про  острое,  отвратительное
чувство собственной продажности, а кто про другую смену охранников.
   - Я остался, чтобы вас встретить. Катерина хотела съязвить,  что  зря
Тимофей Ильич утруждался, ей охрана не нужна, она и  сама  добралась  бы
прекрасно, но не стала. Леша был совсем ни при чем.
   - Я вам все покажу сейчас,  Катерина  Дмитриевна,  где  бассейн,  где
сауны... Или вы по магазинам?
   - Я устала, как собака, - сказала Катерина, поднимаясь. - И вчера еще
у меня была температура. Так  что  никаких  магазинов.  Только  сауны  с
бассейнами. Ясненько?
   - Ясненько, Катерина Дмитриевна.
   - Леш, по-моему, мы с вами переходили однажды на "ты". Давайте так  и
продолжать, а?
   - Легко! - засмеялся Леша, и элегантный слуга в шитой золотом  ливрее
повел их к лифту.

***

   Конечно, к восьми Тимофей не приехал.
   Катерина  торопливо  поплавала  в  бассейне,   боясь   замерзнуть   и
простудиться вновь - это уж было бы совсем некстати, - и потом несколько
часов провела в банях, переходя из одной  в  другую.  Из  турецкой  -  в
финскую, потом еще в какую-то, потом опять в турецкую. Она напарилась до
легкого головокружения, до того, что в голове не осталось никаких мыслей
- ни о работе, ни о выборах, ни о Скворцове с Приходченко...
   Пожалуй, если Тимофей Кольцов так проводит  редкие  часы  досуга,  то
понятно,  почему  он  может  потом  работать  как  сумасшедший,   решила
Катерина. Лучше ничего и надо. Смена обстановки - прекрасный отдых,  так
утверждали ее родители, которые всю жизнь вкалывали как ненормальные.
   Высушив волосы и понажимав, как папуас,  на  все  кнопки  в  огромной
светлой ванной, Катерина решила Тимофея не ждать и чуть-чуть прогуляться
по городу.
   Женева из окна лимузина показалась ей игрушечной, волшебной, пахнущей
свежей водой и талым снегом. Этот запах ветер приносил с  близких  синих
гор.
   Она быстро надела костюм, подхватила сумку и спустилась вниз.
   В холле ее окликнули.
   Удивленная, Катерина повернулась, отыскивая знакомое лицо, и не сразу
узнала в поднявшейся навстречу даме... Юлию Духову.
   - Не смотрите на меня  как  на  привидение,  -  посоветовала  Юлия  с
ледяной  улыбкой.  -  Пойдемте  лучше  в  ресторан.  Мне  нужно  с  вами
поговорить.
   Катерине совсем не хотелось с ней  говорить.  Да  и  в  ресторан  она
собиралась вечером с Тимофеем. И все-таки  как  загипнотизированная  она
пошла за Юлией в глубину длинного  причудливого  холла,  мимо  витрин  и
цветов,  мимо  кожаных  кресел,  светильников  и  деревянных  панелей  к
небольшому кафе на первом этаже. Юлия чувствовала себя как дома.
   - Мы часто бывали здесь с Кольцовым, -  заявила  она,  усаживаясь  за
столик и как бы объясняя свое знакомство с заведением. - Вы  не  первая,
кого он привозит в Женеву. Это такой своеобразный стиль - отвезти  новую
пассию в Женеву.
   -  Надо  же,  какая  простенькая  пиццерия,   -   сказала   Катерина,
оглядываясь. Почему-то ей стало грустно и жалко Юлию. - Не  похоже,  что
"Хилтон".
   - Ну, "Хилтон" сам по себе, а пиццерия сама по себе, - отрезала Юлия.
- Что вы будете есть и пить?
   - Есть не буду, - отрезала Катерина. - Пить буду пиво.
   Юлия подняла брови.
