, уныло
свисали  к  земле.  Сквозь  чугунный  узор наглухо замкнутых массивных
ворот был виден тенистый  парк,  из  которого  при  малейшем  движении
воздуха  доносился аромат роз.  За густой порослью парка не было видно
строений.  Только  над  вершинами  деревьев  к  небу   тянулась   игла
католической церкви.
 Хотя отсюда  просматривались  предместья  Тайюани   и   даже   ее
старинная крепостная стена на горе, шум города сюда не достигал.
 На левом каменном столбе решетчатых ворот  была  прибита  большая
чугунная доска с выпуклой литой надписью:

 Миссия
 РОТЫ ХРИСТОВОЙ,
 учрежденная отцами иезуитами во блаженную память
 ИГНАТИЯ ЛОИОЛЫ,
 преподобного генерала роты, и восстановленная
 достопочтенным и высокопреосвященным
 кардиналом-епископом
 ТОМАСОМ ТЬЕН
 с апостольского благословения
 святейшего отца нашего папы
 ПИЯ XII.

 Над этой  надписью  венчиком  латинскими  буквами  был расположен
известный девиз ордена иезуитов:
 "К вящей славе господней".
 Под доской белела фарфоровая кнопка звонка.
 Если нажать   эту  кнопку,  то  из  скрытой  в  акациях  сторожки
появлялся высокого роста китаец.  Не отпирая ворот,  он сквозь решетку
спрашивал,  что нужно посетителю, и, лишь сходив в миссию для доклада,
возвращался, чтобы впустить путника или отослать его прочь. Если нужно
было   отворить   ворота,   привратник   делал   это   с  нескрываемым
неудовольствием, словно посетитель был его врагом.
 Как сказано, человек этот был высок ростом, широк в плечах черты
его смуглого лица были правильны и тонки.  Карие глаза глядели строго.
Он был молчалив и сдержан в движениях. Звали его У Вэй. Это был шофер,
он же привратник миссии.
 С некоторых  пор  миссия  перестала  быть заведением религиозным.
Теперь тут,  как в пансионе,  отдыхали высшие тайюаньские чиновники  и
иностранные   офицеры,   служившие   советниками   у   гоминдановского
командования.
 Миссионеры-иезуиты исчезли  из  миссии.  Никто не знал,  куда они
девались.  Можно  было  только  предполагать,  что  они,  как  всегда,
отправились выполнять какие-то тайные задания врагов народа.  Хозяйкой
пансиона оказалась китаянка -  экономка  Ма,  которую  здесь  называли
"сестра Мария".  Народная молва утверждала, будто эта женщина, изменив
родине,  пошла на службу в полицию. А так как гоминдановская полиция с
некоторых   пор   стала   слугой   иностранной   военной  миссии,  то,
следовательно,  народ считал, что и "сестра Мария" состоит на службе у
иностранцев.
 От ворот  миссии  к  большому  каменному  жилому  строению   вела
запущенная  каштановая  аллея.  Единственное,  за  чем  в  этом парке,
по-видимому,  ухаживали,  были розы.  Бесчисленные кусты роз  -  алых,
розовых,  чайных, белых - источали сладкий аромат. Аромат этот был так
опьяняюще силен, что, казалось, расслаблял волю, располагал к лени и к
ничегонеделанию.
 По мнению Ма - Марии,  именно такое  состояние  и  было  основным
условием отдыха высоких гостей, пребывавших под кровом миссии.
 Ма была еще молодой женщиной,  небольшого роста,  с  лицом  очень
правильным  и  даже  красивым,  но  слишком  неподвижным,  чтобы  быть
привлекательным.  Глаза Ма были всегда  полны  грустной  задумчивости,
движения  -  медлительны и спокойны  говорила она ровным голосом,  не
повышая его,  даже когда сердилась. Эта мягкость, однако, не мешала ей
быть  придирчивой  и  строгой  хозяйкой,  державшей  в страхе служащих
миссии.

