дела, глядя в пустоту,  затем  добавила  ниже  своей
подписи:
   "Р.S. Так же как и в случае с первым, прошу тебя не показывать это письмо
папе и маме. Мне бы хотелось, чтобы все, что там говорится,  осталось  между
нами, и чтобы никто другой этого не знал. Спасибо".
   Она написала на конверте фамилию брата, а на месте адреса  указала  отель
"Меркатор" на улице Гей-Люссака. Затем добавила: "Срочное".
   Она порылась у себя в сумке, достала  оттуда  мелочь  и  положила  ее  на
письмо. Затем вспомнила, что еще не заплатила за номер.
   "Мадам,
   Прошу извинить меня  за  причиненное  Вам  беспокойство.  Двести  франков
пойдут на оплату гостиничного номера и понесенных Вами расходов.
   Вы были очень любезны, и я Вам благодарна за это".
   Она положила под эту записку две банкноты и встала. Она закончила.  Затем
подошла к окну, из которого ей  была  видна  улица  -  чуть  в  дымке  из-за
муслиновых занавесок.
   Такой же-с теми же звуками, с теми же человечками на  тротуарах  -  будет
эта улица и завтра, и послезавтра, и еще многие многие годы.
   Она закурила сигарету и твердым шагом направилась в ванную  комнату,  там
она перелезла через край ванны.
   Ей пришлось оттуда вылезти, так как она забыла  на  столике  лезвия.  Она
взяла одно из них, села в воду и вытянула ноги.
   Дым от сигареты лез в глаза, заставляя ее моргать. Ей  не  было  страшно.
Она сохраняла спокойствие. Еще раньше она пообещала себе принять  на  всякий
случай две-три таблетки снотворного, но они ей были не нужны.
   Она нашла вену у себя на запястье и сделала бритвой длинный надрез.
   В комнате кто-то был, какой-то человек - он что-то делал с ее рукой, и от
него сильно пахло табаком. Она удивилась, что еще жива,  и  в  конце  концов
приоткрыла веки.
   Высокий молодой человек, рыжий, с лицом и руками,  усеянными  веснушками,
был занят тем, что затягивал у нее на предплечье жгут. Вода  в  ванной,  где
она так и продолжала лежать, была слегка  подкрашена  розовым,  и  при  виде
этого у нее подступила к горлу тошнота.
   - Что вы тут делаете?
   - Вы же видите. Накладываю жгут. Ничего не бойтесь. Это чистый платок,  я
сходил за ним к себе в номер. Ваши чересчур маленькие.
   Его кожа походила на кожуру апельсина, а глаза были голубыми.
   - Как вы здесь оказались?
   - Услышав ваш зов...
   - Мой?
   Он закончил возиться со жгутом и наложил еще временную повязку.
   - Не хотите ли вылезти из воды... У вас есть домашний халат?
   - Да, в чемодане.
   Он заметил висевший за дверью купальный халат и протянул его ей.
   - Держите! Наденьте это.
   На его лице ничего нельзя было прочесть.
   - Как я позвала?
   - Вы испустили пронзительный крик,  а  поскольку  меня  от  этой  комнаты
отделяет лишь простая перегородка, я понял, что это  был  крик  отчаяния.  Я
опасался, что найду дверь запертой на ключ, но это оказалось не так. Вы были
без сознания. Я побежал к себе в номер за чистым платком  и  зубной  щеткой,
которую использовал вместо деревянной палочки, чтобы закрутить жгут.
   - Я хотела умереть.
   - Я  допускаю,  что  вы  так  глубоко  порезались  не  ради  собственного
удовольствия.
   - Порез глубокий?
   - Не очень.  Когда  показалась  кровь,  вы  инстинктивно  остановились  и
закричали. Один-единственный раз. Это был очень пронзительный крик.
   - Совсем не помню этого.
   Он помог ей выбраться из ванны и протянул белый халат.
   - Я не совсем врач, но я на четвертом  курсе  медицинского  факультета  и
подрабатываю в больнице Кошен. Вам повезло, что сегодня днем мне нужно  было
закончить одну теоретическую работу. Как вы себя чувствуете?
   - Я в полной прострации.
   - Пойду принесу вам что-нибудь выпить, вам необходимо взбодриться.
   Он вернулся с бутылкой коньяка и тщательно вымыл  стакан  для  полоскания
рта.
   - А вы? - спросила она.
   - Я не резал себе вены.
   - Вы наложите мне другую повязку?
   - Я отвезу вас в больницу, где вами будут заниматься куда лучше, чем  это
мог бы сделать здесь я.
   - Умоляю вас, не отвозите меня в больницу. Они поймут,  что  это  попытка
самоубийства, и известят полицию.
   - Вы боитесь полиции?
   - Полицейские сообщат моим родителям. А я ни за что не хочу  возвращаться
домой.
   - Сядьте. Вы, наверное, еще не слишком крепко держитесь на ногах.
   - Странно. Не помню, чтобы мне было больно.
   - Вам и не было больно. Вы испугались,  вскрикнули  и  выпустили  из  рук
лезвие.
   Казалось, он колеблется.
   - Вы живете в Париже?
   - Нет. Я из Лозанны.
   - У вас есть здесь родные?
   - Только мамина тетка, которую я не видела по меньшей мере лет десять.  Я
не хочу возвращаться домой. Если вы хотите поговорить с кем-нибудь, кто меня
знает, то я могу позвонить брату, который почти что наверняка остановился  в
одной гостинице на улице Гей-Люссака.
   - Письмо предназначалось ему?
   - Да.
   - Он приехал в Париж, чтобы отыскать вас?
   - Да. Я написала ему, что навсегда покидаю дом и больше обо мне никто  не
услышит.
   У него на губах появилась чуть горькая улыбка.
   - Весело!..
   Она посмотрела на то  место,  где  сидела,  когда  писала  письмо,  затем
взглянула на часы. С того момента, когда она заклеила конверт, прошло меньше
двадцати минут.
   - Когда я смогу увидеться с вашим братом?
   - Как только од вернется в гостиницу. Вы  можете  позвонить  уже  сейчас.
Узнаете, там ли он.
   - У меня есть более срочная работа.  Вы  сейчас  дадите  мне  слово,  что
будете вести себя благоразумно и подождете меня здесь. Я спущусь в аптеку  и
куплю все, что требуется.
   - Вы не отвезете меня в больницу?
   Он смутился.
   - Вам повезло, что я еще не врач, так  как,  будь  я  им,  мне  бы  тогда
пришлось сообщить о вашем случае в полицию. Все это несколько  притянуто  за
волосы. Надеюсь, вы не проговоритесь.
   - Обещаю вам.
   Она, действуя одной рукой, зажгла сигарету, в это время он, не надев даже
пиджака, уже спускался по лестнице. Он был высокий, широкоплечий, с довольно
крупными чертами лица.
   Одиль не помнила, чтобы она кричала, но теперь у нее всплывало  в  памяти
ощущение, будто она куда-то проваливается, и она  попыталась  за  что-нибудь
уцепиться, вероятно за край ванны.
   Поверил ли ей рыжий студент? Не подозревал  ли  он  ее  в  том,  что  она
разыгрывала комедию с самоубийством, а сама знала, что  в  последний  момент
позовет на помощь?
   Ей не могло быть известно, что он тут и что он экстерн.  Он  ни  разу  не
встречал ее в гостинице, куда она приехала только этим утром.
   Он вошел, держа в руках небольшие пакеты. Затем отправился к себе в номер
за спиртовкой.
   - Так вам больно?
   - Немножко. Чуть-чуть.
   - А сейчас мне придется сделать вам больно.
   Он продезинфицировал инструменты,  поднося  их  к  пламени  спиртовки,  и
наложил ей шов из пяти стежков.
   Всякий раз она вздрагивала, сжимая зубы, так как не хотела стонать в  его
присутствии.
   - Теперь я хочу снять вам жгут.
   - Это все?
   - Пока да. Завтра я должен буду снять вам повязку, чтобы посмотреть,  как
там рана.
   Его взгляд упал на бутылку коньяка.
   - Хотите еще немного?
   - По-моему, мне от него становится лучше.
   Он налил ей и сел верхом на стул.
   - Вы беременны?
   Она вздрогнула, скорее удивившись, чем возмутившись.
   - Почему вы меня об этом спрашиваете?
   - Потому что девушки пытаются покончить с собой, когда они  беременны  от
мужчины, за которого не могут выйти замуж.
   - Это не мой случай. Вы  сказали  -  пытаются.  И  много  таких,  которые
остаются в живых?
   - Добрая половина.
   - Если бы вас не оказалось в номере...
   - Знаю. Так позвоните брату.
   Она попросила соединить ее с отелем "Меркатор".
   - Отель "Меркатор".
   Она узнала голос мсье Бедона.
   - У вас живет Боб Пуэнте?
   - Он остановился здесь, но примерно час назад вышел из гостиницы.
   - Вы не знаете, когда мне лучше позвонить, чтобы застать его?
   - Перед ужином - он любит принимать душ в конце дня.
   - Благодарю вас.
   - Что-нибудь передать?
   - Скажите, что ему звонили и будут еще звонить. Он поймет.
   Она повесила трубку.
   - Так я и думала. Боб вернется только к ужину, чтобы принять душ.
   Она схватила новую сигарету, и он протянул ей зажженную спичку.
   - Вы позволите? - спросил он, вытаскивая трубку из кармана.
   - Пожалуйста.
   - Что вы чувствуете сейчас, оставшись в живых?
   - Я, скорее, склонна спрашивать у себя: что бы я чувствовала сейчас, будь
я мертва?
   - Несчастная любовь?
   - Нет. У меня нет возлюбленного.
   Казалось, он задумался над чем-то, затем вздохнул.
   - С вами такое уже случалось?
   - Нет.
   - У вас никогда не возникало такого желания?
   - Возникало, часто. Это случается всякий раз, когда у меня  депрессия,  а
она у меня бывает часто.
   - Кто вас лечит?
   - Наш семейный врач доктор Вине.
   - Вы говорили ему о своем желании покончить с собой?
   - Я все ему говорю.
   - Какое лечение он вам рекомендует?
   - Он говорит, чтобы я  больше  не  курила,  принимала  три  раза  в  день
успокоительное, а вечером две таблетки снотворного, потому что иначе мне  не
удается заснуть. Такое уже было у меня в детстве.
   Она прониклась доверием к этому высокому человеку в рубашке с засученными
рукавами, на которых осталось несколько капелек крови.
   Он не улыбался. Его не заботило, любезен он или нет. Он смотрел на нее  с
тревогой, как будто искал ответ на вопрос, который сам же себе задавал.
   - У вас давно брали кровь на анализ?
   - Меньше двух месяцев назад. В нашей семье  принято  каждый  год  сдавать
анализы.
   - Вы еще учитесь в лицее?
   - Я должна была бы сейчас  учиться  в  гимназии.  У  нас  несколько  иная
школьная система, чем во Франции.
   - Знаю. А почему вы сказали "я должна была бы... ".
   - Потому что я там не учусь. Я бросила учебу, не закончив коллеж. У  меня
нет никакого диплома, никакого аттестата.
   Ею занимались, и это делал молодой человек, который, похоже, разбирался в
человеческом сердце. Она только-только чудом избегла  смерти  -  и  вот  уже
вновь обретала себя полностью. Она желала, чтобы он задал ей много вопросов.
   - Я ведь оторвала вас от работы?
   -  Да,  я  работал,  но  это  может  подождать.  Не  сочтите  мой  вопрос
нескромным, но какая профессия у вашего отца?
   -  Он  писатель.  Точнее,  историк.  В  основном  рассказывает  о   жизни
выдающихся людей прошлого.
   - Альбер Пуэнте?
   - Вы его знаете?
   - Я прочел три-четыре его книги. Если  верить  газетам,  то  он  исправно
пишет по книге в год.
   - Это так.
   Раздался телефонный звонок. Одиль бросилась к аппарату, потом ее охватила
паника, она застыла, и ей пришлось сделать над  собой  усилие,  чтобы  снять
трубку.
   - Алло, - произнесла она.
   - Так это ты!
   На другом конце провода был Боб.


   Глава шестая

   - Где ты?
   - Неподалеку от отеля "Меркатор".
   - С тобой все в порядке?
   - Все в порядке. У меня, конечно же, ничего  не  вышло.  Со  мной  всегда
так...
   Она улыбалась студенту, у которого был несколько смущенный вид.
   - Можно мне зайти к тебе или же ты собираешься перебраться сюда?
   - Я предпочитаю, во всяком случае пока, оставаться здесь,
   - Тогда я еду. Где это?
   - "Отель Модерн" на улице де ла Арп.
   - Я буду там через десять минут.
   Рыжий  молодой  человек  по-прежнему  наблюдал  за  ней  с  любопытством,
которого и не думал скрывать. Сомнений быть не могло - она вызывала  у  него
удивление. Он старался понять. Он чувствовал, что какие-то  вещи  ускользают
от него.
   - Я заинтриговала вас, не так ли?
   Не ответив ни "да", ни "нет", он продолжал смотреть на нее,  и  лицо  его
оставалось спокойным.
   - Учитывая то, что мне известно  о  вашем  отце,  -  сказал  он,  как  бы
размышляя вслух, - не думаю, чтобы у вас было несчастливое детство.
   - Нет. Но назвать его счастливым я тоже не могу. Я была молчаливой,  меня
часто находили забившейся в угол коридора или в гараже в глубине сада.
   - Почему?
   - Не знаю. Может,  потому,  что  мне  было,  к  примеру,  не  по  себе  в
присутствии матери или любого другого человека. Как я  поняла  позднее,  это
было немного так, как если бы я чувствовала, что принадлежу к другой породе,
чем все остальные.
   - Вы никогда не играли?
   - Очень мало. А когда мне случалось это делать, выходило неубедительно.
   - А вы помните, о чем вы думали?
   - Нет. По-моему, я не думала. Я смотрела прямо перед собой. Случалось,  я
часами смотрела на пятно на обоях...
   - Ваши родители не беспокоились?
   - Они думали, что это пройдет. Часто бывало, что я пряталась где-нибудь в
доме и ждала, пока меня найдут.
   - Это был способ добиться того, чтобы вами занимались?
   - Возможно.
   - Как насчет детских болезней?
   - Была, скарлатина. Это мое лучшее воспоминание. Я  лежала  в  постели  с
иллюстрированными журналами. Горничная поднималась ко мне наверх по двадцать
раз на день, чтобы удостовериться, что мне  ничего  не  нужно.  Приятельницы
матери из страха заразиться перестали приходить играть в бридж. Моя  комната
стала центром дома.  Мать  тоже  меня  навещала.  Отец  спускался  со  своей
мансарды и садился ко мне на край кровати.
   - В общем, вам не хватало ласки?
   - Не осмелюсь сказать, что да. Это я их не понимала. У  меня  было  такое
чувство, будто каждый занимается лишь своей жалкой жизнью и я не  что  иное,
как бремя. Вы позволите? Я пройду в ванную и оденусь.
   Ванна была полна розоватой воды, и она выдернула пробку,  чтобы  спустить
ее. В чемодане она нашла  серые  брюки  и  бледно-серый  свитер.  Затем  она
причесалась. Рядом раздались голоса, и она бросилась  туда,  зная,  что  это
брат.
   - О, Боб! - воскликнула она, прижавшись к его груди, как  всегда  мечтала
это сделать.
   - Мой котенок...
   Он называл ее так иногда, когда впадал в чувствительность.
   - Дай-ка я посмотрю на тебя. Нет. Ты выглядишь неплохо.
   Она чувствовала себя легко, непринужденно. У нее в номере находились  два
человека, а ведь у нее были все шансы проваляться  в  ванне  до  завтрашнего
утра.
   - Познакомься, это...
   Она повернулась к студенту.
   - Прошу прощения, но я даже забыла спросить, как вас зовут.
   - Альбер Галабар.
   - Мой брат Боб.
   - Очень рад.
   - Взаимно.
   С принужденным видом они, казалось, изучали друг Друга.
   - Если я правильно понял, вы приехали в Париж, чтобы начать поиски  своей
сестры?
   - Мы с ней  немного  разминулись.  Сначала  в  ночном  кабачке,  где  мне
сказали, что видели ее там накануне вечером. Затем сегодня днем, в гостинице
напротив Лионского вокзала, откуда она только что выехала.
   - Ты раскопал гостиницу "Элиар"?
   - Мне  было  не  по  силам  обойти  все  гостиницы  на  Левом  берегу.  Я
догадывался, что ты,  возможно,  побоишься  столкнуться  со  мной.  Выйдя  с
вокзала, ты ринулась в первую попавшуюся гостиницу,  думая,  что  никому  не
придет в голову тебя здесь искать.
   Она вздрогнула, вспомнив свой номер там.
   - Там было очень мрачно.
   - И ты не побоялась поселиться так близко к улице Гей-Люссака?
   - Я ничем не рисковала, поскольку решила, что покончу с собой сегодня.
   - Что же произошло?
   Боб держал ее за плечи: чувствовалось, он испытывает  такое  наслаждение,
что нашел ее! Он даже больше походил на влюбленного, чем на брата.
   - Я вскрыла себе  вены  и,  похоже,  громко  вскрикнула.  Альбер  Талабар
занимает соседний номер. Я этого не знала. Я никогда его не видела. Когда  я
открыла глаза, я по-прежнему лежала в ванне, а он накладывал  мне  жгут.  Он
студент-медик и работает в больнице.
   Мужчины снова обменялись взглядом.
   - Это чистая случайность, что я оказался у себя в номере.
   - Рана могла оказаться смертельной?
   - Весьма вероятно, что да.
   - Это письмо мне? - спросил Боб, указав на конверт на столе. - Почему  на
нем лежит мелочь?
   - Чтобы заплатить за марку.
   - А это что за деньги?
   - За номер.
   Они оба удивленно уставились на нее.
   - И прежде чем вскрыть себе вены, ты обо всем этом подумала?
   - Я была спокойна, я совсем  не  волновалась.  Перед  этим  я  сходила  в
ресторан, чуть дальше по этой улице, и вкусно пообедала. После я  чуть  было
не вымыла волосы в парикмахерской и не попросила  сделать  мне  укладку,  но
нужно было слишком долго ждать.
   - Можно я возьму письмо?
   - Оно твое. Не показывай его никому, особенно родителям.
   - Может, позвоним сейчас папе?
   - По-моему, это необходимо сделать.
   Она нахмурила брови. Это уже было  контактом  с  авеню  де  Жаман,  и  ей
казалось, что она снова окажется в прошлом.
   - Я не стану ему обещать, что собираюсь вернуться. Просто поговорю с ним.
   Он заказал разговор. Ответила Матильда.
   - Матильда, это Боб. Я хотел бы поговорить с отцом.  Мама  в  гостиной  с
приятельницами?
   - Нет. Она вышла за покупками.
   - Тем лучше. Отец сам ей все сообщит.
   - У тебя ведь хорошие новости, да? Я поняла это по твоему голосу.
   Спустя несколько мгновений в трубке раздался голос отца:
   - Есть новости. Боб?
   - Превосходная новость. Я нашел Одиль. Или, вернее, она меня нашла.
   - Ну как она?
   - С ней все в порядке, за исключением пореза на запястье. Это не страшно,
она получила необходимую медицинскую помощь.
   - Когда вы возвращаетесь?
   - Я, вероятно, вернусь  завтра,  я  и  так  пропустил  уже  много  важных
занятий. Ну а она, не знаю.
   Он сделал знак сестре, чтобы та взяла трубку.
   - Даю ее тебе.
   - Алло, папа.
   - Что же ты так нас напугала? Когда это произошло?
   - Сегодня днем.
   - И ты уже на ногах?
   - Конечно. Никогда еще я не чувствовала себя так хорошо.
   Говоря это, она бросила заговорщицкий взгляд на своего студента.
   - Ты не вернешься с братом?
   - Хочу подождать, пока окончательно приду в норму и затянется моя рана.
   Она почувствовала в голосе отца если не грусть,  то,  во  всяком  случае,
покорную меланхолию.
   - Понимаю, - сказал он. - Ты в гостинице на улице Гей-Люссака?
   - Нет. Если захочешь позвонить мне, то я в "Отеле Модерн" на улице де  ла
Арп.
   - Надеюсь, ты скоро будешь дома.  Ты  не  представляешь  себе,  каким  он
кажется пустым.
   - Но ведь если бы я вышла замуж, было бы то же самое, разве нет?
   - В твои намерения не входит окончательное возвращение?
   - Нет.
   - Хочешь остаться в Париже?
   - Да. Ты прекрасно знаешь, что это всегда было моей мечтой.
   Наступило молчание. Кто-то на линии спросил:
   - Закончили?
   - Нет, мадемуазель. Не отключайте, пожалуйста.
   - Я приеду и обниму вас на следующей неделе, затем вернусь в Париж, чтобы
подыскать работу. Я знаю, что багаж  у  меня  тощий:  у  меня  нет  никакого
диплома, но надеюсь, что все же найду себе какое-нибудь занятие. Ты  виделся
с доктором Вине?
   - Я попросил его зайти ко мне. Почему ты меня об этом спрашиваешь?
   - Потому что я была уверена: ты к нему обратишься. Не по поводу  себя,  а
из-за меня. Ты спросил у него, что он думает о моем бегстве и  действительно
ли я собираюсь покончить с собой.
   - Да, это так.
   - И что он ответил?
   - Он не выказал особого оптимизма. Я ему сразу же позвоню, чтобы сообщить
хорошую новость.
   - Да. Скажи ему, что  я  целую  его  в  обе  щеки.  Тебя  тоже,  папа,  я
крепко-крепко целую. Я много думала о тебе,  и  я  люблю  тебя  больше,  чем
прежде.
   - Спасибо,  дорогая  малышка.  Оставайся  у  телефона.  Я  слышу,  кто-то
возвращается. Наверняка это твоя мать.
   Она услышала отдаленные голоса в трубке, затем голос матери произнес:
   - Так ты жива! Слава Богу! Расскажи мне быстро, что произошло.
   - Это сделает папа, я сейчас немного устала. А главное -  она  не  знала,
что сказать матери.
   - Ты возвращаешься завтра?
   - Нет. Я приеду навестить вас через несколько дней. Папа тебе объяснит. А
Боб уезжает завтра, от него вы узнаете подробности.
   На лице будущего врача отражалось  удивление.  Она  только  что  избежала
добровольной смер