сь, и Тимофей с  недоумением
посмотрел  на  нее,  оставшуюся  в  ладони.  Потом  перевел  взгляд   на
охранника. Леша попятился.
   Тимофей отбросил ручку, сделал несколько гигантских шагов и  оказался
в кухне. Там, роняя стулья, он нашел задвинутый в угол  стола  чайник  и
жадно попил прямо через край. Вода потекла на пиджак. Он  вытер  лицо  и
заорал:
   - Лешка!
   Охранник появился в дверях.
   - Я не собирался тебя оскорблять, - тяжело дыша, сказал Тимофей,  как
будто это что-то меняло. - Говори, что хотел. Только быстро.
   Через десять минут он вызвал к себе Дудникова.
   - Буду через полчаса! - бодро отрапортовал  тот.  Тимофей  подумал  и
позвонил Абдрашидзе.
   - Приезжай  ко  мне,  Игорь  Вахтангович.  Я  дома.  Дудников  сейчас
приедет.
   - Случилось что, Тимофей Ильич? - помолчав, спросил Абдрашидзе.
   - Заодно и посмотрим, - усмехнувшись, сказал Тимофей.
   Ожидая замов, Тимофей заварил кофе.
   Вселенная взорвалась  и  заполнила  собой  все  пространство  у  него
внутри. Его душила какая-то незнакомая, дикая злоба, которая искала и не
находила выхода. Ему хотелось что-нибудь сломать или избить  кого-нибудь
до полусмерти.
   Наверное, эта злоба сохранила  ему  рассудок  и  жизнь  в  подвале  у
Михалыча. Попался бы он ему сейчас... Тимофей  с  наслаждением  убил  бы
его. Ах, как, должно быть, это замечательно - убить Михалыча...
   Он до скрежета стиснул зубы. Почему он все пустил на самотек?  Почему
не проконтролировал Дудникова? Какому такому  космическому  отчаянию  он
предавался, что не смог разглядеть того, что разглядела его охрана? Ведь
видели-то они одно и то же! Да что с  ним  вообще  происходило  все  эти
недели? Где он был?!
   Катька сказала бы - "в Караганде".
   Тимофей остановился и улыбнулся.
   Потом взялся руками за голову. Жестом, поразившим его самого.
   Она ни в чем не виновата. Она ни в чем не может быть виновата. Да кто
он такой, черт возьми, чтобы вообще судить ее?!
   Он ее любит, вот в чем дело. Слава богу, сообразил.
   Это и есть любовь.
   А ты не догадывался.
   Вот это... все. Отчаяние,  незащищенность,  страх.  Бешеное  желание.
Смех по утрам в постели. Щенячий восторг. Боль. Ощущение  всего  себя  -
живым.
   Как это он называл, такой уверенный  в  себе,  такой  важный  Тимофей
Кольцов? А, да... всплеск неконтролируемых эмоций.
   Тимофей зашел в  ванную  и  сунул  голову  под  кран.  Холодная  вода
залилась за воротник черной майки,  которая  почему-то  очень  нравилась
Катьке. Голова немножко остыла и начала соображать.
   Вытирая перед зеркалом короткие волосы,  Тимофей  думал,  что  именно
скажет Дудникову и Абдрашидзе.
   Она должна его простить, когда он станет  просить  прощения.  Или  не
должна?

***

   Почему-то в этот раз она сама подошла к телефону.
   - Катя? - спросил Приходченко. - Ты как?
   - Отлично, - ответила Катерина. - Как вы?
   - Кать, я серьезно спрашиваю.  -  Приходченко  прислушивался  к  ней,
стараясь услышать прежнюю Катерину. И не мог.
   - А я серьезно отвечаю, что у меня все отлично. - Разговор был  ей  в
тягость. Она привалилась к шубе, висевшей на вешалке. Внутри  шубы  было
тепло и глухо, и хорошо пахло мехом.
   - Кать, мы все в Калининграде.
