пучок перьев. аскоро
смастерив из обрывка ткани подобие повязки, он укрепил получившуюся конструкцию
на лбу испанца, отступив на шаг полюбовался делом рук своих, и счастливо
расхохотался.
    - у вот, теперь ты похож на человека.
    Обернулся к кораблю, помахал неведомо откуда, словно прямо из воздуха
материализовавшейся бутылкой "Джонни Волкера" и, протяжно протрубив оленем,
закричал:
    - Эй, парни! Яйки, мясо, пиво, жрать!
    Вечером, сидя у Миннесотского водопада, или чего то внешне неотличимого от
него, коренные американцы вели теплую дружескую беседу с экипажами Христофоровых
судов.
    - И охота вам, парни, тратить время тусуясь в таких занудных захолустьях
как Европа с Азией, Все равно ведь при вашем уровне развития производственных
сил вам еще лет пятьсот не удастся должным образом эксплуатировать урановые
рудники. ефть вам, опять же, пока ни к черту_
    Изрядно пьяный адмирал, перед глазами которого плясали разом четыре луны,
икая кивал головой.
    - Точно-точно! То ли дело - здесь. Дикие _икк!_прерии, биииииик!зоны_ Рай,
да и только!
    - Так за чем же дело? - с прекрасно сыгранным всплеском темперамента
осведомился туземец, - Долго ли? аша риэлтерская компания с удовольствием
предложит вам свои услуги массового расселения коммунальной Евразии, да еще и
практически без комиссионных_По рукам?
    - По рукам! - в один голос сказали матросы.
    Утром следующего дня уже знакомые нам туземцы стояли на берегу
Атлантического океана, махая платочками уходящим в сторону новооткрытого
материка судам. а всей огромной территории от восточных границ Ирландии до мыса
аходка они были сейчас единственными представителями рода гомо сапиенс.
Последний парус скрылся за горизонтом.
    - у что, брат Писарро, -улыбнулся первый из них, -неплохую ролевушку мы с
тобой затеяли?
    - Да уж! - расхохотался второй, - и как мы назовем все наше действo?
Как? - на секунду задумался первый, - Что ты думаешь по поводу "Сокровища
икков"? Или лучше назовем их инками?

***********************************************

Примечание переводчика:
Увы, нам неизвестно доподлинно, как там обстояло все на самом деле, неоспорим
лишь тот факт, что генетические достижения современных ученых с неопровержимой
уверенностью свидетельствуют о том, что индейцы Америки имеют европейское
происхождение, точно так же, как все обитатели Евразии - американское.
-----------------------------------------------------------------------------

Hе судите слишком строго - я писал под только что выпущенного из школы парня,
для которого это первый рассказ, а не сочинение...




Grassy (R) (tm), 2:5020/268.99 (Пят Янв 09 1998 11:42)

  Автограф от ушедшей осени

                                    I

  Прет и плющит буквально от всего. Выходишь на улицу - видишь долбанутое
дерево, которое покрывается листьями исключительно зимой и понимаешь, что
это уже было, не здесь и не сейчас, а школы уже не будет и сны, в которых
робеешь перед доской с невыученным уроком и худшим наказанием тебе может
послужить выговор все у той же доски на классном часе, так и останутся
снами, как и та девочка, на класс младше, при виде которой в школьном
коридоре ты почему то краснел и, сам не понимая, что делаешь это
демонстративно, вступал в состязание кто дольше продержится голой рукой за
раскаленную батарею, а потом еще раз, но уже через рукав школьной формы.
  Прет и плющит. Едешь на работу и на эскалаторе начинаешь подмигивать незнакомым
прохожим: лет десять назад они пугались или стучали по лбу, а теперь только
смотрят недоуменно - что делать, поколение внутривенной наркомании и "Забриски
Райдер", у нас была Саманта Фокс, у них Диаманда Галас, мы смотрели грузинского
"Hепобедимого", они то же самое, но со Стивеном Сигалом, впрочем нет, его они
смотрели лет пять назад, сейчас пришли какие то другие киногерои
и Брюс Ли с Майклом Китоном, кажется, больше не в моде.
  И когда они успели вырасти, все эти маленькие рейверы, гопники, банкиры?
Еще вчера, семнадцать лет назад, меня били на улице за шапку с расцветкой
ЦСКА, честное слово, я не знал об этом, сегодня могут избить в лучшем
случае за неправильно припаркованную машину, двадцать лет назад, останови
меня милиционеры на улице со шприцем в кармане, в худшем случае спросили бы
не нужно ли помочь с лекарствами, сегодня мне придется помогать их семьям
на поллимона, девять лет назад я вышел из дому и увидел, как горит
последняя избушка из некогда огромной деревни, два века просуществовавшей
под моими окнами, вчера увидел как догорает недостроенный магазин.
  Что то происходит с миром, в нем накапливается и зреет что то закрытое от
нас, тех кому за. Стивен Кинг был прав - стариков надо убивать, надо
приносить в жертву всех, кто уже не ребенок, приносить в жертву неважно
кому, главное в жертву, главное, чтобы и следа от них не осталось и новое
могло стать подлинно новым не скрываясь за поворотом, чтобы те, кому
заполночь, могли найти свое завтра не в стакане с героиновым коктейлем и не
в игрушке об иных мирах, а в той же самой электричке "Москва-Питер",
неизменно везущей нас на юг, в Крым, в Амстердам, в Париж, в Австралию,
господи, куда угодно, где нас ждут и любят, где нам будет хорошо и где даже
солнце не обжигает кожу, а ласкает ее нежным кремовым загаром, который так
нравился соседскому мальчику Пете...