2

 Ранним утром,  когда Ма  и  гости  еще  спали,  женский  персонал
миссии, состоявший из двух горничных и кухарки, собрался в просторной,
выложенной белыми изразцами кухне.
 Горничные Го   Лин   и   Тан   Кэ  представляли  во  всем  резкую
противоположность  друг  другу.  Го  Лин   была   полная   девушка   с
мечтательными  глазами  и  с  мягкостью движений,  свойственной полным
женщинам. На вид ей можно было дать больше ее девятнадцати лет. Тан Кэ
была  стройна,  ее  непослушные волосы плохо укладывались в прическу и
беспорядочно окаймляли смуглое лицо с темным пушком над верхней  губой
и  с  хмуро  глядящими  карими глазами.  Движения Тан Кэ были коротки,
стремительны,  речь - быстра и тверда.  Третьей женщине, кухарке У Дэ,
окрещенной  здесь  именем  Анны,  было  под шестьдесят.  Она выглядела
крепкой и суровой.  У нее были гладко  прибранные  седеющие  волосы  и
строгий взгляд.
 Сердито погромыхивая посудой,  У Дэ готовила утренний завтрак. Го
Лин  перетирала посуду,  Тан Кэ вертелась перед зеркалом,  в пятый раз
перекалывая кружевной фартучек.  Тихонько,  так,  что едва можно  было
разобрать  слова,  все  трое  напевали песенку,  завезенную в Китай из
далекого Советского Союза:

 Девушка хорошая, смелая и юная,
 С темными упрямыми дугами бровей,
 Не гуляй с врагами ты вечерами лунными,
 Не растрать ты, девушка, нежности своей.
 Эта жизнь веселая нам совсем ненужная,
 И тепло Шаньси не согреет нас.
 Мы семью товарищей, теплую и дружную,
 Сохранимте, девушки, в этот грозный час.
 Не теряйте мужества, не растратьте силы вы,
 Девушки хорошие, с жаркою душой...

 Пение было прервано звонком,  донесшимся со стороны ворот. Го Лин
посмотрела  на  часы:  время  было  слишком   раннее   для   появления
какого-нибудь   нового   гостя   из   иностранцев  или  гоминдановских
чиновников.  Тан Кэ с любопытством выглянула в окно  У Вэй,  на  ходу
застегивая куртку, шел отворять. Через минуту по главной аллее, скрипя
ободьями по песку,  проехал маленький желтый  шарабанчик,  запряженный
низкорослой   мохнатой   лошадкой.   Из   шарабана  торчала  прикрытая
соломенной шапочкой женская голова.  Волосы  женщины  были  собраны  в
высокую прическу. По этой прическе Тан Кэ безошибочно признала гостью.
 - Сяо Фын-ин! - бросила она в кухню.
 У Дэ сердито громыхнула кастрюлей и безапелляционно отрезала:
 - Плохой человек!
 - Что ей может быть нужно? - с беспокойством пробормотала Го Лин.
 На ступенях  послышался  дробный  стук  каблуков,   и   в   кухню
стремительно  вбежала  посетительница.  На  ней  был  изящный дорожный
костюм,  модная обувь, все мелочи ее туалета соответствовали картинкам
новейшего модного журнала.
 - Здравствуйте! - развязно воскликнула она.
 У Дэ  демонстративно  отвернулась.  Тан Кэ сделала вид,  будто не
слышит. Только Го Лин несмело ответила:
 - Здравствуйте, Сяо Фын-ин.
 - Вы нарочно дразните меня? - сердито вскинулась гостья.
 - Извините, - растерянно проговорила Го Лин.
 - Сколько раз я повторяла вам:  нет Сяо Фын-ин,  есть  Стелла!  -
строго заявила гостья. - По-моему, эго не так трудно запомнить.
Тан Кэ с насмешливой почтительностью произнесла:
 - Госпожа Стелла!
 - Ничего смешного в этом нет, - надулась гостья.
 - Да, конечно.
 - Какой у вас всех скучный вид!  Можно подумать,  будто вы только
что с похорон.