   - Я за вас рада. - Она погладила свободной рукой старый вытертый мех.
Пожалуй, сегодня она возьмет эту шубу с собой в гамак.
   - Катька, ну тебя к дьяволу, давай приезжай!
   - Ты что, с ума сошел, Олег? - спросила она равнодушно. - Я больше не
работаю. У меня запятнанная репутация.
   - У тебя запятнанные мозги, - грустно произнес Приходченко. - Ты себе
выдумала историю и обсасываешь ее со всех сторон. Мучаешься.
   - А Дудникова я тоже выдумала? - спросила Катерина? - И  статьи  о...
Ну, ты,  наверное,  еще  не  забыл,  о  чем  были  статьи...  И  продажу
информации тоже я выдумала.
   - Дудников землю роет, -  сообщил  Приходченко  и  понизил  голос.  -
Тимофей как вышел из спячки, так устроил всем  разгон.  Мало  никому  не
показалось...
   - Что  значит  "вышел  из  спячки"?  -  дрогнувшим  голосом  спросила
Катерина.
   -  То  и  значит.  Приезжай,  Катюха,  я  тебя  прошу,  а?  Без  тебя
пропадаем...
   - Не пропадете, - заявила Катерина. - Осталось-то всего ничего. Я  по
телевизору посмотрю...
   -  Я  тебе  зарплату  не  выплачу,  -   вдруг   рассвирепев,   сказал
Приходченко. - Я все, Кать, понимаю. Я на десять лет старше тебя. Я жену
у него увел...
   - При чем здесь это?! - взвилась Катерина.
   - А при том, что мне твои  эмоции  близки  и  понятны.  Я  тоже  себя
проклинал и говорил себе, что я последняя сволочь!
   - Так ты себе говорил сам, а не шеф службы безопасности - тебе!
   - Да что тебе-то за дело до шефа службы безопасности, Катька?! У него
свои проблемы, а у нас - свои.
   - А не ты ли говорил: "Что мы людям объясним, как  в  глаза  смотреть
будем?"
   - Да я другое имел в виду! Я не про тебя говорил, а про ситуацию.  Мы
же с тобой недосмотрели, недоглядели, прошляпили... "Жучок"  в  портфеле
не из воздуха же материализовался!
   - Замолчи, Олег! - От воспоминаний Катерине стало совсем  плохо.  Она
уткнулась в шубу и зарыдала, тяжело и горько, впервые за все это ужасное
время.
   - Плачешь? -  злорадно  спросил  Приходченко.  -  Это  очень  хорошо.
То-о-ораздо лучше, чем тенью по участку бродить!
   - От... откуда ты знаешь? - всхлипывая, выдавила из себя Катерина.
   - От верблюда, - сказал Приходченко. - Давай рыдай, я тебе мешать  не
буду. Прорыдаешься, позвони.
   - Олег! - закричала Катерина. - Я не  буду  тебе  звонить.  Не  буду,
слышишь?!
   - Нет, - ответил Приходченко и повесил трубку.
   - Мама! - закричала Катерина. - Мама, откуда они знают, что я...  что
у меня... Мама!!
   Марья Дмитриевна появилась  на  площадке  второго  этажа.  Очки  были
сдвинуты на макушку.
   - Катюш, они звонят каждый  день.  То  Олег,  то  Саша,  то  Ира,  то
какой-то Алексей Северин, которого я не знаю.  Что  ты  кричишь?  Что  с
тобой?
   - Зачем ты им рассказываешь, что со мной?!
   Ты что, совсем ничего не понимаешь? Тебе меня совсем не жалко, да?
   - Катя,  Катя,  остановись,  -  сказала  Марья  Дмитриевна  и  начала
спускаться вниз. - Никто никому ничего не рассказывает. Ну, посуди сама,
неужели ты думаешь, что кто-нибудь из нас или из людей,  с  которыми  ты
работаешь, поверит в этот абсурд с  продажей  информации?  Конечно,  они
знают, что у тебя депрессия и нервный срыв. У кого угодно был бы нервный
срыв. Да ты еще  так  устала!  Придешь  в  себя,  вернешься  на  работу.