   Для нее,  заработавшей  аристократический  светский  лоск  бульдожьим
упрямством и зоркостью горной орлицы, с которой она  высматривала,  кто,
что и в какое время дня ест и пьет, как застегивает пиджак, как  выходит
из машины, подобные вольности - пиво в ресторанчике  в  середине  дня  -
казались преступлением против образа жизни.
   Образа жизни, который она создавала для себя  долгие  годы  и  теперь
лелеяла.
   С брезгливостью истинной леди она заказала  Катерине  пиво,  а  себе,
гораздо более благосклонно, кофе и клубничный пирог.
   - Я разыскала вас, чтобы предупредить, - объявила она, закурив. - Мне
наплевать на вас, придет день, когда я вас уничтожу. Но мне не наплевать
на Кольцова. Он нужен мне живым, здоровым, богатым и влиятельным.  Я  не
могу допустить, чтобы он утратил хоть  что-то  из  этого  замечательного
списка.
   - Нужен вам? - переспросила Катерина.
   - Мне, - кивнула Юлия. - Не тешьте себя, девочка, вы тут ни при  чем.
Вы подвернулись ему под руку, когда у него вышли неприятности  с  женой,
да еще на дороге обстреляли...
   - Прошу прощения, - перебила ее Катерина. - Если вы  хотите  сказать,
что это ВЫ ему нужны, то я, пожалуй, пойду, и вам придется в одиночестве
выпить мое пиво или, по крайней мере, заплатить за него. Я не  хочу  это
обсуждать. - Вы будете обсуждать то,  что  я  сочту  нужным,  -  заявила
высокомерно Юлия. - Вы влезли на мою  территорию.  Вы  спутали  мне  все
карты. Вы соблазнили мужчину, на которого у вас не было никаких прав. Вы
перетянули на свою сторону всех его подчиненных...
   Катерина слушала, недоумевая. Ей очень  хотелось  сказать  Юлии,  что
ничего подобного она не делала и зря та так распаляется. Но  было  ясно,
что Юлия ни за что не поверит.
   - Если бы вы действительно знали Тимофея Ильича, то  поняли  бы,  что
его ни заставить, ни соблазнить нельзя, - все-таки ответила Катерина.  -
Он поступает только так, как  считает  нужным.  Думать,  что  его  можно
как-то использовать, - большая ошибка...
   Ухоженными пальцами Юлия смяла в пепельнице сигарету.
   - Давайте  признаемся  друг  другу,  как  женщины,  спавшие  с  одним
мужчиной, что переспать  с  Тимофеем  Кольцовым  -  это  спорт.  Бег  на
короткую дистанцию. У кого-то получается, у  кого-то  нет.  Лично  он  к
этому отношения не имеет. Скажите-ка, вам с ним как спится?
   - Спасибо, хорошо, - ответила Катерина с принужденной улыбкой.  -  Вы
закончили вашу прочувствованную речь?
   -  Нет,  -  прошипела  Юлия.  -  Слушайте  меня,  вы,   избалованная,
благополучная сучка. Вам ничего не светит - будем называть  вещи  своими
именами. Вам не удастся ни  к  чему  его  принудить.  Это  даже  мне  не
удалось. Вы очень скоро наскучите ему, и тогда я верну его. В Женеве  он
бывает даже чаще, чем  в  Москве,  поэтому  возможностей  у  меня  будет
мно-ого! Но мне не нужны его проблемы, - Юлия мило улыбнулась. - У  меня
достаточно своих. Поэтому, раз уж вы временно  занимаете  мое  место,  я
хочу вас использовать.
   - Как? - спросила Катерина. Ей  очень  хотелось  выплеснуть  холодное
янтарное пиво на бежевый Юлин пиджак, но она пока сдерживалась.
   - Готовится какой-то большой скандал в Москве  и  в  Калининграде,  -
ответила Юлия. - Я не знаю подробностей.  Я  бы  все  выяснила,  будь  в
Москве, я не такая рохля, как вы, но у меня нет такой возможности здесь.
   - Какой скандал? - спросила Катерина. - О чем вы?
