тал  продолжать за начальника, хотя и догадался
о дальнейшей судьбе  остатков  "Кобры". Пусть  сам произносит нужные  слова,
хотя ему этого страшно не хочется.
     -- ...И передайте  криминалу.  Пусть свершатся криминальные, бандитские
разборки -- через десятые, двадцатые руки. Единственное, что оговорить после
цены,-- кассеты и  документы  должны  доставить  мне. Не  уничтожать, нет. Я
должен убедиться  в их исчезновении самолично.  А как ты думаешь, что дальше
будет с Чечней?
     Вениамин Витальевич чистосердечно пожал плечами: что Ельцин  скажет, то
и будет. Людская воля ясна. Люди с самого начала послали эту войну подальше,
но ведь президент -- он не народ, он ведь может ляпнуть все что угодно.
     --  Чечня  может  и  победить,--   высказал   осторожное  предположение
хозяин.-- И к власти там могут прийти люди, которые у меня должны сидеть вот
здесь,-- он сжал квадратный кулак.--  А в тех бумагах как раз есть выходы на
некоторых предполагаемых  лидеров Чечни-Ичкерии. А? Надо смотреть вперед или
нет?
     --   Надо,--  привычно  прошелся  носовым   платком  по  лицу  Вениамин
Витальевич.
     И  перевел  дух.   За  пределами  администрации  президента  и  за  его
собственной спиной прорабатываются такие дела,  чуть ли не заключение мирных
соглашений, а власть ни ухом, ни рылом не ведает.  Круто.  А ведь такие, как
бывший начальник, могут  все -- войну и развязать, и прекратить. Потому  как
есть деньги и связи.
     -- Значит,  жду  теперь  от вас документы  и кассеты.  -- Шеф, не давая
забыться Вениамину Витальевичу, постучал своей рюмкой по бутылке.
     Тот обреченно поднял тост.
     * Убрать без следов, с разрешения властей (жарг.).

     -- Желаю  удачи.  Да, чуть не забыл.  Твой гонорар.--  Хозяин  кабинета
открыл  маленький сейф во встроенном баре, показал вначале издали, а потом и
вручил гостю конверт.
     Он  был желтый,  грубо  склеенный  --  из тех ведомственных  конвертов,
которых  с  избытком  осталось в любом  бывшем  госучреждении.  Но  Вениамин
Витальевич прекрасно знал, что важнее не вид, а содержание...
     Прекрасным, очаровательным содержанием  наполнился и  гостиничный номер
спецназовцев в  Моздоке,  когда  в него, предварительно постучавшись,  вошла
девушка.
     Она  наклонила голову, и ее стриженые волосы плавно перетекли в сторону
наклона, тогда незнакомка придержала их рукой.
     -- Извините, здравствуйте. Я штопор ищу, а ни у кого нет.
     -- Штопор!? -- подхватился с койки секунду назад хворавший Туманов.
     Пригладил ладонью только что вымытые кудри, заправился:
     -- От вас кто-то вошел в штопор и потерялся?
     -- Нет,-- засверкала зубами девушка.-- Мне нужен настоящий штопор.
     -- Штопора нет, но вы скажите, что нужно сделать,-- не желал  отпускать
гостью пограничник.-- Да вы проходите. Не смотрите, что некоторый бардак, но
мы  с товарищем,  так сказать, возвращаемся к мирной жизни и перебираем, что
оставить, а что выбросить,-- он переставил стулья, на спинках которых висели
"пятнашки" и их новый гражданский гардероб.
     -- А у нас с вами номера совсем одинаковые, даже обои похожи,-- девушка
дотронулась до золотистых квадратиков на стене и выглянула в окошко.-- А вот
у меня из окон номера мусорных баков не видно.
     -- И что это за номер, из которого не видно мусорных баков?
     -- Соседний.
     Шел  легкий  флирт,  игра,  в которой каждый  знает  себе  цену и  свои
возможности. Конечно, девочке не штопор нужен, как и ему, Туманову, мусорные
баки.  Приглядеться друг к другу,  и если ничего не  оттолкнет --  и вечерок
можно  вместе провести. Про любовь  и притяжение в этом случае не говорится.
Да ничего подобного  и не нужно на один вечер в гостиничном номере какого-то
Моздока...
     -- Так я насчет штопора...
     -- Если вы пообещаете подождать и ни к кому больше за ним не пойдете, я
прочешу весь город, но принесу или его, или официанта с ним.
     -- Браво.
     -- Я побежал?
     -- Погодите. А ваш товарищ?