Конечно, ты им нужна, они и звонят...
   - Я не вернусь, - закричала Катерина, -  Я  не  смогу  жить  с  таким
камнем на шее!
   - Что ты знаешь о камнях на шее, девчонка! - вдруг оборвала ее  Марья
Дмитриевна. - Немедленно умойся и не шуми - бабушка легла...
   Нужно иметь хоть какое-то мужество, - говорила мама, когда они курили
на крылечке, обе очень взволнованные. - Я вижу, как тебе тяжело.  Но  ты
бросила работу. Ты бросила своих людей в самый ответственный момент и  в
очень неприятной ситуации. Они что должны думать? Они тут совсем ни  при
чем! Ты бросила Олега. Этого своего ужасного Тимофея, в конце концов! Не
перебивай, - властно заявила мать. Иногда она могла быть очень властной.
- Ты оставила их справляться, как они умеют, а сама  уползла  зализывать
раны.
   - Мамочка, я не могла этого вынести... - взмолилась Катерина.
   - А Тимофей как это вынес? Ты знаешь? Что он думал и  делал?  Чем  он
виноват?  Тем,  что  он  что-то  такое  про  тебя  подумал?   Так   ведь
обстоятельства так сложились! Ты имела полное право обидеться. Обиделась
- и достаточно. Или ты собираешься проторчать на участке всю  оставшуюся
жизнь? Ты должна бороться за себя, черт возьми! За себя  и  за  Тимофея,
если уж на то пошло. Ты дала ему возможность  думать  о  тебе  все,  что
угодно, - зачем?
   - Я даже подойти к нему не могла,  мамочка,  -  ответила  Катерина  и
опять заплакала, тихонько,  по-детски.  -  У  него  было  такое  ужасное
лицо...
   - Ах, лицо! - Марья Дмитриевна и безжалостной быть умела. - Ты же мне
говорила, что его любишь. Или врала?
   - Нет! - твердо сказала Катерина. - Не врала.
   - Тогда скажи мне, дорогая, какое у тебя будет лицо,  если  ты  вдруг
совершенно точно про него узнаешь, что он задушил свою бабушку?
   Катерина вдруг против воли засмеялась.
   - Я не поверю, - произнесла она, икая.
   - Может, и он не поверил. Ты же не  знаешь.  Кроме  того,  он  вообще
никому не верит. В принципе. Ему труднее,  чем  тебе.  А  Олег?  Что  он
должен делать  один,  накануне...  всех  событий?  Почему  тебя  это  не
касается? Это твоя работа, твои обязанности, твои друзья.  Почему,  черт
побери, тебя так просто выбить из седла?
   - Я не знаю, - призналась Катерина с недоумением. - Я не знаю, как им
теперь в глаза смотреть...
   - Почему?! Ты же ни в чем не виновата! При чем здесь глаза?!  Позвони
своему Олегу и скажи, что сможешь  начать  работу.  Подумай  и  прикинь,
когда ты будешь к этому готова.  Хватит  жалеть  себя,  Катя.  Жизнь  не
кончается сегодня. Может быть, ты  удивишься,  но  она  не  кончается  и
завтра...
   Через два часа Катерина позвонила  Приходченко  и  велела,  чтобы  он
встречал ее в аэропорту.  Может  быть,  жизнь  и  вправду  не  кончается
завтра...

***

   Старенький самолет натужно заревел двигателями, подруливая  к  зданию
аэровокзала. На нем прилетело человек пятьдесят, в основном моряки и  их
жены.  Все  они  были  немножко  навеселе,  с  огромными,   перетянутыми
коричневым скотчем сумками.
   "Голосуйте за Тимофея Кольцова!" - было написано аршинными буквами на
плакате за спинами таможенников. "Голосуйте за Алексея Головина!" - было
написано на другом плакате, прямо напротив.
