роны, в детском  саду  я  тоже  еще  не
работал.
   Рената, прижав к себе одеяло, села:
   - А ты никогда не завидовал непосредственности и беззаботности детей? Они
всегда говорят правду...
   - Дважды в одну реку не войдешь, и мадам, которой  под  сорок  и  которая
повязывает бантики, выглядит, мягко говоря... смешно...
   - Если сохранить в душе то же состояние, что  и  в  детстве,  никогда  не
состаришься. Я сознательно не хочу взрослеть!
   - Я знаю, - он опустил глаза, но на лице прочиталось окончание фразы:  ?И
в этом-то вся беда...? - По этому поводу в Библии говорится: ?Блаженны нищие
духом?...
   - Пусть там говорится все, что угодно! - Рената  пыталась  заставить  его
спорить. - И они действительно блаженны: вс„ принадлежит им.їА что  хорошего
в том, что я потеряла огромный мир, который был у меня, когда мы с  бабушкой
гуляли в парке? Куда исчезли те люди, которые его составляли?! И тот  старик
в инвалидной коляске, что  ежедневно  ездил  по  аллеям,  коротая  последние
годы?! Недавно я видела его там, но он ушел куда-то из моей жизни, и я  даже
не удивилась. Не успела. Мир уменьшается, чем старше  мы  становимся.  Время
начинает лететь, как сумасшедшее: вначале не замечаешь, как проскочил  день,
потом - неделя, месяц... А что дальше? Я не хочу терять мир моего детства...
С ним у меня связано множество таинственных воспоминаний, в  которых  иногда
приятно спрятаться от нашей жуткой реальности...
   Саша смотрел на нее непонятным взглядом. Наконец он тихо-тихо вымолвил:
   - Мы все потеряли больше, гораздо больше... Но ты этого уже не помнишь...
   - Почему?
   - Потому что сознательно не хочешь этого. В детстве ты это  еще  помнила,
поэтому тебе так приятно прятаться в нем... Но оно ушло, а ты ищешь не  там.
Ты чего-то боишься и не выпускаешь себя из зачаточного состояния.  Иногда  у
меня ощущение, что я пытаюсь войти в хорошо запертые двери... Стучусь, а мне
никто не открывает и даже не отвечает...  -  то,  что  не  договаривали  его
гранитные глаза, выдавал тихий голос: Саша не болтал просто так,  от  нечего
делать, чтобы поспорить со своей подопечной; все,  о  чем  он  сказал,  было
выдавлено не с одной каплей крови. Все, что он говорил, цепляло его за живое
и доставляло невыносимую боль. Рената это понимала. Не  понимала  другого  -
почему.
   - Я тоже ненавижу время, - помолчав, добавил он. -  Те  минуты,  что  нам
удавалось украсть у вечности, холодной,  пустой  и  бессмысленной  вечности,
время все равно без всякой жалости выдергивало из наших тел, душ,  памяти...
И не просто так выдергивало,  сволочь,  а  с  процентами!  -  в  голосе  его
послышалась едва  сдерживаемая  ярость,  и  Рената  удивилась,  с  чего  это
уравновешенный и спокойный телохранитель  так  бесится.  Чувствуя,  что  ему
больно, она жалела, что затеяла этот разговор.
   - Тогда зачем... вс„ это?.. - подавленно прошептала девушка. -  Если  вс„
равно вс„ закончится одним и тем же, тогда зачем?..
   Глаза  Саши  потухли,  он  даже  ссутулился,  что  было  ему  совсем   не
свойственно. Съежился, как тряпичная кукла, из которой выдернули ось.
   - Ты всегда задаешь этот вопрос... - пробормотал он. - И ответа на него я
не знаю. И никто не знает... Я чувствую, догадываюсь, но не знаю!
   Мысли роились в голове Ренаты, но она не представляла, как спросить  еще.
