Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Боевик
      Грэм Грин. Брайтонский леденец -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  -
тлынивали, и основной груз лег на плечи Евгения, в свою очередь также не ведавшего, каким образом осуществить намеченное руководством. Хотя в лени и оперативной несостоятельности упрекнуть себя Дробызгалов не мог. Квартиру Фридмана он исследовал до пылинки, затем - дачу, жилища всех близких "теневику" людей, трясясь при этом от страха, что застанут при незаконном производстве обыска, да ладно застанут - убьют! - однако ни одного тайника не обнаружил. В квартире, правда, нашел за шкафом около тридцати тысяч в бумажном засаленном пакете, но что это? - крохи! И просто снился Евгению тот сладостный миг, когда берет он в руки заветную кубышку, целует ее страстно, а после мчится за постановлением о проведении обыска. А затем входит с понятыми, следует к заветному месту под гневные комментарии хозяина и - захлопывается рот Фридмана, а вернее, открывается в изумлении... А он, Дробызгалов, невозмутимо корректен и загадочен - мол, знай наших, все насквозь видим! Существовал, однако, вопрос: а вдруг да уплыли уже за рубеж искомые ценности? Но визу Фридман получил недавно, с получением ее находился под контролем, а до этого момента, целиком завися от произвола властей, вряд ли стал бы предпринимать безоглядный маневр с капиталом... Хотя относительно эффективности контроля Дробызгалов весьма сомневался. Фридмана круглосуточно охранял едва ли не взвод боевых ребят спортивного сложения, имелись у него свои посыльные и связные, мощная автотранспортная база и личная радиосвязь; кроме того, Фридман как представитель фирмы США, владельцем которой являлся его старший брат, встречался с приезжими коммерсантами, крутил дела с совместными предприятиями, и уследить за всей кутерьмой его контактов было задачей невероятной. Конечно, кое-что подслушивалось, записывалось, фирмачей проверяли таможенники, доверенных лиц Фридмана порой задерживали и обрабатывали, но - толку? - Дробызгалов? Ко мне, срочно! - потребовал полковник по селектору. Матюкнувшись, Евгений подчинился. - Звонили из КГБ, - сказал начальник. - По их данным, все деньги вложены Фридманом в очень серьезную партию бриллиантов старинной огранки. Вещи уникальные, дореволюционные. Готовится контрабанда, поняли? Если предотвратите... - Будем стараться, - откликнулся Евгений не без издевки в интонации, подумав при этом не без удивления, что кого-то, видимо, из ближайшего окружения Фридмана удалось завербовать всерьез и прочно. Работать гэбэ умеет, не перевелись там таланты неумолимого сыска, машина проржавела, но мощь сохранила... Хотя, с другой стороны, на что-либо конкретное комитетчики все равно не вышли. Так, общая информашка... Свой план работы по данному делу Дробызгалов связывал с Мордашкой, чья сестра Марина - женщина ослепительной красоты, дорогая валютная проститутка - крутила с Валерой Фридманом роман, и крутила не без умысла, надеясь на состояние жениха и на его эмиграцию. Жених между тем о профессии Марины не ведал, да и не стояла она у отелей, а имела солидную налаженную базу с многоопытной бандершей. Прищучить проститутку Дробызгалов не мог, был у нее основательный "отмаз", в чем Евгений убедился еще год назад, когда сам положил глаз на Марину, познакомившись с ней у Мордашки - та как-то заглянула к братцу в гости. Посидели, попили кофе, посмотрели какой-то фильм, и тут предложил Евгений Марине проводить ее до дома. Согласилась. Мишка, взирая на кобеляж Дробызгалова, усмехался коварно, но тот поначалу не уяснил смысла его гаденьких улыбочек, смысл открылся позже, когда вышел с Мариной из