, - озабоченно
произнес капитан. - Ты можешь ввергнуть и себя, и нас, и других людей в
неисчислимые беды. Потому я, как главный на судне, запрещаю тебе, пока мы не
придем в ближайший порт, покидать борт нашего корабля.
Пыпин удовлетворенно хихикнул. Он понимал, что решение капитана не
понравится избалованному ребенку, и тогда Толика можно будет легко привлечь
на свою сторону.
И точно: на лице мальчика появилась кислая гримаса.
- Дяденька капитан, за что? - захныкал Толик.
- В самом деле, за что? - провокационно подхватил Пыпин. - Ребенку уже и
поиграть нельзя?
- Я моря не видел четыре года, - продолжал сетовать Толик.
- Это у него присказка такая, - пояснил я всему экипажу.
В душе капитана завязалась мучительная борьба. На одной стороне выступала
жалость к ребенку, и он стеснялся крутых принятых мер. Достойным противником
жалости был служебный долг. Он настойчиво напоминал капитану, что тот несет
ответственность за судьбу мальчика и вообще за весь белый свет.
- Так и быть. Я разрешаю тебе свободу передвижения, но только под
присмотром юнги, - сказал капитан, вытирая вспотевший лоб.
Это было мудрое решение. Молодой капитан мужал прямо у нас на глазах.
Но, к несчастью, в эти дни у меня выдалось много работы. Мне пришлось
трижды совершенно случайно падать за борт и спасаться от морских хищников,
которые уже давно, все эти пятьдесят лет, точили на меня свои зубы, шипы,
пилы и молоты. Но я каждый раз проявлял исключительную находчивость и
выручал себя еще задолго до подхода спасательной шлюпки. Темные хищники не
знали, что, когда я летел за борт, в воде прежде меня появлялось мое
отражение, которое казалось и моложе и упитаннее, чем сам оригинал. И пока
они гонялись за пустым местом, мне удавалось обезоружить их поодиночке.
Лишенные средств нападения, хищники унылой оравой тащились за буксиром и
умоляли меня на морском языке:
"Ванька, отдай оружие! Верни, мы больше не будем, честное слово".
В конце концов я вернул акулам зубы. Но не прежние смертоносные резцы, а
безобидные вставные зубы из пластмассы. Чтобы им было чем жевать манную
кашу. Потом я отдал остальным хищникам молоты и пилы, взяв у них обещание,
что они сейчас же отправятся на ближайшую судоверфь, где строят деревянные
баркасы, и наймутся пилить доски и забивать гвозди в обшивку рыбацких лодок.
Кроме этого, мне пришлось выполнять и другие обязанности, отведенные юнге
на корабле еще со времен парусного флота. Я по неопытности выводил из строя
навигационные приборы, продувал по просьбе бывалых матросов на камбузе
макароны и выполнял массу другой крайне нужной корабельной работы. И при
всем при том еще ухитрялся следить за Толиком и Пыпиным.
А у них неуклонно зрел тайный сговор. Занимаясь своей важной работой, я
одним глазом наблюдал, как они в обнимку гуляют по моему родному юту и
хулиган шепчет на ухо мальчику обольстительные слова, указывая рукой куда-то
за горизонт. Поначалу Толик покачивал головой, не поддаваясь уговорам
Пыпина. Но однажды я увидел, как доверчивый мальчик сдался и согласно
кивнул.
Тогда я немедля, путем остроумных умозаключений проник в план,
составленный Пыпиным. По коварному замыслу хулигана Толик должен был бежать
с буксира, не дожидаясь, пока мы придем в ближайший порт.
Разумеется, Толику ничего не стоило взять и просто перенестись в любую
точку земного шара. Для этого нужно было только пренебречь запретом взрослых
людей. И Пыпин подбил его на этот некрасивый шаг. Но хулиган меньше всего
заботился об интересах своего маленького союзника. Он хотел использовать его
побег в своих корыстных целях. И придумал для Толика свой способ бегства.
- Твой способ, конечно, удобен, - нашептывал (как я догадываюсь) мальчику
Пыпин в безлюдном закоулке буксира. - Но какой интерес от такого побега? Он
же, тьфу, оскорбительно прост! А ты любишь сложности. И я предлагаю тебе...
Тут он зашептал Толику в ухо что-то такое, чего не смог бы услышать даже
человек с безукоризненным воображением.
И все же мне каким-то образом удалось то, что непременно бы принесло
мировую славу любому сыщику или чтецу мыслей на расстоянии. Я открыл способ,
с помощью которого Толик собирался тайно покинуть буксир. По плану,
намеченному Пыпиным, заговорщикам следовало сплести из тростника гондолу, а
роль воздушного шара отводилась при этом нашему ничего не подозревающему и
мирно летящему за нами баллону.
