ков коротал время с женой и сыном  в  лагере  беженцев  в
Польше. Курица, как известно, не птица, а Польша еще  не  заграница,  но
уже и не Россия... В силу своего географического положения Польша  стала
той из Азии в Европу "дверью", возле которой топчутся  толпы  эмигрантов
из стран бывшего Союза,  страждущие  попасть  в  вожделенную  шенгенскую
Европу. Считается, что если перескочить белорусско-польскую границу,  то
ты уже практически там, потому что поляки беженцев не сдают, по  крайней
мере чеченских.
   Уж не понятно почему, возможно, из-за старых  обид  на  российскую  и
советскую империи, от которых Польша в свое  время  натерпелась,  поляки
чеченцев привечают.
   В Брест они приехали на международном с польскими номерами  автобусе,
на который сбросились по "сотке" с  головы.  Но  это  была  не  цена  за
свободу. Все формальности были улажены еще там,  в  Москве,  в  польском
посольстве, куда бегал со  списками  и  паспортами  приставленный  к  их
группе чеченец.  Поговаривали,  что  поляки  будут  сверяться  с  базами
Интерпола и русского МВД,  и  если  выяснится,  что  за  кем-то  тянется
уголовный хвост, то визы ему не видать. Но  куратор  группы  успокаивал,
что даже если что-то выяснится, то с поляками всегда можно договориться,
потому что они очень сильно уважают "американских президентов" и что  он
берется стать в этом деле посредником...
   Но в их группе "потерь" практически не было, кроме одного  мужчины  и
одной женщины, уроженцев Грозного, русских по национальности. Им визу не
открыли, ссадив  с  автобуса  и  сказав,  что  их  дело  будет  решаться
отдельно.
   Ночь и еще полдня добирались до Бреста.  В  битком  набитом  автобусе
было душно и тесно. Люди сидели на сумках и друг на друге. Умар с  женой
заняли два места возле водителя, запихнув пакеты с вещами  под  сиденье,
поставив на них ноги и посадив на колени сына. Отчего ехать было  крайне
неудобно,  потому  что  невозможно  было  ни  выпрямиться,  ни  вытянуть
затекшие ноги, на  которых  волчком  вертелся  уставший  от  однообразия
ребенок.
   Но все это можно было перетерпеть, лишь бы ехать!
   Останавливались не часто, когда  уже  совсем  невтерпеж  становилось.
Тогда водитель сворачивал на обочину, поближе к  какому-нибудь  лесу,  и
пассажиры дружно бежали к кустам. Тесный, расположенный под сиденьями на
выходе туалет водители открывали только для себя и для маленьких  детей,
из-за которых останавливаться смысла не было.
   Перед самым Брестом старший группы объявил,  что  если  пассажиры  не
желают иметь лишней  головной  боли  на  границе,  то  надо  собрать  по
двадцать баксов с головы для дачи белорусским и польским  пограничникам.
И тогда они пройдут без задержек. Конечно, можно ничего не давать - дело
это сугубо добровольное и их все равно пропустят, - но  могут  задержать
на неопределенно долгий срок. К примеру, в прошлый раз они простояли  на
"нейтральной полосе" чуть не двое суток, что не предел.
   Деньги, конечно, собрали, хотя подозревали, что не для пограничников.
   Возле границы встали  в  огромную,  на  полсуток,  очередь.  Водители
разрешили выходить на улицу "подышать воздухом", которого в автобусе уже
практически не осталось. Хорошо одетые пассажиры стоящих впереди и сзади
экскурсионных автобусов косились на диковинную,  которая  тоже  ехала  в
Европу, публику - на кое-как одетых детей, на женщин, несмотря на  жару,
облаченных в темные закрытые платья, на стариков в бараньих  папахах  на
головах.
   Автобус стоял по полчаса, а то и больше, а когда  трогался,  водители
загоняли их в салон, чтобы, проехав тридцать метров, снова встать.
   Белорусские пограничники никуда не  спешили,  потому  что  никуда  не
ехали, - они работали неспешно, часто уходя покурить и перекусить.
   Возле терминала их выпустили из автобуса и  попросили  выгрузить  все
вещи. Что было непросто, потому что нижний багажный  "этаж"  автобуса  и
весь салон были под завязку забиты сумками  и  баулами.  Люди  тащили  с
собой весь уцелевший на войне скарб, который вряд ли им мог  пригодиться
в Европе. Но не бросать же его!..