     -- Мой товарищ -- каких мало. Кстати, вы одна?
     -- А вы насчет подружки?
     --  Вы  чертовски догадливы. Не  удивлюсь, если  узнаю,  что  служите в
контрразведке.
     Девушка  удивленно вскинула  брови, но сам  Туманов  никакого  значения
своим словам не придал. Принялся выбирать костюм, в каком не  стыдно было бы
искать по городу штопор, а заодно начал прибираться в номере.
     За этим занятием  его и застал Заремба. Убирающий комнату офицер -- это
еще куда ни шло, но кокетливо улыбающаяся белокурая красавица у окна...
     --  Вы  тот самый товарищ,  каких мало? -- взяла инициативу в свои руки
девушка.
     Подполковник посчитал нужным дождаться пояснений от Туманова  и перевел
взгляд на пограничника.  Василий незаметно показал большой палец и торопливо
перевел его на себя -- моя.
     "Хоть десять,-- так же молчаливо ответил ему Заремба.-- Где взял?"
     -- Соседка.  Потребовалась  грубая мужская сила  в виде штопора,  а кто
кроме нас...
     -- Ваш друг пообещал его найти,-- поддержала девушка капитана. Угадав в
вошедшем  начальника, подошла  и протянула ладошку:  --  Здравствуйте.  Меня
зовут Лиля.
     -- Алексей,--  вынужденно пожал мягкую руку Заремба. Девушка не спешила
вынимать  ее  из  объятий подполковника,  и тот оглянулся  на  капитана:  --
Василий, если обещал, надо бежать.
     --  А-а...--  попытался  намекнуть  подполковнику,  чтобы   по-дружески
выручил  и  сбегал  сам,  оставив  его  наедине  с  красавицей.  Но  Заремба
прикинулся валенком и ничего не захотел понимать.
     --  Бегу. Я быстро,-- предупредил  на  всякий случай  Туманов и  вихрем
исчез за дверью.
     Бой  был, женщина появилась -- для полного выздоровления ему оставалась
только баня.
     И ее обеспечили!
     -- А вы любите  сауну? -- вдруг поинтересовалась Лиля,  словно прочитав
мысленную иронию по  поводу Туманова. Вот  тут Заремба  явно замешкался. Под
напором  девицы  ему предстояло  выбирать  линию  поведения  -- или оборвать
разговор  и  выставить соседку  за  дверь,  или поддержать игривое  развитие
событий.  Если  откровенно,  серьезности  он нахлебался за последние  месяцы
через  край, а выход  из  чеченской  преисподней  располагал исключительно к
светлому и  легкому, когда можно закрыть глаза  и  в томлении ни  о  чем  не
думать.
     Собственно, он  и Василия услал  за штопором, чтобы наедине  с  гостьей
решить, цепляться ли за крючок, который  она откровенно забросила в их пруд.
Подкупало, что  девушка  не  пыталась  особо  скрывать  своих  намерений, не
жеманничала и не строила из себя кралю. Одним словом, спросите вышедшего  из
кровавой мясорубки офицера, что ему подать после ужина -- скрипучую холодную
кровать или девушек в сауне, и не надо дожидаться ответа. Потому что если он
выберет первое,  то скорее всего он не офицер  или не крутился  в мясорубке.
Даже если смертельно устал и секунду назад думал только отоспаться. И поймем
холостяков...
     Ничего  про  сауну  не  успел  ответить  Заремба.  Ворвался  Туманов  с
настоящим   штопором   в   руках,   подозрительно-ревниво   оглядел   обоих.
Удовлетворился тем, что нашел  их на прежних местах и издали показал то, что
разыскал  с невероятной быстротой. Но отдавать металлический блестящий  винт
никому не собирался:  не выпускают кучера из  рук вожжи, когда несут кони. А
они понесли...
     --Я готов,-- пригласил соседку в ее комнату.
     -- К чему? -- перебив, проиронизировал Заремба.
     -- Ну-  у, открыть что...-- Туманов понял, что между командиром и Лилей
уже что-то мимолетное произошло, и теперь боялся не просто  попасть впросак,
а и остаться в дураках. Он на помойки глядел, а Заремба  -- раз, и в дамках.
С дамкой.
     -- Открыть? Лиля, наверное, пусть он открывает что  ему нужно,  а нам в
сауне это не потребуется,-- окончательно  добил пограничника новым известием
Заремба.
     Туманов сел на кровать, обратился к штопору:
     -- Что  закрутился, друг? Оттого, что я для него про подругу спрашивал,
а он в сауну...
