вспенившиеся   рты
правозащитников, робко,  но уже повякивающих на власть за Чечню. Требовалось
учитывать  Кремлю и  мрачные лица  тех, кто  жаждал  быстрого  успеха хоть в
чем-нибудь.
     В итоге получалось совсем ни к черту, совсем плохо: ни боевых действий,
ни  мира, одни подлости. С  обеих сторон. В такой ситуации  на войнах народу
гибнет всегда больше.
     -- Ну, так  что? --  напомнил о  себе Вениамин Витальевич,  увидев, что
спецназовец ушел в воспоминания.
     -- Женщина-то зачем?  -- Марина? Жила в Грозном, знает язык. И ко всему
-- чемпионка МВД по пулевой стрельбе.
     Остальные?
     -- Ее светлый ухажер -- Иван  Волонихин,-- не мог не заметить отношений
парочки  и  кремлевский  посланник.--  Альпинист,  мастер  по  выживанию   в
экстремальных  условиях.  А главное -- врач.  Тот, который снаряжает магазин
патрона-  ми,--  Семен Дождевик.  Прапорщик,  десантник.  Или,  как  вы  нас
поправляете -- сначала десантник,  а потом все остальное,-- польстил Зарембе
Вениамин Витальевич, увидев на груди у подполковника десантную тельняшку.
     --  Дальше,-- постарался остаться  равнодушным  спецназовец:  ему  надо
сколачивать команду для боя, а не для пьянки.
     -- Мишени пинает, недовольный,-- капитан Василий Туманов.  Пограничник.
Всю жизнь на заставах, прекрасно знает горы.
     -- Горы знают многие,-- не удовлетворился кандидатурой Заремба.
     --   Немногословен,--  вытерев  пот  со  лба,  добавил  плюс   Вениамин
Витальевич.
     Заремба  отметил,  что он мгновенно потел при малейшей нестыковке с его
отработанными планами. Нет, он не из  КГБ, там таких не держали.  Он в самом
деле из Кремля.
     Меня это не касается,-- снова  не согласился подполковник с методом, по
которому  отбирали кандидатов.-- Может  кому-то и  нужны молчуны, а  мне  --
профессионалы. А там пусть хоть арии поют, хоть "Лебединое озеро" танцуют.

     -- Отчаянный. Говорит и делает,-- выдал последний аргумент собеседник.
     --  Ладно,  посмотрим. Эти  двое? --  указал  спецназовец  взглядом  на
оставшихся парней.
     --  Левый -- капитан Юра Работяжев. Минер: ставит, снимает,  подрывает.
Был контужен в Таджикистане. Второй -- Игорь Чачух, бывший лет- чик. Но...--
опередил  он новое недовольство спецназовца,-- кандидат  по  всем немыслимым
видам  спорта.  После  увольнения  в  запас  сам  обивал пороги  военкомата:
призовите хоть куда - нибудь. Свой человек.
     -- Меня представите вы? -- Да, пойдемте.
     Группа встретила их  внешне  равнодушно, хотя взоры подчиненных сошлись
на Зарембе еще  до  того,  как его представили. Командир -- он и щит твой, и
меч. Награда и взыскание. Будущее. Кучер твоих нервов. С кем поведешься,  от
того  и  наберешься.  Пословица  старинная,  наверняка  по   другому  поводу
придуманная, но  для армии более всего подходящая.  Единственная оговорка --
командира не выбирают,  его всучивают  как конфетку  в  неизвестной обертке:
что-то есть, а вкус и сорт пока неизвестны...
     Ну вот вы и все  вместе,-- произнес Вениамин Витальевич, давая понять и
командиру, что  замен в группе не предполагается.-- Задание в общих  офертах
вам известно: в отряде Одинокого Волка имеются документы, которые могут про-
лить свет на многие моменты  войны в Чечне. В Кремле очень заинтересованы их
получить. Надеемся на вас.
     У  Зарембы  выстраивалась  масса  вопросов,  на которые,--  он  не  был
наивен,-- ответов  получить  невозможно. Кому именно  в Кремле потребовались
документы? Эти документы являются компроматом  на Чечню или  на  Москву? Чем
обернется их добыча -- миром или новыми  боями? Кому подыгрывает  его группа
--  интересам  страны  или   мафиозной  кучке  дельцов,  от  которых  Кремль
совершенно не застрахован?
     Задал два вопроса рангом поменьше и значимостью пожиже:
     Почему не посылают кадровых офицеров и как нас выведут на отряд Волка?
     --  С  ним   иногда  переговаривается  по  спутниковой  связи  один  из
влиятельных   российских  бизнесменов.  Так   что   в  нужный  момент  точка
переговоров будет зафиксирована с  точностью до  метра. А  насчет армейского
спецназа...  Наверное,  не  надо  иметь  семи  пядей  во лбу, чтобы  понять:
официальная информация  мгновенно  становится известна  чеченцам.  А  мы  не
должны  дать им  ни одного шанса перепрятать документы. Это пока все,  что я
могу вам сообщить.
     Помолчал,  посмотрел  на  часы,  словно  именно они  отмеряли время  на
подготовку:
     --  У  нас  одна  неделя,  Все,  что необходимо -- питание, снаряжение,
оружие, -- будет выделено по первому требованию. Желаю успехов.
     Поднял, прощаясь, руку, засучил ножками к оставленной на обочине дороги
машине.  Спецназовцы молча проводили  его взглядами. Когда БМВ  скрылась  за
створками   полигонных   ворот,  повернулись  к  командиру:   давай,  пробуй
командовать. А мы посмотрим.
     -- Что  смотреть,-- прекрасно  понял  их  Заремба.  Хуже  всего,  когда
командир приходит в группу  последним и невольно  чувствует себя новичком.--
Времени мало, а то, что увидел со стороны, ниже всякой критики. Извините, но
буду говорить жестко. Если хотим вернуться живыми.
     -- И что же у нас... ниже критики? -- поинтересовался ухажер Марины.
     -- Сегодняшняя подготовка позволит бороться с неплохо обученной группой
противника, но  оставляет мало  шансов выйти  победителями. Меня  же волнует
конечный результат.-- Чувствуя, что  подчиненным неприятно с  первой мину- ~
ты слушать его  замечания, тем не  менее сказал и о  '  медлительности,  и о
разобщенности.
     --  А  сами  вы  откуда,  позвольте   поинтересоваться?   --  продолжал
допытываться Волонихин.
     -- Спецназ ГРУ, Главного разведуправления Генерального штаба.
     --  А-а,--  протянул  Иван,  и непонятно  осталось,  удовлетворен он
ответом или взыграла-таки ревность, что над ним, "кагэбешником", начальником
встал конкурент по разведке.
     -- Продолжим тренировку.  А с завтрашнего  дня переходим на казарменное
положение. Состав группы буду утверждать накануне вылета в Чечню.
     Здесь Заремба  чувствовал себя уверенно. Пусть Вениамин Витальевич хоть
весь Кремль привезет ~ на смотрины, он согласится пойти на операцию только с
теми, кого сам посчитает нужным взять.



     В этом не сомневался  и  я, успевший  узнать  Зарембу  во  время  своих
предыдущих  командировок в  его бригаду  спецназа.  Собирал я  материал  для
женского журнала, которому, если честно, побоку были армейские проблемы.  Но
читательницы  затеяли на  его страницах дешевенький,  сентиментальный  спор:
может ли быть настоящая любовь у военных? Редактор почувствовала жилу и уйму
новых  подписчиц и бросилась на разработку  шельфа  с восторженными  глазами
гимназистки. Я баловал- ся лирическими заметками в военных газетах, там меня
и разыскали.
     -- Надо  помочь  женщинам.-- Давая согласие на  командировку  от чужого
журнала, главный  редактор  не забыл подмигнуть: -- Только ты  смотри, держи
марку. А если надо, то и покажи, как любят военные. Опыт-то наверняка есть.
     Был ли у меня опыт в делах сердечных? А у кого его нет! И погоны особой
роли в любви не  играют, здесь журнал изначально не тграв. Лично у меня была
такая  ситуация: комната в коммуналке и соседи --  подсматривающая  за всеми
баба  Степанида,  пьяница Петро и,  конечно, Таня. Муж ее сидел  где-то  "на
химии" за драку,  я  влюбился в нее по уши, но холостяцкую свободу  потерять
по- боялся, и мы расстались.
     А  с просьбой  женского  журнала  я  поехал  в  спецназ ГРУ --  к  этим
разведзверям, вдоволь  по- мотавшимся по всем  горячим точкам бывшего Союза.
Дня два  или три лазил вместе со взводами и ротами по  чащам и  оврагам, пил
спирт и болотную воду,  ел галеты и мокриц,  спал на  деревьях привязанным к
стволам  и не спал вообще. Про  душевные россказни, нужные журналу, временно
не заикался,  и меня,  как говорится, спецназовцы по полной программе водили
мордой по стиральной доске,  показывая  боевое  мастерство и умение. Думали,
готовлю материал для "Красной звезды". А мне нужны были душа, лирика...
