тношения?
 - Никаких у меня с ней отношений.  Соседи  по даче. Мы с ней  с детства
знакомы.  Потом выросли, лет десять не виделись.  А месяца два назад она мне
позвонила.  Лиза - девушка впечатлительная, поэтому, когда она  сказала, что
ей  грозит смертельная  опасность,  я  не  поверил.  Она просила приехать  в
Трофимовку  и спасти ее... Ну, у меня тоже свои дела, работа, то да се. Пока
отпуск оформил... В общем, приехал сюда, а здесь ты.
 - Скажи, Федор, мы с ней похожи?
 - Точно не знаю, мы  столько  лет не виделись... Вы с ней роста одного,
но  она попухлее  будет, голос похож. Может,  еще  в глазах  что-то  общее -
херувимная беззащитность... Многие  мужики от  этого дуреют, им хочется быть
сильными, храбрыми и благородными, - и  он посмотрел на меня, как на личного
врага.
 Вот те  раз!  Я  думала, что  выгляжу  уверенной  в  себе,  независимой
эмансипе, а тут выясняется, что все это самообман. Я обиделась.
 - Ладно, некогда мне с тобой разговаривать, - и направилась к двери.
 - Э-э, нет. Так дело не пойдет. Выкладывай, что там с паролем, - подпер
он дверь плечом.
 - Ничего особенного. Эмма Францевна придумала новый пасьянс  и ищет ему
название.  "Пароль" - звучит  интригующе,  - отодвинула  я  его от  дверного
проема и направилась к  себе,  репетировать перед зеркалом взгляд скучающего
циника и выражение лица "эмансипированная женщина на свободном выпасе".
 Гоша валялся на восточном ковре и мусолил резиновый мяч.
 - Хватит бездельничать. Приступаем к выполнению плана "Б".
 Гоша обрадовался, бросил игрушку и с готовностью уселся  около двери. Я
переоделась в сарафан, повязала на голову скромный платочек и вернула глазам
выражение беззащитности.
 Летний день полыхал зноем, трелями  кузнечиков и ароматами трав. Мы, не
спеша, прогулялись до Трофимовки. По  пути  помахали  рукой и  хвостом  дяде
Осипу, который отдыхал в тени яблони. В деревне  нам попался на глаза только
один абориген. Он спал под забором, прикрыв лицо кепочкой.
 В церкви было сумрачно, прохладно и тихо.  Вначале мне  показалось, что
внутри  никого  нет. Однако  возле конторки, где продавались свечи, и стояла
кружка для сбора пожертвований на ремонт храма, шевельнулась тень.
 - Здравствуй, дщерь моя, - окатил меня баритоном отец Митрофаний. - Рад
видеть тебя, Лиза. Ты по делу зашла или просто так?
 -  Э-э, заинтересовал меня вот  какой вопрос, батюшка. Вы рассказывали,
что у монаха Авеля осталось от неудачного брака три сына. Не знаете ли Вы их
судьбы? Может быть, им передался дар предвидения?
 -  Хм-м,  -  поправил  он  очки  в  модной  оправе.   -  Действительно,
интересно... Нет, я про его потомков ничего не знаю. А если  б передался его
дар по  наследству,  мы бы,  я думаю, услышали  об  этом  из  летописей  или
мемуарной литературы.
 - А верно ли,  что монах Авель мог указать  россыпи драгоценных камней?
Или он специализировался только на воде и месторождениях металлов?
 -  У  Авеля  есть  предсказания  нескольких  месторождений  малахита  в
Уральских горах.  Их  до  революции Демидовы и Савва Морозов  разрабатывали.
Несколько  кладов  отыскал святой  человек  и  передал  их  государству  для
богоугодного дела: обустройства домов для престарелых и инвалидов.
 - А как насчет серебра, платины и золота? - не сдавалась я.
 - Нет, такого не припоминаю.
