и. Причинить им столько  же боли,  сколько я получил
от этой блядоты.
     Тут я вновь вспоминаю, как мы откровенно ржали над тупостью Гуся и  его
банды недоумков.
     - В чем  дело?  -  Гусейнов был обескуражен и оттого  рассержен  не  на
шутку.
     -  Дело в том, что ты  не  по адресу обратился! -  прекратив  смеяться,
сказал командир.
     - Не понял! - Гусь начинал нервничать, и это был плохой признак.
     - Все просто, как первый закон Ньютона. Мы можем сбивать лишь воздушные
цели, и то не  все,  а лишь  высотные, то есть,  летящие на  большой высоте.
Летящие  на  малой или сверхмалой высоте  - это  авиация крылатыми  ракетами
сбивает.
     Командир, конечно,  блефовал, но сознательно  ограничивал  в  маневре и
себя и Гуся. Тем самым он говорил, что мол, ребята, мы с радостью накрыли бы
ракетным  ударом и  деревушку и  пол-Карабаха впридачу, но,  увы!  Запустите
самолет, мы его собьем, а так  братцы - извиняйте, лопухнулись  вы маленько.
Бывает!
     Гусейнов  и  его  банда  поняли,  что  командир  тактично, вежливо,  но
посылает их на три русские буквы.
     Предводитель  "апачей"  решил сменить тактику. Голос его стал  елейным,
жесты более свободными, он даже расстегнул  камуфлированную куртку. Камуфляж
турецкий. И многие из его банды были одеты в  такой  же. Видать, заграничные
дружки  снабжают. Упорно ходили  слухи, что турецкие  исламисты поддерживают
единоверцев в священной войне против неверных. Эх, мне бы их проблемы!
     Видать,  поддерживают шмотками  и  деньгами, не  слышал я,  и не видел,
чтобы у них инструкторы воевали. По крайней мере, на нашем участке.
     - Каждому  из присутствующих, - начал  Гусейнов, - я выплачиваю по пять
тысяч долларов, а командиру - двадцать тысяч долларов.
     - А денег хватит? - выкрикнул кто-то из наших.
     И непонятно было, всерьез это или в шутку спросили.
     - Хватит!  - Гусейнов  был  неподражаем в  своем самолюбовании. Он даже
расстегнул пуговицу на  куртке  и  достал из внутреннего кармана  две  пачки
долларов.
     Я заметил, как у его нукеров вытянулись лица, и  глаза вылезти из орбит
от  жадности.  Видать, не  жируют  у него боевики.  А нам  он  такие  деньги
предлагает!  М-да!  Интересно.  Просто  ради спортивного интереса,  если  мы
сделаем старт ракет  в сторону их  противника, отдаст нам  Гусь  деньги  или
"зажопит"?
     - Каждый старт изделия стоит в несколько десятков раз больше тех денег,
которые  ты предлагаешь,  -  Батя  откровенно  издевался  над  предводителем
захватчиков.
     - Денег хватит на всех и,  если уничтожите  повстанцев,  - это Гусь про
местных  жителей,  - премия удваивается. А  вам,  - обращаясь  к  командиру,
продолжил славный потомок домашних пернатых, - есть отдельная премия.
     С  одной  стороны наступила  эффектная  пауза.  А  с другой, все  ждали
реакции   командира.  Степанович   выдержал   эту   паузу.  Его   изломанное
многочисленными схватками лицо было невозмутимо, только еще сильнее побелели
костяшки сжатых в кулаки пальцев. Он, казалось, не проявил никакого интереса
к предложению.
     - Идемте, поговорим, - продолжил Гусейнов.
     -  У  меня  от  подчиненных нет секретов,  - глухо бросил  командир, не
поворачивая головы.
     Гусь подождал, потом продолжил:
     - Я знаю,  что ваши родители, подполковник,  проживают во  Владимирской
области. В настоящее время ваша семья находится там же. Жилья в России у вас
нет.  Поэтому на  выбор, - снова  пауза,  Гусейнов  знает  уже,  что  именно
предложить  Командиру, но  играет на публику. Умеет, подлец,  он это делать.
Все замерли и ловят каждое слово, каждый вздох командира и Гусейнова: - Либо
квартира в центре Баку, или в любом месте независимого  Азербайджана, либо в
той  же  Владимирской  области получаете  квартиру  с  обстановкой  и машину
"Волгу".  Или  благоустроенный  дом с  гаражом,  с  обстановкой,  и  тот  же
новенький автомобиль. Идет?