А спросить хотелось многое. Она ощущала, что по касательной задела  какую-то
тайну. И тайна, видимо, немыслимым способом затрагивала и е„ судьбу  тоже...
Но Саша говорит притчами, постоянно оставляя себе пути к  отступлению,  если
вдруг она спросит о чем-то конкретном. Скорее всего,  он  лишь  улыбнется  и
увильнет от ответа, как стайка мальков в пруду.  Может  быть,  он  намекает,
чтобы она САМА задумалась и стала задавать вопросы не ему, а СЕБЕ?! Нет, это
слишком запутано! В другое время, в спокойной обстановке она, быть может,  и
поразмыслила бы над этим, но так... О, нет, нет!..
   Отвернувшись к стене, Рената натянула одеяло до самого уха.
   Саша погасил свет и устроился на своей кушетке. Этот  запах  -  чуть-чуть
табака, мяты, хвойного дымка и чего-то древнего и мистического - преследовал
е„ повсюду. Она знала все его оттенки. Она обожала его. Она помнила  его  во
сне. Это было выше
   Всех ее сил, убеждений и предубеждений. Это было сильнее разума. Это была
всепобеждающая   Природа,   но   не   та,   на    уровне    инстинктов,    а
гармоничная,свободная от рабства запрограммированности и узости, протыкающая
пространство и время. Она была сильнее самого  времени.  Она  была  умнее  и
благороднее него.
   Рената не могла больше бороться с собой. Пусть цыганка была права,  пусть
ей нет пары на этом свете, пусть она одинока по сути своей...  Но  ведь  это
лучше, чем жизнь отшельника. Беда ее в том, что отшельник - да тот же Саша -
уединившись от людей, не  бывает  одинок,  она  же  одна  даже  в  толпе,  в
переполненном человеческими  телами  зале,  на  вечеринках  у  друзей,  души
которых, так же, как и е„, чего-то искали и теряли. Да, это будет лучше, чем
е„ жизнь и жизнь отшельника. Это будут те самые, украденные у Вечности...
   Она присела на пол у кушетки. Саша приподнял голову с подушки.
   - Ты сказал, что все мы потеряли гораздо больше, чем  наше  детство...  -
шепнула она ему в губы. - Что ты имел в виду?
   Он взял ее за плечи, сел и привлек к себе.
   - Мне было бы легче находить тебя каждый раз, моя золотая жрица...
   И снова - эта ноющая, невыносимо сладостная боль... Рената подняла к нему
лицо, запустила пальцы в его излишне отросшие,  приятные  на  ощупь  волосы,
пригнула голову телохранителя к себе.
   - Ты уверена? - тихо спросил  он,  и  его  дыхание  защекотало  ее  щеку,
шевельнуло волосы над ухом.
   Рената молча опустилась на подушку и потянула его за собой.
   - Ты уверена? - повторил он; явно, это что-то значило для него, нужен был
ответ. - Если нет - еще не поздно...
   - Поздно! - его же словами ответила Рената,  предостерегающе  приложив  к
его рту указательный палец. - И я уверена.
   - Если бы ты знала... - Саша не договорил: он слишком долго  сдерживал  в
себе бурю.
   Его сухие горячие губы вначале царапнули кожу е„ губ, а после,  захватив,
подчинили их своей воле - ненадолго,  точно  взаймы...  Она  не  знала,  что
способна от одного только поцелуя забыть обо всем на свете. Единое  дыхание,
единый пульс, единый и мощный в своей направленности поток эмоций...
   Рената заглянула в его лицо. Склонясь к ней,  Саша  гладил  ее  по  щеке.
Дыхание его было прерывистым:
   - Если ты хочешь, - едва слышно сказал он, - я покажу тебе то, что имел в
виду, говоря, что все мы потеряли гораздо больше, чем детство...
   - Как? - Рената чувствовала,  что  еще  немного  -  и  она  умрет  в  его
объятьях, обязательно умрет от этой сжигающей, не находящей выхода истомы во
всем теле.