такси, дрожа в неуемном сексуальном желании от точеной гибкой фигуры, длинной ее шеи, маленькой головы, припухлых губ, одуряющего запаха духов - морозно-тонкого... И еще: от того, что уже знал: живет Марина одна, и достаточно подняться сейчас к ней на ту сакраментальную чашечку кофе... Такси он отпустил. Сжал ее руку. Выдохнул сиплым дискантом: - Может... чаем напоишь? Взгляд ее вдруг изменился. Приветливо-дружеский, он вдруг стал оценивающе куражливым. - Трахнуться хочешь, опер? Как обухом... - Ну, что молчишь? - Ну-ну... - протянул он, удивленно и неуверенно, с каким-то стыдом даже. - Сто долларов есть? - Чего? - Ничего. Любовь, ее большевики придумали, чтобы дамам не платить. Понял, оперок? - Сто рублей есть, - процедил он, отвернувшись, все наконец уяснив. - Ну и засунь их себе в одно место. - Она внезапно весело и очаровательно рассмеялась, чмокнув его в щеку, и впорхнула в подъезд - красивая, верткая птица - недосягаемая. А Дробызгалов так и остался на месте, словно бы оглушенный. А после подкатила к нему колкая ярость... Отомстить! Чего бы ни стоило! За унижение свое, за наглость ее, за недосягаемость ту же... У Мордашки он время от времени о Марине справлялся, однако вскользь, в канве общей болтовни на второстепенные жизненные темы. Кое-что полезное - в частности, информация о ее романе с Фридманом - в разговорах всплывало, но главные подробности Дробызгалов разведал самостоятельно: адрес бандерши, канал сбыта валюты... А после, подкараулив ее, неспешно выложил свои козыри. - Ну, - сказал в итоге, - сто зеленых по крайней мере наш разговор стоит, как ты считаешь? - Сто зеленых отдать? - усмехнулась она. - Не, - зевнул он, - предпочитаю натурой. - Завтра получишь, - согласилась скучно. И - получил Дробызгалов! С утра, когда вышел из дома на службу, был он насильно втиснут в черную "Волгу", с частным номером и государственным радиотелефоном, где помимо шофера находились еще трое молодых людей с тренированной мускулатурой. Представившись, молодые люди низкими голосами объяснили Дробызгалову, что действия его мало того что мешают их работе, но и носят характер, порочащий работника милиции, который, впрочем, после их доклада по инстанциям в любой момент может стать обыкновенным гражданином... С отдавленными боками - на заднем сиденье "Волги" было очень и очень тесно - Дробызгалов побрел на службу, вернее, поехал, ибо "Волга" за время содержательной беседы увезла его довольно далеко, к лесному массиву, откуда Евгений добирался до управления часа полтора, получив в итоге бэмс за опоздание. Со "старшими братьями", кому оказывала Марина кое-какие услуги, не поспоришь, и новую обиду тоже пришлось переварить. Несмотря на упорную мысль: а не открыть ли Фридману глаза на занятия его невесты? Однако урезонил себя Дробызгалов. Ибо за его работой наблюдало много глаз, а стальные руки парней в "Волге" запомнились до дрожи. Успокаивало Евгения, что, пусть косвенно, а сквитается он с проституткой, посадив ее жениха, и не видать им обоим никаких америк. А поможет в том Мордашка. Никуда не денется. Выбора нет. С такими размышлениями явился Дробызгалов домой. Открыл двухстворчатую входную дверь - перекосившуюся, с разболтанным замком - ремонтировать ни дверь, ни замок Дробызгалов даже не пытался: грабить тут было нечего, да и соседи толклись в квартире день и ночь. Тотчас обрушился на Евгения детский гомон, пар от стирки и жирные кухонные ароматы. Соседка Валентина - незамужняя лимитчица, обремененная выводком пацанят - все от разных отцов, а рожала она как кошка, - встретила Дробызгалова направленным визгом в лицо: мол, не дает покоя телефон! - Безобразие! - орала она, перемешивая редкие пристойные слова