орые он собирался сегодня получить.
   Впрочем, сегодня миллионером станет не только он, но и все  остальные.  А
этот глупый майор хотел все испортить.  Испортить  такой  совершенный  план.
Лось  посмотрел  на  лежавшего  поперек  сидений  Сизова.  Увидел,  как  тот
открывает глаза, и улыбнулся.
   - Напрасно ты весь этот спектакль затеял,  дорогой  наш.  человек.  Побил
чужую посуду.
   Все равно вышло по-моему.
   Сизов что-то пробормотал.
   - Чего тебе? - наклонился к нему Лось. - Пить хочешь?
   - Врешь, - прошептал Сизов, - все равно по-твоему не будет.
   Лось сжал губы, не поднимая головы. С тех пор, как  в  прошлом  году  его
уволили на пенсию, нервы у него были совсем никудышные.
   Но он сдержался, отворачиваясь.
   - Врешь, - уже громче сказал Сизов, - никогда по-твоему не будет.
   - Бухти, бухти, - насмешливо сказал Лось,  -  уже  мало  осталось.  Скоро
приедем в аэропорт, и там ты сразу кончишь дергаться.
   Ничего, милый, мы с тобой там поговорим. - Он наклонился и  вдруг  резко,
сильно ударил раненого в живот. Сизов застонал от боли. - Это тебе за побег,
- рассудительно сказал Лось.
   Послышался звонок его сотового телефона.
   Он поднес телефон к уху, вытащил антенну.
   - Это я говорю, - очень торопливо заметил Аркадий Александрович, - у  нас
неприятности. Срочно в аэропорт. Шереметьево-1.
   В  пять  тридцать  там  будет  готов  самолет.  Действуй  по  плану,  как
договаривались. Больше не звони, могут  засечь.  -  Он  отключился,  и  Лось
опустил антенну.
   - Неприятности  у  него,  -  пробормотал  Лось.  -  Сукины  дети!  Ничего
нормально сделать не могут. Моряк, ты слышал? Едем  в  Шереметьево-1.  Пусть
ребята едут следом за нами.

Москва. 16 часов 00 минут

   К вокзалу они подъехали ровно в четыре часа дня.  Седой  показал  Карине,
куда подъехать, чтобы подать их белый "Ауди" в переулок, где  его  не  могли
заметить. Она осторожно въехала в переулок,  и  он,  выйдя  из  машины,  уже
собирался  зашагать  к  ожидавшим  его  на  другой  стороне  улицы   Аркадию
Александровичу с его  помощниками.  Но  затем,  словно  вспомнив  о  чем-то,
наклонился и сказал:
   - Будь осторожна. Осталось совсем немного.
   Она улыбнулась. Это было первое приятное замечание, которым  он  наградил
ее за весь день. Седой огляделся, перешел улицу на зеленый свет  и  пошел  в
сторону соседнего дома, около которого уже притормозил "БМВ". За рулем сидел
Костя. В машине, кроме  самого  Аркадия  Александровича,  были  и  двое  его
помощников. Уже  вернувшийся  Бармин  сидел  на  переднем  сиденье,  положив
автомат прямо на колени и прикрыв его газетой. На заднем сиденье  находились
сам Аркадий Александрович и сапер-минер Эдик, нервно улыбавшийся и все время
крутивший головой. Седой наклонился к машине.
   - Как дела? - холодно спросил Аркадий Александрович.
   - Ничего, - ответил Седой. Потом, помолчав, сказал:
   - Леший погиб.
   - Как погиб? - встревожился Аркадий Александрович.
   - Убили. На квартире у Анджея, куда мы вернулись прикончить поляка,  была
засада.
   Мы, кажется, сумели двоих убрать, но Леший погиб.
   - Ты сам видел его труп? - встревоженно спросил Аркадий Александрович.  -
Учти, что это очень важно. Он может нас выдать.
   - Леший никогда нас не выдаст, - презрительно сказал  Седой,  -  и  живым
тоже его взять нельзя. Говорю, что он убит, значит, убит.
   - А остальные? - уточнил Аркадий Александрович.
   - Все в  порядке,  -  нехотя  подтвердил  Седой,  -  они  уже  ничего  не
расскажут. Там еще баба была и  телохранитель  Анджея.  Ну  Леший  и  их,  в
общем... - Говорить об убийствах не хотелось. Было отчасти стыдно и  отчасти
неприятно,  словно   он   превратился   в   настоящего   мясника,   деловито
перерезающего горло своим жертвам. Или в палача, равнодушного к человеческим
страданиям.