 С этими словами Сяо Фын-ин презрительно скривила губы.
 У Дэ пристально поглядела на нее:
 - А у вас, видно, вечный праздник?
 - Вы,  Анна,  способны испортить настроение кому угодно.  - И тут
Сяо Фын-ин так же отвернулась от У Дэ,  как та  от  нее.  Обращаясь  к
молодым  горничным,  она проговорила:  - Глядя на эту женщину с дурным
характером,  и вы, девочки, становитесь старухами. Теперь, когда перед
нами открываются двери мира...
 - Замолчите,  пожалуйста!  - гневно перебила ее стоящая у плиты У
Дэ.
 Сяо Фын-ин посмотрела на кухарку сквозь прищуренные веки.
 - О, как много вы себе позволяете, Анна. И вообще я...
 Она не договорила.  У Дэ исподлобья вопросительно смотрела  в  ее
сторону:
 - Ну что же, договаривайте!
 Сяо Фын-ин вспыхнула:
 - ...удивляюсь, почему вас тут держат.
 - А  вы  замолвите  словечко,  чтобы  меня  выгнали,  -  негромко
проговорила У Дэ.
 Несколько мгновений Сяо Фын-ин молча глядела на нее.
 - Если бы не У Вэй...
 Пальцы Анны, державшие ложку, судорожно сжались.
 - Оставь моего сына в покое!
 Чтобы предотвратить ссору, Тан Кэ спросила Сяо Фын-ин:
 - Вы были сегодня в городе?
 Та не  сразу  сообразила,  что  вопрос  обращен  к  ней.  Наконец
ответила, нахмурившись:
 - Да.
 После некоторого молчания Тан Кэ сказала:
 - Говорят... на бульваре...
 Она не договорила,  но Сяо Фын-ин,  видимо,  сразу повяла,  о чем
идет речь. Тень растерянности и смущения пробежала по ее лицу. Однако,
быстро оправившись, франтиха с наигранной небрежностью сказала:
 - Ах, вы об этом...
 Го Лин испуганно взмахнула густыми ресницами и приблизила руку ко
рту, словно желая удержать собственные слова.
 - Говорят...  там...  двенадцать переносных виселиц,  - проронила
она едва слышно.
 - И на каждой уже не двое, а четверо наших, - сказала У Дэ.
 Го Лин испуганно вскинулась:
 - Тетя У Дэ!
 - Тетя! - вторя ей, так же испуганно воскликнула и Тан Кэ.
 - Ну что, что? - Глубоко сидящие глаза У Дэ сверкнули.
 - Его   превосходительство   Янь   Ши-фан   поступил   так,   как
рекомендовал ему советник господин Баркли, - сказала Сяо Фын-ин.
 - Замолчишь  ли  ты?!  - крикнула У Дэ.  Сквозь зубы,  как только
могла презрительно, она процедила: - Госпожа Стелла...
 Го Лин испуганно всплеснула пухлыми руками.
 - Уведи отсюда тетю Дэ, - шепнула ей Тан Кэ.
 Го Лин  взяла  старую  женщину  за  локоть  и потянула прочь.  Но
кухарка гневно высвободилась:
 - Оставь, я скажу ей все, что думаю о ней!
 - Тетя У Дэ,  прошу вас,  довольно!  - строго сказала  Тан  Кэ  и
властно вывела кухарку.
 Губы Сяо Фын-ин нервно дергались.  Она вынула сигарету. Несколько
раз  щелкнула  новенькой зажигалкой.  Пламя в ее вздрагивающих пальцах
колыхалось и не попадало на кончик сигареты.  Не обращая  внимания  на
пристально  следящую  за  нею Го Лин,  она отодвинула стеклянную дверь
холла и,  войдя туда,  с размаху бросилась в кресло.  Го Лин стояла на
пороге,  в ее глазах были страх и страдание. Она хотела что-то сказать
и не решалась. Вошедшая Ма нарушила молчание. Она спросила Сяо Фын-ин:
 - Что вам угодно?
 - У меня есть дело к вам.
 - Ко мне? - удивилась Ма.
 Сяо Фын-ин движением головы велела Го Лин уйти и сказала Ма:
 - Я буду здесь жить.
 Ма воскликнула:
 - Я не хотела бы этому верить!
 - Теперь я главный секретарь его превосходительства Янь  Ши-фана,
- заявила Сяо и постаралась изобразить на лице важность.
 От изумления Ма могла только издать односложное:
 - О-о!
 Между тем Сяо продолжала так же важно:
 - Кажется,  госпожа  Мария  хотела,  чтобы его превосходительство
советник Баркли тоже оказал честь этому дому своим пребыванием под его
кровлей? Сегодня он будет здесь.
 - Баркли  будет  здесь?  -  тихо  проговорила  Ма  и  на   минуту
задумалась. - Хорошо... Я все приготовлю...
 - Прошу вас не думать,  будто уговорить его  было  так  легко,  -
улыбнувшись,   сказала   Сяо   Фын-ин.   -   Мы   обязаны   этим   его
превосходительству генералу  Янь  Ши-фану,  другу  моему  и  господина
Баркли... Вы меня понимаете?.. Значит, ждите нас вечером...
 С этими  словами  Сяо  Фын-ин  вышла,  уселась  в   свой   желтый
шарабанчик и, подобрав вожжи, погнала лошадку.

3

 Когда У Вэй, затворив ворота, повернул к дому, Ma быстро прошла в
гараж.
 - Приготовься,  - сказала она, - сегодня здесь будут Баркли и Янь
Ши-фан.
 - Вот что!..  Ну что же,  я готов. А ты? - Он испытующе посмотрел
ей в глаза.
 Она опустила взгляд.
 - Еще немного, и... я не выдержу, - едва слышно ответила она.
 - Стыдно так говорить,  - спокойно, но очень внушительно сказал У
Вэй.
 - Раньше мое положение было,  пожалуй, опаснее, но на душе у меня
было легко.  А с тех пор как ты распустил  слух,  будто  я  связана  с
чанкайшистской   полицией,   мне   стыдно   смотреть  людям  в  глаза.
Гоминдановцы у всех на глазах так подчеркивают свое  доверие  ко  мне,
словно я действительно стала изменницей. Даже наши девушки и твоя мать
подозревают меня.
 - Ты же знаешь,  что это было необходимо. Иначе чанкайшисты ни за
что не доверили бы тебе миссию.  Но я-то ведь знаю,  что ты  остаешься
верной нашему делу.
 - Это так страшно,  так страшно...  когда тебя все презирают, все
считают изменницей...
 Он ласково погладил ее по голове.
 - Прошу тебя, успокойся.
 Она закрыла глаза,  и на лице ее отразилось утомление, вокруг рта
легла горькая складка.
 - Если бы не ты,  - тихо произнесла она,  - у меня не хватило  бы
сил.
 - Все будет хорошо.
 - Да...  Лишь  бы  нам  быть  вместе...  Но...  твоя мать...  Она
ненавидит меня.
 - Когда можно будет, я объясню ей все. Она поймет...
 - Но  пока  она  ненавидит  меня  с  каждым  днем  все   сильнее.
Впрочем... так и должно быть. Меня все ненавидят, все, все!
 - Все?..  Нет, только те, кто не знает твоей истинной роли. А кто
ее   знает,  тот  понимает,  как  трудно  честному  бойцу  разыгрывать
предателя.
 Ма повела плечами, словно от холода, хотя на улице стояла жара.
 - Постоянно чудится,  будто кто-то меня  выслеживает.  И  свои  и
враги - все меня подкарауливают.  Не знаю,  откуда мне ждать пули:  от
людей  Янь  Ши-фана  или  от  своих  партизан?..  Иногда  бывает   так
страшно...
 - Бедная моя!  - проговорил У Вэй.  Он подвел ее  к  скамеечке  у
ворот гаража и, заботливо усадив, сам сел рядом.
