Ага, если только от инфаркта не помрет раньше.
     Толстый уже не бежал, а шел. Его пошатывало, ватные ноги он переставлял
кое-как, брюки приспустились и мешали при ходьбе. Куртку расстегнул почти до
пояса. Автомат просто висел на  шее, руки положил на него. Кепи засунуто под
погон. Лицо красное и все мокрое от пота, взгляд мутный.
     - Эй, киши, сигареты бар?
     Остановился. Согнулся  пополам, автомат почти достает до земли, крупные
капли падают в песок. Распрямился, растирает грудь.
     - Не помрет?
     - Не должен.
     - Эй! Сигареты бар?
     - Йок! Нэт курить. Зачэм так быстро бегать?
     - Командир приказал. А ты как воевать-то без сигарет будешь?
     - Ладно, Олежа, хватит лясы точить, пошли атомную бомбу готовить!
     - А ты, киши, ничего здесь не трогай. А то взорвется! Бум! Понимаешь? -
Горин изобразил руками взрыв. - Понимаешь?
     Аника-воин лишь устало мотнул головой, продолжал растирать грудь.
     -  Ты иди, посиди в  той будочке, посиди, отдохни. Обратно  еще быстрее
побежим.
     Толстый тяжко вздохнул и поплелся к будке, а мы - к установке.
     - Леха, а может грохнем толстого и автомат заберем?
     -  Заманчиво, но  они там наших перебьют. А мысль хороша!  Не  искушай,
Олег, не искушай! А сможешь его по-тихому убрать?
     - Элементарно. Я морально  уже давно  готов к этому,  а технически  нас
этому с первого дня училища готовили.
     - Давай пока не будем! Но у самого руки чешутся!
     Тем временем мы подошли к установке.
     -  Значит так, Олег.  Вот тебе  щетка. Вот разъем почистить контакты, а
потом пристыкуй, а я сигарет или бычкунов поищу.
     - Издеваешься?
     - Надо так. Делай.
     Минуты  две  я   добросовестно  ширикал  щеткой   по  контактам,  потом
присобачил  их  на место. Спустился  вниз. Присел  на  станину,  прислонился
спиной и затылком к металлу. Сижу, жду и думаю, что же будет-то. Если не эти
чмыри  прибьют, так свои же матку наизнанку вывернут.  Тьфу! Куда  не  кинь,
везде клин!
     - Олег! Ты где? - послышался голос Горина.
     - Здесь я, Леха, под отбойником! Туточки!
     - Кабель подключил?
     - Ага.
     Из-за угла вывернул Лешка.  Морда красная, радостная, мокрая от пота, а
в зубах сигарета и мне протягивает "Примину" целую.
     - А я смотрю, что тебя нет там, где оставил. Грешным делом подумал, что
ты пошел кончать толстого.
     -  Кому он нужен? Сам помрет от  инфаркта.  Ух  ты! Ты  где  взял такое
богатство? - спросил я, жадно прикуривая.
     - Где взял, уже нет.
     - Понял, не дурак.
     - Кури и арбайтен, арбайтен!
     - Яволь, герр гауптман!
     Горин  минут пять  деловито  полазил  по  ракете,  по  пусковой, что-то
открывал, куда-то заглядывал. Потом кивнул мне.
     - Пошли.
     Во втором кунге, где сидел толстый с автоматом,  была ГГС. Мы  раскрыли
дверь. Толстый насторожился, ствол на нас.
     - Не боись, Маруся! Немцы далеко! Дай-ка мне микрофон.
     - Что говоришь? - ствол по-прежнему на нас, но уже  нет настороженности
во взгляде.

     - Вон ту черную хреновину дай, говорю. Ай, спасибо, дорогой!
     И уже в микрофон:
     - Стартовая батарея! Готовность номер один! ОШ-10 пристыкован.
     -  Принято. Приступить  к  КФ.  Горин  и  Маков ко  мне! - раздался  из
динамика слегка хрипловатый, искаженный голос командира.
     -  Гусейнов! Адыль,  Адыль?! - толстый  выхватил  у  Горина микрофон  и
заметался  по  кунгу как курица. Пару  раз ударился  об аппаратуру головой и
плечом.
     - Дурень! Вот сбоку есть такая пимпочка, "тангента" называется. Нажал -
говори, потом отпускай! -  объяснил я ошалевшему воину новой освободительной
армии Азербайджана. - Вот сюда жми, а сюда говори.
     Воин  Аллаха наконец-то справился с волнением и овладел техникой. Пульт
ГГС взорвался азербайджанской скороговоркой.
