акс!
   Максом оказался высокий широкоплечий мужчина с коротко
подстриженными волосами, в смокинге, с моноклем, висящим на
черном шелковом шнурке. Он направился к Дориш и склонился
над ее рукой.
   - Моя дорогая Лили, - сказано это было с немецким
акцентом.
   - Ты поужинаешь со мной, Макс? - теперь она видела во
мне лишь служащего отеля. - Вы сможете договориться,
Хаскелл, чтобы ужин подали мне в номер?
   - Разумеется, - кивнул я.
   - Меню я оставлю на совести вашего шеф-повара.
Что-нибудь полегче. И бутылку сухого французского
шампанского.
   Я снова кивнул.
   Макс вставил монокль в глаз и холодно оглядел меня.
   - Стоимость ужина внесите в мой счет, пожалуйста.
   - Нет, нет, Макси, - заворковала Дориш. - Я хочу, чтобы
ты был у меня в долгу. И я жду твоего рассказа о Берлине и
Париже.
   Монокль вылетел из глаза Макси.
   - Ну, если ты настаиваешь... - он был похож на Конрада
Вейдта, игравшего нацистов в старых военных фильмах.
   Дориш увлекла его к лифту, и тут сердце мое екнуло. В
вестибюль вошли Жирары. Жульет стояла, держа мужа под руку,
и наблюдала за процессией, шествующей к лифтам. Я не мог
сказать, кто больше удивил ее, грудастая блондинка или
элегантный насупленный Макси. Внезапно она отвернулась.
   Я взглянул на ухмыляющегося Карла Нэверса.
   - Зрелище запоминающееся.
   - Кто этот Макси? - спросил я.
   - Макс Кролл. Авангард прибывающей завтра делегации
Бернарделя.
   - А я мог бы поклясться, что он немец.
   - Вы правы. Директор автомобильного завода Бернарделя в
Западной Германии. Воевал в вермахте. Большая шишка в
Общем рынке.
   Теперь мне стала понятной реакция Жульет; Все, связанное
с Бернарделем, напоминало ей об убийстве отца.
   - Позаботьтесь об ужине для дамы, - напомнил Карл, все
еще улыбаясь, - а не то вам позвонит сам Джордж Бэттл из
своего дворца на Ривьере.
   - Если он позвонит, я расскажу ему о Макси.
   Дориш и ее свита уже уехали. Шарль и Жульет Жирар не
спеша шли к лифтам.
   - Что наверху? - услышал я вопрос Карла.
   - Все по-прежнему. Орудие убийства не найдено.
Непонятно, кто мог напасть на старика. Никто не заметил
ничего подозрительного.
   - Вам досталось от фараонов?
   - Допрос еще не закончился.
   Семнадцатый этаж.
   Место смерти, раздражения, глубокого сожаления. Мюррей
Кардью, осколок далекого прошлого, - кто мог покуситься на
его жизнь? Мне вспомнились слова Шамбрэна о том, что старик
мог бы стать величайшим шантажистом, если б захотел
разбогатеть. Вдруг он все-таки решил свернуть на кривую
дорожку?
   Эта гипотеза могла рассматриваться наравне с другими.
Сейчас полиция занималась проработкой версий и набирала
факты. Как я и сказал Карлу Нэверсу, орудия убийства в
номере не нашли. Судебный медик предположил, что Кардью
ударили рукоятью пистолета. Но его могли ударить и любым
другим тяжелым предметом с гладкой поверхностью. Ночная
дежурная по этажу не заметила ничего подозрительного. И
лифтер не видел человека, смахивающего на убийцу, хотя кто
знает, как может выглядеть убийца. Ничего не дали и поиски
отпечатков пальцев.
   Я оставался единственной ниточкой. Кардью посылал за
мной, но, как выяснилось, мое имя не было первым, пришедшим
ему в голову. Телефонистка коммутатора показала, что
сначала он попытался связаться с Шамбрэном. Потерпев
неудачу, попросил соединить его с номером посла Франции в
"Валдорфе". Его превосходительство приехал в Нью-Йорк,
чтобы принять участие в сессии Генеральной Ассамблеи ООН, а
также открыть первое заседание Международной торговой
комиссии. Но месье Делакру в номере не оказалось, и Мюррей
Кардью попросил телефонистку найти меня, что она и сделала.
   Но и я не мог сказать ничего вразумительного.
   Лейтенант Харди внешне напоминал скорее недоумевающего
защитника футбольной команды колледжа, чем сотрудника отдела
убийств. Он вновь и вновь заставлял меня рассказывать о
дневной беседе с Мюрреем Кардью.
   - Неувязки в размещении гостей за столами - не причина
для убийства, - говорил он. - Ну-ка повторите, что он
сказал вам по телефону.
   Я повторял раз, другой, третий... "Возникли неожиданные
затруднения в связи с той маленькой проблемой, которую мы
обсуждали с вами сегодня". Речь шла не о самом размещении
приглашенных, но "о тех же самых лицах".
   Что это означало? Я не имел ни малейшего понятия.
   - С одной стороны, ему срочно понадобился Хаскелл, с
другой - он собирался лечь спать, не дожидаясь Шамбрэна, -
недоумевал Харди.
   - Он - глубокий старик, - вступился за Мюррея Кардью
Шамбрэн. - И склонен к старомодным выражениям.
"Неожиданные затруднения" могли заключаться в том, что он
вспомнил о ком-то еще, кого мы забыли включить в список
гостей. Или он мог найти ошибку в первоначальном плане.
Или оказалось, что у месье Делакру аллергия на рыбу. Это
означало, что нужно срочно менять меню. Так что
"неожиданное" могло означать многое.
   Харди на это не клюнул, чем завоевал мое доверие.
   - Я думаю, речь все же шла о чем-то более важном, - он
нахмурился, как маленький ребенок, изучающий головоломку, -
о том, что могли решить вы, Шамбрэн. Поэтому он и позвонил
вам первому. Что-то мог сделать и посол Франции. Едва ли
Кардью волновался из-за меню.
   - Наверное, нет, - кивнул Шамбрэн. - Но все равно,
лейтенант, я не представляю, ради чего он меня искал.
   Разговор этот происходил в номере Мюррея Кардью после
того, как его тело увезли в городской морг.
   - Значит, дело касается тех людей, которых Кардью хотел
посадить за разные столы. - Харди справился с записной
книжкой. - Посла Франции и его жены, Майкла Дигби
Салливана, принцессы Барагрейв и ее сестры, мисс Айлин
Гровеснор, месье и мадам Жирар и месье Поля Бернарделя,
который сейчас летит над Атлантикой. Не остается ничего
другого, как побеседовать с каждым. Кто-нибудь из них
остановился в отеле?
   - Жирары и Салливан, - ответил Шамбрэн. - Забронирован
номер и Бернарделю. Он должен приехать утром.
   - Что ж, давайте начнем с тех, кто уже в отеле, - принял
решение Харди.
   - Но вам придется говорить с ними отдельно, - напомнил
Шамбрэн. - Жирары и Салливан несовместимы.
   С того момента события, происшедшие в "Бомонте", получили
два толкования, хотя кое в чем и совпадавшие. Первое -
полицейское, основанное на расследовании, проведенном
неторопливым, но настойчивым лейтенантом Харди. Второе -
касается людей, едва избежавших гибели, к которой вели их
собственные чувства и страхи, и злая воля.
   О расследовании Харди легко прочесть в подшивках газет.
Там есть все подробности об алиби и уликах, а также об
усилиях полиции, пытавшейся предотвратить дальнейшие
преступления.
   Моя история, центральной фигурой которой стал Пьер
Шамбрэн, полностью известна только мне. По просьбе Шамбрэна
я вел подробные записи. Многие ключевые сцены прошли на
моих глазах, о других я узнал от Шамбрэна и Диггера
Салливана, который, возможно, более чем кто-либо представлял
себе, что творит страх с людьми.
   В половине второго ночи Диггера. Салливана в отеле не
было, поэтому в кабинет Шамбрэна первыми пригласили Жираров.
   Но пришел лишь Шарль Жирар.
   - Моей жене нездоровится, она очень устала, - пояснил
Шарль, входя в кабинет.
   Шамбрэн представил его лейтенанту Харди и мне. Взгляд
серых глаз уперся в меня. Я понял, что он вспомнил, где
встречался со мной сегодня - в баре "Трапеция" с Салливаном,
и причислил к друзьям последнего.
   Шарль Жирар производил впечатление. Пронзительный
взгляд, квадратная челюсть, волевое лицо, стройная,
мускулистая фигура, - в суде он был, вероятно, опасным
соперником. В дружеской компании он мог бы быть обаятельным
собеседником. Но сейчас скорее напоминал прокурора.
   По-английски Жирар говорил без малейшего акцента, и я
предположил, что школу или колледж он окончил в Англии.
   - Если вы вызвали меня в связи с попыткой ограбления
нашего номера, я могу липа повторить, что все наши вещи на
месте. Ничем не могу помочь и полагаю, что для вопросов вы
могли бы найти более подходящее время.
   - Просьба зайти ко мне не связана с дневным
происшествием, месье, - ответил Шамбрэн. - По крайней мере
мы так думаем. Сегодня вечером в отеле убили человека. Вы
были знакомы с мистером Мюрреем Кардью?
   - Никогда не слышал о нем, - без промедления ответил
Жирар.
   - Знала ли его ваша жена?
   - Понятия не имею. Этот Кардью... его убили?
   - Да.
   - Как?
   - Ударили по голове... чем-то тяжелым, - ответил
Шамбрэн.
   По голосу чувствовалось, что он злится.
   - Повторяю, я никогда о нем не слышал. Мать моей жены -
американка. Жульет проводила здесь гораздо больше времени,
чем я. Возможно, она и знала Кардью, хотя мне об этом
неизвестно, - его глаза сузились. - Он молод?
   - Через месяц ему исполнилось бы восемьдесят, - ответил
Шамбрэн.
   Напряжение разом покинуло Жирара. Какой же он ревнивец,
подумал я.
   - Мы с женой провели вечер в компании месье Делакру,
посла Франции. Были на концерте в Центре Линкольна, а затем
поехали в ночной клуб. В отель вернулись примерно полчаса
назад, - его серые глаза остановились на мне. - Мне
кажется, мистер Хаскелл видел, как мы вошли.
   Похоже, он ничего не упускал.
   - Мы не интересуемся вашим алиби, месье, - заверил его
Шамбрэн и рассказал об участии Кардью в предстоящей встрече
Бернарделя, в том числе и о том, как старик предлагал
рассадить гостей. Жирар слушал с каменным лицом.
   - Но я уже дал понять месье Лакосту, секретарю
посольства, что мы с женой не считаем необходимым нарушать
этикет из-за личных отношений.
   - Не в этом суть, месье, - покачал головой Шамбрэн. -
Что мог узнать мистер Кардью об одном из вас настолько
важное, что его тут же убили?
   - Мне кажется, вы торопитесь с выводами, - возразил
Жирар. - Где доказательства, что его убили именно по этой
причине? Его мог убить тот же вор, что, по вашим словам,
побывал у нас в номере. Мне неизвестны какие-либо секреты,
связанные с моей женой, мною или кем-то еще, кто будет
сидеть за столом посла на званом вечере в честь месье
Бернарделя.
   - Мы хотели бы узнать у вашей жены, знает ли она Кардью,
- вмешался Харди.
   - Повторяю, моя жена плохо себя чувствует. Она уже
легла. Прошедший день утомил ее. Позвольте мне выяснить,
знакома ли она с Кардью. Если да, то уверен, что она найдет
в себе силы ответить на ваши вопросы. Если нет, я попрошу
вас оставить ее в покое, по крайней мере до утра.
   - Хорошо, - согласился Харди.
   Жирар снял трубку телефона на столе Шамбрэна и попросил
телефонистку соединить его со своим номером. Его грубый
голос внезапно стал мягким и нежным. С женой он говорил
по-французски, в голосе слышалась искренняя озабоченность.
Он упомянул фамилию Кардью. Затем положил трубку на рычаг.
   - Моя жена никогда не слышала о Мюррее Кардью и ничем не
может вам помочь.
   - Тогда, если вы не возражаете, мы поговорим с ней утром,
- принял решение Харди.
   Едва он произнес эти слова, как открылась дверь, и в
кабинет вошли Джерри Додд и Диггер Салливан.
   - Мистер Салливан только сейчас появился в отеле, и я
сразу попросил его... - Додд осекся, увидев Жирара.
   Жирар и Салливан смотрели друг на друга. Салливан
побледнел. Лицо Жирара, наоборот, стало пунцовым от злости.
Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но сдержался,
двинулся к двери и остановился перед Салливаном.
   - Предупреждаю вас, - его голос дрожал, - держитесь от
нее подальше.

                      Глава 5

   Жирар ушел, хлопнув дверью, а в кабинете повисла тяжелая
тишина. Диггер Салливан полез в карман смокинга за пачкой
сигарет. Его губы изогнулись в сухой улыбке.