     Попался сам комбриг Заремба, и то в последний день. Не усмотрел подвоха
в "женском вопросе". После окончания учений и кружки спирта разбередил -- не
без моей помощи  -- свою  душу.  Начал с  шуточек, ухмылочек,-- как о чем-то
дав- нем и несуразном, несущественном для армейской  печати. И которое, если
уж забывается им самим, наверняка забудется корреспондентом, утром уезжающим
из рязанских лесов в благополучненькую столицу.
     Только корреспондентом ничего  не забывается. Тем более  в руки шло как
раз  то,  ради чего затевался весь  сыр-бор.  И  лишь комбриг ушел спать,  я
вместо  своей  "спокойной  ночи"  принялся записывать  в  блокнот только что
услышанное. Про трех лейтенантов, приехавших  в первый "афганский" отпуск на
берег  Черного  моря.  Про  дежурную  --  тетю  Нину,  с  которой  случилось
искупаться в  ночном  море  на  женском  пляже. Ее  слова --  "Найди  меня",
собственно, и оберегали подсознательно Зарембу всю афганскую войну.

x x x

     Материал про женский пляж журнал не напечатал. Начались выборы, женщины
полезли в политику,  в редакционной почте нашлось письмо какой-то истеричной
демократки  с  призывом оставить  кастрюли как  пережиток  коммунистического
бреда и идти на баррикады  светлого демократического завтра. Новый шельф, на
разработку которого  поехал уже не  я. Я продолжал  мотаться по  гарнизонам,
полигонам, аэродромам и прочим военным точкам. С грустью отмечал: чем больше
бушевали митинговые страсти в Москве, тем угрюмее  становились лица солдат и
офицеров, дырявее их одежда, скуднее пища, холоднее казармы. Несмотря на все
уверения властей, светлое демократическое завтра переросло в послезавтра,  в
ближайшее будущее,  в  перспективу,  в прогноз,  в  мечту. Разрушалось  все,
строилось лишь благополучие немногих "новых русских". Пир во время чумы...
     Иногда натыкался на записи, сделанные у Зарембы в спецназе. Даже послал
ему  подготовленный  к печати рассказ.  Но  ответа  не  дождался:  наверняка
подполковник носился по большим и малым войнам, взахлеб глотавшим российских
парней.  Время  от  времени  пытался угадать, где он тянет  свою  солдатскую
лямку.
     Оказалось, совсем рядом, в Балашихе. Телефонный звонок от него раздался
совершенно неожиданно. С  одной  стороны, стало неудобно,  что  материал  не
увидел свет,  а с  другой  -- я обрадовался, что  спецназовец жив. Торопливо
напросил- ся на встречу.
     --  В   шесть   утра   на  автобусной   остановке   около  КПП  дивизии
Дзержинского,--  сразу  согласился тот,  правда, не поинтересовавшись, каким
образом я доберусь в такую даль в такую рань.
     Добрался. И сразу узнал в одетом в камуфляж подполковнике героя некогда
"не разработанного  шельфа".  Он  тоже взглянул на  меня наметанным  глазом,
оценил полевую одежду и тут же, особо не вдаваясь в воспоминания, перебросил
в броне- транспортер, урчавший за автобусной останов- кой.
     -- На полигон,-- приказал водителю.
     БТР  оказался   забит  людьми.  Мне   молча  кивну-  ли,   потеснились,
высвобождая местечко. Поддавая нам всем  под зад, боевая машина помчалась по
лесным дорогам, словно желая взбить внутри себя из нас масло. Наше  счастье,
что путь оказался не долгим.
     -- Я чего тебя позвал,-- отвел меня в сторонку Заремба уже на полигоне,
когда  вылезли из  железного чрева и разминались  после дороги.--  По- мнишь
свой женский пляж?
     Пляж был его, но я кивнул.
     -- Тренируюсь здесь с группой, на  все про  все -- пять дней. Посмотри,
может, что-либо тебе подойдет --  все  бойцы  и,-- он  посмотрел на девушку,
кланяющуюся в  разминке  истыканной  ножами сосне,--  Марина  -- в жизни  --
одиночки.  Я предполагаю,  почему  именно  таким  образом шел  подбор  в мою
группу,  но  мои  умозаключения все  равно  ничего  не  изменят.--  Постучал
задником ботинка о землю,  выдалбливая  каблуком  бороздку.  Признался  и  в
истинной  причине своего быстрого согласия на встречу:  -- Ты должен мне по-
мочь. Кроме того,  что они...-- он запнулся и по- правился: -- ...что мы все
одиноки,  у  нас нет  и команды. А  ее  надо  попытаться сколотить. Не  хочу
командовать  будущими посмертными героями, к тому же не особо понятно за что
погибши-  ми.  Вчера  перебирал  старые записи, наткнулся  на  твой  женский
пляж,--  он  упорно  продолжал  отнекиваться  от  него.--  И  подумал:  надо
пробовать вариант и с тобой. Извини, что использую, но  мне нужно  сохранить
людей,  и  поэтому все условности  отметаю. Если есть возможность, потолкись
тут  с  нами,  расшевели  ребят,  встряхни   их  со  стороны,  так  сказать,
душевности. Чтобы они помнили, что могут потерять,-- не побоялся напомнить и
свою неприятную афганскую страницу.
     -- А  меня возьмете? -- чувствуя горяченькое, я попробовал поиметь свою
журналистскую выгоду
     Заремба отрезал сразу, растоптав тщательно выбитую траншейку:
     -- Нет. Категорически. Ни при каких условиях. Сегодня -- только ты мне.
     -- В Чечню? -- безошибочно угадал я четверку в таблице умножения два на
два.
     -- В нее,-- подтвердил результат Заремба.
     -- Что-то серьезное? -- задал и тут же понял наивность вопроса: спецназ
ГРУ по мелочам в карманах не шарит. Сам же и перебил  усмешку подполковника:
-- Добро. Остаюсь.
     Заремба загнал свою группу не просто в казарму. Он завел  ее в лес и не
разрешил  выходить оттуда  ни  под каким  предлогом.  Еда -- подножный корм,
спать -- в шалаше, греться -- у костра,-- здесь он крутился как старый еврей
в ломбарде.
     Вместе с ним  крутились и  мы. Стрельбы, марш-броски,  походы по карте,
рукопашка, перевязка раненых, выход на связь  --  под эти тренировки,  между
прочим,  неплохо шли и беседы  за жизнь. А  под  вечерний  костерок и вообще
стелились  как сало  на черный хлеб  -- полная гармония и аппетит. А Василий
Туманов, вчерашний пограничник, даже попросил:
     - Я кажется,   очень   неожиданно  исчез  для  одной   женщины.   Будет
возможность, позвони ей и скажи, что я скоро вернусь.
     История еще  более банальная,  чем  у  меня с Татьяной  в  коммунальной
квартирке:  во время собственного  развода ~Василий  познакомился с  судьей.
Вернее, сначала галантно назвал ее "Вашей светлостью", а когда она поправила
-- судей называют "Ваша честь", улыбнулись друг другу.
     Между ними, конечно, что-то произошло, но тем не менее судья не развела
Тумановых.  На повторное заседание  в связи с отлетом в Чечню капитан теперь
не успевал, но ему важнее был не сам развод, а слово, данное "ее светлости".
     ...Мы сидим с  Мариной в  буйстве-- летней ночи со  всеми ее вздохами и
запахами, нас розовато освещает костер, вокруг -- лес.
     И  --  Иван Волонихин. Он  подобен стаду  бизонов, вытаптывающих  землю
вокруг водопоя. Но  я туп и кровожаден. Я впился в свою добычу и ни- чего не
желаю  замечать: ни топтаний,  ни  покашливаний,  ни треска  сучьев.  Завтра
группа  улетает в Чечню, Марина оказалась единственной,  кому Заремба сказал
категорическое  "нет"  на  участие  в операции,  и мне важно уловить чувства
человека, который не прошел по конкурсу. Пусть даже и не на войну.
     Марина расстроена, разговор не поддерживает, но я не перестаю  бередить
ее рану и лезть в душу. Когда еще выпадет такой сюжет?
     Подленький мы все же  народец,  журналисты. Сволочи. Выручает  Заремба,
неслышно подошедший к костру:
     -- Что, гвардия, не спится? Огонь имеет удивительное свойство отключать
людей, завораживать  их,  погружая  в  воспоминания.  И  когда я  огляделся,
оказалось: группа  уже в полном составе сидит рядом и  смотрит  на  пламя. А
оно,   глупое,   рвалось  вверх,  пытаясь   располосовать   острыми   пиками
навалившееся жирное брюхо ночного неба и вырваться к звездам.
     Только  ночи  ли бояться одинокого костра! Она легко отрывала и  тут же
без следа  проглатывала  кусочки  пламени,  придавливая обессиленный огонь к
углям. И новые порции хвороста -- лишь легкая закуска гурману, после которой
аппетит  только  разыгрывается.  Огню  весь лес  отдай  --  и окажется мало.