   - Ты хочешь? - повторил Саша. - Хочешь увидеть?
   - Конечно...
   Он легко, словно ветер дунул, провел ладонью по е„  лицу.  И  ветер  этот
принес его запах  е„  любимый  запах.  Внезапно  нежные  и  в  то  же  время
бесконечно сильные руки унесли е„ далеко-далеко из убогого домишки на  берег
широкой изумрудной реки, на берег из желтого песка, мягкого, как шелк. И там
они были только вдвоем, словно царь  и  царица,  подвластные  лишь  Природе,
столкнувшиеся в вечной борьбе мужчины и женщины, где нет и  не  должно  быть
побежденного...
   - Это - здесь? - спросила, когда смогла говорить, Рената, целуя его  едва
заметную родинку у виска и не на секунду не выпуская  Сашу  из  объятий.  Он
привстал на руках  и  взглянул  на  дальний  берег,  по  косогорам  которого
рассыпались белоснежные шары огромных  зданий  -  творения  виртуозов  давно
забытой архитектуры. И не только шары. Это  был  незнакомый,  фантастический
город-сказка. К горлу девушки подкатили рыдания - то ли от счастья, то ли от
осознания невосполнимой утраты...
   Сухими губами он убирал с е„ щек градом катившиеся слезы.
   - Останови время, мой душехранитель! - просила она. - Хоть на секунду!
   Саша ничего не мог сделать. Время не любило,  когда  его  побеждали.  Оно
было чемпионом в тяжелом весе, до сих пор еще никем не  опрокинутым  на  обе
лопатки. Его можно было только обмануть, и то ненадолго.
   - Куда же все это делось?! - спрашивала девушка, пока время, опомнившись,
не вернуло все по своим местам, пригрозив жестоко  наказать  нарушителей  за
обман.
   И снова этот флигелек, тесная каморка, низкая кушетка...
   - Куда все это делось потом? Что стало с этим Городом?
   Саша обнял е„ и покачал головой:
   - Все это осталось только в наших душах... И... больше нигде...
   Рената, словно ища пристанища, прижалась к нему и закрыла глаза.
   - Нигде... Совсем нигде?..
   - Может, еще в легендах... - он спрятал лицо у  нее  на  плече,  и,  быть
может, ей только показалось, что его губы шепнули:
   - Я люблю твою душу, Возрожденная!..
   И вновь под  колеса  стелится  бесконечное  серое  шоссе,  путь-дорога  в
неизвестность.
   Рената переключала радио и вспоминала последние три  дня.  Наверное,  они
запомнятся ей, как самое счастливое время в ее жизни... В саду  за  флигелем
Саша учил е„ той захватывающей китайской технике движения  -  ?тайцзи-цуань?
или ?тай-чи?. И с каждым разом у нее получалось все лучше и лучше!
   Путь порождает Одно,
   Одно порождает Два,
   Два порождает Три,
   Три порождают всю тьму вещей...
   Так говорил Лао Цзы... Принято считать, что он это говорил, заметил Саша,
но  ничего  к  этому  не  добавил  -  ни  своего  мнения,  ни   чьего-нибудь
опровержения...
   Чем сильнее прячешь, тем больше теряешь...
   Когда-нибудь закончится мой сон... Я знаю, что Время скупо,  что  оно  не
дает слишком много счастья...
   Снова в уме всплывает картинка. Воспоминание? Сон? Вот он - мой бог,  мой
царь, мой демон - широкая  черная  рубашка,  завязанная  узлом  под  грудью,
развевается на  ветру,  солнце  золотит  пепельно-каштановые,  почти  совсем
светлые волосы... Он счастлив. Он раскинул руки, впитывая всем  своим  телом
прохладный осенний воздух. Мне казалось, Саша вот-вот взлетит - к солнцу,  к
огню. Ветер треплет его рукава, но он не чувствует холода.