   Катерина тихонько улыбнулась. Аэропортик был маленький и  чистенький,
совсем  непохожий  на   московский,   и   Катерина   почему-то   немного
успокоилась.
   Сейчас она  увидит  Олега  и  всех  остальных,  а  завтра,  наверное,
Тимофея. Если только он захочет с ней увидеться. А может, пройдет  мимо,
не глядя, как когда-то.
   Об этом думать никак нельзя. Такие мысли отнимали  остатки  мужества,
которое Катерина старательно, по крохам в себе собирала.
   Она прошла через рамку  и  стала  искать  глазами  Олега.  Не  найдя,
потащилась вместе с чемоданом к выходу из крохотного зала прилета.
   Тимофей увидел ее в жидкой толпе прилетевших сразу же. Вид у нее  был
такой, как будто она перенесла операцию. Она оглядывалась по сторонам  в
некоторой растерянности. Очевидно, искала и не находила Приходченко.
   Тимофей несколько раз глубоко вздохнул, сунул руки в карманы и  вытер
их там о подкладку.
   Она уже была близко, но, очевидно, не узнавала или не замечала его.
   -  Катя!  -  позвал  он  негромко.  Она  вздрогнула   и   оглянулась,
всматриваясь в сумерки.
   Какой-то человек, похожий на Тимофея, в джинсах  и  короткой  кожаной
куртке, стоял  возле  громадного  черного  джипа.  Он  был  один,  толпа
обтекала его, разделяясь на два узких потока.
   - Тимофей? - спросила Катерина, не слишком веря себе. Он двинулся  ей
навстречу, и она поняла, что это он, Тимофей.
   Плохо  понимая,  что  делает,  она  швырнула  на  асфальт  чемодан  и
бросилась к нему с коротким хриплым воплем.
   Тимофей не сразу сообразил, что  именно  она  собирается  сделать.  А
сообразив, раскинул руки, поймал ее,  пошатнувшись,  и  прижал  к  себе,
бормоча что-то вроде:
   - Я рад... Катька, как я рад...
   Кое-как они добрались до машины. Катерина держала его за руку,  боясь
отпустить. Это была родная, такая забытая, огромная  ручища  с  сильными
пальцами. Она прижимала ее к своему боку и, забегая вперед,  заглядывала
ему в лицо, и улыбалась, чувствуя близкие слезы.
   Джип  подмигнул  всеми  фарами,  открываясь,  и  Катерина   спросила,
заглядывая внутрь:
   - А где ребята?
   - Дома, - ответил Тимофей, распахивая дверь. Нужно было  еще  открыть
багажник, но у него тряслись руки. - Не мог же  я  ехать  почти  что  на
свидание с охраной!
   - Тимыч, ты сумасшедший, - прошептала она таким  счастливым  шепотом,
как будто он совершил бог знает какой беспримерный подвиг.
   - Садись, - сказал он. - И поедем. Я за себя не отвечаю.
   - Ты меня побьешь? - радостно уточнила она, взгромождаясь на переднее
сиденье, всегдашнее Лешино место.
   - Не надейся даже, - он позволил себе улыбнуться и захлопнул дверь.
   Ну его к черту, этот багажник. На худой конец,  чемодан  и  в  салоне
доедет!

***

   С окружной он неожиданно свернул  на  какой-то  проселок  и  заглушил
мотор.
   - Катя.
   - Что?
   - Что нам делать?
   - Ты у меня спрашиваешь?
   - У тебя.
   - А что мы должны делать?
   - Катька, прости меня. Я не знаю, как это  объяснить.  Я  думал,  что
умру прямо с телефоном в руках, когда позвонил Дудников и сказал...
   - И я думала, что умру. Я знала, что ты мне не поверишь.
   - Дело не в этом. Дело в том, что я просто... растерялся. Я собирался
в тот день сделать тебе предложение. И строил планы, как дурак.  И  даже
собирался сказать, что черт с ними, пусть будут дети...
   - Тимыч, ты ненормальный...