   - Ясно, - подвел итог Аркадий Александрович. - У нас мало времени.  Через
полчаса вы с Кариной должны быть в депутатской комнате в Шереметьево-1.  Там
передашь первую капсулу.  Но  только  тогда  передашь,  когда  увидишь,  что
самолет действительно готов. Ты меня понял?
   - Не нужно повторять. Я не придурок, - зло огрызнулся Седой.
   - В семнадцать тридцать самолет должен быть на взлетной полосе, -  подвел
итог Аркадий Александрович, - но не торопитесь с вылетом. В любом случае нам
нужно задержать самолет еще хотя бы на час. По-моему, они так напуганы,  что
управились быстрее, чем мы думали.
   - Это еще неизвестно, - рассудительно сказал Седой, - когда улетим, будет
ясно.
   - Возьми капсулу, - предложил Аркадий Александрович, - и будь  осторожен.
Очень осторожен, Седой. От твоей поездки зависит сейчас вся операция.  Петя,
отдай ему капсулу.
   Петр Бармин открыл  стальной  чемоданчик,  специально  изготовленный  для
такого случая, и вытащил одну капсулу. И хотя он чуть приоткрыл  чемоданчик,
тем не менее Седой успел заметить, что там находилось всего две капсулы.  Он
протянул руку и просто забрал капсулу, словно это был обычный патрон.
   - Осторожнее! - страдальчески крикнул  Аркадий  Александрович,  испуганно
взглянув на Седого. - Ты ведь должен все понимать.
   Это же капсула.
   - Ничего. - Он зажал капсулу в руке и только потом, вспомнив, спросил:
   - Что за неприятности у вас были?
   - Они засекли нашу фирму. И наш домик тоже засекли. Похоже,  мы  все-таки
не до конца просчитали их действия, Седой. Они смогли засечь мой разговор  с
Германией через спутники. Видимо, поняли,  что  в  машине  два  телефона,  и
засекли обе линии связи.
   - Этого не может быть, - нахмурился Седой. - Если он не звонил  по  этому
телефону, то этого не может быть. Они ведь не могли прослушивать все сотовые
мобильные телефоны Германии.
   - Они это сделали, - зло заявил его собеседник, -  хорошо  еще,  что  наш
друг позвонил по обычному телефону и предупредил меня.
   Иначе мы бы сейчас здесь с тобой не разговаривали.
   - Неужели вы не предусмотрели и такой вариант? - спросил Седой.
   Аркадий Александрович довольно улыбнулся.
   - А ты как думаешь? Конечно, предусмотрели. Но говорить  об  этом  раньше
времени я не хотел. Пусть будет для них сюрпризом.
   - Ко мне больше ничего нет?
   - Нет. Но будь осторожен.  Они  захотят  тебя  даже  арестовать.  Держись
твердо. Заяви, что если они не пропустят тебя к  самолету,  то  будет  очень
плохо. Мы взорвем оставшиеся две капсулы.
   - Понятно.
   - У меня с собой два сотовых телефона.
   Они зарегистрированы на другие фирмы и пока чистые. Держи все  время  при
себе свой телефон. Я позвоню и поговорю  с  тобой  ровно  в  пять  двадцать.
Только учти, что разговор будет коротким и я сразу выброшу  свой  телефон  в
мусорный ящик, чтобы они не смогли меня засечь.
   - Надеюсь, что вы так и сделаете.
   - И езжайте очень осторожно. Постарайтесь не попасть в аварию.
   - До свидания. -  Он  отвернулся  и  зашагал  к  своей  машине,  даже  не
попрощавшись.
   - Хам, - сказал с презрением Аркадий Александрович,  когда  Седой  отошел
достаточно далеко и не мог его услышать.
   Держа в руках капсулу, Седой перешел улицу. За спиной  послышался  резкий
скрип тормозов. Высунувшийся из грузовика водитель яростно махал ему  рукой.
Седой, не  оборачиваясь,  шел  к  своей  машине.  За  рулем  сидела  Карина,
внимательно смотревшая на него. Он подошел к автомобилю, сел  рядом  с  ней,
захлопнул дверцу.
   - Как дела? - спросила она. Вместо ответа  он  показал  ей  капсулу.  Она
невольно поежилась, словно в салон машины вползла ядовитая змея.
   - В аэропорт Шереметьево-1, -  устало  сказал  он.  Она  повернула  ключ.
Машина выехала из переулка. Через несколько минут он вдруг спросил:
   - Ты не передумала? Еще все можно отыграть назад. Ты  просто  выйдешь  из
машины, и все.