   - Я говорю вам, что не знаю. Вы что-то прошляпили, вы же просто дура,
и я Тимофею не раз об этом говорила. Вы не годитесь  для  такой  работы,
это с самого начала было ясно. Ах, если  бы  я  тогда  знала  про  этого
вашего Приходченко и Диану, какие бы горы я свернула...
   Глаза у нее вдруг наполнились слезами. Очевидно, мысль  об  упущенных
космических возможностях не давала ей покоя.
   - Да бог с ним, с Приходченко, - нетерпеливо перебила Катерина, - и с
вашими грезами тоже. Говорите толком, что вы знаете, и я пойду гулять.
   Юлия осторожно промокнула глаза носовым платочком.
   -  Я  знаю  только,  что  готовится   несколько   публикаций,   очень
скандальных. Вернетесь, попытайтесь узнать, в чем дело. Уж  на  это  вам
должно хватить мозгов. Вы должны возвести его на престол, чтобы я  потом
этим не занималась.
   - Хорошо, возведем, - пообещала Катерина,  старательно  соображая,  о
чем может идти речь. О детстве?  Никто  не  знает,  кроме  неё,  а  она,
конечно, ни с кем это не обсуждала. О вывозе за границу детей-сирот? Это
не скандал, а победная песня. Тимофей ни  за  что  не  разрешит  сделать
"паблисити"  своей  благотворительной  структуре,  но  в   случае   чего
информация сработает на Тимофея, а не против него.  О  наркотиках?  Всем
давно вбили в голову, что криминальные лидеры  поссорились  между  собой
после заявления Тимофея Кольцова. Он сам с криминалом никак не связан.
   Что тогда?
   Юлия чего-то не поняла? Скрывает? Или у нее какой-то дальний прицел?
   - Так что за пиво заплатите сами, милочка, - заявила  Юлия,  перестав
утирать глазки. - И знайте - мы с вами в состоянии войны. Я не отдам вам
Кольцова в вечное владение.  Он  не  вашего  поля  ягода.  Найдите  себе
кого-нибудь посвежее и попроще. Вряд ли он вам  нравится,  так  ведь?  А
свою стометровку вы уже пробежали - в постели  с  ним  побывали.  Будете
детям рассказывать, что имели в любовниках Тимофея Кольцова. Для  других
целей он использовать вас не может - вы неумны и слабы. Да и секс ему не
особенно нужен...
   - Напрасно вы стараетесь, - сообщила Катерина скучным голосом. - Я не
буду обсуждать с вами достоинства Тимофея. И недостатки  тоже  не  буду.
Видите ли, Юлечка, вам, конечно, это не приходит в голову, но он - самый
лучший человек на свете. Лучше его нет. Я не собираюсь использовать  его
деньги и возможности - у меня нет ваших  амбиций,  а  те,  что  есть,  я
вполне удовлетворяю на своем собственном месте.  Я  бы  с  удовольствием
использовала его в качестве отца для своих  детей,  если  бы  он  только
согласился на  это.  -  Катерина  сладко  улыбнулась,  а  у  Юлии  вдруг
изменилось лицо - стало  бабьим  от  злости  и  непонимания.  -  Поэтому
поэтические сравнения со стометровками в моем случае не  имеют  никакого
отношения к жизни.
   - Я вообще-то не спортсмен, - низкий тяжелый голос заставил их  обеих
вздрогнуть и оглянуться.  Тимофей  стоял  совсем  близко,  прислонившись
плечом к полукруглой мраморной колонне. В руке у него был телефон.
   - Ты... давно стоишь? - испуганно спросила Катерина. Она  моментально
позабыла о Юлии и видела только его усталое недовольное лицо с глубокими
тенями вокруг  глаз.  Господи,  сколько  он  слышал  из  того,  что  она
наговорила?
   - Порядочно, - сказал он, отвечая сразу и на вопрос, и на то,  о  чем
она только подумала. Потом  он  нехотя  перевел  взгляд  на  официантку,
которая, повинуясь молчаливому приказу, тотчас же придвинула ему стул.
   Тимофей кивнул ошарашенной, переполошившейся, как курица,  Юлии,  как
бы отпуская ее, и обратился к Катерине:
   - Как ты долетела? Леша сказал, что  он  тебя  встретил  и  привез  в
отель...
   - До свидания, Тимофей Ильич, - Пробормотала  Юлия  и  быстро  вышла,
почти выбежала на улицу. Катерина проводила ее глазами.
   - Ты все слышал? - спросила она, глядя на вечерний поток  беззаботных
пешеходов и сверкающих машин.
   - Почти, - ответил он.  -  Что  ты  мечтаешь  сделать  из  меня  отца
семейства - слышал. Как это тебе в голову взбрело?
   - Сама не знаю, - сказала  она,  и  щеки  у  нее  загорелись  тяжелым
румянцем. - Прости меня, Тимыч. Я знаю, что ты совсем не  хотел  бы  это
услышать...
   Но она ошибалась.
   Он испытывал глубокое, просто чудовищное смятение. Он не был готов  к
такому повороту событий и не знал, как должен реагировать. Что именно он
должен делать? Ругаться? Негодовать? Кричать, чтобы она это выбросила из
головы?
   Он не желал ни первого, ни второго, ни  третьего.  Больше  всего  ему
хотелось... поговорить об этом.
   Вдруг она сказала это серьезно?  Вдруг  случилось  так,  что  она  не
боится его кошмаров и не считает его непригодным к  жизни?  Вдруг  ей  и
вправду нужен он сам, Тимофей Кольцов, вместе со всеми его недостатками,
амбициями, неудовлетворенным самолюбием и стремлением непрерывно  что-то
доказывать самому себе?
   Вряд ли это возможно, но он очень хотел поговорить с ней об этом.
   Я  просто  схожу  с  ума,  решил  он.  Куда  я  лезу?  В  мужья  этой
профессорской дочке набиваюсь? В  отцы  семейства?  Жарить  по  выходным
шашлыки на их даче  и  выслушивать  истории  бабушки-императрицы?  Я  не
гожусь для всего этого, неужели не ясно? Я не могу быть с ними. Я чужой,
невоспитанный, оборванный мальчишка с темным прошлым. Я не знаю, почему,
если старшая - Катя, то младшая обязательно  Даша.  Я  не  знаю,  почему
зовут Моней собаку, у которой кличка Вольфганг, и при чем тут Моцарт?! Я
не хочу этого знать и не смогу жить их жизнью.
   И больше  всего  на  свете  Тимофею  Кольцову  хотелось,  чтобы  Катя
Солнцева вот сейчас, в этот самый момент, на женевской набережной, вдруг
обняла его и сказала, что он нужен ей больше всего на свете, что она без
него пропадет, и плевать ей на все его внутренние противоречия...
   Он даже зажмурился, ясно представляя себе, что  вот  сейчас,  вот-вот
она его обнимет, и он с облегчением и радостью скажет ей...
   Глядя на улицу, Катерина молчала. Тимофей  видел  ее  длинную  шею  и
часть щеки. И маленькое ухо с бриллиантовой сережкой.
   - Я не сержусь, - сообщил он сипло. И откашлялся. - Я знаю,  что  это
ты просто так сказала...
   И замолчал,  выжидая.  Но  она  лишь  грустно  взглянула  на  него  и
подсунула руку под его горячую ладонь.
   - Давай  говорить  о  делах,  Тимыч,  -  предложила  она,  и  Тимофею
почудилась тоска в ее голосе, -  слышал,  Юлия  сказала,  что  готовится
какой-то большой шум?
   - X... с ним, с шумом, - вдруг грубо  заявил  Тимофей.  -  Приедем  в
Москву - разберемся.
   Но ни в чем разобраться они не успели.
   На следующий день Тимофей зачем-то потащил ее с собой на  переговоры.
Очевидно, давал понять, что ее приезд в Женеву имеет еще и деловые цели.
   Ночь они провели в разных углах громадного  номера,  думая  каждый  о
своем. Тимофей делал вид, что работает, а Катерина делала вид, что спит.
Он ушел от нее, как только она задремала после короткой и бурной  любви,
и она не сделала попытки его остановить.
   Он пришел под утро, разобрав все  бумаги  и  не  найдя,  чем  бы  еще
заняться, и осторожно  пристроился  с  краю.  Он  спал,  казалось,  одну
секунду и проснулся от телефонного звонка портье, который должен был  их
разбудить.  Катеринина  голова  лежала  в  сгибе  его  локтя,  ногой  он
притиснул к себе ее бедра, а рукой сжимал грудь.
   Это было единственно правильное положение их  тел,  и  Тимофей  опять
испугался. Что он станет делать потом, без нее? Как будет жить один?
   Затем он вдруг подумал, что  все  это  ужасные  глупости.  Почему  он
должен жить один? Почему он не может жить  с  ней?  Надо  только  как-то
хитро заставить ее остаться с ним. Что-нибудь придумать. Надавить на  ее
чувство долга. Не может же она,  в  самом  деле,  бросить  обесчещенного
мужчину?!
   Он неожиданно громко захохотал и стал целовать  ее.  Она  проснулась,
очень недовольная, попыталась отпихнуть его и  снова  заснуть,  пока  не
поняла, что он хохочет. Хохочет!
   - Ты что? - спросила  она  осторожно,  на  всякий  случай  подтягивая
одеяло повыше. - Ты победил на внеочередных президентских выборах?
   - Я решил,  что  ты,  как  честная  женщина,  должна  взять  на  себя
обязательства по отношению к мужчине.  То  есть  ко  мне,  -  заявил  он
торжественно и повалился на подушки от смеха. - Хочешь  обязательств  по
отношению ко мне?
   - Что? - спросила она с изумлением  -  У  тебя  налицо  все  признаки
переутомления, Тимыч. Давай ложись обратно и спи.
   - Я тебе дам, ложись и спи, - сказал Тимофей и лег на нее  сверху.  -
Зря я, что ли, тебя будил? - Он укусил ее за  ухо.  -  Я  тебя  хочу,  -
прошептал он, и дыхание у него сбилось. -  Я,  знаешь,  Кать...  Я  ведь
серьезно спросил... Ты, может...
   Никогда в жизни ему еще  не  было  так  трудно  произнести  несколько
совсем простых фраз. Фраз, которые бы все ей объяснили.
   - Что? - спросила Катерина. Ей стало страшно.
   Телефон, зазвонивший в  этот  момент,  показался  Тимофею  худшим  из
врагов.
   - Да! - рявкнул он, не отпуская Катерину, которая попыталась  вылезти
из-под него.
   - Мы готовы, Тимофей Ильич, - отрапортовал Леша. - Ждем.
   И разговор не состоялся. Вечером,  решил  Тимофей.  Я  все  скажу  ей
вечером.
   У них было отличное настроение, и  на  затянувшихся  переговорах  они
переглядывались, как парочка влюбленных школьников.
   Куплю ей кольцо, мечтал Тимофей, глядя на  собеседника-швейцарца.  Не
буду ничего говорить. Не силен я  в  разговорах.  Просто  куплю  кольцо.
Отдам в ресторане. Нет, лучше в постели. Да, отдам в постели. Она увидит
и скажет: "Тимыч, ты просто спятил". От предвкушения  по  спине  у  него
пробежал счастливый холодок. Конечно, она ему не откажет.  Или  откажет?
Но ведь она сказала вчера дурочке Духовой, что хочет родить  ему  детей.
Или она не так сказала? Ну, детей вполне можно не рожать, он  переживет,
а...
   Вдруг он увидел двоих - маленького мальчика и девочку, совсем крошку.
Они возились на полу в его прибалтийском замке, и рядом с ними  неуклюже
скакал толстый щенок. Глупость какая. Он прикрыл глаза.