   - Я даже не был уверен, что ты мне  не  откажешь.  Что  у  меня  есть
такого, что было бы тебе нужно?
   - Ты сам.
   - Да. Я сам. Вот уж редкий подарок судьбы.
   -  Я  люблю  тебя,  Тимыч.  Но  что  изменилось?  Ты  ведь  не  нашел
осведомителя?
   - Нет.
   - Почему же ты мне веришь?
   - Потому что это - ты.
   - И все?
   - И все. И потому что я... Катя, я не могу этого сказать. Я не  умею.
Научи меня, Катя.
   - Я люблю тебя. Я люб-лю те-бя... Видишь, как просто?
   - Я все равно не умею...
   - Не кусайся, Тимыч...
   - Я не могу. Я тебя готов сожрать, не то что покусать. Я дикарь, да?
   - Нет. Не нервничай ты так. Все в порядке.
   - Катька,  давай  выходи  за  меня,  а?  Время  остановилось.  Сердце
остановилось. Катерина отстранилась от Тимофея и посмотрела ему в  лицо.
Он был напряженным и выжидающим. Он был готов ко всему. Он будет умолять
и шантажировать, если  потребуется.  Он  не  благородный  герой  голубых
кровей. Он привык прорываться к цели с боями. Прорвется и сейчас.
   - Но ведь еще нет результатов расследования. И выборы еще не  прошли.
И ты делаешь мне предложение?
   - Да.
   - Я согласна, Тимыч.
   - Точно?
   - Точно.
   - Я рад, - сказал он просто. - Я рад, Катька...

***

   В  эфир  прошла  заставка,  проскакали  кони,  и  радостная   ведущая
повернулась к камере.
   - Идиотка, - пробормотала Катерина. Эту ведущую она ненавидела.
   - Наш сегодняшний гость - Тимофей Ильич Кольцов,  личность  в  России
очень известная...
   Катерина пропустила все регалии, которые и так  знала  наизусть.  Это
было последнее интервью перед  двадцатичетырехчасовой  паузой.  Агитация
прекращалась сегодня в "ноль-ноль часов".
   Завтра наступит момент истины. Все станет ясно.
   Победа или поражение.
   Поражение или победа...
   - Тимофей Ильич, как вы оцениваете ваши шансы на победу?
   Голос Тимофея, который  так  немилосердно  искажал  микрофон,  привел
Катерину в состояние душевного трепета.
   - Я не хотел бы оценивать ничьи шансы, - произнес он, глядя в камеру.
Катерине казалось, что он смотрит прямо на нее. - Особенно сейчас, когда
заканчивается агитация. Я сделал все, чтобы убедить избирателей  в  том,
что могу быть очень полезен для своей области. Теперь слово за  ними.  Я
все свои слова сдержал.
   - С вашим выдвижением было  связано  несколько  крупных  скандалов  в
прессе, - ведущая кокетливо улыбнулась. Катерина  напряглась  -  опасный
момент! - Писали о вашей принадлежности к криминальным структурам, и  вы
потом это опровергли, подав в суд на газету "Московский комсомолец". Еще
была, если вспомните, очень громкая история с покушением на  вас.  Тогда
же писали, что  вы  все  это  специально  организовали,  чтобы  снискать
расположение избирателей.
   - Вспомню, - перебил Тимофей холодно, и ведущая осеклась.
   - О господи, что он делает, - пробормотал рядом Приходченко.
   - Подожди, подожди, Олег, - попросила Катерина. - Посмотрим...
   - Я не устраивал покушение  на  себя,  если  это  вас  интересует.  Я
уверен, что оно было связано с недобросовестной конкуренцией на выборах.
Многим известно, что  я  не  допущу  на  территории  области  криминала,
разгильдяйства, шкурничества и всего остального, на чем держится  бизнес
у некоторых... моих соотечественников.  У  меня  тяжелый  характер...  -
Тимофей сухо улыбнулся, - и сил хватает. Так что  не  всем  со  мной  по
пути. Но это скорее хорошо, чем плохо, верно?
