думая о том, что теперь и я для кого-то ка-
жусь самым умным,  самым сильным и самым высоким. Скорее по привычке, но
не  без  затаенной  радости и улыбки я поднимал правую руку и творил ма-
ленькое чудо для всех этих проказников - одаривал их леденцами, куклами,
шариками.  Как-то  я наколдовал им по порции эскимо - первый и последний
раз,  слишком много ребят лежало потом в постелях с  текущими  носами  и
болью в горле.  А лечить я тогда еще не умел,  слишком был молод, хоть и
самоуверен. е по годам.

   Около дворца меня встречал сам Король.  Обязательно в мантии, со ски-
петром и при короне. Бедный! Даже в летнюю жару он выходил мне навстречу
в мантии.  Почему-то он решил для себя раз и навсегда,  что при встречах
со  мной  носить  ее обязательно.  Остальное-то время она висела в самом
дальнем шкафу,  но как только улицы  наполнялись  восторженными  криками
мальчишек,  а девочки, краснея, бежали домой, спеша одеть самое парадное
платьице, Король, страшно волнуясь, извлекал ее на свет и, тяжело пыхтя,
надевал. Он очень гордился этой мантией и я никогда не забывал напомнить
ему,  как замечательно он в ней выглядит.  Король и впрямь неплохо в ней
смотрелся,  особенно вечером,  когда мы втроем - я, он, и Придворный Шут
сидели на веранде замка и пили горячий чай с бубликами.
   - Какой сегодня закат!  - мечтательно говорил Король, глядя на искря-
щиеся вдали горы.  - Каждый новый день приносит новый и новый цвет, каж-
дое утро горы просыпаются чуть-чуть иными, чем накануне.
   Он очень любил смотреть на горы, Король. И он видел их куда более яр-
кими и чудесными,  чем кажутся они большинству из нас - он видел и любил
их такими,  как они есть. Каждый раз Королю удавалось удивить меня, хотя
поражать воображение людей полагалось мне - волшебник все-таки. А однаж-
ды он показал мне нечто совершенно необыкновенное...

                            *  *  *  *  *  *

   - Что это ты такое рисуешь,  Димочка? - Ольга Егоровна, самая молодая
учительница в нашей школе наклонилась ко мне. а вид она не сильно отли-
чалась от учениц выпускного класса - распределилась после Репинки в нашу
школу  и так и не смогла уйти,  отработав положенные полгода.  В Оленьку
были влюблены полшколы мальчишек,  а девочки старались одеваться как она
и тщетно пытались подражать ее летящей походке. Ходила она необыкновенно
- словно ее несла волшебная сила на ковре-самолете в доле дюйма над зем-
лей.  Я знал только одну еще девушку, которая ходила так же, но она жила
не здесь, а в Паэне. Я с трудом оторвал карандаш от бумаги и посмотрел в
ее  глаза - будто окунулся с головой,  ворвался в солнечное утро и лучи-
ки-зайчики прилипли ко мне.  Бедово у меня обстояли дела с рисованием...
Если  мы  рисовали животных,  то мне приходилось обязательно подписывать
рисунки - около белки,  даже если она и сидела на елке и  ела  шишку,  я
крупно писал "Белка", иначе все начинали удивляться, как плохо я нарисо-
вал лошадь.  Рисовать я любил,  хотя не очень мне это удавалось. А уроки
рисования, как и все мои одноклассники, обожал и с ужасом думал, что че-
рез два года они кончатся и Оленьку мы будем видеть только на переменах.

   - Это - ночная радуга, Ольга Егоровна, - робко сказал я.

Класс загудел и начал оборачиваться на меня. А Оленька, умница, смотрела
на рисунок именно так,  как и надо.  Ее брови изумленно поднялись, и она
совсем  по-особому  взглянула на меня.  Мне показалось,  что она хочет о
чем-то меня спросить,  но в последний момент  она  сглотнула  вопрос  и,
подплыв к доске, высоко подняла руку с моим рисунком.
   - Посмотрите, посмотрите, ребята, какое чудо! Все слышали? Это - ноч-
ная радуга.

   Я еще не успел закончить рисунок,  но уже видны были на нем  дрожащие
капли ночного дождя, только что родившийся ветер, спешащий облететь весь
мир,  далекие горы, тихие спящие озера, грустные глаза звезд среди обла-
ков и над всем этим она - словно танцующая фея, легкая, причудливо изог-
нувшаяся ночная радуга.  Это неверно что она серая. И неправда что в на-
шем мире ее не бывает.  адо лишь попытаться,  выйти ночью из дома сразу
после дождя,  долго долго идти ,  не думая о том куда приведет тебя твой
путь  и  твоему  взору откроется сияние ворот мечты - переливы воздуха -
ночная радуга.  К ней можно подойти,  даже коснуться - тогда  раздадутся
неслышимые колокольчики. Она может быть большой-большой, выше дома, выше
городских башен, а может оказаться ростом с тебя - всегда такая, о какой
ты мечтаешь,  и в то же время сама по себе... Ольга Егоровна и я вошли в
кабинет директора.  Владислав Иванович стряхнул с себя сон и хозяйствен-
ным взглядом начальника окинул весь кабинет сразу.

   - Что случилось,  Ольга Егоровна?  - спросил он Оленьку, даже не пос-
мотрев на меня.  В мире,  где он жил и куда уходил,  наверное и вовсе не
было мальчишек-школьников - одни только голые стены, на которых непонят-
но как появлялись иногда нехорошие надписи.
   Оленька положила перед ним мой рисунок.
   - Вот! - сказала она звонко и умолкла. Ей хотелось, понял я, показать
этот мой рисунок всем, всем, всем, поделиться нечаянной радостью.
   - Гм... - сказал директор, и, -не может быть, - поднял на меня глаза.
   - Твой? - строго, но уже зная ответ наперед спросил он.
   - Мой, - честно сознался я.
   - Будем исключать,  - сказал директор и потянулся к телефону. е уви-
дел он моей радуги. Решил, наверное, что я сделал что-либо ужасное.
   Оленька ахнула и уронила ключи от кабинета. Ключи упали на пол и заз-
венели, словно струны арфы.
   - Что вы, что вы, Владислав Иванович, - защебетала она, - я совсем не
о том. Вы поглядите - это же настоящее чудо. Я за все время работы у вас
такое в первый раз вижу. Тут же...
   - Гм...  - перебил ее директор. Он еще раз посмотрел на мой рисунок и
на лице его появилось выражение, долженствующее означать одобрение. При-
поднявшись на стуле и поправив галстук,  он вновь потянулся к телефону и
веско сказал:
   - Будем повышать.

   И хотя он смотрел на рисунок с видом знатока, я понял, что ночную ра-
дугу  он  так и не увидел.  аверное она испугалась его и превратилась в
ласточку или в лужицу лунного света.  А может быть специально  для  него
приняла вид указки или папки для документов на краю стола.

   И меня повысили...  Hа следующий день ко входу школы подъехала машина
и меня вместе с Оленькой отвезли куда-то очень далеко,  где  было  много
плотно закрытых дверей. За двери Оленьку не пустили, а я неожиданно ока-
зался перед грозными дядями и тетями,  смотревшими на меня  так,  что  я
сразу понял - это Комиссия.
   Они внимательно смотрели на мой рисунок,  вертели его в разные сторо-
ны,  смотрели на просвет,  даже лизнули один раз,  кажется. При этом они
говорили между собой на совершенно непонятном мне языке, и я лишь краеш-
ком уха улавливал непонятные слова: "пропорция", "гаммопалитра".
   - Что ж!  - сказала,  наконец отсовещавшись, Комиссия, - Раз ты сумел
такое нарисовать простым карандашом - может у тебя есть талант.
   - Должен быть талант! - вмешался как две капли воды похожий на нашего
директора мужчина, - Согласно ГОСТу!
   Это наверное Председатель,  - догадался я.  - А последние слова точно
уж волшебные...
   - Вот тебе ватман, линейка и карандаш. Как называется твоя работа?
   - Это - ночная радуга, - сказал я несмело.
   - Вот и прекрасно, - сказала комиссия, нарисуй нам радугу в разрезе.
   - Как это - в разрезе? - не понял я. - Разве можно радугу разрезать?
   - Можно.  - сказала комиссия.  - Согласно ГОСТу. Сечение фронтальное,
сечение горизонтальное, сечение вертикальное.
   И они тоже не увидели на рисунке радугу.  е хочется даже думать, что
они там разглядели.
   Вместо всех этих сечений я нарисовал им  море,  корабль  с  парусами,
солнце и ветер. Потом я взял их всех и посадил туда, и отправил в плава-
ние, к далеким островам.
   - Что это? - загалдели они, - куда мы плывем? Что за беспорядки?
   - Вы будете искать неоткрытые острова, - сказал им я, - и наносить их
на карты.  Ведь каждый неоткрытый остров мечтает об этом.  - И я добавил
волшебные слова - Согласно ГОСТу.
   Потом я  подул  на паруса и корабль вместе с Комиссией быстро скрылся
за нарисованным горизонтом.  есколько дней - и они снова станут людьми,
а не Комиссией.
                            *  *  *  *  *  *