 Она молчала.  В саду было тихо. Птицы прятались в листву от лучей
поднимающегося  солнца.  Надвигался  жаркий  день.  Аромат  роз  висел
неподвижный и душный.  Ма долго молча смотрела на расстилавшийся перед
нею ковер цветов. Улыбнулась:
 - Когда я смотрю на это, мне хочется верить, что все... все будет
хорошо.
 - Разве можно в этом сомневаться?  -  сказал  У  Вэй.  -  Подумай
только: ведь Народно-освободительная армия очистила от врага уже почти
всю страну.  Еще одно усилие - и весь Китай будет  свободен.  Помнишь,
как сказал наш Мао...
 - Да, да, помню! - просветлев, воскликнула Ма. - Я тоже вижу его,
этот  прекрасный  корабль  свободы.  И  что бы ни случилось,  какую бы
тяжелую обязанность ни наложил на меня народ,  я буду  гордиться  тем,
что капелька и моей силы двигала этот корабль великой победы.
 У Вэй ласково коснулся ладонью ее пальцев, но Ма отстранила руку,
боясь,  чтобы  кто-нибудь  не  увидел этой ласки.  Лицо ее снова стало
непроницаемым, спокойствие и обычная выдержка вернулись к ней.

4

 Цзинь Фын нужно было миновать патрули войск Янь Ши-фана на  южных
подступах к городу. Проникнуть в миссию святого Игнатия следовало так,
чтобы никто,  решительно никто этого не видел.  Девочка  хорошо  знала
дорогу. Она знала, что пройдет, если только ничего не случится на пути
от лавки,  где она взяла овощи,  чтобы наполнить  свою  корзиночку,  в
которой  она  якобы  разносила  покупки клиентам торговца овощами.  От
лавки ей приходилось идти открыто по улицам до  самого  бульвара.  Там
был снова вход под землю. Та галерея уже приведет ее в миссию.
 Только бы  благополучно  пройти  к  бульвару!  Лучше  всего  идти
парком.  Там  никто  не обратит внимания на продавщицу овощей.  Но как
только  девочка  свернула  на  улицу  Маньчжурских  могил,  она  сразу
увидела,  что  туда  лучше  не  соваться.  Что-то  случилось  там.  Ее
наметанный глаз сразу различил в толпе нескольких агентов полиции. Она
вернулась  и  пошла  в  сторону  разрушенного  вокзала.  По дороге она
услышала разговор о том, что в парке сегодня обыскивают подозрительных
прохожих.
 Она не может дать себя обыскать!  У нее в  корзинке  под  овощами
лежит  электрический фонарик.  "Зачем фонарик обыкновенной девочке?" -
спросит полицейский.
 Значит, ей следовало обойти и парк.
 Цзинь Фын миновала улицу,  называвшуюся теперь улицей Чан Кай-ши,
и  подошла к харчевне на углу,  помещавшейся в домике,  сколоченном из
старых ящиков. Здесь она сделала вид, будто рассматривает выставленные
под навесом кушанья. Это было жалкое подобие того, что продавалось тут
прежде,  до войны.  Но,  видимо,  голодающих тайюаньцев могло привлечь
даже  это  скудное угощение.  Будто увлеченная видом кушаний,  девочка
искоса бросила взгляд вдоль улицы: свободен путь или нет?
 На перекрестке стоял полицейский.  Девочка знала,  что,  попадись
она ему на глаза,  он ее непременно остановит.  Она  ясно  представила
себе,  как он возьмет ее за ухо, заглянет в корзину, потребует сладкую
морковку, а может быть, начнет копаться в корзинке, найдет фонарик...
 Нет, полицейского тоже нужно миновать!
 Она зашла в  харчевню  и  предложила  хозяину  овощи,  хотя  была
заранее уверена, что ее попросту выгонят.
 Так оно и случилось.