   Она взглянула на него и, закусив губу,  ничего  не  произнесла.  И  вдруг
резко нажала на тормоза, да так резко, что он  едва  не  разбил  себе  лицо.
Сзади послышался отчаянный визг тормозов. Они едва избежали аварии.
   - А ты хочешь, чтобы я ушла? - спросила она, глядя ему в глаза.  Молчание
длилось вечность. Сзади неистовствовали водители, ревели  клаксоны,  кричали
люди.
   - Нет, - наконец сказал Седой, - я не хочу, чтобы ты уходила.
   Она чуть улыбнулась и снова взялась за руль. Он посмотрел на капсулу. Она
была такая  маленькая.  Хрупкая.  В  ней  была  какая-то  жидкость.  Обычная
жидкость, как вода из ручья в детстве. Он подумал, что можно разбить капсулу
вот здесь, сейчас. Разбить ее ко всем чертям в этом огромном  чужом  городе,
так и не ставшем ему родным.
   Много лет назад он приехал сюда полный надежд и радужных  планов.  Теперь
не оставалось ничего. Ни надежд, ни планов. Была только эта белая трубочка -
капсулы и трупы...
   Много трупов вокруг. Он давно перестал считать эти  трупы,  понимая,  что
ничего изменить уже нельзя. После Афганистана он не верил никому. И виновата
в этом была не война.
   Скорее в этом  виновато  было  то  чувство  потерянности  и  одиночества,
которое он испытал, вернувшись с войны. Может быть, Карина могла помочь  ему
именно тогда. Но теперь...
   Теперь в руках по-прежнему была капсула, позади  были  трупы,  а  впереди
была неизвестность. Он сжал  зубы.  Хорошо  бы  разбить  эту  капсулу  прямо
сейчас, с холодным отчаянием подумал он. И тогда первой  жертвой  этого  ЗНХ
станет он сам. Может, в этом и будет высшая справедливость.

Москва. 16 часов 10 минут

   Полковник  Борисов  приехал  в  больницу  к  Панченко,  когда   закончили
оперировать Ваганова. Врачи не давали никаких шансов на  его  выздоровление,
утверждая, что все решится в ближайшие несколько  часов.  Борисов  прошел  в
палату к Панченко, где лежал раненый офицер. Несмотря  на  уговоры,  лечащий
врач дал ему всего пять минут.
   Он вошел в  палату,  обнаружив  сидевшую  рядом  с  раненым  его  молодую
миловидную супругу. У нее были заплаканные, но счастливые  глаза.  Очевидно,
она была довольна тем, что все кончилось таким образом и получивший  тяжелое
ранение муж тем не менее останется жив  и  рана  не  представляет  серьезной
опасности для жизни.  Увидев  вошедшего,  она  чуть  нахмурилась.  Сюда  уже
приезжало столько людей и из милиции, и из ФСБ.
   Борисов, поняв ее состояние, улыбнулся ей вместо приветствия.
   - Как хорошо, что вы здесь! - сказал он. - Не нужно уходить. У  меня  нет
ничего секретного. Ваш муж вел себя как настоящий герой.
   И вы должны об этом знать.
   Это было правдой. Все солдаты в один голос говорили о мужестве  Панченко,
которое он проявил во  время  нападения  террористов  на  воинскую  колонну.
Молодой супруге было приятно слышать такие слова.
   - Тоже мне герой, - сказал весь перебинтованный Панченко, - поймали,  как
утку. Если бы отбили нападение, тогда был бы герой.
   А сейчас еще нужно искать этих бандюг.
   -  Найдем,  -  успокоил  его  Борисов,  присаживаясь  рядом  на  стул,  -
обязательно найдем.
   Я зашел узнать, как ваше здоровье, и заодно рассказать вашей супруге, как
вы здорово действовали. Полковник Борисов. Я из штаба округа, - соврал он.
   - Спасибо, товарищ полковник, -  поблагодарил  Панченко,  -  вообще-то  я
где-то и сам виноват. Немного не рассчитал, подставился.
   Вот они меня и ранили.
   - Ничего. Все заживет, все будет в  порядке.  Вы  геройски  держались,  -
добавил Борисов, - и рана у  вас  не  такая  опасная,  как  у  подполковника
Ваганова.
   - Как он себя чувствует? - спросил Панченко.
   - Пока в сознание не приходил. Тяжелая травма  головы.  Поврежден  череп.
Задет мозг.
   Но врачи надеются на лучшее. Его группа  ведь  приняла  главный  удар  на
себя.
   - Да, - подтвердил Панченко, - это подполковник ГАИ струсил.  Как  увидел
наставленное на него оружие, так сразу и упал на землю. И не вставал,  сукин
сын, пока бой не кончился.
   - Трусы всегда встречаются, -  уклончиво  согласился  Борисов,  -  а  вот
капитан Буркалов погиб.
   - Я это тоже видел, - оживился Панченко, - я же говорю. Эти трое офицеров
- настоящие герои. Они герои, а не я. Буркалов пытался машину вывести из-под
обстрела гранатометов. Видел, что бьют по кабине,  а  все  ж  таки  пытался.
Такой молодец и так геройски погиб! Или этот майор. Сизов, кажется. Он  ведь
отбивался до последнего, а когда в машину бандиты полезли,  даже  пристрелил
одного из них. А ведь уже раненый лежал на полу машины.
   - Да? - заинтересовался Борисов. -  Вы  ничего  не  путаете?  Может,  это
стрелял Ваганов, а не Сизов?
   - Не путаю, -  упрямо  сказал  Панченко.  -  Подполковника  сразу  тяжело
ранило, и он потерял сознание, а Сизов все еще отстреливался.
   До последнего контейнер защищал.
   -  А  подполковник  Мисин  утверждает,  что  Сизов   добровольно   сдался
террористам.
   - Дерьмо ваш подполковник! - разозлился Панченко. -  Что  он  там  видел!
Спрятался в овраге и лежал. Наверно,  от  страха  в  штаны  наделал.  А  его
напарник сражался. И мои ребята сражались. Ведь подполковник старше нас всех
по званию был. Он и должен был нами командовать. А  вместо  этого  в  овраге
лежал.
   - Значит, он не видел, как шел бой?
   - Да он от страха головы не поднял! Как  он  мог  еще  что-то  видеть!  -
разволновался Панченко.
   - Не нервничай, - испугалась жена, - тебе нельзя волноваться.
   - Как это не нервничай! Тут такое говорят!..
   - Не волнуйтесь, - поднялся со стула Борисов, - все правильно. Я примерно
так и думал. - Он постоял у постели и сказал на прощание:
   - Спасибо тебе за все, капитан. За твое мужество  и  за  твою  честность.
Спасибо тебе, парень.
   Панченко понял, что эти слова выше любой награды. Понял  и  прочувствовал
сказанное ему полковником. И, постаравшись вытянуться, сказал:
   - Служу Советскому Союзу. - Он сказал это по привычке, как делал  раньше,
еще во времена другой страны. И, поняв, что ошибся, сильно смутился.
   - Ничего, - улыбнулся на прощание Борисов. - Родина  у  нас  у  всех  все
равно одна.
   Выздоравливай, капитан. - И вышел из палаты. Уже  в  коридоре  он  увидел
стоявшего там Крутова.
   - Что случилось? - спросил полковник.
   - Группа ФСБ, пытавшаяся задержать террористов, не сумела этого  сделать,
- доложил Кругов, - у  нас  двое  тяжелораненых.  У  террористов  убит  один
человек. Приказано ехать в аэропорт Шереметьево-1.  В  половине  пятого  там
будут передавать нам капсулу.
   - Поехали, - кивнул полковник, решив,  что  Абуладзе  наверняка  будет  в
аэропорту.

Средиземное море. 14 часов 15 минут по среднеевропейскому времени (московское время 16 часов 15 минут)

   Только в самолете Виктор немного успокоился. Привычный ровный гул моторов
как-то благотворно действовал на нервы. Но он все равно старался не смотреть
в сторону Переды, словно  боялся  вызвать  у  себя  приступ  того  животного
страха, который  он  испытал  в  порту,  поняв,  что  именно  сделал  с  его
напарником этот испанец, так хорошо говоривший на русском языке.
   Чуть дальше, через два ряда от них, сидели  Хулио  и  Альберто,  которые,
кажется, мирно  спали,  не  обращая  внимания  на  все  трудности  перелета.
Впрочем, это было и не его дело.
   Виктор долго держался, честно заглушая в  себе  все  чувства,  но,  когда
принесли еду и его спутник начал есть, оглушительно чмокая от  удовольствия,
Виктор не выдержал. Его стошнило.
   И он отправился в туалет, чтобы хоть там найти относительное успокоение.
   А ведь все началось так здорово! Сразу после того,  как  его  выгнали  из
летного  училища,  он  начал  работать  у  Аркадия  Александровича   в   тот
благословенный восемьдесят восьмой  год,  когда  Горбачев  впервые  разрешил
кооперативы и дал им право получать  свои  деньги  со  счетов.  Вся  прежняя
безналичка хлынула в криминальный мир. Они вместе с Аркадием Александровичем
делали тогда бешеные деньги. Обналичивали один к двум. У них был  кооператив
по закупке у населения сельскохозяйственной  продукции,  где  расплачиваться
нужно было наличными. Это было совсем не  трудно.  Брать  деньги  из  банка,
пускать их в оборот по обналичиванию и возвращать себе тот  же  капитал,  но
уже с удвоенными цифрами.