   Надрываясь, протаскивая десять  метров  и  бегом  возвращаясь  назад,
пассажиры автобуса потащили  в  таможенный  терминал  сумки  и  потащили
детей.  Выстроились  в  живую  очередь,  ожидая  и  опасаясь   досмотра.
Откуда-то  из-под  одежды  стали  извлекаться  завернутые  в  бумагу   и
перетянутые резинкой доллары. Для бегущих от войны беженцев их  было  не
так уж мало.
   - Проходите...
   Умар потащил от столиков таможенников свои сумки.
   Ну вот и все!.. Зря боялись!  Самое  страшное  -  белорусско-польская
граница осталась позади...
   По Польше ехали, прилепившись к окнам автобуса.  Вдоль  обочин  часто
мелькали новенькие, чистенькие,  сложенные  из  светлых  блоков  домики,
выросшие, как грибы после  дождя,  за  каких-то  десять  последних  лет.
Повсюду были вывески на русском языке, предлагающие оптом  и  в  розницу
товары. Бойкая торговля техникой и стройматериалами  в  одну  сторону  и
водкой, бензином и сигаретами в другую заметно  повысила  благосостояние
приграничных поляков.
   Через несколько часов автобус остановился возле  шлагбаума.  Это  был
сильно   напоминающий   воинскую   часть   лагерь   переселенцев.    Это
действительно была бывшая воинская часть, где еще  недавно  квартировали
советские  войска.  Но  войска  ушли,  а  автономная  котельная,   баня,
капитальные кирпичные казармы  и  даже  веселенькие  беседки  солдатских
курилок пришлись как нельзя кстати.
   Старожилы лагеря в первый же день рассказали,  что  сюда  уже  дважды
попадали беженцы, которые тут  же,  в  этих  самых  казармах,  проходили
действительную воинскую службу. И откуда,  перемахнув  забор,  бегали  в
самоволки к пышнотелым местным паненкам. И теперь тоже бегали, возможно,
к тем  же  самым,  вспомнившим  своих  давних  кавалеров,  паненкам,  от
которых, возможно, у них были дети.
   Вот как интересно получается...
   Умару с семьей отвели  небольшую,  выгороженную  в  помещении  казарм
комнатку. Правда, без туалета. Туалет был общий, в  конце  коридора.  Но
все равно, в первые недели они были почти счастливы, как счастливы любые
эмигранты, которые, перескочив порог границ, смогли убежать  от  старой,
опостылевшей им жизни и не успели еще хлебнуть новой. И теперь  живут  в
блаженном ощущении скорого и непременного блаженства.
   Потому что здесь, в Польше,  никто  не  предполагал  оставаться.  Все
воспринимали ее как трамплин в Европу, где гораздо лучше, чем здесь.
   Постоянно собираясь кучками, беженцы, перешептываясь, делились друг с
другом сказочными историями о том, как  замечательно  смогли  устроиться
те, кто был здесь до них. О том, кто не устроился или  устроился  плохо,
предпочитали не вспоминать. Все хотели верить в благополучное завтра.
   - Амира помнишь?.. Он теперь в Голландии у фермера  работает!  Пишет,
что уже свой дом купил!..
   Хотя  ничего  Амир  не  купил,  а  взял  полуразвалившийся  дом   под
банковский кредит, который сможет отдать не раньше, чем  через  двадцать
пять лет, трудясь по двенадцать часов в сутки. И что интересно, в  Чечне
Амир дня на земле не работал, считая это занятие позорным для настоящего
мужчины, а здесь ничего, здесь за милую душу скот пасет, и никто его  за
это не осуждает.
   - А Сурен?.. Он  сейчас  во  Францию  перебрался,  говорит,  что  там
гораздо лучше, чем в Бельгии...
   Хотя все про успехи этого самого  Сурена  уже  раз  сто  слышали.  Но
слушали снова с не меньшей, чем раньше, охотой. И  тут  же  рассказывали
свою историю про Амира.
   "Гражданство", "вид на жительство", "пособие"...  были  самыми  часто
употребляемыми в лагере словами. Словами надежды. А вот  слова  о  войне
почти не звучали. Все жили будущим...
   Но проходили дни и недели, и оживленные разговоры  начинали  стихать.
Потому что обо всем, о чем можно было, они  переговорили  и  уже  успели
надоесть друг  другу.  И  устать  друг  от  друга.  Лагерь,  даже  самый
нережимный, даже там, где кормят по три раза в день  и  дают  деньги  на
карманные расходы, все равно остается лагерем. Не домом.