 Отец  Митрофаний  повернулся  к конторке,  показывая,  что  мое детское
любопытство ему уже надоело.
 - А хорошо было бы найти месторождение золота, как монах Авель. Он  был
святой человек, мученик, убогий, юродивый, божий  человек, отшельник,  скит,
черный омут... - несла  я все, что приходило в голову и могло  выглядеть как
пароль. - ... самородки,  золотой песок, желтый дьявол,  голубые  незабудки,
орешник...
 Батюшка, видимо, заподозрил  у меня помешательство, так  как отпрянул и
испуганно  воззрился  на  меня.  Потом  побледнел,  взял  в  руки  библию  в
серебряном окладе и шагнул ко мне.
 -  ... еловый лес, Бездонка, камыши, водяная  мельница... - не могла  я
остановиться.
 Отец  Митрофаний  поднял  библию  и  шагнул  еще  ближе.  Я  отступила,
продолжая нести полную ахинею.
 -  ...  царица  египетская,  пасьянс,  хромая  юбка,  лето  в  Лонжюмо,
сгоревшая сосна...
 Святой отец широко раскрыл глаза и сделал еще один шаг.
 -  Как  у вас тут  прохладно!  - прогромыхал под сводами  церкви  голос
Федора.
 Я  замолчала, а  отец Митрофаний опустил руку с  библией. По  его виску
стекала струйка пота.
 - Елизавета Петровна, Вас Эмма Францевна хотят видеть. Зовут-с.
 Федор взял  меня  за  руку и потащил  на свет.  В голове  у меня что-то
звенело и побулькивало. Окружающая среда воспринималась с трудом. В молчании
мы дошли до моста, и я только тут смогла спросить:
 - Ты как меня нашел?
 - Дядя Осип подсказал, что вы с Гошей в Трофимовку пошли.
 - Зачем Эмма Францевна меня зовет?
 - Уже не зовет.
 - Ты выдумал про Эмму Францевну? Зачем же ты меня увел?
 - Ну, я, конечно, мог подождать, пока он тебя убьет.
 - Как убьет?!
 -  А  ты  думала, отец Митрофаний  собрался тебя благословить увесистой
библией?
 Ноги у меня подкосились, и  я  села прямо в придорожную траву. Гоша тут
же пристроился рядом.  Федор возвышался надо мной Александрийским  маяком, и
что-то мне подсказывало, что настроение у  него не очень хорошее,  а  скорее
наоборот - сердитое.
 -  Ну, доигралась? Что ты ему  такое сказала, что он готов был  прямо в
храме нарушить главную заповедь?
 -  Э-э, я  всего  лишь назвала ему  несколько слов,  которые могли быть
паролем.
 - Полина!!! - сжал он кулаки.
 -  Ш-ш-ш, - оглянулась я по  сторонам. - Не  забывай,  я работаю  здесь
Лизой.
 Федор опустился рядом и заглянул мне в лицо.
 - Девочка моя, дело серьезное. Говори, что там с паролем?
 - Недавно отец Митрофаний просил Эмму Францевну продать ему кусок земли
за еловым лесом. Она ему отказала. Дядя Осип видел убогого паренька вместе с
батюшкой у водяной мельницы. Божий человек завтракает у нас в летней кухне и
расплачивается золотыми самородками.  Гоша признал в  нем своего похитителя.
Откуда Влад знает про золото, и почему просил узнать  пароль, я еще не знаю.
Вот. Все.
 Федор жевал травинку и сосредоточенно смотрел вдаль.
 - Слушай меня внимательно: я не могу ходить за тобой по пятам и спасать
от несчастных случаев.  Обещай, что не полезешь больше ни в какие передряги,
а?
 - Что ты, Федор, я такая трусиха. Я никуда не лезу. Оно само, - подняла
я  на него  честные глаза.  - Просто так получается... Знал  бы,  где  упал,
соломку подстелил.

 Пахло  старой  соломой,  сырой землей, плесенью  и  тем особым запахом,
которым пропитана тайна.