   - Да, неприятная встреча, - он чиркнул зажигалкой,
глубоко затянулся, прошел к столу Шамбрэна. - Я потрясен
тем, что рассказал мне Додд. Бедный Кардью. Я хорошо знал
его, хотя близко мы не сходились. Он долго жил за границей,
- улыбка стала шире. - Сойтись близко мы и не могли, потому
что мой отец был сыном ирландского революционера, мать -
актрисой, ее папаша продавал гвозди и шурупы. С точки
зрения Кардью, я принадлежал к простолюдинам. Да и об
актрисах он был не слишком высокого мнения. Всегда щедрый,
остроумный, хотя о многом предпочитал не говорить, зная, что
подобные сведения тут же попадут в колонки светской хроники
и причинят кому-то вред... Мне он нравился. И я пришел
сказать, что не убивал его. Но алиби у меня нет. Во всяком
случае, сейчас.
   - Как это? - удивился Харди.
   Диггер коротко взглянул на меня.
   - Видите ли, я испытал потрясение... около шести вечера.
Мне хотелось побыть одному, подумать. Я сел в машину - в
гараже отеля подтвердят мои слова - и поехал за город, в
Коннектикут. Нигде не останавливался, ни с кем не говорил.
Но машина у меня заметная. Белый "феррари", спортивная
модель. Ее наверняка видели на автостраде.
   - Пока меня не интересует ваше алиби, - заметил Харди.
   Шамбрэн вновь пересказал историю с рассаживанием гостей.
   Диггер слушал внимательно, нахмурившись, не упуская ни
единого слова.
   - Когда я впервые услышал о возникших затруднениях, то
сам предложил сесть за любой другой стол. Я вообще не хотел
идти на этот чертов ужин и вчера вечером позвонил Бернарделю
в Париж, но он заявил, что тогда я окажусь в еще более
щекотливом положении, чем теперь.
   - Почему? - спросил Харди.
   - Мой дорогой друг, очень многие, в том числе и Жульет
Жирар, думают, что ее отца убил я. Если не покажусь на
торжественной встрече, кое-кто решит, что я струсил. Это
меня как раз не волнует, но мое отсутствие могут расценить и
так, будто Поль Бернардель попросил меня не приходить. А он
этого не хочет. Не в его интересах давать повод к
разговорам о том, что он, мол, изменил свое отношение ко
мне. Как говорится, куда ни кинь - все клин.
   - И вы не представляете себе, о чем Мюррей Кардью хотел
поговорить с Шамбрэном?
   - Не имею ни малейшего понятия. Вы думаете, его убили,
чтобы заткнуть ему рот?
   - Вполне возможно.
   Глаза Диггера сузились.
   - Да, возможно, - повторил он.
   - Значит, вы ничем не можете нам помочь?
   - Сейчас нет, лейтенант, - у Салливана дернулась щека. -
Я хотел бы помочь. Мюррей имел полное право умереть своей
смертью. Он никогда и мухи не обидел.
   Харди покачал головой. Ни одной ниточки, за которую
можно было бы ухватиться. Он повернулся к Шамбрэну.
   - Я намерен съездить в "Валдорф" и побеседовать с послом.
Возможно, он знает, о чем хотел поговорить с ним Кардью. А
Джерри пусть продолжит опрос служащих отеля. Вдруг кто-то
что-нибудь да вспомнит.
   - Я уже поговорил со многими, но безрезультатно, -
ответил Додд. - Попробую еще раз.
   Харди и Додд вышли из кабинета.
   Я почувствовал, что Диггер Салливан хочет остаться с
Шамбрэном наедине, и двинулся к двери.
   - Подождите, Марк, - Шамбрэн подошел к комоду, где на
электроплитке всегда грелся кофейник. Стоя спиной ко мне и
Диггеру, он продолжил: - Как я понимаю, вы готовы
приоткрыть карты?
   - Есть и такой вариант.
   Шамбрэн повернулся к нам с маленькой чашечкой кофе в
руках.
   - Я следовал за вами с закрытыми глазами, доверившись
вам, как поводырю, мистер Салливан, - он не сводил глаз с
лица Диггера. - Далее это невозможно по ряду причин. Я не
хочу таиться от Харди. Мне слишком часто приходится
обращаться в полицию. Я не могу сидеть сложа руки, я должен
искать убийцу Мюррея Кардью, который был моим другом. Не
хочу ждать, пока появятся новые жертвы. Ясно?
   - Яснее некуда.
   Шамбрэн вернулся к столу, поставил чашечку на
полированную поверхность.