 Очутившись снова на улице,  она увидела,  что полицейский все еще
на своем месте.  Но она знала,  что не в  привычке  полицейских  долго
стоять  на  солнцепеке,  рано  или  поздно  он  уберется.  Нужно этого
дождаться.
 Цзинь Фын  прошлась по разбитому снарядами тротуару.  Ее внимание
привлек наклеенный на  выщербленную  осколками  стену  дома  листок  -
извещение   гоминдановского  генерала  Янь  Ши-фана.  Каждый  параграф
кончался  словами:  "Нарушение  карается  смертной  казнью".  Смертной
казнью    карался   ущерб,   причиненный   материалам,   принадлежащим
гоминдановскому командованию  смертной казни подвергались все  жители
местности,  где  будет  поврежден  телефонный  провод  смертной казни
обрекались  жильцы  и  сторожа  в  случае  порчи  военного  имущества,
лежащего  на тротуарах,  прилегающих к их домам  под страхом смертной
казни никто не имел права переселяться  с  квартиры  на  квартиру  без
разрешения квартального уполномоченного.
 Девочка начала читать "извещение" для виду,  но,  дойдя до    8,
по-настоящему заинтересовалась. Там говорилось:
 "Мы, генерал Янь Ши-фан, объявляем:
 Каждый, кто  знает  о  каких-либо  входах в подземелья,  обязан в
течение двадцати четырех часов  от  момента  обнародования  настоящего
уведомления   сообщить   о  них  в  свой  полицейский  участок  лица,
проживающие в деревнях,  обязаны сделать сообщение жандармским  постам
или полевой полиции. Неисполнение карается смертью.
 Предаются смертной казни все жители тех домов,  где по  истечении
указанного  срока будут обнаружены выходы из подземелий,  о которых не
было сообщено властям.  Также будут казнены и те,  кто живет вблизи от
таких мест и знает тех,  кто пользуется подземельями,  но не сообщил о
том властям в надлежащий срок.
 Несовершеннолетние нарушители  сего  приказа  караются наравне со
взрослыми..."
 Девочка остановилась    на   этих   строках   и   прочла   сновав
"Несовершеннолетние нарушители..." Нет,  ей только  показалось,  будто
это напечатано особенно крупными иероглифами...
 Приказ был помечен вчерашним днем.  А у них в штабе  его  еще  не
видели.  Она  оглянулась,  нет  ли  кого-нибудь  поблизости.  Ей очень
хотелось сорвать листок,  чтобы принести  его  своим.  Это  интересная
новость.  Значит,  Янь  Ши-фан  очень  боится тех,  кто скрывается под
землей  он не остановится  на  угрозах.  Может  быть,  он  со  своими
иностранными советниками попробует замуровать или заминировать входы и
выходы подземелий или пустит под землю газ...
 Наконец полицейский,  как и ждала Цзинь Фын, ушел с перекрестка и
уселся в тени. Девочка потянулась было к листку, но все же не решилась
его сорвать: если полицейский поднимет голову...
 Нет, нельзя ставить под  угрозу  боевое  задание,  полученное  от
командира.
 Она проскользнула мимо полицейского и пошла вниз по улице.  Улица
вывела ее много южнее,  чем нужно, но зато тут не было ни патрулей, ни
полицейских,  ни даже прохожих. Тут незачем было патрулировать, нечего
было  охранять.  Тут  были  одни  жалкие  развалины  домов.  Цзинь Фын
уверенно свернула направо, там тоже есть вход под землю, расположенный
в развалинах дома.
 Девочка перелезла через кучу битого кирпича и стала спускаться  в
подвал. Для этого ей приходилось перепрыгивать через зияющие провалы в
лестнице,  где не хватало по две и три ступеньки подряд.  Но Цзинь Фын
умела прыгать.  Важно только,  чтобы ступеньки были сухие, иначе можно
поскользнуться.
 В подвале  было  очень  темно.  Цзинь  Фын пришлось остановиться,
чтобы дать глазам привыкнуть после света наверху.  Она долго ничего не
видела,  но зато отчетливо слышала,  что кто-то т