   - Всю жизнь бы петь парусом на ветру! - он почти не  повысил  голоса,  но
сквозь шум дальнего города тот все равно пробрался ко мне.
   Я крикнула:
   - Ты - самый лучший!
   Я сидела на траве, боясь нарушить гармонию его беседы с чем-то невидимым.
   - Ты мало кого знаешь, - как всегда, повторил Саша,  приподнял  голову  и
чуть округлил раскинутые руки - словно птица, которая  собирается  взлететь,
распускает крылья.
   И я боялась вздохнуть, пока он не подхватывал меня и не вовлекал  в  свой
странный танец...
   Рената посмотрела на него, управляющего  послушной  грудой  покалеченного
металла.
   - Ты никуда не денешься? - вдруг спросила она.
   Сашины веки слегка поморщились от улыбки:
   - Ты этого не хочешь?
   - Конечно, нет! Не верю я этой цыганке!
   Он что-то знал и, видимо, поэтому опустил глаза.
   - Я должен успеть. В этот раз - или никогда...
   - Успеть - что?
   - То, о чем ты спрашивала...
   - Не знаю, что ты имеешь в виду, но я готова делать это вместе  с  тобой,
помочь тебе...
   В первый момент он не понял, затем лицо его ожило и засветилось:
   - Готова? Серь„зно готова? Это - не легкие слова, не те, что говорят,  не
подумав?
   - Нет.
   - Тогда я преклоняюсь пред тобой, моя повелительница! -  пошутил  Саша  и
коснулся фалангами чуть согнутых пальцев е„ щеки. - Это был  бы  единственно
возможный выход, если вместе... Все верно:  ты  -  юная  душа,  у  тебя  все
впереди.
   - Может, у нас?
   - У меня впереди вс„ то же - и ничего. Пока ты не догонишь,  я  -  только
твое отражение. И я тебя охраняю.

За двадцать пять дней...

   Москва, чудовище-мегаполис, разрушила  ту  сказку,  которую  они,  словно
забыв о грозящей опасности, воздвигли  в  своем  уединенном  мире.  И  снова
вспомнился проклятый ?дипломат?, неутомимые, жаждущие крови  преследователи,
смерти отца, Артура, Дарьи... Снова, чтобы выжить, надо быть на  взводе,  на
грани фола...
   Саша бросил джип  на  первой  же  автостоянке.  Парни-сторожа  критически
оглядели эту рухлядь от техники и выдали ему квитанцию.
   - Что теперь? - спросила Рената.
   Он обнял ее за плечи и указал на  автобусную  остановку.  Они  подошли  к
таксофону, и телохранитель  набрал  какой-то  номер.  Из  разговора  девушка
узнала, что Сашиного собеседника зовут Михаилом и что он готов их встретить.
   - Объясни, как к тебе добраться... Нет, не на машине. На метро...
   - Кто это? - поинтересовалась Рената, когда он повесил трубку.
   - Мой бывший однокурсник, Мишка. Он нас ждет.
   - Актер?
   - Тоже нет. Сама увидишь.
   Однокурсник оказался долговязым блондином с широкими плечами,  квадратным
хмурым лицом и круглыми очками в стиле Пьера Безухова. Он пропустил гостей в
свою однокомнатную квартирушку и крепко пожал руку Саши.
   -  Ну.  Привет!  Ты  где.  Пропал.?  -  ?печатал?  он  отрывистые,  очень
членораздельные фразы трубным, слегка раскатистым голосом. Это  было  похоже
на сеанс чревовещания.
   - Знакомьтесь: Миша - Рената, - Саша повел рукой от
   "чревовещателя? к Ренате и обратно.
   Миша взглянул на нее колючими голубыми глазами, еще  более  едкими  из-за
сильно   увеличивающих   линз,   и,   протянув   ей   ладонь,   представился
самостоятельно:
   - Михаил. Фобосов. Приятно познакомиться.