   Но большинству беженцев выбирать не приходилось, там,  сзади,  у  них
ничего не  было,  их  дома  горели  или  были  взорваны  федералами,  их
родственники погибли или пропали без вести. Прошлого у них не было, было
только будущее. У них была абсолютная, хуже которой быть не может, точка
отсчета. Максимум что они могли сделать,  это  сменить  этот  лагерь  на
другой - на лагерь беженцев в Ингушетии, где придется жить в продуваемых
насквозь брезентовых палатках, выклянчивая лишнюю буханку хлеба, дрова и
гуманитарную помощь. Так что уж лучше здесь, чем там...
   У Умара ситуация была  иной.  Он  прибыл  в  Польшу  не  из  воюющей,
полуразрушенной  Чечни,  а  фактически  из  мирной  Москвы.   Стесненная
квадратными  метрами  родительской  "хрущобы",  жена  подалась  с   ним,
рассчитывая  скоро  оказаться  в  благополучной,   которую   только   по
телевизору видела, Европе. Но скоро  не  получалось.  И  Татьяна  начала
ворчать.
   - Зря мы уехали... - все чаше и чаще вздыхала она.  -  Чего  дома  не
жилось?
   Отсюда, из-за четырех по периметру лагеря стен, жизнь в Москве уже не
казалась трудной. Там были  родители,  подруги,  работа,  престижная,  в
которую они с большим трудом  пристроили  своего  сына,  школа.  Была  -
Москва...  Здесь  -  деревенская  польская  глушь,  чечевичный   суп   и
перспектива зависнуть в лагерях на годы.
   - Может, вернемся, а?
   Женщина не понимала, что если ему вернуться, то придется воевать.  И,
не исключено, погибнуть в войне, которую он, в  отличие  от  большинства
соплеменников, считал бессмысленной  и  вредной.  А  в  Москве  навсегда
спрятаться не удастся. Это русским можно жить самим по себе, забыв своих
родителей и оборвав все родственные связи. Их  слишком  много,  они  это
могут себе позволить. Чеченец - нет! Чеченец сам по себе жить не  может.
Не должен.
   Нельзя ему возвращаться...
   - Потерпи еще немного, - уговаривал он Татьяну. - Не век же нас здесь
будут держать. Я уверен, что скоро нас отправят дальше...
   Умар не был ни в чем уверен, но сильно надеялся, что их вопрос  будет
решен в самое ближайшее время и  в  его  жизни  наступит  хоть  какая-то
ясность. Может быть, уже завтра или на следующей неделе...
   Его вопрос решился... Как он и надеялся -  на  следующей  неделе.  Но
совсем не так, как он надеялся!..
   Увы, судьба не шахматная партия, которую можно  повернуть  хоть  так,
хоть эдак, которую можно попытаться отыграть, почти уже совершенно сдав,
или хотя бы свести к ничьей. Судьба - рулетка, где события зависят не от
тебя, а от бестолково мечущегося по цифрам шарика. Где  он  остановится,
так и будет. Кому-то выпадет зеро, и он сорвет банк. А кто-то...
   Кто-то проиграет все, что у него осталось.
   Умар Асламбеков не выиграл, он проиграл... Хотя до самого  последнего
мгновенья думал, что выигрывает...
 
Глава 24 
 
   Известия бывают хорошие. Бывают плохие. И бывают так себе.
   И еще, хотя и редко, бывают известия, которые хорошие,  но  и  плохие
тоже. Одновременно. Это известие было как раз таким - было хорошим, но с
ложкой  дегтя.  Для  вынесения  окончательного   суждения   и   принятия
оргвыводов нужно было разобраться в пропорциях меда и дегтя.
   В известном всей стране доме на площади, где  раньше  нес  бессменную
вахту Железный Феликс, а теперь разбита клумба, шли очередные  разборки.
В просторном с видом на "Детский мир" кабинете, повинно опустив  головы,
стояли  "чехи".  Те  самые,  что  купили   переносные   ракетно-зенитные
комплексы,  остались  ими  недовольны,  зарезали  подсунувших  им  туфту
местных уголовников и запихнули в мешок старшего прапорщика Кузьмичева.
   Что, допрыгались, голубчики... до Лубянки!
   - Что, так и будем в  молчанку  играть?  -  сердито  спросил  генерал
Самойлов, хотя еще не знал,  насколько  сердитым  ему  следует  быть.  -
Достукались!
   "Чехи" понуро молчали. И вообще сами себя не напоминали - когда людей
кинжалами резали, героями смотрели,  а  теперь,  глазки  в  пол  уперши,
овечек изображают...
   - Ну что, язык проглотили? - заводя себя, повышал голос генерал. -  Я
вам что приказывал? Я приказывал  отработать  это  дело  по  возможности
тихо! Неужели нельзя было обойтись без трупов?
   - Никак нет! - отрапортовал вставший по стойке смирно "чех",  который
был ближе всех к генералу. - Нельзя было! Трупы все равно  были  бы,  но
тогда уже наши.
   "Их" трупы были бы еще хуже, чем чужие. Чужие трупы "списать" легче.
   - Кто они такие?
   - Местные братки...
   "Чехи" передали генералу ксерокопии каких-то документов и фотографии.
   - Самохвалов Иван Степанович, кличка "Фомка", - прочитал  генерал.  -
Воровство, грабеж, разбой, четыре судимости... Колоритная личность.
   "Чехи" поддакнули.
   - Но это совершенно вас не обеляет! - рявкнул генерал.
   "Чехи" покаянно вздохнули.
   - Где те двое, что остались живы?
   - Здесь.
   "Здесь" обозначало, что во  внутренней  тюрьме  Лубянки.  Которая  не
резиновая и предназначена  не  для  уголовников,  а  для  совсем  другой
публики. Но на месте их тоже оставлять было нельзя.
   - Они поняли, где находятся? - спросил генерал.
   - Нет. Считают, что в Лефортово. Мы их не разубеждаем.
   - Вот и не разубеждайте. Завтра переведите их  на  "дальнюю  дачу"  и
держите там до конца операции. Потом,  когда  все  закончится,  отдадите
милиции. Капитан Алиев!
   - Я! - рявкнул главный "чех".
   - Доложите обстоятельства дела!..
   Обстоятельства    были    известные:    вначале    были    переносные
зенитно-ракетные комплексы, посредством  которых  был  сбит  гражданский
самолет, и были  использовавшие  эти  ПЗРК  неизвестные  злоумышленники,
затем была боевая задача - найти место утечки комплексов и сверхжесткие,
отпущенные начальством на расследование  этого  дела  сроки.  При  таких
условиях без трупов обойтись было мудрено.
   Следственная бригада получила наводку на всех  производителей  и  все
склады, через которые проходили "Иглы", и, разбившись на мелкие  группы,
разъехалась по стране. На местах они выходили на оружейных  посредников,
делая им заманчивые заказы.
   - Давай мы тебе лучше минометов подкинем?  -  предлагали  посредники,
пытаясь впарить товар, который у них был в наличии.
   - Эй,  слушай,  зачем  минометы,  ракеты  давай,  которыми  вертолеты
сбивать. Мы хорошо  заплатим!  -  отказывались  от  "горящих"  минометов
покупатели. - Если нет, так и скажи!..
   "Нет" не говорил ни один из  продавцов.  Зенитные  комплексы  обещали
все, но достать не мог никто.
   Покупатели повышали ставки, торопя продавцов. Если те долго  мудрили,
на них жестко наезжали, требуя свести с посредниками.
   На сленге следствия это называлось "ловлей клиента на живца".  Живцом
были  доллары,  которые,  переписав  номера  каждой  банкноты,  выделило
финансовое управление. А дальше все  просто  -  "свои  в  доску  пацаны"
приезжали к таким же, как они, "братанам"  за  чужими  зенитно-ракетными
комплексами, щедро расплачиваясь за них не нашими деньгами.
   Сработал вариант, который они считали тупиковым. Потому  что  думали,
что наименее возможны хищения с  воинских  складов,  армейского  резерва
вооружений, сосредоточившись на частях.
   А вышло вон как...
   Вышло, что местные братки притащили вполне  исправные  ПРЗК,  которые
покупателю не понравились.
   - Зачем так делаешь? Зачем  обманываешь?  -  возмутились  покупатели,
намекая, что им подсунули туфту.
   Потому что их не интересовали ракетные  комплексы,  их  интересовало,
откуда они берутся.
   Братки   решили   "мочкануть"   предъявивших   рекламацию    "чехов",
схватившись за перья. Случилась драка, в  которой  братки  не  имели  ни
одного шанса  на  успех,  потому  что  им  противостояли  профессионалы,
которые каждый день по часу проводят  в  спортзале,  отрабатывая  приемы
рукопашного боя.