с обилием отборного мата. - Замотали! День и ночь! Дробызгалов всмотрелся в ее оплывшую физиономию. Хотел заметить, что, в отличие от нее, неизвестно на какие средства существующую, он работает день и ночь и звонят ему исключительно по делу, серьезные люди, а не сексуально озабоченные хахали, но - промолчал, сил не нашлось. Свинцовая апатия. Учуяв расслабленное состояние Дробызгалова, вторая соседка - старуха, провонявшая всю квартиру какими-то полутрупными запахами, скользнула в свою протухшую комнатенку, тоже позволив себе проскрипеть о телефоне и о соседе нечто гнусное. - Пошли вы! - вяло выдохнул Дробызгалов в адрес соседей и открыл дверь своей комнаты. Жены с ребенком не было - уехали к теще. Уже легче! С тоской он уселся на стул в маленькой комнате, забитой мебелью, с бельем на веревках, протянутых от стены к стене - жена боялась, что его закоптят коммунальным кухонным чадом; с ванночкой для ребенка, хранящейся на верху платяного шкафа, холодильником, втиснутым в угол... Время подходило к обеду, но так не хотелось тащиться на кухню, где бегали разномастные Валентинины отпрыски и слышался ее голос, повествующий о нем, Дробызгалове, соседу Панину - хроническому алкоголику, дважды сидевшему и жутко Евгения ненавидевшему за принадлежность к милиции. Диалог Валентины и Панина сводился к тому, что всем Дробызгалов плох и в быту невыносим. На кухню же - убогую, ничейную, принадлежащую всем и никому кухню - Дробызгалов обычно шел как на казнь. Евгений сделал бутерброд, сжевал его мрачно и запил прямо из горлышка остатками выдохшегося "Боржоми", стоявшего на подоконнике по соседству с чахлым желтым алоэ, над которым кружили мошки-дрозофилы. Сильный стук потряс хлипкую дверь. - Телефон! - заорала соседка. - Опять, твою мать! - Заткнись, стерва! - в приливе отчаянной ярости взревел Дробызгалов, выбегая в коридор и хватая трубку, свисающую до пола, всю в утолщениях изоляции - синей и красной. - Женька? - послышался голос одного из приятелей - клерка в аппарате больших милицейских властей. - Ты когда из норы своей наконец переселишься? - Разве в другую нору, в могилу, - морщась и прикрывая ладонью ухо, дабы не слышать детского визга, молвил Дробызгалов. - Ты-то как? Хапнул квартирку? Дали? - Нет... У нас все мимо... Как перетасовка штатов - из других городов кадры прибывают, и весь фонд - им... Тоже - кошмар! Теща, тесть, дети... Вшестером в двух комнатах. - Но хоть все свои... - Тебе бы таких своих... Ладно. Тут разговор я слышал... Я из автомата звоню, усекаешь? - Та-ак... - похолодел Дробызгалов. - Кушают тебя, Женя. Считай, съели. Шеф твой. Так что учти. - Выход? - произнес Дробызгалов отрывисто. - Какой еще выход?! Там... беда. Злоупотребления, подозрения на взяточничество, человека своего провалил... Держишься пока на теневике этом... В общем, или проявляй доблесть и находчивость, или подавай рапорт. Да! - решай срочно, а то вызовут к нам и - привет. В комендатуре наручники и в кепезе... Система отработана. Думай, Женек, взвешивай. Пока! Дробызгалов понуро застыл. Положил нетвердой рукой трубку. Затем, преисполнившись решимости, оделся и вышел на улицу. Он ехал к Мордашке. ИЗ ЖИЗНИ АДОЛЬФА БЕРНАЦКОГО Наверное, именно по возвращении в Нью-Йорк Алик понял, что безнадежно постарел... Шалили сосуды, скакало давление, ныл крестец от долгого сидения в машине, к близорукости прибавилась напасть дальнозоркости и пришлось разориться на сложные двойные стекла для очков. Вставать чуть свет на таксистскую службу было мукой, а для самой службы элементарно недоставало сил. Изматывало и безденежье. Пришлось вскоре продать прожорливый "линкольн" и приобрести более экономичный "крайслер нью-йоркер" с японским