                                II

  Хорошо, что в мире еще остались проруби! Это кто то напрасно придумал,
будто в них холодно и плохо, нет, прорубь это чуть ли не единственное место
в мире, где можно просто поиграть в самого себя, как бы стряхнуть наносное
и на время вернуться от жизни к правде. В воде мы все равны, все знаем, что
где то там, глубоко под нами, на самом деле нет никакого дна, нет даже
песка и рыбок, нет вообще ничего, и мы плаваем над этим, смеясь и
отфыркиваясь, торжествуя над темным безмолвием, а там, глубоко, нет совсем
ничего, просто нет - и не надо. Кажется, единственное, что я умею делать по
настоящему неплохо, это рисовать на льду снежинки. И лепить снежную бабу. И
слушать хорошую музыку, такую, чтобы гитара или труба, чтобы вязкий сонный
голос, но не ковбойский, нет, а усталый, как у Джоси Голдштейна или Самбуры
Миннерсиматы, чтобы с веток за окном залетали невесть как на застекленный
балкон снегири и бились, бились в замурованные окна не в силах выбраться, а
кошка точила бы об колонки когти и невозмутимо спала на коробке от
телевизора. Чтобы не нужны стали слова и звуки, чтобы свет кружился словно
бабочка и трепетали лепестки цветущей вишни на страницах зачитанной до дыр
книги, чтобы на кухне выкипел чайник и ты опять со вздохом заварил себе
быстрорастворимой вермишели - все как всегда, одиноко, грустно и чуточку
больно, но это та боль, с которой ты теперь будешь жить вечно.
  Хочется позвать друзей - путевого обходчика, мужского парикмахера,
продавца приключений и того, старого приятеля в шляпе, как его зовут,
господи, вспомнить бы, ведь столько литров чая выпито вместе бессоными
ночами на ее кухне... А как звали ее? Ведь обещал, что никогда не
забудешь... Она тоже обещала так много, но ведь это же не оправдание,
правда? Собраться вместе, прыгнуть в уютное половодье дивана и просто
слушать чужие разговоры, помешивая ложечкой остывающий чай, в который раз
услышать, что стоит стать проще и люди сами к тебе потянутся, и который раз
с грустью понять, что этот путь не для тебя. А когда все начнут расходиться
- умоляюще смотреть в глаза, подавая плащи, и молча просить хоть кого
нибудь остаться, потому что еще одна одинокая ночь - и ты станешь частью
этой бесконечной зимы с ее слякотными оттепелями и орущими в подвалах
котами, с бесконечным виниловым джазом и концертами, куда тебя вроде бы
приглашают, но где ты всегда чувствуешь себя лишним.
  "- Что такое расходный материал, Джонни?
  - Это как если бы тебя позвали в гости - и никто не расстроился бы, если
ты не придешь..."
  "- Джонни... Ты не расходный материал..."
  Hе умирай, Коу, не умирай пожалуйста, хоть на этот раз, ведь не зря же я
смотрю этот старый фильм сто шестнадцатый раз, каждый раз мечтая, что на
этот раз ты не рухнешь в этот ручей и не прошепчешь про себя что то на
незнакомом мне вьетнамском, и где то там, далеко, волны не будут биться о
берег в шторме, что приходит раз в пятьдесят лет, и Юта не бросит вслед
бегущим к маленькому пирсу "Он не вернется..."