     -- Мы все вместе идем в сауну,-- миролюбиво потрепала ему прическу Лиля
и, забыв, зачем приходила  и ради чего мотала капитана по гостинице, пошла к
двери. Спросила от порога: -- Вы вечером дома?
     Туманов,  не  дождавшись ответа Зарембы,  который  на вечер  планировал
брать билет на Москву, отрапортовал:
     -- Да. Мы ждем вас?
     -- Я здесь в гостях у подруги, а баня у нее. До вечера?
     Поманила и  исчезла. Если бы не оставшийся в номере тонкий  сладковатый
запах  духов и  не штопор в руках капитана, можно было  предположить, что  у
обоих начались глюки. Чеченский синдром.
     Впрочем,  если он с  таким женственным запахом,  то  стране и солдатам,
воюющим там, его бояться нечего...
     -- Что за птичка залетела? -- спросил Заремба.
     -- Из соседнего номера.
     -- Давай  подумаем:  она нам  нужна?  Есть возможность  уехать  сегодня
вечером.  И не в Москву,  а на Черное море.  Ходит коммерческий автобус, так
что никаких проверок, документов и прочей засветки.
     -- А утром он ходит? Подполковник не уловил подвоха:
     -- Нет, только по вечерам.
     -- Командиир! За номер заплатили, сауна с  бабами греется -- что  еще в
жизни надо?
     -- Не вляпаться в какую-нибудь историю. А все эти  бани, бабы, бабки --
первый эшелон соприкосновения с милицией.
     -- Ну что мы, не оценим ситуацию и не найдем сил прервать любую бодягу?
     -- Ох, загубят нас женщины,-- почти сдавшись, произнес подполковник.
     -- Значит, мы остаемся,-- понял Зарембу пограничник.-- Браво.  Я отнесу
штопор.
     -- Да нужен он ей как десантнику манишка. Отнеси где взял.
     -- В ресторане. Часы в залог оставил.
     -- Вот и  верни  их себе. Кстати,  заодно поинтересуйся осторожненько у
дежурной, что у нас за соседка такая активная, откуда.
     Туманов ушел, а Заремба лег  на койку, забросил руки за  голову. Девица
-- ерунда,  далекая тетя Нина  больше  волнует, чем эта  пигалица за стеной.
Основное  --  не  дать  себе  возможности оставаться  на  ночь. Вырваться на
оперативные просторы России. То, что отыскался коммерческий маршрут прямо на
женский  пляж к тете Нине -- это знак судьбы, совпавший с желанием вернуться
в молодость, где все происходило честнее и благороднее.
     Хотя можно уехать и в совершенно обратном направлении, но -- уехать, не
застревать вблизи  Чечни, не  маячить.  Решения  в  отношении  женщин  легче
принимать,   когда  их   нет  перед   глазами.  И  когда  вернулся  Туманов,
подполковник созрел:
     -- Ехать желательно сегодня.
     -- Ну вот, оставь командира одного,-- разочарованно протянул капитан.--
Когда человек один, ему такие дурные мысли иногда лезут в голову.
     -- Нет,  Лиле  спасибо,  что враз подняла тебя  на  ноги.  Но этих лиль
знаешь сколько еще встретишь по пути?
     После некоторого раздумья Туманов неожиданно поддержал командира:
     -- Ты прав. Только что звонил своей светлости, а тут первую юбку увидел
и... Едем сегодня.
     -- Тогда чуть поспим, потом перекусим и на автостанцию.
     Уснуть  оба не могли долго. Белые  чистые  простыни  не успокаивали,  а
будоражили, напоминали  противоположное --  в какой грязи и в каких условиях
проходили  предыдущие дни.  Вставали  лица  погибших.  Обоим мерещилась  эта
чертова  Лиля,  но  разведчики дружно пришли  к  мнению,  что виной тому  ее
неожиданное  появление.  А  потом  переходили  в  мечтах  к  тому,  что ждет
впереди,-- к судье Светлане Сергеевне и к тете Нине.
     Но  сначала к  тете  Нине,  куда лежал маршрут коммерческого  автобуса.
Конечно, ее  самой  давно  нет в санатории, но заглянуть в  спальный корпус,
вечером  посидеть  в  ресторане  на  набережной  --  есть,  есть  ради  чего
колыхаться  в автобусе всю ночь. В Пятигорске Заремба ведь смог  заглянуть в
прошлое, когда вечером накануне выхода в Чечню привел свою  группу ужинать в
кафе на горушке,  где однажды обедал  с  друзьями --  "афганцами", погибшими
затем под Кабулом.
     Ничего никому не рассказывал и не объяснял, хотя  разведчики откровенно
вздыхали  по поводу  качества  обслуживания и  ассортимента  вин.  Но  когда
командир  заказал себе бокал шампанского и  молча выпил один, без тоста и не
чокнувшись  с  остальными,  догадались:   командира  с  этим  местом  что-то
связывает. Трагичное, если нет звона бокалов.
     А офицер -- нормальный, боевой  - пехотный, а  не тот, который  сидит в
Арбатском военном округе,-- за службу столько  друзей теряет, что можно пить
сутки,  поминая  их.  Власть очень спешила заткнуть все раны,  появившиеся в
результате  постыдного  и грубого  развала  Союза. И, конечно,  не  "новыми"
русскими,  которым  начхать  на  все,  что не  сулит денег  и  моментального
благополучия.
     Бинтами, тампонами, ветошью,  йодом, зеленкой, хирургическим скальпелем
стране и политикам  служили  военные. Само офицерство постепенно разделилось
на три части.  Первые  бесконечно  воевали, перебрасываемые из одной горячей
точки в другую. Вторые расставались с погонами добровольно, или их вынуждали
это делать за явное несогласие с политикой развала и распродажи государства.
Третьи услуживали  кому угодно, лишь бы при этом лично  у  них  не  отбирали
машины, дачи, положение.
     Совсем небольшой группкой стояли те, кто и воевал, и  не был согласен с
министрами и президентом, но тем не  менее  продолжал  тянуть военную  лямку
назло всем и себе: Отечеству служили, а не царям и божкам. Им выходила самая
трудная  доля, они  таяли, как  весенний  снег  под  дождем  и  солнцем,  но
держались  за последний девиз:  "Честь себе, слава --  Отечеству". Проклятые
девяностые для армии...
     --  Предупреждать  будем? -- когда вроде  поспали и начали  собираться,
кивнул на стенку Туманов.
     --  Лично  я  не  хочу,--  побоялся  сломаться  и дать  себя  уговорить
Заремба.-- Сходи сам и, если что, вали на меня: начальник дурак, ни  в какую
не соглашается остаться.
     Лиля  оказалась в номере, приветливо  улыбнулась с кровати, на которой,
свернувшись котеночком, читала книгу.
     --   Василий,   у   вас  такой   вид,  будто  вы   пришли  сказать  мне
пренеприятнейшее известие  -- "к нам едет ревизор",--  вновь  подивила своей
наблюдательностью девушка.
     -- Не едет, а уезжает. И меня забирает с собой.
     -- Командир ваш?
     -- Он. Что-то срочное загорелось, надо вечером отбывать из Моздока и от
вас.
     -- И куда, если не секрет? В Чечню снова?
     -- Да нет, туда хватит.  Сначала искупаться  в Черном море, а  потом --
дальше.
     -- Черное  море...--  мечтательно  протянула  Лиля.-- Это  коммерческим
рейсом отсюда?
     -- Им. Вечером. Так что...
     Туманов надеялся или  ему просто хотелось,  чтобы Лиля каким-то образом
принялась уговаривать их остаться. Но она лишь вздохнула и развела руками:
     -- Жаль. Значит, сауна отменяется.
     "Ничего, других кавалеров найдете",-- мысленно успокоил ее пограничник.
     Но  подошел  к  кровати, поцеловал  Лиле  руку.  Хотел наклониться и  к
глубокому вырезу халатика, но девушка отстранилась, запахнулась.
     Конечно, что ловить с отъезжающих!
     -- До  свидания,  Лиля. Честно говоря, мне  жаль,  что  так получилось.
Незаконченно.
     Девушка  не  стала лукавить  и что-то  говорить  в унисон.  Хотя  молча
покивала: мол, тоже жаль.
     Конечно, не жаль.
     Туманов  вышел  из номера, и не  успел  зайти в свой, как в дверях Лили
осторожно повернулся ключ. Переодеваться, чтобы искать себе новую пару? Прав
Заремба: этих лиль по дороге и вдоль нее столько рассыпано...
     Но  Лиля  подошла  к  окну,  достала из  тумбочки  мобильный телефон  и
передала абоненту одну фразу:
     -- Сегодня вечером на коммерческом автобусе к Черному морю.
     Сколько мужчин  сгорело  в  женском коварстве! Наверное, так им и надо,
раз  из века в век в схватке, где  тайно участвуют  дамы,  сильный пол легко
теряет свои  доспехи, меч  его тупится, на  глаза опускается  пелена,  разум
обволакивает туман, а тело и мышцы расшатывает сладострастие.
     Но не  изучали таких  психологических тонкостей Заремба в  спецназе,  а
Туманов на заставе. Сковырнуть с неба вертолет, подбить танк,  взорвать мост
-- нет ничего проще. А как понять женщин, если у них даже пуговицы на одежде
застегиваются на другую сторону?
     Заремба тоже поинтересовался реакцией  соседки, когда  увидел  понурого
капитана:
     -- И что?
     --   Поищут   других,--   преподнес   собственное   предположение   как
свершившуюся данность неудавшийся дон - жуан.
     --  А тут  крокодильи слезы лили  по Лиле,-- скаламбурил спецназовец.--
Через десять минут забудем о ней вовек, или не стать мне поэтом.
     Не вышло через  десять минут.  На автовокзале Зарембе показалось, что в
толпе провожающих мелькнули белокурые волосы соседки.  Провожает? Но с какой
стати? И откуда узнала? И почему тайно?
     Почему тайно?
     Нет,  конечно же,  он обознался. Пока  автобус разворачивался на  малом
пятачке автостанции, Заремба все же попытался еще  раз увидеть  блондинистую
голову. Но видение исчезло.
     -- Чего там? -- заметил нервозность командира капитан.
     -- Вроде соседка мелькнула. Но мы же ей не говорили, куда и когда едем.
Наверное, показалось.
     Туманов прикусил язык -- говорил-то он. Но и что  из того,  что девушка
здесь? Может, хотела убедиться, в самом ли деле они уезжают, чтобы ненароком
не столкнуться при новых кавалерах. Скорее всего...
     -- Спать? -- отжал спинку сиденья.
     --  Только спать,-- согласился Заремба.  Но  остался лежать с открытыми
глазами.
     Среди ночи Туманов проснулся от легкого толчка.
     --  Сейчас   на   промежуточной  станции   сойдем,--   шепотом   сказал
подполковник.
     -- Зачем?
     -- Не знаю. На всякий случай.  Не выходит Лиля из  головы. Доберемся на
попутках, денег хватит.
     В душе Туманов обрадовался  решению командира. По крайней мере, отпадет
такая мелочь, как его  болтовня с Лилей по поводу отъезда на Черное  море. А
то  вдруг  в самом деле на  хвост села контрразведка.  И  соседка  вообще-то
странно встрепенулась, когда он в шутку предположил подобное. Лучше сойти...
     Поэтому согласился  сразу,  чем немало удивил Зарембу, приготовившегося
доказывать подобную необходимость. Принялся застегиваться, осторожно,  чтобы
не будить попутчиков, подтягивать вещи. А вещей-то -- два пакета.
     Когда автобус, выключив дальний свет, на ощупь, подслеповато подобрался
к автостоянке в  каком-то небольшом поселке, спецназовцы  единственные вышли
из салона.  Быстро огляделись. Машин  следом не  шло,  никто  не остановился
впереди,  в  салоне  тоже продолжали  дремать.  Лиля  --  бред,  воспаленное
воображение? Как славно можно спать дальше...
     --  Мы  недолго,   минуты  три,--   предупредил  водитель,  торопясь  к
покосившейся деревянной будочке за остановкой. Дождались, когда он вернется.
     --  Мы,  пожалуй, не  поедем  дальше.  Так что нас  не ждите,-- сообщил
Заремба.
     -- Что так?
     -- Придется возвращаться. Забыли кое-что.
     -- А-а, смотрите. Только  сейчас трудно будет поймать машину:  водители
не останавливаются, боятся. Да  и дороговато обойдется.  Подождите  лучше до
утра, на автобусах доберетесь.
     -- Спасибо. До свидания.
     -- Счастливо.
     Проследили, но никто не вылез  вслед за  ними, и автобус не остановился
на всем видимом расстоянии.  Значит, в  нем никто  ради них  не ехал. Стоять
ночью на холоде  в каком-то неизвестном  поселке -- удовольствия  ноль,  как
сказал  бы солдат  Варфоломеев, но перестраховки никогда не  бывает много. А
вот мало -- да...
     Попробовали все же ловить попутку, но редкие  машины проносились мимо с
таким  свистом,  что  оба махнули  рукой: до  утра в  самом  деле  никто  не
остановится. Туманов даже оправдал водителей:
     --Я бы тоже промчался мимо.
     -- Бутерброды вроде еще остались. Перехватим?
     Сели  на лавочку. Ближайший  фонарь горел метрах в  десяти,  и  под его