   Какая ужасная, несусветная глупость. Его дети? Откуда он взял, что  у
него могут быть дети? Он их ненавидит и боится. Он  не  хочет  усложнять
свою жизнь. И не будет.
   Но он знал, что уже не забудет то, что увидел - мальчика и девочку, и
собаку...
   У Катерины зазвонил  мобильный,  и  она,  извинившись  по-французски,
отошла с ним в угол.
   - Милейшая мадемуазель ваш пресс-секретарь,  -  сказал  ему  любезный
швейцарец. - Такие редко встречаются.
   И Тимофей почувствовал гордость.
   - Катя, - произнес в трубке чей-то  озабоченный  голос.  -  Кать,  ты
слышишь?
   - Слышу, - ответила Катерина, - Слава, ты? Что случилось?
   - У нас неприятности, Кать,  -  сказал  Слава,  и  по  его  интонации
Катерина поняла, что стряслась беда. Мило улыбаясь, она вышла из зала на
залитую солнцем лестницу. У нее вдруг взмокли ладони.
   - Что такое, Слава? Говори, не тяни!
   - Мне позвонил сейчас парень из "Коммерсанта". Они  ставят  статью  о
Тимофее. Ему попался на глаза сверстанный номер...  -  Слава  как  будто
собирался с духом и никак не мог закончить.
   - Да, да и что? - Сердце уже набирало обороты. - Да ну тебя к Аллаху,
Славка!
   - Плохо дело, Кать. Она называется как-то так:  "Жертва  сексуального
насилия", а подзаголовок  "Тимофей  Кольцов,  подвергавшийся  в  детстве
сексуальному насилию, организовал экспорт детей за границу".
   Нащупав рукой, Катерина села на подоконник. Ноги ее не держали.
   - Катя! - Голос у Славы был такой, как будто он сообщил  ей,  что  ее
приговорили к смертной казни. Хотя, наверное, так оно и было. - Кать, мы
не знаем, что делать. Откуда это выплыло? Что это за бред, а?
   - Это не бред, - мертвым голосом ответила она, и Слава испугался  еще
больше. - Это не бред, Слава. Об этом никто не знал, кроме меня. Меня  и
Генерального прокурора.
   - Ты что, Кать? - спросил Слава. - Какого прокурора?
   - Снимайте  материал.  Что  хотите  делайте,  платите  любые  деньги.
Слышишь,   Слава?   Любые.   Сейчас   я   позвоню   главному   редактору
"Коммерсанта". Ставьте запасной вариант с покушением.
   У Приходченко на этот случай все есть, даже  фотографии.  Скажи  ему,
пусть звонит Хотенко, чтобы завтра информация во "Времени"  прошла,  как
будто покушение было вчера.
   Она знала - Тимофей не простит.
   Никогда.
   Никто,  кроме  нее,  не  знал  о  его  детстве.  Никто  не   знал   о
калининградской фирме "Гранд Эд". Информация  могла  просочиться  только
через нее.
   - Катька, тебе плохо? - испуганно спросил Слава.
   - Приходченко знает?
   - Да, конечно. Он попросил тебе позвонить.
   - Слава, нужно быстро  узнать,  куда  еще  отдали  информацию.  Кроме
"Коммерсанта".  Позвони  Терентьеву,  у  него  везде  свои.  Мы   готовы
заплатить любые деньги за замену материала. О господи, господи... Слава,
и завтра информация о покушении на него должна не просто прозвучать, она
должна грянуть как лавина, иначе мы пропали. Слышишь, Славка?
   - Да, - откликнулся он. - Да, я звоню. Ты держись, Катя!
   Едва он закончил говорить, как позвонил Приходченко.
   - Кать, у нас беда. Олавка звонил?
   - Олег, я позвоню в "Коммерсант", а  ты  Хотенко.  Завтрашний  выпуск
должен быть весь посвящен покушению.
   - Тимоф