     -  Якши,  якши!  -  Толстый  не  только  говорил  в  микрофон.  Он  жил
разговором. Мимика, жесты, все свидетельствовало об этом.
     - Я здесь остаюсь! - он повернулся к нам.
     -  Ну, парень, удачи тебе! Штаны береги! - Горин похлопал его по плечу.
- Чтобы не случилось, ничего не трогай. Убьет! Тут все заминировано.
     У парня округлились глаза от страха.
     - Ну что, старлей. Побежали?
     - Побежали, кэп.
     - Олег!  У  меня в заначке два литра коньяка есть,  банка тушенки. Если
все закончится благополучно - ко мне.
     - Я бы прямо сейчас начал.
     - Ты второй раз за пятнадцать минут меня искушаешь. Прямо не человек, а
змей какой-то.
     - Так ты ведь тоже не Ева.
     - Вот только не пустят ли нас после старта в расход?
     - Не думаю. Без нас - это железо мертвое.
     - А Сергей?
     - Он по пояс деревянный. Как памятник. Кроме как задницу лизать, больше
ни на что не способен. Посмотрим.
     Вот  и оперзал.  Оттолкнули  охрану. С  улицы  толком не  разглядеть  в
полумраке, только слышны голоса.
     - Смирнитский - контроль функционирования проведен. Боечасть в норме.
     - П-18. Провел круговой поиск. Цель  обнаружил.  Азимут  300, дальность
100.
     - Офицеру наведения. Цель номер один. Азимут 300, дальность 100.
     -  Смирнитский обнаружил цель  номер  один. Азимут  300, дальность 100,
высота - 3? РС? - щелкнули штурвалы.
     - Петров (он за оператора РС по дальности). Есть цель по углу, азимуту,
дальности. Цель без помех. Одиночная, скорость - ноль, высота - 3.
     Из темноты раздался голос командира:
     - Цель номер один одиночную уничтожить одной ракетой! Метод "К-3"!
     Леха зашептал мне на ухо:
     - Готова только одна - пятая.
     -  Смирнитский!  Пятая  -  пуск!  -  снова  раздался напряженный  голос
командира.
     Командир уставился в индикатор, рядом с ним Гусь. От экрана  лица у них
казались мертвыми. Сине-зелеными. Повисла  гробовая тишина. Слышно лишь, как
шумят приборы, и стук собственного сердца гремит, шумит в ушах, струйки пота
бегут  по  спине.  Вдалеке раздался шум стартующей  ракеты. Я  вздрогнул  от
неожиданности.
     Раздался голос Смирнитского.
     - Цель уничтожена. Расход - одна.
     -  Ну  что,  попал?!  -  Гусь  напряженно  вглядывался  в  полумрак  на
Смирнитского, затем на командира.
     - Отбой готовности личному  составу.  Собраться  в  курилке, - командир
встал со своего кресла и потянулся, разминая спину.
     - Ну  что,  попал?  Говори,  попал  или  нет?!  -  Гусь  подпрыгивал от
нетерпения.
     - Попал. Радуйтесь! - командир был мрачен.
     Леха включил свет. Мимо меня пронесся радостный Гусь  -  за ним спешила
вся  наша-его  охрана.  Распахнул  дверь  на  улицу.  Споткнулся,  с  трудом
удержался  на ногах  и  что-то закричал. От радостных криков  победителей  и
стрельбы в воздух заломило в ушах.
     - Ну что, пошли получать  награды! - голос командира звучал громко, еле
перекрывая шум на улице, но было видно, что он устал. Мы все устали от этого
налета и этой жизни.
     Снаружи  ослепительный  свет  резал  глаза. Неподалеку была расположена
беседка-курилка, оплетенная  виноградом.  Рядом  танцевали  победители, лихо
вскидывали полусогнутые руки к груди, стучали в бубны. Забавно. Это же надо,
на войну и с бубнами! Ну, артисты! Для них война что-то вроде развлекаловки.
В воздух периодически кто-то на радостях стрелял из автомата, выпуская целый
магазин.
     Собрались все наши  в курилке. Откуда-то появилась  пачка "Верблюда"  -
"Кэмела". Пустили по кругу.
     Леха  сидел рядом со  мной,  и  так ненавязчиво,  непринужденно положил
полупустую пачку к себе в карман.
     Все сидели и курили  молча. Никто не проронил ни слова. Не было обычной
радости, как обычно после старта. Зампотеха не было.
     Командир внимательно смотрел в сторону ДЭСки.
     - Идет, - облегченно вздохнул Боб. - Не тронули звери.