   - И теперь, если уж мне суждено хранить ваши секреты,
мистер Салливан, я не хочу хранить их один. Я несу
ответственность перед мистером Бэттлом, владельцем отеля, и
перед тысячами людей, работающих и живущих в отеле. Если я
затею с вами какую-то игру и со мной что-то случится, я
хочу, чтобы мотивы, которыми я руководствовался, были
известны не только нам обоим. И я готов выслушивать ваши
признания только в присутствии Хаскелла. Если вас это не
устроит, мистер Салливан, я верну сюда лейтенанта Харди,
расскажу, что вас застали в номере Жирара и я позволил вам
уйти безнаказанным, потому что я романтик и в своих
действиях руководствуюсь главным образом чувствами, а не
логикой.
   Вот я и получил ответ на вопрос, занимавший меня и Додда:
почему Салливан не понес наказания, хотя его и застигли на
месте преступления. Шамбрэн руководствовался свойственным
ему шестым чувством. Но был ли он до конца откровенен? Или
выбрал такое объяснение специально для Салливана?
   Салливан взглянул на меня и устало улыбнулся.
   - Если я колеблюсь, то не потому, что не доверяю вам,
Хаскелл; Могу я попробовать вашего кофе, Шамбрэн?
   - Наливайте, пожалуйста. У меня кофе по-турецки.
   - Выпью с удовольствием, - Салливан направился к комоду.
   - Если не хотите, можете не принимать в этом участия, -
обратился ко мне Шамбрэн.
   - Вы - босс, - ответил я.
   Диггер повернул голову.
   - Будьте серьезней, Марк. Дело опасное. Как говорила
одна старушка, то, чего не знаешь, тебе не повредит.
   - Какая старушка? - переспросил я.
   Диггер пожал плечами, сел в большое, обитое зеленой кожей
кресло у стола Шамбрэна, поставил чашечку кофе на маленький
столик, откинул голову и закрыл глаза.
   - Следующий труп, который пронесут по вашим коридорам,
скорее всего будет мой.
   - Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это
предотвратить, - вставил Шамбрэн. - "Бомонт" не может себе
этого позволить.
   - Я - тоже, - Салливан махнул рукой в сторону чашечки
кофе. - Я вовлечен в войну, которая началась в стране,
являющейся родиной этого напитка. Там фермер выращивает мак
и собирает семена, по существу - чистый опиум. Давайте
проследим путь двадцати двух фунтов чистого опиума по
ступеням экономики. Вы, господа, должны понимать экономику
смерти Мюррея Кардью, моей и еще бог знает скольких людей.
Наш турецкий фермер продает двадцать два фунта опиума за
пятьсот долларов. Превратить опиум в морфий- пустяк, но для
дальнейшей переработки в героин требуются секретная
лаборатория и опытный химик. На содержание и охрану
лаборатории нужны деньги, химику надо платить гораздо
больше, чем обычно платят химикам, он же рискует. К тому
времени, когда химик превратит урожай нашего фермера в
килограмм героина (это чуть больше двух фунтов), он уже
стоит пять тысяч долларов.
   Допустим, эта лаборатория находится во Франции. Оттуда
килограмм героина направляется в Италию, ставшую
штаб-квартирой крупнейших организаций, поставляющих
наркотики на мировой рынок. Эти бизнесмены (а
распространение наркотиков - огромный бизнес) посылают
килограмм героина кораблем из Неаполя, Генуи или Палермо,
или самолетом из римского аэропорта Фьюмичино в Нью-Йорк,
где спрос на наркотики особенно велик. В доках Нью-Йорка
наш килограмм героина стоит уже шестнадцать тысяч долларов.
Проходя через руки дельцов и "пушеров" (1) он превращается
примерно в семьдесят тысяч доз, стоимостью пять долларов
каждая. Простая математика показывает, что двадцать два
фунта опиума, за которые наш фермер получил пятьсот
долларов, теперь стоят триста пятьдесят тысяч долларов.
Большие деньги, не так ли?
   Я и Шамбрэн промолчали.
   - Федеральное бюро по борьбе с наркотиками полагает, что
в США более сорока пяти тысяч наркоманов (2), - продолжал
Диггер. - Двадцать долларов - необходимый минимум, который
должен ежедневно тратить наркоман на героин. Многие тратят
больше. Примерно пятьсот миллионов долларов (главным
образом, украденных) попадает в карманы торговцев
наркотиками. Это большое дело. Столь большое, что даже
такого старика, как Кардью, прибьют без секундного
колебания, если сочтут, что ему известно больше, чем
следует. Та же участь может ждать некоего господина по
фамилии Салливан, управляющего отелем Шамбрэна и молодого
человека, который не верит афоризмам одной пожилой дамы.
   Диггер пригубил кофе.
   - Я затронул финансовый вопрос, чтобы вы поняли, что
поставлено на карту: для руководит