Подвигаюсь, давая  командиру  место  на  бревне.  Но подполковник  спустил с
поясницы  привязанный  резинкой  кусок поролона,  сел на  эту само-  дельную
индивидуальную подстилку. Все, Заремба там, в Чечне...
     -- Завтра в  шестнадцать ноль-ноль прибыть на  аэродром, в  шестнадцать
двадцать  --  колеса   самолета  в  воздухе,  --  уточнил   последние  сроки
спецназовец.--  От  участия  в задании еще  можно  отказаться, и без всякого
объяснения  причин,  "Нет",-- и  все.  Задача предстоит  насколько  простая,
настолько и непредсказуемая.
     --  Я не согласна  с  вашим решением  насчет меня,-- тут же  произнесла
Марина.
     Я не сомневался, что она  скажет  что-то подобное, и  даже откинулся на
локти, давая девушке и командиру возможность посмотреть друг на друга.
     Заремба смотреть  не стал. Ответил в пустоту:  -- Там не кино. -- Знаю.
Потому и настаиваю на своем участии.
     -- А я  не меняю своих решений. Чтобы занять руки  и не выдавать своего
неудовольствия, подполковник  вытащил  из  чехла  нож, называвшийся  "король
джунглей"  -- тайную зависть всей группы. Подвинул им  подгоревшие  с одного
края, но сумевшие было спастись от центрального огня сучки-коротышки.  Потом
отвинтил крышку  в рукоятке. Из нее пружиной выдавился пластмассовый патрон,
заполненный  крючками,  булавочками, спичками,  карандаши-  ком, иголками  с
ниткой, лейкопластырем, миниатюрным скальпелем,  пинцетиком  и всякой другой
мелочевкой.
     Подполковник  посмотрел  на  компас,  оказавшийся в отвинченной крышке,
словно  подрагивающая   фосфорная  стрелка   указывала   не  только  стороны
горизонта, но и единственно верный путь в отношениях с командой.
     Перепалка не пошла на пользу:  у костра затихли. Лишь потрескивали  как
одиночные выстрелы раскалываемые жаром угли.
     -- Тогда  я тоже  говорю  "нет",-- неожиданно, может быть и  для самого
себя, произнес Волонихин.
     Вот тут уж Заремба резко вскинул голову. Доктор шел на принцип, лишь бы
не оставлять Марину одну. В любом ином случае Ивану можно было аплодировать,
но ведь речь и в самом деле  шла не о съемках  в кино. Ясно же, что  Заремба
просто ограждает Марину от опасности.
     Первым   успокоился   компас.  Спецназовец   сверился   со  светящимися
показаниями и с так и не переборенным раздражением принял отставку доктора:
     --  Хорошо.  Кто  еще?  --  Д-д-давайте  с-с-спок-койнее,--   торопливо
предложил Работяжев, от волнения заикаясь сильнее обычного.
     --  Что  спокойнее? --  поинтересовался закусивший удила  Заремба. И  в
очередной раз наверняка пожалел, что согласился принять  группу, как  кота в
мешке.
     Л-л-лично я  не хочу  с-с-ссор,-- обескураживающе откровенно  отозвался
сапер.-- И н-нам нужен доктор.
     -- Нам нужно  доверие друг другу и  беспрекословное подчинение,-- отмел
все иное Заремба.-- Когда я говорю "нет", значит -- нет.
     -- Скажите "да",-- тихо и жалобно предложи- ла выход из спора Марина.
     Все  почему-то  посмотрели  не  на нее и  не  на командира, а  на Ивана
Волонихина --  что  предпримет  тот? Ох,  док-док,  загнал  ты  себя в  угол
ненужным рыцарством.  Моли теперь Бога,  чтобы Заремба настоял на своем. Ибо
если что-то случится с девушкой, тебе такого креста не вынести...
     Иван только  сжал губы, зато Заремба вновь  взялся за рукоятку  "Короля
джунглей".  Но чем ему  мог помочь  нож в мирной  обстановке, когда не нужно
никого убивать или даже пугать?
     Не  дай Бог  никому оказаться на  месте  командиров,  которые принимают
решения. И тем самым вешают на себя души подчиненных...
     Хотя, если смотреть с моей, журналистской  точки  зрения, девушка,  как
писали раньше  в передовицах  о победителях социалистического  соревнования,
являлась  связующим  и цементирующим звеном  группы. По  крайней  мере,  она
невольно зас