На этот раз в лагере ответил муж м-с Кин.
     - Говорит Стив Хоген. Я должен сообщить вам, мистер Кин... Жена была ранена по дороге. Я разыскал ее. Еду в Хейуорд... Нет. Не зовите детей к телефону. Не говорите им ничего. Скажите только, что мы приедем за ними через день-два. Это не слишком вас обременит?
     Что?.. Не знаю... Ничего не знаю, мистер Кин. Пусть они не подозревают, что мать ранена.
     Пока он заканчивал разговор, мужчина с сигарой извлек деньги из ящика и, предварительно пересчитав, положил на стол.
     - Выписывайте на сорок долларов, - сказал он.
     Мужчина пристально следил, как клиент заполняет чек, и Стив смущенно спрашивал себя, сохранились ли у хозяина сомнения в его честности. Только у двери тот опустил ему руку на плечо:
     - Положитесь на меня! Через десять минут машина будет в порядке.
     Твердые, как клещи, пальцы продолжали сжимать плечо Стива.
     - Ночью вы ехали не вместе с женой?
     Избегая долгих объяснений, Стив ответил отрицательно.
     - Мой механик удивился, найдя среди инструмента женское белье.
     Значит, с той минуты, как багажник открыли, за ним наблюдали, ему не доверяли. Что они вообразили и в чем его подозревали? Появись в это время полиция, на него, чего доброго, донесли бы!
     - Это белье жены, - буркнул он вместо объяснения.
     Машин на шоссе становилось все больше, и теперь среди них попадались автомобили из Нью-Йорка. Это вторая волна. Она состоит из тех, кто не любит разъезжать по ночам и отправляется рано утром в субботу.
     Будет и третья: продавцы и продавщицы магазинов - субботним утром они еще работают, и уик-энд начинается для них лишь в полдень. Сорок пять миллионов автомобилей!..
     Когда Стив прощался с официанткой, взявшей его под свое покровительство, она в ответ на благодарности простодушно брякнула:
     - Не очень гоните! Будьте осторожны. И загляните с женой ко мне, когда поедете за детьми.
     Стив был сейчас так изнурен, что ее напутствие мгновенно внушило ему страх перед шоссе, запруженным тысячами машин, шины которых назойливо шуршали по асфальту.
     Сиденье рядом с ним было свободно. Обычно его занимала Ненси. Стив редко ездил без нее. В отличие от пожилой четы из кадиллака разговаривали они мало. Он мысленно представил себе, как после первых же миль жена привычным жестом включает радио. Весной и осенью, когда вся семья отправлялась на длинную воскресную прогулку, дети размещались сзади, но почти никогда не сидели - им больше нравилось стоять, облокотившись на спинки передних мест. Дочка располагалась за ним, и Стив затылком ощущал ее дыхание. Категоричная и самоуверенная, она без умолку болтала обо всем и ни о чем - о проезжающих машинах, о мелькавших за стеклами пейзажах, и лишь снисходительно пожимала плечами, если братишка пытался высказать свое мнение.
     "Скорей бы их в лагерь!" - случалось вздыхать им с Ненси, когда, оглушенные, они возвращались с таких экскурсий.
     Наступало лето, они оставались одни, но так этим и не пользовались.
     Сейчас ему было настолько странно, что рядом нет Ненси, что он испытывал стыд. Поглядывая на пустое сиденье, он вызывал в памяти образ Хэллигена, который занимал это место ночью, и пальцы Стива вздрагивали от нетерпения. Ему необходим глоток виски, иначе он начнет нарушать правила. Он должен выпить - хотя бы для собственной безопасности. Он был так возбужден, что все время боялся потерять управление и столкнуться с машинами из другого ряда.
     Он выждал момент, когда никто не мог его увидеть, и поднес бутылку к губам. Ненеи и та бы поняла и одобрила его. После той ночи, когда ей пришлось раздеть и уложить мужа в постель, а утром он был похож на привидение, она сама принесла ему стакан виски в ванную:
     "Пей. Это тебя взбодрит".
     Он поклялся себе: что бы ни случилось, он не войдет ни в один бар и не остановится для покупки новой бутылки.