     Зампотех  шел, вытирая  руки  ветошью,  куртка  была обрызгана машинным
маслом.
     - М-да, а могла бы не взлететь!
     - Если бы дизеля не запустились или заглохли, то намотали бы  нам кишки
на шею. Тьфу!
     Тут  до всех дошло, что могло бы  быть, если  бы  зампотех  не запустил
полуразвалившиеся дизельные  установки. Судя  по его  испачканной форме,  мы
были  на  грани этого. Пока пронесло.  Посмотрим, что  дальше из  этого  роя
получится.
     - Слышишь,  Олег,  а толстый так  и  сидит в кунге. Надо бы посмотреть,
может и украдет чего-нибудь.  За этими воинами Аллаха нужен глаз да глаз,  -
Леха встал, затянулся и одним щелчком умело отправил окурок в урну. - Скорее
всего в кунге придется дезинфекцию делать. Штаны у него, наверное, воняют.
     - Командир, мы до старта и обратно.
     - Только быстро.
     Мы быстрым шагом дошли до места  старта.  Ракеты на привычном месте  не
было. Опаленная земля, обгоревшая, обуглившаяся  местами краска. Все это  мы
уже  видели, и когда-то  радовались  этим  стартам, мазали себе,  друг другу
лица, руки  этой сажей, копотью, остатками смазки.  Сейчас не было восторга.
Только усталость и опустошенность. Выжили - и ладно.
     На  полу  кунга  лежал  толстый  Адыль.  Руки  закрыли  голову,  он  не
шевелился. Автомат валялся на полу.



-10-

     - Алексей, вроде не пахнет, - я потянул носом воздух.
     - Эй,  киши,  ты живой, али  как? -  Леха для надежности даже  легонько
ткнул его ботинком.
     Руки Толстого начали шарить вокруг. Видать автомат ищет, голову от пола
не поднимает, глаза не открывает.
     - Ну его к лешему! Леха, не трогай его. Живой он, только без памяти.
     - Не буду, только автомат для верности разряжу.
     Алексей  взял  автомат  - тот  не  стоял  на предохранителе.  Отстегнул
магазин, передернул затвор, из него вылетел целехонький патрон. Для верности
Леха подобрал  его  и быстренько, используя  тыльную часть патрона, разрядил
весь магазин прямо на  пол кунга, потом забросил  автомат и магазин в  угол,
подальше  от владельца. При каждом  падении очередного патрона на  пол Адыль
вздрагивал,  закрывая голову.  Тело тряслось, и  по нему прокатывались волны
жира.
     Я нагнулся к горе-боевику.
     -  Эй,  Адыль!  -  слегка ударил ладонью по  толстой морде, тот замычал
что-то невразумительное. - Кончилась война. Бери шинель, пошли домой.
     - А-а-а! - Адыль поднял  голову  и посмотрел на  нас мутным,  ничего не
понимающим взором. - А где он?!
     - Кто он? - мы не поняли, что это он городит.
     - Ракета взорвался! Я совсем умер!
     Тут  до  нас  дошло,  что почувствовал неопытный  человек,  находясь  в
десятке метров от пусковой при старте.
     Мы ржали во весь  голос, от всей души  смеялись. Смех  грозил разорвать
наши рты до ушей, мышцы живота болели от напряжения. Постепенно смех угасал,
но  это  происходило в  силу  физических  причин, из-за болей. Мы еще  долго
посмеивались, похихикивали.
     Превозмогая боль в теле и душивший нас смех, я выдавил из себя:
     - Вставай, киши!
     -  Ай, нет! Я немного здесь еще полежу, - и жирный, потный Адыль  вновь
уткнулся мордой в пол и обхватил голову руками.
     К своим шли молча. Смех нас истощил. Да и не смех это был, а истерика -
ржачка.
     В беседке  шла оживленная беседа. Смысл был один: попали или не попали.
Боб молчал, был хмур и сосредоточен. На входе появилась фигура Ходжи.
     - Все здесь?
     - Да.
     -  Сейчас  подойдет  командующий  армией  господин  Гусейнов. Никому не
расходится.
     - Куда же мы с подводной лодки денемся?
     - Какая подводная лодка? - Ходжи не понял и напрягся.
     - Куда мы безоружные уйдем? А лодка - это метафора. Врубился?
     - Не надо никаких метафор и лодок. Вам понятно?
     - Яснее ясного.
     - Что еще этому уроду надо? - слышалось ворчанье со всех сторон.
     - Хочет поблагодарить  от имени командования и  вручить ордена и ценные
подарки за отличную службу! - я вставил свои "три копейки".