   - Что? -  спросила  ведущая,  у  которой  не  было  этого  вопроса  в
сценарии.
   Катерина хмыкнула, а Приходченко  переглянулся  с  Паниным.  Они  все
боялись вопроса о детстве. Неизвестно, как отреагирует Тимофей, хотя они
его готовили.
   Тимофей улыбнулся своей волчьей улыбкой. - Я  говорю,  что  мне  даже
нравится, когда не всем со мной по пути. Это означает, что какой-то путь
все же есть. Не просто идем, куда ноги  несут.  Этого  тоже  не  было  в
сценарии, и  растерянность  ведущей  становилась  неприличной.  Катерина
засмеялась.
   - Тимофей  Ильич,  ваше  положение,  как  бизнесмена  и  кандидата  в
губернаторы такого большого и сложного края, в некотором роде уникально.
Вы  стоите  как  бы  вне  политических  партий  и  движений.   Чем   это
объясняется?
   - Тем, что мне некогда, - ответил Тимофей. -  Я  не  имею  физической
возможности выискивать себе места в политических партиях и движениях.  Я
работаю иногда по двадцать часов в сутки. Если я буду оставшиеся  четыре
посвящать поискам своего политического "я", меня выгонит жена.
   - Он молодец! - восхищенно сказал Абдрашидзе. - Он  молодец,  он  все
здорово говорит. Человечно...
   - А ваша жена работает? - спросила ведущая, у которой  появился  шанс
спасти интервью.
   - Вовсю, - заявил Тимофей в телевизоре. Катерина заерзала на стуле, и
все  присутствующие  на  нее  посмотрели.  -  Она  -  мой   политический
консультант.  Она  контролирует  время,  которое  я  могу  потратить  на
политику. Она не даст мне спуску, если я его  растрачу  бездарно.  Кроме
жены, у меня работает еще несколько тысяч человек, которым нужно платить
зарплату, строить дома отдыха, и  детские  сады,  и  школы,  и  бани,  и
квартиры. Какая уж тут политика... Да мне это и не слишком интересно.
   -  Любуетесь?  -  спросил  Тимофей  от  двери.  Вся  компания   резко
повернулась к нему.
   Панин даже свалился со стула. Катерина вскочила.
   - Ты откуда? - не веря глазам, спросила она. Он передразнил ее.
   - Неужели вы в самом деле  думаете,  что  это  прямой  эфир,  господа
журналисты и их сподвижники?
   Миша Терентьев вдруг захохотал. Следом за ним  неуверенно  засмеялись
остальные.
   - Это орбита, - сказал Миша сквозь  смех.  -  Прямой  эфир  вышел  на
Дальний Восток.
   - Фабрика грез, - пробормотала Катерина. Она была страшно  рада,  что
он приехал. Да еще раньше времени.
   - Ну что? - спросил живой Тимофей, кивая на Тимофея в  телевизоре.  -
Все указания я выполнил в точности?
   - Даже лучше, чем в точности, - восхитился Абдрашидзе. - Вы выполнили
их даже очень творчески.
   - Я рад, что вам все понравилось. Я  старался.  Люблю,  черт  возьми,
себя в искусстве.
   Они трепались, как  школьники.  Впервые  за  много  месяцев  им  было
решительно нечего делать.
   В феодальном замке, где они все сидели  перед  телевизором,  затопили
камины. Можно расслабиться и отдыхать. С тем чтобы завтра с утра  начать
нервничать в полную силу.
   - Ну что? - спросил Кольцов и взял Катерину за  руку.  -  Чем  бы  ни
закончилась моя избирательная кампания, господа... - он сверху  взглянул
на Катерину и добавил:
   - ...и дамы, я рад, что встретился с вами, что  меня  окружают  такие
неожиданно хорошие люди, что у меня, оказывается, есть команда.
   Совершенно ошеломленные, все молчали,  а  Тимофей  Кольцов  п