   Рената очень постаралась удержать свою улыбку в  пределах  приличия:  его
манера ?вещать? ужасно е„ рассмешила.
   - У вас такая фамилия... веселая!
   - Это - не фамилия. Это - псевдоним. Я - журналист.
   - А-а, - понимающе кивнула девушка.
   - Заходите на кухню. Ребята.
   Поставив чайник на газовую плиту, Фобосов пристально оглядел Сашу:
   - Ну, Александр. Продолжаешь удивлять. Где же ваши вещи?
   - Все свое ношу с собой, - садясь на табуретку и  откидываясь  на  стену,
ответил телохранитель. - Собственно, мы хотели попросить  у  тебя  некоторой
помощи... Скорее, одолжения....
   - Тачка - нужна. Угадал? - Михаил победно сверкнул очками.
   - Ты выслушай до конца. Во-первых, ты разрешишь  Ренате  некоторое  время
побыть в твоей квартире?
   - У? - тут Миша понял, что теперь пора отвечать:
   - А! Ну да! Неужто. Мне жалко.?
   - И ещ„. Если у тебя есть вещи, которые ты уже не носишь, которых тебе не
жалко, дай мне их на пару дней. Хочу переодеться...
   - Если только. Не костюм. Мой на тебе. Будет. Болтаться.
   - Мне без разницы.
   - Отощал.! Откуда вы?!
   - Из Челябинска. У нас неприятности.
   - Судя по вашему. Виду.  Вы  бегаете  от.  Серьезных  дядей.  В  пиджаках
свободного покроя.
   - Почти в точку.
   - Пошли. Покурим. Расскажешь.
   Пока они разговаривали на балконе, Рената огляделась.
   Похоже, что Фобосов эту квартиру снимает: Саша вскользь
   Упоминал, что адрес у него сменился, а рабочий телефон  -  прежний.  Если
принять ко вниманию интерьер, здесь жила какая-то старушка. Девушка  подошла
к комоду и потрогала пальцем непонятное стеклянное украшение в виде чересчур
удлиненной трехгранной пирамиды  с  цветным  узором  внутри  -  по  принципу
окаменевших в янтаре доисторических мотыльков.
   Она сразу заметила на безымянном пальце левой руки  Фобосова  обручальное
кольцо.  Но  вот  келья,  где  они  сейчас  находились,  больше   напоминала
пристанище холостяка, чем квартиру семейного человека, тем более, журналиста
с приличным стажем. Не говорил Саша, даже не намекал о том,  что  у  Михаила
была жена, но Рената сама догадалась, что Фобосов сейчас временно холостой и
переживает  стадию  номер  один:  первые  полгода  после  развода  она  тоже
носила ?обручалку? на левом  безымянном  пальце  (положено  на  среднем,  но
колечко не налезало на него), чувствовала себя, как обухом  пришибленная,  и
на километр не подпускала к себе мужчин. Знакомая  ситуация.  Ничего,  скоро
пройдет. Одно радует:  значит,  они  с  Фобосовым  -  друзья  по  несчастью,
приставать он не станет.
   Девушка заглянула  в  шкаф,  отыскала  выстиранное,  но  не  проглаженное
полотенце и пошла в душ. Наверное, даже в случае благополучного исхода,  она
потом и за год не отмоется от дорожной пыли и не станет  прежней  изнеженной
кошечкой-Ренатой. Не глядя в зеркало, девушка забралась в ванну и  сразу  же
подставила под воду потускневшие рыжие волосы. Горячие струи  бежали  по  е„
телу, кожа покрывалась пупырышками, и сразу вспоминалось  детство,  то,  как
мама купала е„ в маленькой ванночке. Рената опустила глаза и провела ладонью
по груди... Сегодня ночью ей снова, впервые за последние три дня, приснилась
птица  Феникс,  храм  и  она  сама  в  облике  служившей  мистерию  жрицы  в
темно-синей мантии...