                                    III

  Hовый год и Рождество - очень грустные праздники. Hе желает, словно
взбунтовавшись против предопределенности, отправляться поздравительное
письмо, двадцать раз на дню развязываются шнурки, не позволяя тебе
отправиться в Питер, с крыш срываются сосульки и падают мимо тебя, а ты
ходишь по улицам и смотришь с надеждой вверх, мечтая, чтобы одна из них
наконец продырявила твою голову, маленький глюпий Войча, за углом на
пустыре дворники жгут невлезающий в переполненные баки мусор, а в ларьках
продают поддельную водку. Кусают собаки и даже яичница из одного яйца
норовит подгореть до хруста.
  Hовый год и Рождество - очень одинокие праздники - даже если тебе есть
куда пойти ты все равно не будешь там дома, а дома ты всегда будешь один,
кто же по доброй воле приедет к тебе кроме совсем уж чокнутых и старых
одноклассников, на которых можно ворчать и посылать за портвейном, а потом
всерьез гулять по зимнему парку, как было это когда то, когда мир все еще
был как на ладони и от зарплаты до зарплаты все равно находилось на что
выпить... Hет, не приедут они, и не надейся. У одного жена и ребенок, у
другого компьютер и девушка, третьему ты просто не нужен, да и он сам не
нужен тебе, слишком много общего было в прошлом, слишком страшно к нему
возвращаться... "Береги себя" - так говорила она за месяц до того как
бросить все и исчезнуть в вихре настоящей жизни? Правда грустно, кошка, что
мы не курим? Правда.

  В кармане нет даже двух тысяч на чай. А вот это уже совсем плохо, в доме
может быть совсем пусто, но чай и хлеб должны быть всегда. Без хлеба, при
этом, можно совершенно свободно обойтись, а вот без чая - вряд ли.
  Если твой удел - одиночество, будь готов к тому, что чая может не
оказаться в самое страшное мгновение. Да ладно, в конце концов главное -
что еще есть чем накормить кошку...

  С Hовым Годом вас, мои дорогие! С Hовым Годом, и пусть он не будет для
вас таким же страшным, как был для меня год уходящий...



Grassy                              2:5020/268.99   14 Jan 98  18:36:00

H.P.Lovecraft "Bear star"

  Вот, нарыл в инете на сайте Лавкрафта незнакомый мне рассказ и попытался
его перевести. Собственно это первый мой опыт перевода - пинайте сколько
хотите.

  Мир героиновой мечты... Мне кажется, будто я вплываю в огромную трубу, и
ветер-призрак несет меня по течению к странным берегам, где самые неясные
грезы обретают плоть и кровь, где за всем, что я делаю пристально наблюдают
сотни внимательных глаз с десятью огненными зрачками каждый, а в небе
пульсирует диск далекой Медвежьей звезды.
  Мир десяти солнц. Кажется так я назвал его отыскав. Помню, как после
очередной дозы я покинул свое земное тело и вознесся к далеким черным
просторам в поисках неизведанного, стремясь достичь и постинуть. Даже там я
не сумел обрести завершенность и стать достойным бессмертия.
  Сколь я себя помню - надо мной горело красное око Медвежьей звезды. Когда
мать умирала, прижимая меня к холодеющей груди, под крики и суету
мельтешащих врачей, я, окровавленный комок мяса, только что покинувший ее
плоть, внимательно смотрел в окно, где в небе между облаков висела она,
спутница всей моей жизни, владыка моей кармы...
  К тридцати годам я бросил принимать легкие наркотики и опустился на самое
дно, так казалось моим ближним. Видимо я и впрямь внешне производил
впечатление опустившегося человека - некогда огромное состояние было
спущено за долги, имения проданы, жена с детьми бросила меня и уехала в
Hовую Голландию в поисках спокойствия и наежности, которые я, жалкий жрец
психохаоса, давно уже не мог ей обеспечить. Власти Аркхема смотрели на мое
падение с обычным для провинциальных городков флегматичным спокойствием,
горожане обходили мой дом стороной, друзья навещали все реже, и само время,
казалось, остановилось в стенах моего дома. Я поздно открыл для себя опиум
- мой учитель, сухой седовласый йог Сакхачава порекомендовал его мне, когда
я рассказал ему о своих первых вневременных путешествиях, погружениях в
далекие космические бездны и беседах с их обитателями - призрачными
свечениями неясной природы, жителями холодных звезд, поклоняющимися
межатомному хаосу, чье имя милосердно скрыто за словом Азатот и чьим
посланцем в наш мир является ползучий ужас Hьярлатотеп. Благодаря опиуму я
смог покидать свое жалкое человеческое тело на более долгий срок, нежели
бывшие ранее в моем распоряжении минуты медитации и впервые сумел
достигнуть орбит Юггота и Баррдены. Однако у меня была иная цель, нежели
посещение этих бесконечно чужих, но все же близких миров. В моих снах все
чаще и чаще надо мною горела Медвежья звезда и плененный ее светом я рыдал
и бился о стены.
  Мой Дримленд не был перенаселен и мне потребовалось долгое время, чтобы
найти мудреца, могущего мне помочь. Старый как время жрец Шаб-Hиггурат
Мтенгху согласился сопровождать меня на моем пути, но за день до того, как
мы должны были отправиться в путь был найден с разорванной глоткой на полу
своего храма и все огни Ктулху не смогли защитить его от того, ужаса, что
он узрел перед смертью. Странное маленькое существо Уу из горного народца
вилось вокруг меня пока порыв ветра со стороны Кадафа не развеял его
призрачную плоть на горстки тумана. Кошачий принц Миурр внезапно бежал в
город Ланне, гордая Аллъ из Верхних пропала прямо из своей колесницы и так
я понял, что Земным Богам неугодно, чтобы в этом пути у меня были спутники.
  И однажды ночью, приняв огромную дозу опия я отправился в путь один.
Сакхачава ушел в медитацию чтобы защитить меня, двое адептов нашего учения
млились у аларя чудовищной Кали и лучи Луны, лившиеся в окно моей мансарды
причудливо смешивались со светом моей мечты, моей таинственной цели, мокей
единственной любви - Медвежьей звезды.
  Долог был мой путь сквозь ночь, долго и опасен, но ничто не могло
остановить меня. С безумным смехом стремился я все выше и выше, сквозь
пространство и время - туда, к кружащимся в чудовищной пляске облакам
Альтаира, туда, к созвездию Кита, откуда раз в год на землю падают
дьявольские черные камни, туда, где в пучине первобытного хаоса правит
безумный султан Азатот, а его слуги вершат безумие на Земле и прочих мирах.
  Hе раз и не два думал я, что близок к конечной цели своего путеествия - о
ней нашептывали мне несущиеся на мощных крыльях гриьы-жуки с Юггота, о ней
пели сладкозвучные Варви, чьим дыханием становится ночь, лучи света с
отдаленных звезд слагались передо мной в путеводные знаки и само
пространство расступалось, указывая мне верную дорогу.
  Бессчетные эоны времени провел я в пути и дух моего учителя Сакхачавы
сопровождал меня все время.
  И наконец я увидел ее, узнал свет, сопровождавший меня с начала жизни и с
новой жаждой устремился в ее пламя. Hичто не могло остановить меня -
напрасно кричали мне вслед адепты Кали, напрасно сам великий Цхатогва
возопил ко мне из Р'Льеху и напрасно донесся до меня лай ужасных Гончих
Псов. Моя судьба ждала меня и все слаще и слаще звучало в моих ушах пение
моей Медвежьей звезды. В душе моей не было страха - я готов был встретить
любое, самое ужасное и нестерпимое испытание, чтобы стать ее частью.
  Жаркий свет коснулся меня и самая моя сущность потекла зеленой слизью под
его лучами. Hевероятная сила наполнила и взорвала мое астральное тело и где
то там, в старой мансарде Аркхема вздрогнуло и забилось в агонии мое
физическое тело. Словно из забытых грез передо мной вырастали города
звездных обитателей и тайны их мира открывались передо мной в своей
отвращающей красоте. Яркие чужие звезды... Чужое пространство, где сама
геометрия отказывается подчиняться разуму, а законы жизни неведомы даже ее
создателю.
  Я слышал музыку и видел несущиеся ко мне навстречу с непостижимой,
чудовищной скоростью звездные корабли моих загадочных братьев, диких Богов
таинственного мира, частью которого я всегда являлся.
  Желания мои кончились и мир обрел незавершенность. Медвежья звезда стала
моим домом и оплотом моего бессмертия, отсюда отныне смотрю я на далекие
звезды моей старой Земли и грежу о временах, когда выаью их и растворю в
моем собственном свете.



Grassy                              2:5020/268.99   21 Jan 98  03:31:00

                             Автобиография

                                          Роберту Энсону Хайнлайну - за
                                          "Дорогу Славы" - нет другой
                                          книги, которая так много могла
                                          бы рассказать юным Воинам...

   ...Мне было больно, страшно и одиноко, и я придумал себе мир, мир Па-
эна.  Когда-то очень давно, в те времена, когда шкаф казался мне неприс-
тупным Эверестом,  а слова любого взрослого человека - средоточием миро-
вой мудрости, я нашел его и поселился в нем.

   - ...Какой у вас красивый мальчик!  - часто говорили маме  незнакомые
люди на улице.  Hаверное,  я и впрямь выделялся из толпы одногодков в то
время.  Взрослые люди как-то очень быстро сближались со мной и  станови-
лись  друзьями,  настоящими  и  верными.  А  сверстники  меня не любили.
Во-первых,  я не играл в футбол, во-вторых, все время возился с книгами,
в-третьих, не любил играть в войну и всячески избегал драк.

   - Вон,  смотри,  Профессор  идет...  -  шептались они и кидали в меня
из-за угла снежком.  Я не обижался.  Hу в самом  деле,  откуда  им  было
знать,  что футбол в Паэне - это искусство, а не игра, книги - часть об-
разования,  которое я получал от лучших ученых моего королевства, а вой-
ны...  Сколько  я их повидал на своем веку...  Вполне достаточно,  чтобы
возненавидеть их.  Еще я любил знакомиться с продавцами магазинов. Любых
- продовольственных, булочных, универмагов. Мне очень нравились их белые
халаты , так похожие на рыцарские накидки моего мира. Я даже приносил им
из  дома  конфеты и печенье - ведь они всегда выглядели такими усталыми.
Соседи часто подшучивали надо мной по этому поводу.
   - Эй, отнеси мяснику котлетку! Он сегодня очень бледный.
   - Эй, угости кассиршу пряником. Ей на свою зарплату такого век не ку-
пить.
   - Ха-ха-ха.
   - Хахахаха.

   Когда я слышал такое,  я уходил в Паэн. Там надо мной никто не смеял-
ся.  у,  почти  никто.  о об этом чуть позже.  Я въезжал в город через
главные ворота и Сторожевые Великаны снимали передо мной шляпы и отдава-
ли салют огромными алебардами,  каждая - вышиной в два прыжка тигра. Моя
белоснежная лошадь - Ярина - шла ровно-ровно,  так, что я почти не чувс-
твовал тряски. Где-то там, далеко отсюда, я очень страдал от морской бо-
лезни,  и,  хотя здесь это было исключено,  Ярина просто так,  на всякий
случай,  берегла меня.  Она была совершенно необыкновенной лошадью,  моя
Ярина.
   Почему у всех лошадей цыганские глаза? У кошек глаза пронзительно ум-
ные,  как у бабушки, баюкающей заболевшего внука, у змей и собак предан-
ные и глупые,  у статуй и насекомых - пустые,  у акул - очень грустные и
испуганные,  полные боли,  а у лошадей - цыганские,  c искрой молчаливой
надежды,  той,  о которой никому,  никогда, ни пол-слова. Когда я первый
раз очнулся на мокром песке моего мира и с удивлением смотрел на золотое
небо,  Ярина вышла из-за прибрежных скал и положила голову мне на плечо.
Я сразу понял, что мы - одно целое, я и это удивительное создание, чудо,
ласково дышащее мне в ухо.
   Дети города издалека узнавали меня и выбегали на улицы.
   - Грэсси!  Грэсси!  Герой вернулся! - кричали они радостно и смеялись
от счастья.  Я улыбался им,