     -  Нет, -  командир сказал, будто бросил.  -  Я  уже  старый офицер, не
продаюсь, а присягу я принял один раз и  ее продавать, менять на квартиры не
буду!
     - Хорошо, - Гусейнов  был спокоен, казалось, что ответ командира его не
удивил.  -  Будем  играть по  другим  правилам, - после  небольшой паузы  он
добавил: - По моим правилам!
     Он вытянул руку  вперед.  Указал на  небольшую, в пять человек, группу,
стоявшую особняком. Автоматами ее согнали в центр зала, рассадили на стулья.
В этой группе был и я.




-5-

     - Я буду каждые пятнадцать  минут  расстреливать по одному человеку  на
твоих глазах,  пока  ты  мне не  поможешь уничтожить партизанское гнездо,  -
Гусейнов уже не скрывал своего бандитского нутра, весь интеллигентский налет
слетел  с него  как  шелуха. Теперь  стоял перед  всеми  простой  бандит  на
разборках, и  не более того. Он перевесил автомат с  левого плеча на правое.
Передернул затвор - при этом на пол вылетел патрон. Или нервничает шибко или
"картину гонит", урод гребанный.
     Мне еще не приходилось ходить под смертью. Я, конечно, человек военный,
и  меня готовили с первого дня училища  сражаться и умирать за Родину, но не
как  барану же! Я даже не могу  свернуть  шею кому-нибудь из  присутствующих
ублюдков. Может завалить кого-нибудь и задушить, или попытаться сломать шею?
Командир роты  в училище показывал это на манекене, еще шутил,  что  может и
пригодиться.
     Я выбрал ближайшего урода-ополченца, стоявшего в метре справа  от меня.
Сбивать стоящего  сзади не удобно. Пока буду  разворачиваться, пройдет много
времени. Его у меня как раз, к сожалению, нет. Я  начал мысленно планировать
это дело.  Так,  корпус  чуть вперед,  полразворота направо, медленно, очень
медленно  сползти на край стула, ноги под сиденье, руки на сиденье,  чтобы в
прыжке откинуть стул назад и ошеломить заднего недоноска. А дальше?
     Мой командир роты майор  ЗЈмов учил, что  самое главное откинуть голову
противника назад  до упора, а затем или упереться  коленом чуть пониже шеи и
потянуть резко, рывком  на себя, вверх.  Или же, оттянув голову назад, резко
повернуть  ее до упора и дальше, при  этом тянуть  вверх  до  хруста. Нельзя
обращать  внимание  на судороги тела, это  может  отвлечь  и вызвать спазм в
желудке и рвоту. Ротный говорил об этом тоже.
     Я  весь  вспотел, представляя, что и  как  буду делать. Боевик был  лет
сорока,  пухлый,  на  шее  было  две толстые  складки, ладони даже  мысленно
ощутили его потную шею. Для себя я  уже решил, что собью его с ног и  сломаю
шею, уперев колено в  спину. Ремень автомата у него был перекинут через шею,
можно и задушить его этим ремнем, но он, сволочь, слишком широкий, быстро не
получится.
     Не было у меня угрызений совести, не было и все тут. Плевать мне на его
семью  и детей,  я  даже  удивился сам  себе,  что  могу  вот  так  спокойно
рассуждать об убийстве. Плевать я хотел на его  жизнь.  Если встанет выбор -
кто кого, буду биться до последнего вздоха, хоть одного гада, но  прихвачу с
собой на тот свет. Пусть запомнят боевики хреновы Олежу Макова! Твари!
     В зале повисла напряженная тишина. Боб думал.
     - Ну, что командир скажешь? - спросил Гусь, обращаясь к командиру.
     -  Ничего я тебе не скажу. Не могу убивать людей.  Это раз. Во-вторых -
это  технически  невозможно.  Даже  допустим,  - теоретически допустим - что
смогу сделать старт ракеты в сторону деревни: ракета не долетит.
     - Как не долетит? - Гусейнов был в недоумении.
     - На каждой ракете стоит ограничитель высоты,  - мы-то  знали, что  Боб
блефует, но у него  это убедительно получалось, - здесь, как  я уже говорил,
малые высоты, сработает предохранитель и произойдет самоуничтожение изделия.
Понятно? В-третьих, на моих локаторах не  будет видно названной цели, потому
что ее  перекрывает господствующая высота. И самое главное, я не могу делать
пуск, все ключи для старта  находятся в штабе  армии, мы наводим  ракету  на
цель,  а  сам старт производят с командного пункта армии. Теперь видишь, что
не могу я этого сделать. Не хочу и не могу.
     Батя сделал упор на "не".
     - А это  мы сейчас проверим,  - Гусейнов вновь сделал каменную  рожу. -
Выстроить вот этих, - он повел стволом автомата  в нашу сторону, - в колонну
по одному, руки на затылок. А остальные чтобы не дергались!
     Ствол его автомата смотрел на Боба, Гусь подумал и добавил:
     -  Сейчас, командир, мы проверим, что можно,  а что  нельзя.  Не хочешь
по-хорошему, захочешь по-плохому. Верно, Сергей? Приведите ко мне его.
     Для нас это был шок.  Один из телохранителей Гусейнова подошел к Сереге
Модаеву и полуобняв его, подвел к предводителю команчей.
     Это был  удар для нас,  еще  раз говорю, как  будто граната  взорвалась
посреди  зала.  Серега Модаев был старлеем. В жизни  ему  и так не  везло, в
частности  из-за фамилии. Тяжело жить с такой фамилией, тем  более что он ее
оправдывал по жизни. Естественно, что  в училище, да и в части была кличка у
него  "Мудак". Не красиво, но это  так. И  ходил он грязный, не наглаженный,
обувь  чистил только  перед разводом. С личным составом работать  он не мог,
постоянно срывался на крик, визг,  технику тоже толком не знал. Одним словом
- чмо.
     Зато как много было апломба! Ходил постоянно в коротких "подстреленных"
брюках, вечно в  каких-то пятнах, с длинными, обломанными, грязными ногтями,
зато курил исключительно хорошие сигареты, пил дорогие напитки. Книг никогда
не  читал,  зато  скупал  их в  большом  количестве,  в  отпуск  вывозил  их
чемоданами, и у себя на родине продавал книги перекупщикам.
     В  Азербайджане  было  много   хороших  книг.  Привозили  для  местного
населения, но плевать они хотели на русскую мысль и русскую литературу.
     Не  так давно  он женился  на  местной девчонке. Метиска, от смешанного
брака. Отец азербайджанец, а мать русская. Симпатичная девочка. Неужели  его
на этой фигне завербовали?
     А девочка хороша, сам с ней  дружил! Но вот до свадьбы дело не дошло. И
слава  богу. А  то бы меня вербовали точно таким же образом. А зачем мне это
надо? Своих предавать? Не смог бы, а вот Сереженька-Иудушка смог!
     Я  сам женился на местной  девушке.  Метисочка. Красавица писанная!  Но
никто не предлагал мне воевать на стороне Азербайджана. Не было предложений.
Сейчас она была беременна, я отправил ее  в Кемерово к своим родителям. Пока
была возможность, звонил каждый день, соединяясь  по узлам связи, выходил на
свое  бывшее  училище  и просил  соединить с  городским  телефонным  номером
квартиры своих родителей.
     У  многих  родители  возражали  против  смешанных  браков,  но  у  моих
родителей тоже был смешанный брак. Отец - шорец, мать - русская.
     Супругу  мою  они  приняли как родную дочь, и она себя  чувствовала там
себя как дома. Там спокойнее.
     Гусейнов  похлопал по спине Серегу,  как ближайшего соратника,  вытащил
пистолет и передал его Мудаку. Другого слова я  не  могу подобрать. Из этого
пистолета  Гусь  убил  прапорщика  Морозко,  и  передал его  Сереге!  Серега
принимал после  прибытия в часть у Морозки  технику,  некоторое время  жил у
него  дома. В  его  семье почитали Модаева как  родственника. На свадьбу они
сделали Сереге хороший подарок, помогли провести свадьбу.  Ездили, доставали
вино, мясо.  А эта скотина взяла пистолет! Нет предела человеческой подлости
и вероломству.
     - Сука!
     - Крыса!
     - Предатель!
     - Ублюдок, недоносок!
     - Сучий потрох, сучье вымя!
     -  Пригрели  змею  на  груди!  -  неслось со  всех  концов зала. Теперь
понятно,  как   вошли  на  КП   боевики,  Потом  уже  мне   рассказали,  что
непосредственно  Серега нес  охранение. А мы еще  сочувствовали ему - его же
первого избили! Сученок. И морду ему набили довольно убедительно!
     Неуютно было Сереге под этим градом оскорблений,  но ничего  другого он
не заслуживал. Ну, помог захватить командный пункт. А дальше что? Азеры тоже
не любят предателей. Думаешь, добьешься у них уважения своим предательством?
Хрен! Был ты  мудаком, мудаком  и сдохнешь, и дети у тебя  будут мудаки! Это
наследственное.
     Видимо все это  понял Серега, не  смотрел  он в глаза своим  товарищам,
пардон,  бывшим  товарищам,  с  которыми делил  все пополам. И  дежурство, и
бутылку   водки,  и  перезанимал  десятку  до  получки   и  отмазывал  перед
командованием, если  кто-то  "залетал"! Мудак ты, Серега, продал за какие-то
тридцать сребреников душу мусульманам и офицерское братство!
     Стоит Серега, опустивши голову, в руке пистолет, вот начал он поднимать
голову, и рука с пистолетом пошла вверх. Ну же, может осознал, и  пристрелит
Гуся! Нет. Улыбается Серега через силу, но улыбается, а пистолет засунул под
портупею  слева  от пупка: правильно,  Сережа,  оставь его себе, пригодится,
чтобы застрелится! А то ведь,  даст бог, доберемся до тебя,  так  это  будет
самая легкая смерть для тебя, предатель!
     Тем  временем,  нас  пять  человек, "пять  из  двенадцати апостолов"  -
мелькнуло  у меня в голове, согнали, построили  в колонну по одному,  причем
очень близко друг  к другу,  руки  на затылке, последнему  поставили стул, а
остальным приказали присесть. Каждый оказался на коленях у сзади стоящего.
     И самое главное, что не дернешься вбок. Масса человека, который сидит у
тебя  на коленях не дает тебе вырваться,  и назад ты не падаешь  - сидишь на
коленях. А поза-то очень унизительная!
     - А ты, Олег, тяжелый! - шепчет мне сзади Слава Курилов. - Маленький, а
тяжелый...
     Это у него я сижу на коленях.
     - Дерьма много, даже слишком.
     - Смотри, чтобы не потекло!
     -  Бля,  Слава,  ты  представляешь, много  у  меня  сидело  на  коленях
девчонок, но чтобы я сидел на коленях у мужика! Я же не голубой!
     -  Не  волнуйся, Олег, ты тоже не  в моем вкусе!  Что  делать  будем? -
шептал мне Слава.
     - Надо выбираться из этого дерьма, но вопрос - как?!
     -  Хрен  его  знает,  Олег. И не  дернешься никуда.  Откуда  они такому
способу научились?

     - Их этому в школе учат.
     - В какой?
     - В диверсионной.
     - Хорошие ученики и хорошие учителя!
     - Ублюдки!
     Я получаю болевой толчок в подмышечную впадину от одного конвоира.
     - Заткнись  сам, ублюдок! - голос конвоира злой. Видать, не настроен на
шутки.
     - Так  что, Сергей, -  голос  Гусейнова  торжественен  (ликует  подлец,
ликует), -  правду  сказал твой  бывший командир? Нельзя делать пуски-старты
отсюда? И взорвется ли ракета на такой малой высоте?
     -  Нет! Командир соврал!  -  голос предателя звенит,  волнуется  пацан,
покрылся весь красными пятнами, глаза блестят, того и гляди заплачет.
     - Можно делать старты отсюда, а  предохранитель высоты можно отключить,
- продолжил Мудак.
     - Так что, командир? Нехорошо обманывать, - голос Гуся  вкрадчив,  тих,
но  чувствуется, что в  голосе  его кипит злость,  движения  его  вкрадчивы,
поступь  осторожная,  кошачья, подкрадывается  он  к нашей  колонне. А левой
рукой тянет за собой Предателя-Мудака.
     - Я тебе не нужен. Пусть бывший  старший лейтенант Модаев и делает тебе
старты,  - голос  командира  тоже взволнован, он с  беспокойством  следит за
Гусейновым.
     Тот подошел к первому полусидящему в  голове нашей колонны. Упер  ствол
своего автомата в  лоб. Кто  там  был,  мне не было видно, наблюдал лишь  за
Гусем и его жестами.
     - Ну так  как, Василий  Степанович? -  Гусейнов  впервые  обратился  по
имени-отчеству к командиру. - Будете уничтожать сепаратистов-бандитов?
     - Бандитов уничтожать - долг каждого честного гражданина, а вот бомбить
села - это преступление.
     Всем было видно, как у Боба катится пот по лбу, капельки его по очереди
зависали  на  секунду  на  кончике  носа,  и  срывались, падали на  какие-то
командирские  бумаги, заливая  их.  Я  заметил,  что  они  разъели,  размыли
командирские  записи,  сделанные  чернильной  ручкой. У  самого пот  катился
градом, спина, грудь были мокрыми от  пота, по ляжкам пот тек вниз по ногам,
стекая в ботинки. У впереди сидящего капитана Морозова куртка на  спине была
вся темная от пота, ноги тоже мокрыми по той же причине.


-6-

     - Оставим эти сентенции  дряблым  политикам, а  мы с вами -  солдаты, и
поэтому я захватил вас и  всех ваших  подчиненных  в плен, поэтому  извольте
подчиняться и выполнять все мои требования!  - Гусейнов  особенно  упирал на
"вас", при этом не отрывая глаз от сидящего  впереди, уперев ему в лоб ствол
автомата.
     - Если  будете продолжать  упорствовать, -  продолжил Гусейнов, -  то я
буду  вынужден буду исполнить свою угрозу. Первым будет...  Как  тебя зовут,
майор?
     - Майор Иванов, - послышался сдавленный голос спереди.
     Бля! Что  же  этот  бандит  делает?!  Рвануться  нельзя,  я  как  будто
придавлен, ноги уже затекли.
     -  Так  вот,  я  первым убью майора  Иванова.  Вы знаете  его,  Василий
Степанович? Вы хотите его смерти?
     - Не хочу, - командир смотрел, не отрываясь, на Гусейнова и Иванова.
     - А  Сергей Николаевич мне  в  этом  поможет!  - Гусейнов  через  плечо
посмотрел на Мудака-Предателя. Тот отшатнулся,  как от  удара. Гусейнов  это
заметил.  Что-то сказал  по-азербайджански, а  затем добавил  по-русски: - Я
пошутил, шучу.  Ты и так нам  много  помог, без твоей помощи мы не вошли  бы
сюда. Теперь осталось объяснить командиру, что сопротивляется он  зря. И все
смерти,  которые сейчас будут - на его совести. Считаю до двадцати,  а потом
подождем  пятнадцать минут и  снова посчитаем до двадцати,  пока не кончится
эта  колонна, потом построим еще одну колонну и начнем снова,  пока командир
не  образумится.  Думаю,  что  к утру  закончатся  все подчиненные.  Как  вы
думаете, Василий  Степанович? -  Гусейнов  заметно нервничал, он  уже  почти
кричал, сам себя заводил.
     Одно  дело, наверное, убивать в бою, а другое -  вот так обезоруженного
пленного.
     Ну что же ты, Серега! Стреляй  ему  в спину! Хоть так свой позор кровью
смоешь!  Нет.  Стоит Серега, рассматривает высокий потолок, весь красный как
рак, но не смотрит в глаза своим товарищам. Сучье вымя!
     - Нет!  - было видно, что этот  ответ нелегко дался командиру.  И слова
его как приговор прозвучали для Иванова.
     - Как хочешь, Василий  Степанович! - Гусейнов даже не  смотрел на Батю,
он сам весь напрягся. Дернулся всем телом,  вскинулся,  прилаживая  автомат,
еще сильнее упирая откидной приклад автомата в плечо.
     - Я начинаю отсчет.  Один, два, три,  четыре... -  пауза... слышно, как
шумит  кондиционер,  но  не  приносит  прохлады, стук  сердца заглушает  все
вокруг, кажется,  что слышишь, как  бежит кровь по  сосудам,  - пять, шесть,
семь... - пауза... - во рту пересохло, страшно хочется курить. Я четвертый в
колонне  Смерти!  -  Восемь, девять...  - пауза... слова как камни падают на
голову, с каждым отсчетом сжимаюсь, внизу живота все холодеет.
     Теперь я физически понимаю армейское выражение: "Очко  сжалось". Смотрю
на Боба. Он как изваяние, только еще больше покраснел, вены вздулись на шее,
глаза налиты  кровью, и пот  уже не капает, а просто бежит ручьем. Почему-то
въелось в память,  что всесильный командир, которого мы все любили, обожали,
смертельно  боялись,  сидит и ничего не может сделать. И скоро  пробьет  час
хорошего  мужика майора Иванова, а потом всей нашей колонны, идущей на хрен!
Я подсчитал, мне осталось жить, если что... чуть меньше часа.
     - Восемь, девять... - продолжает неумолимый отсчет смерти Гусейнов.
     - Я согласен, - голос командира глух.
     Но его услышали все. Спереди был слышен самый глубокий выдох, который я
слышал в своей жизни.
     Иванов будет жить, мы тоже спасены! Господи! Да насрать на эту деревню!
Мы живы! Мы будем жить! Мы все глотаем воздух! Мы живы и будем жить! Спасибо
тебе, Батя-Бог! Господи! Как хорошо-то жить! Спасибо тебе за это!
     - Так вы согласны?  - Гусейнов  не убирает автомат от  головы первого в
колонне смерти.
     -  Я  сдел