   Двое  уголовников  пали  на  поле  брани,  закончив  свои  дни  среди
городского мусора на заброшенной свалке. Двое  их  оставленных  в  живых
приятелей с удовольствием согласились  свести  покупателей  с  продавцом
"Игл". Продавцом оказался  Работающий  в  в/ч  16265  Кузьмичев  Валерий
Павлович. Которого чуть побили и "вербанули", обязав  сообщать  о  всех,
которые на него выйдут, покупателях зенитных комплексов. Для надзора  за
ним оставили пару человек.
   Это был успех, потому что номера тубусов ПЗРК, обнаруженных на месте,
откуда был произведен ракетный залп по гражданскому лайнеру,  совпали  с
номерами комплексов, которые хранились  в  в/ч  16265.  Что  подтвердила
проведенная на спадах ревизия, которая в ящики, как  и  все  ревизии  до
нее, чтобы не вспугнуть потенциальных клиентов, не заглядывала,  проведя
сверку по документам.
   То есть здесь все в полном порядке. Не в порядке с трупами...
   Конечно, трупы в их работе случались и  раньше,  и  каждый  тянул  за
собой служебное расследование и наказание в  виде  "строгачей",  лишений
премиальных и понижении в должностях и  звании.  Трупы  в  их  почтенном
заведении не любят, считая, что это признак грязной работы и  служебного
несоответствия...
   Хотя тех трупов пока еще никто не нашел. И,  по  всей  видимости,  не
найдет. Трупы надежно спрятаны под полутора метрами грунта  и  опрысканы
отбивающим  нюх  собак  и  прочего  зверья  составом.  Выжившие  бандиты
считают, что их повязали обэповцы, никак не ассоциируя их  с  наехавшими
на них "чехами". С ментами они, когда попадут им в руки,  откровенничать
не станут, чтобы себе лишний срок не намотать. Но даже если  расколются,
упомянув  о  происшествии  на  свалке,  проведенное  милицией  следствие
замкнется на неустановленных лицах кавказской  национальности,  которые,
прикончив потерпевших,  скрылись  в  неизвестном  направлении.  То  есть
милиция получит очередной, который спихнет в архивы, "глухарь".  О  том,
что этих уголовников  прикончили  не  "чехи",  а  сотрудники  "органов",
никто, кроме них самих, не знает. А  они  откровенничать  заинтересованы
менее других. То есть проколоться здесь можно, только если погнать волну
самим. А им эта волна нужна?.. Куда проще эти трупы "замотать", никак их
не обнародуй. А предназначенную для прокурора версию операции переписать
набело, чтобы всем  дуть  в  одну  дуду.  Непосредственному  начальству,
конечно, придется доложить правду, но начальство на "тихие", которые  не
всплыли в прокуратуре и печати, трупы посмотрит сквозь пальцы. Тем более
на трупы с четырьмя судимостями, по которым  давно  "вышка"  плачет.  Им
главное, чтобы эти трупы не без пользы были. А  польза  есть!  Польза  -
налицо, причем в отведенные следствию сроки.
   Если кто-нибудь сольет информацию на сторону, можно будет представить
все как превышение пределов самообороны,  свалив  все  на  исполнителей,
которые возьмут вину на себя, получив условные сроки...
   Генерал еще раз проиграл ситуацию и приказал:
   - Напишите рапорта на мое имя. Два рапорта! В одном изложите все  как
было, во втором - как могло быть. В последнем  можете  не  стесняться  -
побольше  про  агрессивность,  численное  превосходство  и  криминальное
прошлое противника. Чтобы все как у  Дюма-папы,  чтобы  за  душу  брало.
Ясно?
   - Так точно! - отчеканил капитан Алиев.
   Вот  и  попал  капитан   Алиев   со   своими   людьми!   Сейчас   они
собственноручно накатают на самих себя доносы, один из которых пойдет по
инстанциям, а второй заляжет в спецархив,  чтобы  всю  оставшуюся  жизнь
висеть над ними дамокловым мечом. В том числе после выхода в отставку. И
если они, к примеру, будучи "цивильными" гражданами, откажутся выполнить
"небольшое поручение" бывших своих  коллег  или  заложить  кого,  то  им
напомнят о хранящемся в заветном сейфе  рапорте  где  подробно  изложена
суть дела, указаны  координаты  захоронений  и  прочие,  небезынтересные