     - Ага, по девять грамм в брюхо! - раздалось слева.
     - Господи. Как все это надоело, скорее бы свалить в Россию, обрыдли эти
черти со своими дурными разборками!
     - Гляди, чтобы тебя в "цинке" не отправили!
     - Тьфу на тебя, дубина!
     - Тихо! Вождь говорить будет, - прошептал кто-то впереди.
     Конвоиры уже не толкались.  Не били никого. Все было чинно  и  вежливо.
Напоминало  митинг на  каком-то заводе.  Вот приехал  большой начальник,  он
сейчас нам расскажет о необходимости качественного труда на благо Родины!
     Гусейнов, наверное,  точно  произвел  себя  в  генералы. Он надулся как
петух. И начал рассказывать про то, какие  мы молодцы! Какое большое дело мы
сделали в освободительной борьбе против иноземных захватчиков и т. д.
     А  в  конце  своей  речи он  призвал нас  пачками  записываться в  ряды
славного народно-освободительного войска. Обещал  всевозможные блага.  В том
числе и повышение звания на две  ступени  сразу. Значит, я  могу в одночасье
стать майором. Негусто. В следующем году мне и так капитана получать, а Бобу
он сразу генерал-майора присваивает!
     Мне  вспомнился  эпизод  из кинофильма  "Свадьба  в  Малиновке".  Когда
Попандопуло пихал попу нарисованные деньги и приговаривал: "Бери, я себе еще
нарисую!"
     Вся  эта  речь напоминала дешевый фарс. Добровольцев не  нашлось. Затем
Гусь еще раз обратился к Бобу:
     -  Василий  Степанович!  Я  предлагаю вам  возглавить  дивизию,  звание
генерала гарантирую через три дня.
     Боб, не задумываясь,  сказал  фразу,  которая  запомнилась  мне на  всю
жизнь:
     -  Я  принимаю  присягу  только один  раз! - при этом  он посмотрел  на
Модаева.
     В словах  командира  не было дешевого  пафоса,  как  в  речи Гусейнова,
простые слова, которые  сказал простой мужик, простой офицер. Подполковников
в Советской Армии было много, а вот таких, как Боб, наверное, мало.
     - Эй, а где обещанные деньги? - с места весело крикнул Горин.
     - Какие деньги? - Гусейнов явно недоумевал.
     -  За  старт.  По пять тысяч долларов каждому. А  командиру  - двадцать
штук. Итого  девяносто  пять тысяч. Мы  считать  умеем! Неужто  запамятовал,
генерал?
     - Село не уничтожено, а поэтому никаких денег не будет! - отрезал Гусь.
- Нужны деньги - идите ко мне. Я щедро оплачу ваш труд.
     - Брехня все это! - Алексей состроил обиженную мину. - Если уж за старт
не  заплатили,  то  за  наемничество  и подавно!  Модаев! Тебя обманули! Иди
назад! - Горин откровенно потешался на Серегой-предателем.
     - Горин! Не паясничай! - голос командира дивизиона был строг.
     - Понял! Умолкаю! Но обидно, они тут деньги обещали, и тут же обманули.
У, козлы!
     Затем банда Гусейнова удалилась. Ушел с ними и бывший старший лейтенант
Модаев Сергей Николаевич.
     Уходил он, потупив голову, с налившимся кровью лицом, в руке у него был
ПМ. Из этого пистолета убили прапорщика Морозко.
     Как ты со всем этим теперь сможешь жить, Серега-предатель?
     После того как  они ушли, все  зашумели.  Командир  поднял руку  вверх,
призывая к вниманию:
     - Товарищи офицеры!
     - Тихо, командир говорить будет!
     -  То,  что  сейчас  здесь  произошло  - ЧП!  И  вы  все  это прекрасно
осознаете. Самовольный, несанкционированный  пуск ракеты. Что будет со мной,
я  не знаю. Готов  полностью отвечать за свои действия. Но я  сохранил  свой
личный  состав,  как  мог сберег  вверенное вооружение,  технику, имущество.
Сейчас всех  попрошу  полчаса  перекурить, сходить в  туалет  и начать вновь
нести боевое дежурство.
     - Товарищ подполковник, мы все за вас вступимся! - неслось из толпы.
     - Мы напишем рапорта, что и как здесь было!
     - Если бы не вы, так нас бы здесь уже всех расстреляли!
     - Вон пусть у майора Иванова спросят!
     - Да ничего не будет!
     -  Тихо, товарищи  офицеры. Дежурной смене на своих рабочих местах быть
через  тридцать минут. Все. Разойдись! Маков! Они  перерезали провода. Вынос
для радио тоже разбили. Сколько времени надо для восстановления связи?
     - Минут десять  и  связь будет  "на соплях". С остальным надо подробнее
разбираться.
     - Ладно, делай, только раньше меня ничего никому не докладывай.
     - Есть.
     Я начал восстанавливать  проводную связь. Еще хорошо,  что защитники не
сильно  порезвились,  орудуя ножами. А  вот  если бы  из автомата полоснули!
Побоялись.
     Через десять минут командир  по телефону доложил в штаб полка, дивизии,
а затем  и в штаб армии  о происшедшем. Они уже, оказывается, мчались к нам.
Был зафиксирован старт ракет, но не было объяснений. Связи с нами не было.


-11-

     Командира  срочно  вызвали  в штаб  армии,  он  отправился  туда. Через
несколько  часов  приехали   на   машинах  человек  пятьдесят   во  главе  с
заместителем командарма, плюс  к ним  большая "группа  товарищей" из особого
отдела, военной прокуратуры, политотдела армии.
     Нас всех  рассортировали  и опрашивали, допрашивали, стращали,  пугали.
Передавали  по конвейеру. От особистов - прокурятам,  от  тех -  замполитам,
потом просто офицерам штаба армии  - инженерам, затем опять особистам, и  т.
д.
     Изуверство  тех,  кто  нас  допрашивал, было на  сродни измывательствам
ополченцев, которые были здесь недавно.
     Нас  пугали  уголовным кодексом, нарушением Устава,  нарушением  правил
несения боевого дежурства. Если верить всем этим страшилкам, получалось, что
каждому из нас  грозило лет по сорок, но у нас в стране больше пятнадцати не
дают, так что по двадцать пять скостят!
     По всем  раскладкам тех, кто нас допрашивал, мы все должны были умереть
здесь в едином  порыве, но не  допустить  пуска ракеты,  не говоря  уже  про
захват КП и стартовых позиций.
     От всех разумных доводов они отмахивались.
     Эти  приехавшие  умники  от  нас  допытывались,  почему  же  никто   не
организовал  преследование  и  захват  банды?  Этот  вопрос  вызывал  у всех
истеричный  смех.  Тогда они попытались сами организовать преследование. Они
даже связались с местной милицией, те просто бросили трубку. И  только поняв
тщетность своих попыток, они успокоились, правда, попытались все свалить  на
нас. Мы все устали от этих допросов, издевательств как  со стороны партизан,
так и со стороны официальных властей.
     Многие из приехавших отлично понимали,  что никто  не  будет заниматься
поисками и  наказанием Гусейнова и его компании. Российские части находились
на территории чужого государства, которое нас ненавидело всеми фибрами своей
кавказской  души. И мы, как офицеры,  верные присяге, несли службу, которая,
по большому счету, абсолютно никому была не нужна.  Родина  о нас  вспомнила
только для того, чтобы скрыть свой позор.
     Многие офицеры разъехались по  своим национальным  квартирам. Некоторые
даже заняли руководящие посты в  министерствах обороны своих республик. Сами
присылали письма  об  этом. Только  нам Россия  приказала оставаться здесь и
нести службу, что мы исправно и делали.
     Многие  республики  бывшего Союза  уже  заявили,  что  видят  Россию  в
качестве потенциального противника и строят свою политику на противодействии
ей. Скоро будем воевать с  бывшими сослуживцами. Кто  думал, что такое может
произойти!
     Особое  внимание  в  ходе  расследования,   конечно,  уделялось  фигуре
Модаева. Теперь все  были  под подозрением, а вдруг ты  тоже предатель? Пару
человек увезли в штаб армии.  Одного,  с которым  он учился, и второго,  кто
имел несчастье быть  с Модаевым соседом по лестничной площадке. Часто вместе
выпивали. Вот так-то, выпил с соседом, а оказалось, что предал Родину!
     На   следующий  день   пришел   приказ   министра  обороны   России   о
расформировании нашей  части. Все  мы должны были сдать технику, вооружение,
имущество прибывающим эвакуационным командам,  все, что нельзя демонтировать
в трехдневный срок, специально прибывшие саперы должны были взорвать.
     До  того,  пока не  вывезли  последнею ракету и блок аппаратуры, с нами
постоянно находились представители прокуратуры  и особого отдела. Они во все
глаза  смотрели, не  замышляем ли мы, чего доброго, украсть что-нибудь. Было
противно  и мерзко. Поэтому  час