движком и бортовым компьютером, каждый раз при открывании дверцы механическим голосом приказывающим застегнуть ремни и говорящим, если подчинялись его команде, "спасибо". Алика это умиляло. Компьютер также сообщал о неисправностях, возникающих в автомобиле, но иногда ошибался - что-то в нем замыкало. Сам по себе автомобиль был небольшим, но удобным: салон обтянут лайкой, отделан карельской березой, кресла на электроприводе, цифровая магнитола... С такой тележкой вполне можно было устроиться в "Лимузин-сервис", куда Алика взяли бы даже без спецномера, по дружбе, однако контора располагалась в глубине Манхэттена и добираться туда с рассветом, чтобы, возвратившись в полночь домой, рухнуть на топчан в подвале, Адольфу не жаждалось. Устроился в "Кар-сервис"* на Брайтоне, на подхвате. Работа шла слабенько, выходило от тридцати до пятидесяти долларов в день, "крайслер" барахлил, а ремонт съедал едва ли не все заработанное. С любимых сигарет "Салэм" Алик перешел на дешевку - "Малибу", "Вайсрой", Белэйр", начал выгадывать на еде... Единственной удачей был день, когда в очередной раз на перешейке подземки "Бруклин - Манхэттен" прорвало подводный туннель и публику пришлось перевозить на машинах в ударном порядке. Народ "голосовал" на тротуарах, как в России, Алик снимал по четыре пассажира за раз и заработал в тот день пятьсот зеленых, но затем от перенапряжения не мог встать с дивана неделю, так что в итоге все равно получилось кисловато. ---------------------------------------------------- * - Служба второразрядного такси, вызываемоего по телефону. Начавшаяся перестройка открыла Алику дорогу назад, в Россию, многие неудачники уже отчалили туда, подумывал и Адольф: ведь там старая мама, квартира, а вдруг и заработает он чуть-чуть, обменяет зеленые на деревянные по громадному коэффициенту, что здесь, на Брайтоне, проще простого: здесь отдаст, там получит или наоборот... А уж коэффициент на Брайтоне самый высокий, тут рады лишь бы как обменять, дабы заполучить реальные деньги, а не те, прошлые, мики-маус-мани - игрушечные... Так размышлял Алик, копаясь в багажнике своего "крайслера", когда почувствовал неожиданно настойчивую боль в ногах чуть выше колен и сообразил, что к бамперу собственной машины придавливает его бампер машины иной, придавливает планомерно и беспощадно. Боль стала невыносимой, Алик заорал что есть мочи, и водитель, неудачно парковавший грузовик, подал вперед. Адольф грохнулся на асфальт, хватая ртом воздух. Грузовик принадлежал богатой компании "Пепсико", и Алик смело подал на компанию в суд. Два Аликина синяка обошлись капиталистам в сто тысяч долларов, но половину суммы забрал адвокат, не без труда выигравший процесс, ибо юристы компании выдвинули версию, будто мистер Бернацкий подставился под грузовик с умыслом. Алик, тряся на суде костылями, бросал в сторону враждебного адвоката испепеляющие взоры и русские нецензурные слова, чем, видимо, убедил судью в своей правоте. Костыли, говоря по правде, были использованы так, театра ради, посоветовали умные люди. Пятьдесят тысяч для среднего нормально работающего американца - сумма, ничего принципиально в жизни не определяющая, однако для Алика - богатство. Пять тысяч было пропито на радостях в течение недели. Бары, казино в Атлантик-Сити, распутные жизнерадостные девочки, прогулки на яхте в океан... Вылечив очередную легкую венерическую болезнь, Бернацкий призадумался. Можно было выбраться из подвала, снять приличную квартиру, пожить широко, однако Алик рассудил иначе. Подвал экономил едва ли не полтысячи долларов в месяц, от загулов Адольф уже подустал, а вот найти бы стабильную работенку... Друг Фима, приютивший когда-то Алика в