А вскоре у меня в руках оказался документ, подтверждающий мои логические
выводы. Подметая палубу, я наткнулся на листок бумаги, подозрительно
сложенный вчетверо. Я развернул его, и тотчас мне в глаза бросился следующий
огромной важности текст:
САВИРШЕНО СИКРЕТНА! ПЛАНТ
1) как тайно бижать отседова
2) надо бижать а то отправлют дамой
3) бижать на воздушном шару как в адной книшке
4) сплисти карзину
5) чур будешь ты у меня рука болит
6) и вообче я придумал с миня хватит
начальник этого Пыпин.
Лукаво посмеиваясь, я надежно спрятал весь тростник, имеющийся на
корабле. А вскоре ко мне подошел обеспокоенный Пыпин и спросил:
- Ты, случайно, не нашел чего-нибудь подозрительного?
- Вы имеете в виду вот это? Ваш план? - Я с застенчивой улыбкой вернул
Пыпину листок бумаги.
- Нас разоблачили! - воскликнул Пыпин, не скрывая досады. - А я-то думал,
куда исчез весь тростник. То было хоть завались, а теперь ни тростинки!
Потерпев неудачу, заговорщики притихли. А вскоре и вовсе произошло нечто
невероятное: Пыпин впервые в жизни занялся общественно полезным трудом.
Забежав по делам на минутку на ют, я увидел объявление, написанное на корме:
"Паликмахерская". А ниже рукой Толика Слонова было приписано: "Мужские и
женские прически. Стрижка и бритье. Подправка усов".
"Ну и ну", - подивился я и, еще не смея радоваться своей педагогической
победе, отправился на клотик, куда меня бывалые матросы послали за кипятком.
Забравшись с чайником на клотик, я набрал кипятку и собрался было
спуститься вниз, да бросил сверху случайный взгляд на океан и увидел, что со
всех сторон к корме нашего буксира стекаются киты. И океан прямо-таки кишел
ими. Уже казалось, я видел все на свете, но еще никогда не приходилось
наблюдать китов в таком неописуемом количестве.
"Что бы это значило?" - удивился я, что-то начиная подозревать, но еще не
зная, что именно.
Спустившись с мачты, я едва не столкнулся с Толиком Слоновым. Мальчик,
как угорелый, носился по судну, подавал на ют горячую воду и чистые
салфетки.
- Заходите, Иван Иванович, мы вас тоже побреем! - пригласил мальчик на
бегу.
- Спасибо, я бы с удовольствием. Да только где это видано, чтобы юнга
брил бороду и усы? - ответил я тоже на бегу.
Так мы с ним и бегали. Я по своим морским делам, а он с горячей водой на
ют. "Молодцы ребята, нашли себе занятие, нужное людям", - одобрительно думал
я.
Только вот невольно пришлось мне заметить одно странное обстоятельство.
Мальчик перетаскал на ют ведра горячей воды и горы чистых салфеток, но
почему-то, носясь по кораблю, я не встречал ни бритых, ни стриженых.
Наконец у меня выдалась свободная секунда, я откатил на нос корабля целую
бочку дифферента6 и, переводя дух, бросил рассеянный взгляд в океан, только
что сплошь покрытый спинами китов, и обнаружил, что его воды вдруг опустели,
словно по ним промчался кто-то ужасный и распугал все живое. Лишь вдали, у
самой черты горизонта, поспешно удирал последний замешкавшийся голубой кит.
А через минуту дела привели меня на ют. Здесь уже все стало по-старому.
Вывеску кто-то стер, а Пыпин и Толик сидели, поджав по-турецки ноги, и так
двигали руками, будто плели корзину. Когда я вбежал на ют, они почему-то
испугались и убрали за спины руки, но я был так поглощен работой, что в моей
голове не нашлось ни одной свободной мысли, которая могла бы заняться
странным поведением Пыпина и Кё. Каждая из них в это время кропотливо
трудилась над полученным от меня заданием.
Пока Пыпин и Толик занимались на юте чем-то похожим на плетение, мы,
члены экипажа, уверенно вели свой славный буксир по безбрежным, таящим
опасности просторам океана, не подозревая, что в это время за нашими спинами
назревает новое приключение.
Дело в том, что у нас подобрались исключительно отважные моряки,
привыкшие смотреть только вперед. "Смотри только вперед! Живи без оглядки!"
- таков был девиз нашей команды. Поэтому мы никогда не интересовались тем,
что происходило у нас за спиной. Разве что вдруг мне удавалось подсмотреть
случайно, мимоходом, на бегу и предотвратить неприятность.
Но на этот раз и я, по причине уже известной занятости, тоже не знал, что
творится позади нас. Мы, как и всегда в тихую, ясную погоду, занимались
авралом, потому что в любую минуту мог обрушиться ураган небывалой силы. И
он в самом деле уже собирался на горизонте, готовясь напасть на беззащитный
буксир. И вот тут за секунду до первого порыва ветра, который должен был
извест