     Как Стив ни торопился, он не давал больше пятидесяти миль в час и тормозил, как только загорался желтый свет. Проезжая Бостон, он думал, что заблудился, - дорогу там обычно указывала жена, но каким-то чудом благополучно пересек город и выскочил на нужную дорогу, по которой, сам того не зная, мчался прошлой ночью.
     Стив не смог обогнуть Провидено, удививший его своим чистым и веселым видом. Зато потом ему уже не пришлось ехать вчерашней дорогой мимо баров, куда он заглядывал накануне: шоссе спускалось прямо к заливу.
     Будет ли его допрашивать лейтенант, о котором упомянула старшая сестра? Поинтересуется ли тем, что он делал ночью? Придется ли объяснять, почему он не был с женой в момент нападения? Самое простое - сказать. правду хотя бы отчасти, сослаться на размолвку. Бывают ли семьи, где никогда не вспыхивают подобные ссоры?
     Кому из мужчин не случается перебрать?
     Самое поразительное, что, когда Ненси покинула машину, он не был пьян. Возможно, "вошел в туннель", как он выражается, выпил достаточно много, чтобы сорвать раздражение на жене, но, не уйди она, наверняка ничего бы не случилось. Они бы грызлись всю дорогу. Он жаловался бы, что она не обращается с ним как с мужчиной, упрекал бы, как всегда в таких случаях, что она предпочитает семье контору Шварца и Тейлора.
     Это несправедливо. Не вернись она на работу после рождения детей, они не купили бы дом, даже с рассрочкой на двенадцать лет, и машины у них тоже не было бы. Им пришлось бы жить на окраине, как на первых порах совместной жизни.
     Все это Ненси разъясняла ему спокойным тоном, немного более бесстрастным, чем обычно, и слегка поджимая крылья носа: так она всегда делает, когда говорит что-либо неприятное.
     И все же факт остается фактом: она счастлива у себя в конторе, где занимает важный пост и пользуется уважением. Когда Стив, например, звонит ей, телефонистка на коммутаторе неизменно отвечает:
     - Минутку, мистер Хоген, сейчас проверю, свободна ли миссис Хоген.
     Случается, добавляет даже, сверяясь с записями;
     - Позвоните, пожалуйста, чуть позже - миссис Хоген на заседании.
     Несомненно, вместе с м-ром Шварцем. За Ненси он, вероятно, не волочится. У него жена - бывшая манекенщица и одна из красивейших женщин Нью-Йорка, имя которой каждую неделю фигурирует в газетной хронике.
     М-р Шварц исключительно заботится о своей внешности, но Стив, несколько раз встречавшийся с ним, находит его отвратительным.
     Между м-ром Шварцем и Ненси ничего нет - в этом он убежден. Тем не менее всякий раз, когда Ненси говорит: "Макс только что сообщил мне..." - он как бы получает пощечину.
     Дают, скажем, новый спектакль. Ненси категорически заявляет: "Пьеса гроша ломаного не стоит. Макс вчера смотрел".
     Неужели он снова начинает ныть? Забыл, что Ненси ранена, что она в больнице? Он даже не посмел спросить у сестры, куда ее ударили в голову и, главное, не обезображена ли она.
     В надежде отвлечься и заставить себя ни о чем не думать он включил радио, но пропустил передачу мимо ушей и не сразу сообразил, что, вероятно, не очень-то прилично слушать песни, направляясь к изголовью больной жены. У него щемило сердце при мысли о детях, оставленных в лагере. Он совершенно не представлял себе, когда сможет съездить за ними. Кины закрывают лагерь на зиму - они проводят ее во Флориде.
     После первого указателя с надписью "Хейуорд" его снова охватило лихорадочное нетерпение. Ему оставалось всего миль пятнадцать по шоссе, забитому машинами, которые погрузятся затем на самоходный автомобильный паром, идущий на острова. Воспользовавшись вынужденной остановкой, он нырнул под приборную доску, допил бутылку и выбросил ее в кювет.
     Побреется и купит белье он позже. На башенных часах при въезде в город уже двенадцать, и он потерял еще несколько минут, пока выбрался из потока машин, увлекавшего его к парому.
     - Будьте добры, скажите, как проехать к больнице.
     Ему ответили, но по дороге он вынужден был вторично справиться у прохожих. Больница оказалась квадратным трехэтажным зданием из розового кирпича.
     Сквозь окна виднелись койки. На всех пяти автомобилях, стоявших во дворе, были специальные медицинские номера; из "скорой помощи" осторожно выгружали носилки.
     Он разыскал вход для больных и посетителей, нагнулся к справочному окошку и представился:
     - Я Стив Хоген. Недавно звонил вам из Нью-Гэмпшира по поводу жены.
     Регистраторов, одетых в белые халаты, было две.
     Одна, с любопытством поглядывая на Стива, названивала по телефону; другая, пухленькая и рыжеволосая, протараторила:
     - Вряд ли вас сейчас пустят. Посещение больных от двух до семи.
     - Но...
     До расписания ли в таком исключительном случае, как у него?
     - Старшая сестра сказала мне...
     - Посидите минутку.
     В холле было шесть человек, в том числе два негритенка в воскресных костюмчиках. Они сидели не шевелясь. На Стива никто не обращал внимания. За окошечком слышались голоса. По всем этажам разыскивали врача, имени которого Стив не разобрал, и, когда тот наконец подошел к телефону, его срочно вызвали в приемный покой - без сомнения, к больному, только что доставленному "скорой помощью".
     Все было таким же белым, светлым, чистым, как в кафетерии, солнце проникало через все оконные и дверные проемы, в углу десяток букетов и корзин с цветами ждали, пока их разнесут по палатам.
     Стива удивило, что он теперь более спокоен, чем четверть часа тому назад в машине. Все вокруг тоже сохраняли спокойствие. По коридору, поглядывая на собравшихся, проехал старик в белой больничной пижаме, скорчившийся в коляске на красных резиновых колесах, которую он приводил в движение тощими ручками. Отвислая нижняя губа придавала его лицу инфантильное и вместе с тем хитрое выражение. Осмотрев всех поочередно, он развернул коляску и возвратился в палату.
     Не о Стиве ли на этот раз справлялись по телефону?
     Он не решился спросить, чувствуя, что никакие слова ничего здесь не изменят.
     - Вы спуститесь? Нет? Проводить его наверх?
     Регистратор, говорившая по телефону, посмотрела через стекло на Стива и лишь потом ответила на вопрос:
     - Трудно сказать... Так себе.
     Почему он "так себе"? Значит ли это, что он не кажется слишком возбужденным и его можно пропустить?
     Девушка положила трубку и знаком подозвала Стива к окошку.
     - Поднимитесь, пожалуйста, на второй этаж. Старшая сестра вас встретит.
     - Благодарю.
     - Направо, в конец коридора. Подождите там лифт.
     По дороге он со всех сторон видел открытые двери, мужчин, женщин, лежащих или сидящих на койках; некоторые устроились в креслах, у других специальный блок фиксировал в нужном положении загипсованную ногу.
     Никто, казалось, не испытывает страданий, не проявляет недовольства или нетерпения.
     - Простите, мисс, - обратился он к сестре. - Где тут лифт?
     - Вторая дверь. Сейчас придет.
     Действительно, тут же вспыхнула красная лампочка, которую он сперва не заметил. Врач в халате и шапочке, с висящей на груди белой маской посмотрел на Стива и первым вошел в кабину.
     - Второй этаж.
     Вид у седого старого лифтера был еще более равнодушный, чем у остальных, и, по мере того как Стив углублялся в больницу, он все больше утрачивал свою индивидуальность, способность мыслить и реагировать.
     Он вблизи от Ненси, под одной крышей с ней, может быть, через несколько секунд увидит ее и все-таки почти о ней не думает. В нем образовалась какая-то пустота, и он способен лишь покорно следовать чужим указаниям.
     Коридоры второго этажа сходились крестом, в центре которого он увидел длинный стол и седую сестру в очках, сидевшую за ним над книгой для записей; на стене перед сестрой была доска с приколотыми к ней карточками; рядом с книгой стоял штатив с пробирками, заткнутыми ватой.
     - Мистер Хоген? - не отрывая глаз от своих записей, осведомилась она, после того как он добрую минуту простоял перед ней.
     - Да, миссис. Как себя...
     - Присядьте.
     Сама она встала и направилась в один из коридоров.
     Какое-то мгновение Стив надеялся, что она пошла за Ненси, но сестра, видимо, навещала другую больную. Она вернулась, неся пробирку с ярлычком, и поставила ее в штатив.
     - Ваша жена не проснулась. Возможно, проспит еще некоторое время.
     Почему он счел себя обязанным одобрительно кивнуть и признательно улыбнуться?
     - Если угодно, подождите внизу. Когда ее можно будет видеть, я вас вызову.
     - Она очень страдала?
     - Не думаю. Как только ее обнаружили, было сделано все необходимое. На вид она женщина крепкая.
     - Она никогда не болеет.
     - У вас есть дети, не правда ли?
     Тон, каким был задан вопрос, удивил Стива, но он послушно, как школьник, ответил:
     - Двое.
     - Большие?
     - Дочери десять, сыну - восемь.
     - Вчерашний день вы провели вместе?
     - Нет. Мы с ней работаем в разных частях Нью-Йорка.
     - Но вечером вы с ней встретились?
     - Проехали вместе часть пути.
     - Когда увидите ее, не забывайте, что она испытала сильное потрясение. Кроме того, она еще будет под действием снотворного. Старайтесь не нервничать и не говорить о вещах, которые могут ее взволновать.
     - Обещаю вам. А она...
     - Что - она?
     - Я хотел спросить, приходила ли она в сознание?
     - Дважды, но не полностью.
     - Заговорила?
     - Нет еще. По-моему, я уже сообщала вам это по телефону.
     - Простите.
     - Спуститесь в холл. Я только что велела позвонить лейтенанту Марри, что вы здесь. Он, конечно, захочет вас видеть.
     Она встала, и ему пришлось последовать ее примеру.
     - Можете спуститься по лестнице... Сюда.
     Как и внизу, все двери были раскрыты; дверь в палату Ненси, вероятно, тоже. Стив хотел уже попросить разрешения хоть на минуту посмотреть на жену, хотя бы глянуть из коридора на ее койку. Но не посмел. Толкнул указанную ему стеклянную дверь и очутился на лестнице, которую подметала уборщица. Внизу еще раз заблудился, прежде чем оказался в холле, откуда уже исчезли негритята. Он подошел к окошку и сообщил:
     - Мне велели обождать здесь.
     - Знаю. Лейтенант приедет через несколько минут.
     Он сел. Во всей больнице он один был в грязной, измятой рубашке и небрит. Стив пожалел, что не привел себя в порядок до прихода в больницу: здесь он больше сам себе не хозяин. Он мог купить бритву, мыло, зубную щетку, зайти, например, в автобусный парк - там есть умывальные комнаты для пассажиров.
     Что подумает о нем лейтенант Марри, увидев его в таком состоянии?
     Тем не менее у него хватило смелости раскурить сигарету - кто-то другой тоже курил, - а потом напиться ледяной воды из автомата. Он пытался обдумать вопросы, которые ему зададут, подготовить подходящие ответы, но не мог собраться с мыслями. Как и сидящая рядом женщина, он лишь пристально смотрел в окно, на дерево, неподвижный контур которого на фоне синего неба и застывшего полуденного воздуха наводил на мысль о вечности.
     Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, зачем он здесь, что произошло с ним со вчерашнего дня и даже кто он, собственно, такой. Неужели у него действительно двое детей в лагере в Мэне, причем дочка уже большая, и дом за пятнадцать тысяч долларов в Лонг-Айленде, а во вторник у гром - через три дня! - он сядет на свое место за барьером бюро "Международного туризма" и часами будет давать справки клиентам по нескольким телефонам сразу?
     Отсюда это представлялось немыслимым, нелепым.
     Словно подчеркнув нереальность происходящего, где-то неподалеку тишину разорвал пароходный гудок; посмотрев в другое окно, Стив увидел над крышами черную трубу с красной полосой и отчетливо различил струю белого пара.
     Пароход отплывал в море, то самое море, которое он видел утром между соснами в Нью-Гэмпшире и на берегу которого играли сейчас Бонни и Ден, недоумевая, почему родители не приехали за ними.
     Старшая сестра как будто не обеспокоена состоянием Ненси. Осталась бы она такой же спокойной, если бы Ненси была при смерти? Сколько человек умирает за неделю в больнице? Говорят ли об этом вслух? Не сообщат ли ему в конце концов: "Дама из седьмой палаты скончалась ночью"? Умерших, должно быть, выносят через другие двери, чтобы не тревожить больных.