Сан-Франциско, а ныне в Нью-Йорке, предложил подрабатывать у него в страховом агентстве - охмурять клиентов, работающих за наличные и уклоняющихся от налогов: дескать, вложи под проценты деньги из чулка в страхование по специальной программе и отмоешь заработок с выгодой... Однако Алик с трудом уяснял детали сложного бизнеса, от его английского произношения шарахались, оставалось попробовать удачи на русскоязычном Брайтоне, но Брайтон Фима охватывал самостоятельно и конкуренции бы не потерпел. На некоторое время Алик устроился в похоронном бюро по доставке цветов и веночков, но бюро прогорало, зарплата выплачивалась нерегулярно, и Алик, заявив хозяину, что он не волонтер, бесплатно уже коммунизм в отдельно взятой стране отстроил, уволился. После трудился инструктором по вождению автомобиля в подпольной школе у оборотистого паренька Леши, катался на стареньком "стэйшнвагене"* по тихим улочкам Манхэттен-Бич с новоприбывшими эмигрантами и, с тоской глядя на часы, командовал им: разворот в три приема, парковка, полная остановка... Пятьдесят долларов в день зарабатывалось стабильно, но работа отличалась удручающим однообразием и к тому же дико Алика унижала. Эти новоприбывшие, платившие Бернацкому свои последние гроши из пособий, напористо входили в суету эмигрантского бытия, входили с энтузиазмом и верой, а он уже пережил все их будущие взлеты и разочарования и презирал это их будущее потенциальных лавочников, таксистов и микроскопических служащих, обретающихся на задворках сытой Амери и и довольствующихся крохами. Алик крепко уяснил истину: Америка - для американцев. А американцем можешь быть лишь родившись в Америке. Исключения, конечно, существовали. Но редчайшие из талантливых и умелых завоевывали себе имена, авторитеты, серьезные деньги. В болоте же Брайтона в основном жили караси. Некоторые из карасей - зубастые, однако с мозгами, интеллектом и реакцией все-таки карасиными. До щук и акул, резвящихся в чистых водах крупного бизнеса, всем им было далече. ---------------- * - Пикап (амер.) Сравнивая свое советское и американское существование, Алик пришел к мысли, что там, в Союзе, для него, да и для многих из перебежчиков, все-таки лучше. Дешевое жилье, всеобщая нищета, бездумье... В Стране Советов можно было всю жизнь пролежать на диване, нигде не работая, и - не пропадешь... Главное - не высовываться. Вновь стукнуло в голове: вернуться! Приехать в родной Свердловск с кучей барахла и сувениров, деньги обменять по спекулятивному курсу - миллион будет! Продукты с рынка, хорошая машина, девочки... И ведь все реально! Не зря же он страдал в Америке... Однако газета "Новое русское слово" каждодневно пугала страшными условиями тамошней жизни, возрастающей юдофобией, неотвратимостью прихода к власти "твердой руки"... Останется тысяч тридцать - слиняю, читая прессу, решил Алик. Нет... двадцать. Все равно хватит! Двадцать на двадцать... Да почти полмиллиона! Будучи оператором, получая чуть более сотни в месяц, он и думать о таких цифрах не мог, а ведь хватало, жил, даже гулял и развлекался... А уж тут-то никакая инфляция не страшна, лишь бы здоровья хватило... Алик послал маме письмо: готовься прислать гостевой вызов, жажду узреть свою замечательную родину. Затем совершил вояж за визовыми анкетами в Вашингтон, заполнив их тут же, в автомобиле, и вернув сотруднице консульства. Через месяц анкеты отбыли почтой в СССР, к маме, которая по версии, изложенной судье в Сан-Франциско, давно почила в бозе. Старушке надлежало сходить в ОВИР, заполнить бумаги, прождать месяцы и, получив наконец разрешение на въезд сына, отправить соответствующую бумагу

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору