ду говорить о свободе слова и
     свободе вообще. Скажу только одно. Свобода - в нас, а не вне
     нас. И пока она есть в нас, она есть в России. Спасибо. Все
     свободны.


        "Эпилог"
        "ЛУЧШАЯ ДОРОГА НАШЕЙ ЖИЗНИ"

     Каждый год восьмого мая к Татьяне приезжали гости -
     бывшие бамовцы, члены агитбригады "Синяя блуза" и просто
     знакомые - москвичи, питерцы, из ближнего и дальнего
     Подмосковья, из Калуги, Иванова, Твери. Иногда появлялся кто-
     нибудь из тех, кто так и остался на БАМе. Выглядел он странно, по-
     нездешнему, диковато. Он приносил с собой острое понимание
     того, как огромна Россия.
     Они отмечали не день победы советского народа над
     фашистской Германией. Это был не их праздник. Они отмечали
     свой праздник - день, когда по их участку БАМа прошел самый
     первый, самый медленный, радостный до слез поезд.
     Всем им было уже под сорок и за сорок - лысоватые, усатые,
     пузатые дядьки, располневшие тетки. Форменные бамовские куртки
     бойцов ударных строительных отрядов, которые они привозили с
     собой, на них не лезли, приходилось просто набрасывать их на
     плечи. Лишь на Татьяне форменка сидела так же, как тогда, когда
     Лозовский впервые увидел ее. Но в этот день они снова были
     молодыми, они возвращались в свою молодость.
     Стол из гостиной убирали, на ковер стелили палатку, на нее
     ставили банки говяжьей тушенки, бутылки портвейна "Агдам",
     если его удавалось достать, сухое вино. Пили, как и тогда, на
     БАМе, из эмалированных кружек. А потом появлялись гитары -
     тоже тех, давних времен, с надписями на деках: "Могот",
     "Беркакит", "Куанда", "Тында". И начинались песни.
     Теща Лозовского, Серафима Григорьевна, таких посиделок
     не одобряла: есть же стол, есть стулья, есть скатерть и красивая
     посуда. Она поджимала губы и уходила на кухню смотреть
     телевизор. Дед, прогрессирующей глухоте которого не помогала
     никакая физиотерапия, важно сидел в углу, важно кивал, иногда
     говорил что-нибудь невпопад. Когда он начинал задремывать от
     выпитого вина, теща уводила его спать.
     Сыновья Лозовского, Сашка и Егор, посматривали на бывших
     бамовцев с иронией, но не уходили, сидели со всеми.
     Лозовского гости почему-то стеснялись, заводили с ним
     серьезные разговоры о политике. Чтобы не смущать их, он через
     некоторое время ссылался на срочную работу, уходил к себе,
     лежал на диване, заложив руки за голову, слушал их песни и
     немного завидовал их дружбе, сохранившейся через годы и годы,
     их БАМу, который был для них и молодостью, и свободой. Не
     было у него такой дружбы, он всегда был одиночкой.

     Как волк.

     Так было и на этот раз. Из гостиной, приглушенные двумя
     дверями, доносились звон гитар и негромкие, хорошо слаженные
     голоса:

     Дорога железная, как ниточка тянется,
     А то, что построено, все людям останется...

     И вдруг навалилась на Лозовского, сжала сердце лютая
     ледяная тоска. Он почувствовал себя одиноким волком на лунной
     морозной реке. Ему хотелось выть на луну.

     Ему не хотелось жить.

     В кабинет заглянула Татьяна, виновато попросила:
     - Мы еще немножечко попоем, ладно?
     - Ну конечно. Почему нет?
     - А потом ты расскажешь мне обо всем, что было в эту
     странную зиму. Ты обещал!
     - Да, - сказал он. - Обязательно расскажу.

     Он соврал. И знал, что соврал. Ничего он ей не расскажет.
     Потому что о том, что произошло в эту странную, в эту страшную
     Зиму, нельзя рассказывать никому.
     Об этом нельзя рассказать.

     Об этом можно только написать.

     Он поднялся с дивана, включил компьютер, открыл новый
     файл и начал книгу, которая ждала этого часа без малого двадцать
     лет.

     "Перед тем, как выйти из троллейбуса, он повернулся и громко,  на  весь
троллейбус, но  при  этом  проникновенно и даже с душевной  доверительностью
произнес:
     - Старичок, я тебя умоляю: только не мысли шаблонно!.."

     Смерти нет. Пока человек жив, он бессмертен.
     Аз есмь, говорю я вам, аз есмь!