 Рано  или  поздно  все  тайное  становится  явным.  Открываются запоры,
спадает пелена тумана, солнечный луч проникает туда, где раньше царила тьма.
Ключ поворачивается  в замочной скважине,  скрипят заржавевшие петли  двери,
прогнившие  ступени  лестницы  трещат  под  тяжелыми  шагами,  свет  озаряет
скользкие стены, черные пауки разбегаются в щели, тайна отступает и прячется
в кротовой норе.
 Но  что  это?!   Волшебная  пещера  Али-Бабы   или  мираж,  колдовство,
зазеркалье? Кто знает?..



Глава 12


 Федор сверлил меня взглядом.
 - Дай слово, что завтра же, нет, сегодня, ты соберешь свой  багаж, и мы
уедем. Эмма Францевна замечательно проживет и без компаньонки.
 - Конечно. О чем речь?! Мне тут уже самой надоело. Хочется в столицу, к
уличной суете, транспортным пробкам  и прочим радостям цивилизации. Подальше
от местных проблем. А то ни одного спокойного дня: то  скелеты  в шкафах, то
раненые филологи на  плече  виснут, то угроза  жизни  по  голове...  Золотые
самородки пригоршнями...
 Мы двинулись  в  сторону  дома,  но почему-то  пошли не  по  кратчайшей
дороге,  а свернули  под  раскидистые ветлы, которые росли  вдоль  Бездонки.
Только мы укрылись от палящего солнца в тени деревьев,  как  мимо по  дороге
промчалась бричка  со стороны  Трофимовки. Отец  Митрофаний погонял  лошадку
вожжами, ряса на его спине вздулась пузырем, как у велогонщика.
 - Куда это он? - удивилась я.
 - Ох, не знаю... - протянул Федор.
 Он стоял рядом,  заложив одну руку  за спину, а другую приложив  ко лбу
козырьком,  и провожал взглядом удаляющуюся  в  облаке  пыли фигуру батюшки.
Федор  уже почти не пользовался тростью, но не расставался с  ней, носил как
дубинку. Я залюбовалась им. Капитан на мостике...  Нет,  атаман  благородных
разбойников...
 - А ведь Гоша знает, где лежит золото... - бросила я пробный шар.
 - Нет! Ни в коем случае! - нахмурился Федор.
 - Ну, хоть одним глазком?..
 -   Ты   же  только   что   обещала!  -  простонал  он  уже   не  таким
безапелляционным тоном.
 - Отец Митрофаний уехал.  Божий человек, по словам дяди Осипа, смирный,
мухи не обидит. Нам никто не помешает наведаться туда  и  просто посмотреть.
Ну, пожалуйста! - погладила я его по руке.
 - Мы только посмотрим и сразу уйдем! - сдался он на милость победителя.
 - Гоша, милый, - присела я рядом с терьером. - Ты же помнишь, как  туда
пройти. Покажи нам, пожалуйста.
 Гоша почесал  за ухом, подвигал бровями и  с готовностью потрусил вдоль
реки по направлению к избушке Лешего.
 Мы  миновали  водяную мельницу и вошли в  еловый  лес.  Я пожалела, что
отправилась в экспедицию в сарафане  и босоножках. Комары набросились на мои
беззащитные ноги и  плечи, и я отбивалась от  них веточкой.  Федор заботливо
шлепал  на мне  особенно наглые экземпляры. Он предлагал свою  рубашку, но я
гордо отказалась.
 Гоша  уверенно миновал  памятный нам  валун, поляну незабудок,  широкой
дугой обошел омут и опять потрусил вдоль безымянного притока, который петлял
среди бурелома. Я уже  вся вспотела, косынка  сползла на шею, и пряди  волос
лезли  в глаза. Противное  упрямство  не  позволяло мне  запросить  пощады и
повернуть в обратную сторону, и я тащилась по лесу  из  последних сил. Федор
стал заметнее прихрамывать, и пустил  в ход свою трость, но тоже шел вперед,
стиснув зубы.