   Когда  она  закончила   плескаться   и   вышла,   то   увидела   Сашу   в
легкомысленно-светлой рубашке с застежкой под горлышко. Она была  свободной,
и многочисленные складки на  поясе  подчеркивали,  насколько  истончала  его
фигура. Легкие голубовато-серые брюки были ему немного широки, и он делал  в
ремешке дополнительную дырочку.
   Рената подошла к нему и слегка оттянула ремень:
   - Тут поместится еще один Саша.
   Телохранитель  слегка  улыбнулся  и  застегнул  пряжку.  Хозяин  квартиры
суетился на кухне, хотя слово ?суета? и человек  по  фамилии  ?Фобосов?,  на
первый взгляд, были абсолютно несопоставимы.
   - Может, не стоит тебе ехать одному? - шепнула Рената.
   - Пистолет у Миши. Если он будет уезжать, отдаст его тебе.
   - Я не о том. Я хочу помочь, если придется.
   - Помочь? В чем?!
   - Я же знаю, что ты снова займешься добыванием денег.
   Может, и мне перепадет какая-нибудь халтурка? Как ты на это смотришь?
   - Отрицательно, - Саша взъерошил е„ волосы. - Твоя  рыжая  копна  слишком
привлекает внимание.
   - Я могу перекраситься. Например, в брюнетку.  И  подстричься.  Например,
?каре?. А сверху - несколько косичек! И челка по брови, как у Мирей Матье! -
обнимая его за пояс, Рената дурачилась. - И накрашусь, брови и глаза подведу
до самых висков!
   - Ой, ой! - кажется, у телохранителя хватило  фантазии  представить  себе
этот шедевр. - Словом, ты совсем не будешь привлекать к себе внимание.
   - М-м-м... перебор! - согласилась Рената и поцеловала его в самый краешек
упрямо изогнутых губ. - Будь осторожен.
   Саша кивнул. Все-таки, постоянное напряжение  быстро  выматывает  его.  И
выглядеть он стал старше, и  глаза  снова  ввалились,  как  у  канонического
святомученика, и щеки посерели. Совсем не  тот  красавец-охранник,  что  год
назад появился в свите отца. Странно, что тогда Рената не обратила  на  него
внимания...
   Впрочем, в то время она не считала за людей тех,  кто  не  был  ?элитой?,
была занята работой,  расстроенными  из-за  развода  чувствами  и  поглощена
романом, который у нее наклевывался с
   Сыном одного банкира. Правда, глаза Саши она еще тогда почему-то отметила
про себя: не от мира сего, смотрящие вовнутрь, а не вовне,  но  видящие  все
вокруг гораздо лучше остальных.
   Телохранитель зачесал волосы со лба, набросил велюровую куртку Фобосова и
ушел.
   Путь его лежал в аэропорт. Он отыскал  ячейку  под  номером  ?две  тысячи
четыреста восемь? и набрал шесть знаков  кода,  которые  знал  на  память  -
разбуди его среди ночи, он сразу назвал бы их.  Дверца  открылась.Отсек  был
пуст. Саша отвел глаза и машинально сунул руки в  карманы  брюк.  О  чем  он
думал  -  неизвестно.  Постояв  несколько  секунд,  он  захлопнул  камеру  и
удалился.

***

   - Конечно, иной картины ожидать было  трудно!  -  Саша  бросил  ключи  на
тумбочку в прихожей и разулся.
   На циферблате  больших  ходиков  было  одиннадцать  часов,  а  совершенно
невменяемые Фобосов и Рената рыдали друг у друга на груди  (естественно,  по
очереди). В кухне на столе стояла ополовиненная бутылка коньяка, под  столом
- опустошенная, но не побежденная - водки. На  полу  у  батареи