     На гравии аллеи, скрипнув тормозами, остановилась машина. Стив не встал - у него просто не хватило мужества. Ему хотелось спать, в глазах покалывало. Он слышал шаги, был убежден, что идут к нему, но оставался на месте.
     Лейтенант в мундире полиции штата, в начищенных до блеска сапогах и с такой же гладкой загорелой кожей, как у старика из кадиллака, быстро пересек холл, заглянул в окошечко, и регистратор пальцем указала на Стива.

VI

     Направляясь к старшей сестре, Стив не заметил табличку "Директор" на первой двери по коридору налево.
     Как и другие, она была открыта. В кабинете работал лысый мужчина в одной рубашке, и лейтенант бросил ему тоном хорошего знакомого:
     - Можно ненадолго занять конференц-зал?
     Директор узнал его по голосу и, не оборачиваясь, молча кивнул. В конференц-зал вела следующая дверь.
     Там царил золотистый полумрак: сквозь деревянные рейки опущенных жалюзи проникали лишь тонкие лучики света. На стенах пастельного тона висели фотографии почтенных пожилых мужчин, вероятно основателей больницы. В центре комнаты, окруженный десятью креслами со светлой кожаной обивкой, стоял длинный стол с такой отполированной поверхностью, что в нее можно было глядеться, как в зеркало. Дверь в коридор, по которому время от времени проходили сестра или больной, тоже была распахнута.
     Лейтенант сел в конце стола, спиной к окну, вытащил из кармана блокнот, раскрыл его на чистой странице и нажал стержень шариковой ручки.
     - Садитесь.
     В холле он лишь мельком взглянул на Стива и ограничился тем, что знаком велел следовать за ним. Сейчас тоже не проявил к нему особого интереса: что-то записал мелким почерком наверху страницы, взглянул на наручные часы и сделал отметку в блокноте, словно ему было очень важно знать, когда начался допрос.
     Это был человек лет сорока, атлетического сложения, с некоторой склонностью к полноте. Сняв и положив на стол кепи с твердым козырьком, он показался Стиву моложе и не столь внушительным из-за коротко подстриженных рыжеватых волос, вьющихся, как шерсть ягненка.
     - Ваша фамилия Хоген, не так ли?
     - Да, Стивен Уолтер Хоген. Обычно меня зовут Стив.
     - Место рождения?
     - Гровтон, штат Вермонт. Отец был коммивояжер, продавал химические товары.
     Непонятно, для чего он это добавил. Может быть, потому, что всякий раз, когда он говорил, что родина его - Вермонт, люди перешептывались: "Значит, из фермеров" .
     Нет, отец у него не фермер, а дед был даже помощником губернатора. Вот у Ненси отец действительно канзасский фермер и потомок ирландских иммигрантов.
     - Местожительство? - бесстрастно продолжал лейтенант, склонившись над блокнотом.
     - Скоттвилл, Лонг-Айленд.
     Окно было раскрыто, и в зал, где они занимали лишь ничтожную часть монументального стола, восемь кресел вокруг которого оставались свободны, все-таки проникал воздух. Его освежающая струя смягчала жару, но Стив предпочел бы закрыть дверь - хождение взад и вперед по коридору отвлекало его. Впрочем, не ему сейчас предлагать это.
     - Возраст?
     - Тридцать два. В декабре будет тридцать три.
     - Род занятий?
     - Сотрудник бюро "Международный туризм" на Медисон-авеню.
     - Давно работаете там?
     - Двенадцать лет.
     - Значит, поступили туда девятнадцати лет?
     - Да. Сразу после двух курсов колледжа.
     - Полагаю, вы уверены, что ранена именно ваша жена? Видели ее?
     - Нет, меня не впустили. Тем не менее я убежден, что это она.
     - По описанию в газете ее внешности и одежды?
     - И по месту, где это произошло.
     - Вы были там?
     На этот раз лейтенант поднял голову, но его взгляд, как бы случайно обращенный на Стива, остался равнодушным. И все же Стив покраснел, заколебался, проглотил слюну и наконец выдавил:
     - Де