 Мы вышли к обрыву.  Между крутых глинистых берегов  сочился  безымянный
ручеек. Тишина стояла такая,  как будто мы забрались в самое сердце тайги, и
следы  человечества можно  обнаружить лишь на  другой  стороне планеты.  Наш
проводник остановился у ствола сосны, который соединял два обрывистых берега
импровизированным мостом.
 - Ну, что, Сусанин. Куда ты нас привел? - спросил Федор.
 Гоша  подобрал  язык  и  осторожно  ступил  на  поваленное  дерево.  По
неустойчивому мостику  мы гуськом перебрались на  другую  сторону  обрыва  и
опять  углубились в чащу.  Однако  шли недолго. Гоша  остановился у каменной
пирамиды. Среди  густого,  дикого  леса какому-то  шутнику  пришла  в голову
оригинальная мысль  сложить из крупных  булыжников небольшой  холм. Судя  по
всему,  российский  Стоунхендж стоял здесь  уже давно. Камни поросли мхом, в
щелях произрастали кривые деревца.
 Каменная плита, напоминающая своими размерами надгробие, прикрывала лаз
внутрь сооружения.  На  ее  поверхности  были выбиты какие-то  значки. Мы  с
Федором  посовещались  и решили, что  это  старославянская вязь. Нам удалось
расшифровать только несколько слов: "...во тьме  ночь... луне...". Остальные
буквы стерлись от времени до такой степени, что их было не узнать.
 Федор использовал трость как рычаг, и с ее помощью отвалил плиту. Я изо
всех сил старалась  ему помочь, но только  мешалась под  ногами.  Под плитой
скрывалась нора, из которой пахнуло сыростью.
 Азарт кладоискательства затуманил наши мозги, и мы уже ни о чем  другом
не могли думать, как о тайне, которая только что коснулась нас своим крылом.
Федор первым спрыгнул вниз и  помог мне спуститься в сырую темень. Дыра вела
куда-то  под холм. Мы двинулись по узкому  лазу,  согнувшись в три погибели.
Однако  сделали  лишь  шагов пять, и очутились  на ровной  площадке. Свет из
отверстия  почти не доставал до этого места. Наши глаза привыкли к полутьме,
и мы увидели землянку.
 Точнее,  часть землянки, так  как в  трех  шагах  от нас  свод  потолка
обрушился в давние времена и завалил остальную часть помещения. Пол землянки
устилала прелая  солома, валялись обломки  досок,  саперная лопата  и огарок
свечи. Вдоль  левой стены  виднелись  наваленные кучей черепа и кости,  явно
человеческой  принадлежности.  Прямо  перед  нами  в  земляном  завале  была
выкопана ниша. Из смеси земли и камней торчали обрывки дубленой кожи. А чуть
правее, на деревянном чурбачке стоял чугунок.  Примерно до  половины чугунок
наполняли самородки, вымазанные в глине.
 Федор  ковырнул  тростью  землю  в нише.  Кусок  земляной  стены  упал,
разломился, и  на  соломе  остались лежать самородки,  обрывки кожи и  комья
земли.
 В сыром холодном подземелье совершенно нечем было дышать.  Черные стены
давили многопудовой тяжестью. Белые черепа скалились из темноты. Зубы у меня
уже давно выбивали  дробь, а руки  и ноги обледенели.  И непонятно было:  от
холода это или от страха. Я обхватила Федора и героически старалась подавить
дрожь  в коленях. Он прижал  меня одной  рукой, а  второй  хотел  зачерпнуть
самородки из чугунка.
 - Не делай этого, - прошелестела я, охваченная суеверным ужасом.
 Он послушно  отвел  руку, и  в  этот момент  до нас  долетел  отчаянный
собачий лай.  В три прыжка  мы выбрались наружу и  остановились, ослепленные
светом. Федор  первым  обрел зрение и поволок  меня  за руку в  ту  сторону,
откуда доносился Гошин призыв о помощи.
 Мы выбежали к поваленному дереву  и остановились у обрыва. Гоша  грозно
лаял и топорщил загривок, охраняя  наш берег. А  по  бревну двигался в  нашу
сторону Божий человек. Он был уже  почти на  середине.  Увидев нас, он издал
звериный рев, воздел пудовые кулаки и попытался ускорить движение. Неуклюжее
тело качнулось вбок. Секунду он балансировал на поваленной сосне,  взмахивая
длинными руками, как ворон крыльями, но не удержался и обвалился вниз.
 Гоша замолчал на  половине фразы, и  нас обступила  звенящая тишина. Мы
сделали шаг к обрыву.
 Тело Божьего  человека бесформенной кучей лежало поперек  ручейка. Вода
перекатывалась через  могучие плечи и шевелила  его черную  спецовку. Голова
монстра покоилась на булыжнике. Светлые глаза удивленно смотрели  в небесную
даль. Душа его, судя по всему, уже отлетела в райские кущи.
 - Его нельзя здесь оставлять.  Дикие звери обгладают,  -  пришел в себя
Федор.
 Он  усадил меня под березку, а сам развил бурную деятельность.  Ниже по
течению,  он  обнаружил пологий берег, принес  тело  из  оврага и  с большим
трудом спустил его в лаз. Вход в землянку Федор  закрыл надгробьем и навалил
сверху  еще камней.  Потом  он  опять спустился к ручью и  долго фыркал там,
отмываясь от глины.
 - Все. Вставай, Полина, домой надо  возвращаться, - поднял  меня  Федор
из-под  березы, где  я  все  время  просидела,  безучастно  наблюдая за  его
действиями.
 Тут,  наконец,  во  мне  что-то  щелкнуло,  открылись  кингстоны,  и  я
уткнулась ему  в  грудь, совершенно неприлично  рыдая и  размазывая слезы по
щекам. Федор, как и  все мужчины, растерялся при виде такого  водопада, и не
знал, что со мной делать.
 - Девочка  моя, это я  виноват. Не надо  было пускать тебя сюда. Теперь
уже ничего не поделаешь. Видно, на роду ему было так написано.  От судьбы не
уйдешь...

 Судьба  следует  за  тобой  неслышной  тенью, скользит рядом дуновением
ветра. Куда ты, туда и она. Ты можешь нежиться на солнышке, прогуливаться на
поводке  или  облаивать  соседского  кота, а судьба  дышит  тебе  в холку  и
сверяется со своей вселенской книгой: пришел твой черед или нет?
 Колесо  фортуны  крутится в  небесном механизме,  отмеривая  твою  долю
счастья.  Крупинки прожитых дней падают  на дно  гигантских  песочных часов.
Шестеренки  совершенных  поступков  и нереализованных  помыслов  вращаются в
плоскости прозрачной Бесконечности, сцепляются зубцами в последовательности,
известной   только   Творцу.  Все   связано  в  едином   движении,   будущее
предопределено прошлым.
 И  вот  уже  кулачковая  передача  фатума  совершила  роковой  поворот,
сдвинулся поршень кармы, и душа твоя возвращается в первоначальное состояние
- в Ничто.

Глава 13


 Обратная  дорога не оставила у  меня  никаких воспоминаний. Кажется, мы
шли очень медленно.  Федор иногда нес меня на руках, потому что я без  конца
спотыкалась. У меня было единственное желание: забраться  под душ,  смыть  с
себя все воспоминания, а потом свернуться под одеялом в позе эмбриона и ни о
чем не думать.
 Солнце  уже  висело  над  самым  домом, когда  мы  добрались  до нашего
дворянского гнезда. Я опять по привычке сунулась в светелку, но Федор придал
мне нужное направление и напомнил, что мы переехали.
 Я  долго  стояла  под  струями воды, пытаясь унять  внутреннюю дрожь  и
избавиться от  горького осадка на дне души. Выходит,  дядя  Осип  был  прав:
Божий  человек нашел разбойничий склад награбленного добра. Отец Митрофаний,
скорее всего, не знал о местонахождении пещеры  Али-Бабы, иначе он бы быстро
все вывез оттуда.  Он, наверняка,  надеялся, что  убогий паренек покажет ему
захоронку,  поэтому  и подкармливал...  Боже  мой!  Что я наделала?!  Своими
попытками  выяснить,  что известно батюшке о пароле, я навела его на  мысль,
будто  знаю,  где находится  золотая  жила.  Теперь он  попытается устранить
своего конкурента, то есть меня!.. Да, но все-таки, причем здесь пароль?!
 А  вдруг Влад  имел в  виду нечто  совсем  другое? Что,  если пароль  и
золотые самородки не связаны между собой?
 -  Лизавета  Петровна,  -  постучала  в  дверь  Глаша  и  прервала  мои
рассуждения на самом интересном месте. - Ужинать пора. Эмма Францевна просят
в парадную гостиную. Гости у нас.
 Я надела вельветовые брючки и все тот же трикотажный топ, полоску ткани
на двух  тоненьких  бретельках.  Такой наряд должен убедить Владимира, что я
все-таки женщина, а не мужчина.
 В парадной гостиной собралось изысканное  общество. Эмма Францевна  - в
изумительном платье  времен  НЭПа  из крепдешина болотного  цвета и с ниткой
белого жемчуга до колен. Ариадна -  в черном платье удивительной  простоты и
изящества.  Ее  роскошные  волосы  были  уложены  на  затылке  с   греческой
непринужденностью,  прическу украшало  перо белой цапли. Отец Митрофаний - в
новой рясе и  с крестом внушительных размеров филигранной  работы на  груди.
Федор  - в  джинсах и  голубой рубашке  с  коротким  рукавом.  Голубой  цвет
удивительно  шел ему. Я заметила, что  трости при нем  не  было. И, наконец,
Влад  - в белом легком костюме, который  идеально сидел на нем. Он был похож
на принца из сказки.
 Все общество  расположилось двумя группками. Ариадна и  отец Митрофаний
вели неторопливую беседу в мирных тонах, стоя  у венецианского зеркала. Эмма
Францевна  восседала  в  кресле  в  стиле  рококо,  улыбалась  и  поигрывала
лорнетом. Рядом с ней стояли Влад и Федор. Они держали в руках рюмки с вином
и над чем-то смеялись в полной гармонии.
 Я скользнула  за кресло бабушки  и встала в позу скромности. Осторожный
взгляд  в сторону отца  Митрофания  прибавил мне  оптимизма. Батюшка  внимал
словам Ариадны, зачарованно глядя на перо в ее прическе.
 Федор стрельнул глазами  на  отца Митрофания, проверяя его  реакцию, и,
кажется, остался доволен тем, что  тот не заметил моего появления. Во всяком
случае,  он облегченно  расслабился.  Влад  подробно  осмотрел  мою  фигуру,
остановился взглядом на том,  что было выгодно подчеркнуто, и не оставил без
внимания  то,  что  откровенно  выпирало наружу,  вздохнул  со  значением  и
напустил в  глаза  томности.  Моя  женская  натура  откликнулась  кокетливой
улыбкой, приливом крови к щекам и бешеным ритмом сердцебиения.
 Дверь парадной  гостиной  распахнулась, и  в комнату  вкатился еще один
гость  -  Аркадий Борисович. Он шумно отдувался и утирал пот на  лбу и щеках
белоснежным  платком.  Доктор  изобразил  общий  поклон,   подбежал  к  Эмме
Францевне и приложился к ее пальцам.
 - Прошу великодушнейше простить,  задержался  по медицински