   Тогда Виктор заработал свой первый миллион.
   Сколько заработал Аркадий Александрович, трудно было даже представить.
   Потом они основали неплохую компанию по продаже нефти за рубеж и сумели в
Сибири сойтись с нужными людьми.  Все  это  кончилось  тем,  что  к  моменту
развала Советского Союза они были уже достаточно состоятельными людьми  даже
в долларовом эквиваленте. И наконец после девяносто первого они развернулись
по-настоящему   и   заработали   еще   несколько   миллионов   долларов   на
строительстве.
   Москва тогда переживала настоящий бум.
   Цены на квартиры росли, как  в  сказке.  Любой  чиновник,  имеющий  право
подписи, зарабатывал миллионы. Московская власть даже получила неслыханное в
мире обоснование коррупции,  когда  ее  бывший  мэр  и  профессор  экономики
громогласно заявил, что чиновники также должны  вознаграждаться  в  процессе
приватизации. Это было подлинное обоснование коррупции, которую уже никто  и
ничто не могло остановить. И тысячи людей, прилипающих к городским  властям,
подобно  отвратительным  раковым   клеткам,   быстро   уничтожали   здоровые
организмы, разлагая все вокруг.
   Но первый "демократический" мэр вскоре ушел со своего поста, а  сменивший
его другой мэр оказался деятельным и энергичным человеком, сумевшим  сделать
так, чтобы чиновники, продолжающие  брать  деньги  и  получать  баснословные
взятки, еще бы и научились работать. И  тогда  дела  у  таких,  как  Аркадий
Александрович, пошли несколько хуже обычного.
   Строительный бум спал, столица была перенасыщена предлагаемыми свободными
метрами для жилья и под офисы. Нужно было искать новый источник дохода.
   Казалось,  все  идет  нормально.  Неплохая  вилла  на  Кипре,   домик   в
Подмосковье, хорошая квартира на Кутузовском. Все  шло  нормально,  пока  не
начались эти судебные процессы против руководства компании, которая собирала
деньги и не собиралась строить жилье.
   Потом начались проверки с лицензиями  и  квотами  на  сырую  нефть.  Пять
человек сели в тюрьму, а Виктор вынужден был уехать на свою виллу на Кипр.
   К этому моменту у него оставалось не больше полмиллиона долларов  из  тех
шальных  денег,  которые  они  когда-то  заработали.  Вместе  с  ним   здесь
околачивался и  Сергей,  бывший  глава  несуществующей  строительной  фирмы,
бывший спортсмен, одно время даже работавший телохранителем.
   Казалось, никаких перспектив на будущее нет. Но в этот  момент  на  Кипре
появился Аркадий Александрович. Казалось, что уже в который  раз  он  сумеет
помочь своему бывшему  помощнику.  И  действительно,  Аркадий  Александрович
долго говорил о своем долге, о желании помочь таким ребятам,  как  Виктор  и
Сергей. И только на следующий день рассказал, что конкретно придется делать.
   Виктор поначалу немного сомневался, но Сергей был готов на все. Жизнь  на
Кипре ему просто надоела, да  и  деньги  у  него  скоро  кончались.  Виктор,
который еще имел  некоторое  количество  зеленых  бумажек  на  своем  счету,
сомневался  недолго.  Бумажки  имели  неприятную  способность  -  неожиданно
исчезать, а их количество угрожающе уменьшалось с каждым  прожитым  днем.  И
тогда он дал согласие на эту авантюру.  Сейчас,  стоя  в  туалетной  комнате
перед зеркалом и глядя на свое бледное лицо, он в который раз ругал себя  за
то, что дал согласие втянуться в эту авантюру. Но назад пути уже не было.  А
сам Аркадий Александрович пообещал тогда очень большие деньги.  И  это  было
самым главным стимулом, почему Виктор согласился.
   Он  вытер  лицо  бумажной  салфеткой,  снова  посмотрел  в  зеркало.  Его
по-прежнему тошнило, но сейчас было уже несколько лучше прежнего.
   Возвращаясь  к  своему  креслу,  он  попросил  стюардессу  принести   ему
стаканчик виски.
   Когда любезная девушка принесла небольшой стаканчик, он взял  его  и,  не
глядя на своего спутника, залпом вы