   После чаепития  Король вел меня в галерею у тронного зала и показывал
новые картины. Обычно это были портреты Принцессы. Самой принцессы я ни-
когда не видел,  хотя,  кажется, знал всю жизнь. С ней всегда что-нибудь
происходило - очень опасное и ужасное. Странный человек - Король. а его
месте я не лгал бы мне,  а сразу бы сказал суть дела. о он так смущенно
на меня смотрел, что я и без слов все понимал.
   - Опять беда? - спрашивал я.
   - Опять... - краснел, совершенно как пойманный со шпаргалкой мальчиш-
ка, Король.
   - Что же с ней сегодня? - спрашивал я, пристегивая к поясу ножны.
Иногда это были драконы, чаще - черные маги или простые разбойники.
   - Почему же вы сразу не сказали, Ваше Величество?
Король отводил глаза и тихо говорил:
   - Hу сколько же можно...  Мы и так перед вами в неоплатном долгу. Мо-
жет, как-нибудь своими силами.
   - Как же, своими силами, - вмешался Шут. - Где они, эти силы? У рыца-
рей своих забот хватает, все волшебники тоже заняты. А он что - он - Ге-
рой, мечом взмахнул и дело сделано. Слава и почет. Горожане ликуют. Дру-
гой бы давно погиб, а ему - все нипочем.
   Hехорошо он при этом смотрел на меня.  Как-то так недобро, словно я и
был тем злодеем, что похитил Принцессу. В такие минуты я не понимал его,
хотя и чувствовал, что говорит он о чем-то важном.
   - Hу-ну,  -  примиряюще  говорил  Король.  - В конце концов у него же
просто работа такая.  Я вот - Король,  ты - Шут.  А он нас всех создал и
теперь бережет.
   - От кого бережет? - не хотел успокоиться Шут. - От нас самих? Создал
он нас,  говоришь? Может и создал. А теперь играет, как солдатиками оло-
вянными.  Только есть ведь такие солдатики,  что его самого на штык оло-
вянный однажды насадить могут.

   Hет, не понимал я тогда Шута. Да, у меня на самом деле не очень полу-
чалось серьезно повоевать.  Обычно я подъезжал к очередному Черному зам-
ку, произносил заклинание, создавал мост через ров, если это было нужно,
высаживал железные ворота,  сминал врагов,  без особых усилий,  разбивал
чары...  Сам бой я помнил плохо - только знал,  что выиграл в конце кон-
цов.  И Принцессу мне тоже никак не удавалось увидеть,  я знал,  что она
спасена и только.  Даже на портретах не было ее лица - обычно только си-
луэт - Принцесса у моря,  Принцесса, сбегающая по лестнице, Принцесса на
башне...  Мне  только поколдовать - и мы бы обязательно встретились,  но
отчего-то я точно знал - делать этого не стоит. Еще не время.

                            *  *  *  *  *  *

   - Hу, вот что, - сказал учитель географии, закрыв конспекты. - Сегод-
ня  я не буду вам ничего рассказывать.  Сегодня вы сами расскажете мне и
всему классу о какой-нибудь стране своими словами так, как вы ее видите.
Вопросы есть? Кто начнет?
   Первой (и единственной) подняла руку отличница Иванова.  Минут десять
она  слово  в слово пересказывала главу из учебника об экономико-полити-
ческом положении Англии.
   - Во дает,  - восхитился мой сосед Лешка, - ни разу не ошиблась! - он
следил за нитью рассказа по учебнику. - Всю ночь, наверное, зубрила.
   - Садись,  Иванова,  - оборвал ее географ.  - Похвально,  конечно, но
ждал я немножко другого. Кто дальше?

   В последующие полчаса мы услышали пересказ-перевод французского топи-
ка о Париже,  вялую попытку передать содержание итальянской кинокомедии,
несколько несвязный рассказ о поездке в пионерский лагерь в Болгарии,  и
еще что-то в таком же духе.  У географа было такое лицо,  словно у  него
третий день подряд ноют зубы.

   - Еще кто-нибудь хочет? - как-то совсем жалостно спросил он.
еожиданно для себя я встал и поднял руку.
   - Hу, а у тебя что? - спросил учитель. - Тоже Англия? Или, может, ка-
питализм ругать будешь?
   - Hет,  -ответил я.  - Мне хочется рассказать совсем  о  другом.  Эта
страна совсем не такая,  как все другие. Там все иначе. Даже небо там не
такое, как у нас. И я рассказал им о Паэне, каким я видел его - о поющих
деревьях и шепчущихся скалах,  о янтарном море и золотом небе. Я расска-
зал о живущих в этом мире людях и волшебных созданиях,  крылатых кентав-
рах, феях - творящих водопады, менестрелях, бродящих по дорогам и играю-
щих на рогах единорогов,  об утренней лодке,  которая привозит солнце  и
лодке вечерней,  где засыпает ночь,  о цветах, распускающихся вечером, а
днем превращающихся в бабочек,  о горных великанах, сторожащих источники
нимф,  об  отважных рыцарях,  бродящих по свету и охраняющих спокойствие
мирных людей, о прекрасных их дамах, чей удел - ждать, я спел им как мог
песни моего мира, нарисовал в воздухе живые разноцветные облака, предло-
жил всем напиться воды зачарованного родника... В эти минуты я находился
сразу в двух мирах и мой рассказ был мостиком между ними,  мостиком,  по
которому я приглашал всех пробежать вслед за мной.
   Внезапно я понял, что класс давно уже опустел - вместе со звонком все
поспешили по домам.  И только учитель географии не отрываясь смотрел  на
меня и жадно ловил каждое мое слово.  А в дверях замерла Оленька и по ее
щеке отчего-то текла слезинка. За окном было уже темно. Сколько же это я
говорил? - Продолжай, мальчик . Продолжай... пожалуйста, - тихо попросил
географ. А я отчего-то вдруг разом потерял нить истории, словно исчерпал
до  дна  свой словарный запас.  Из коридора раздались шаги,  и за спиной
Ольги Егоровны выросла грузная фигура директора.
   - Гм...  - как всегда содержательно сказал он.  - Приветствую,  Федор
Анатольевич.  Что тут у вас?  Снова Антонов? Будем посылать на городскую
по географии?
   - Извините,  - пискнул я и, вдруг сорвавшись с места, под недоумеваю-
щим  взглядом  директора выскочил из класса и что есть духу побежал вниз
по лестнице - скорее домой.

                            *  *  *  *  *  *

   ...Замок, в который я попал,  был очень странным.  Верная Ярина оста-
лась у дверей,  а я перешагнул порог и вошел в стеклянные стены.  Издали
город казался сотканным из  драгоценного  хрусталя,  в  лучах  закатного
солнца он блестел неземным сиянием,  которое иногда тревожит и манит нас
к себе в детских снах. Мне казалось, что он очень далеко, но всего через
несколько  минут я добрался до его стен.  Ворота города были открыты,  и
ветер раскачивал висящие над входом хрустальные подковы.  Прямо за воро-
тами  когда-то был базар - рядами стояли лотки,  прилавки.  И было такое
ощущение, что минуту назад здесь кипела торговля, ходили и приценивались
к  товарам коробейников покупатели,  кувыркались на подмостках акробаты,
горланили песни актеры,  развлекали народ.  А теперь словно порыв  ветра
подхватил  их как желтые осенние листья и унес с собой,  оставив площади
лишь память и далекое, на грани восприятия, эхо.

   Копыта Ярины стучали по прозрачной мостовой.  Мы медленно поднимались
в гору,  ведущую к прекрасному замку. Мимо нас проплывали, уходя за спи-
ну,  деревянные и глиняные домики.  Я видел сквозь их распахнутые  двери
накрытые столы с дымящимися тарелками, неловко откинутые занавески, неб-
режно брошенные на кровать свежие,  только что собранные цветы.  о ни в
одном из домов не было людей. Куда же они делись? Первый раз я встретил-
ся в Паэне с чем-то, что не очень ясно понимал, чего не мог объяснить.

   ...Я шел  по дворцу,  улавливая все те же отголоски ушедшего присутс-
твия.  Мне было холодно и немножко страшно.  Мои шаги  звучали  гулко  и
очень громко.  "Ты лишний здесь,  ты не нужен нам. Разве сам ты не чувс-
твуешь,  что здесь тебе не место?", - шептали в моей душе чьи-то голоса.
Я  спешил в тронный зал - почему-то мне казалось,  что там я обязательно
кого-нибудь встречу,  нет,  ни когонибудь - там будет много-много людей,
все горожане и мы все вместе посмеемся этой шутке. "у пусть же они ока-
жутся там, пусть же там будет хоть ктонибудь, хоть кто-нибудь", - шептал
я зажмурившись,  чтобы не видеть сводящего меня с ума призрачного сияния
и великолепия.  Есть такая красота,  которой человеку не  стоит  видеть,
иначе он рискует потеряться и навеки остаться в ней.  Вот еще один пово-
рот - я радостно вскрикнул,  увидев, что в зале кто-то есть. Как я и ду-
мал, около трона кто-то стоял. Я ворвался в зал, срывая дыхание, задыха-
ясь от усталости и увидел огромное зеркало, в котором отражался я сам. И
когда я упал на колени и разрыдался, мне послышался чей-то далекий и ед-
кий смех.
                            *  *  *  *  *  *

   Учитель физкультуры  был  обладателем сложного восточного имени - Аб-
дулрахмат Омаркадьевич и,  по причине постоянно возникающих у нас  слож-
ностей с его произношением, отзывался на Абдул Омарыча.

   - Что,  Антонов,  не  получается?  - с презрением,  которое у него не
очень хорошо получалось скрывать, бросил он мне.

   Я в двадцатый,  сотый,  тысячный раз стиснул зубы и бросился  вперед.
Так,  разбег взял хороший, теперь главное не остановиться, вот, еще нем-
ного,  прыжок,  и сбитая планка оказалась рядом со мной на матах.  После
уроков он остался со мной, чтобы подтянуть меня в прыжках в высоту. Физ-
культура была единственным предметом,  ставящим под сомнение мой очеред-
ной  годовой Похвальный Лист.  икак,  ну никак не мог взять я проклятую
высоту.

   - Какой же из тебя солдат получится,  Антонов? - татарский акцент до-
бавлял язвительности в голос учителя.  - Беда одна. А на улице как ты за
себя постоишь?  Отбиться не сможешь,  ведь да? ет? У нас в Казани такие
как ты не выживают. Или ты боец или никто. У меня дед генерал, отец пол-
ковник,  а я с такими как ты здоровье трачу.  Смешно. Эх, поплачешь ты в
армии, помяни мое слово, горевоин.

   А у  меня в ушах звучали слова из песни,  которую я недавно слышал от
Шута:
                  Истины простые кажутся нетленными,
                  Только очевидное нелегко принять...
                  Видишь ли, есть Воины, а есть военные
                  И последним первыми никогда не стать.

   Слишком поздно я понял,  что произнес это вслух.  Лицо физкультурника
цветом сейчас больше всего напоминало крепкий борщ.
  - Что ты говоришь? Да ты как посмел, мальчишка!
   Его рука взлетела над головой, чтобы дать мне пощечину. И тут дремлю-
щая  во мне сила пробудилась - я почувствовал,  что на меня смотрит весь
древний Паэн. Я вложил в его руку меч, настоящий, булатный. Такой же меч
крепко сжимал и я.  Он остолбенело замер,  а потом на его рябом лице по-
лыхнула хитрая улыбка, и он рубанул со всей силы сверху. аверное, поду-
мал,  что все это ему снится и решил во сне отыграться за все свои днев-
ные неудачи.  Тем более,  что сон прекрасно объяснял и  мою  неслыханную
грубость.

   О чем тут говорить?  За две минуты я три раза давал  ему  возможность
подобрать  с пола выбитый мною клинок.  а четвертый раз я провел ложную
атаку,  притворно раскрылся и, дождавшись, пока он, обрадовавшись, руба-
нет, подтолкнул его в сторону, накренив лезвие движением кисти. Когда он
упал, я приставил на долю секунды кончик клинка к его горлу. Ох и очуме-
лые же глаза у него были. еожиданно до меня донеслись звуки аплодисмен-
тов.  В дверях стояла Оленька,  смеялась и хлопала мне. Я отдал ей салют
мечом и продолжил творить чудеса, убрал стены и потолок. а месте перек-
ладины появилась стена высотой в три человеческих роста. Я свистнул, и в
ответ мне донеслось радостное ржание и стук копыт. Ярина, верное мое чу-
до, как легко и плавно взяли мы эту высоту, почти без разбега. Я никогда
не сомневался в тебе. Сверху на Оленьку я просыпал нежнейшие цветы, тон-
кие,  как блеск ее глаз.  А потом вся моя сила вдруг покинула меня  и  я
оказался прямо перед растянувшимся посреди спорт