Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Воннегут Курт. Судьбы хуже смерти. Биографический коллаж. -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -
авило - никаких самооправданий. Но тут случай особый, ведь меня попросили коснуться бомбардировки одного немецкого города, а моя фамилия свидетельствует, что я и сам немецкого происхождения, так что не лишне будет разъяснить: никогда у меня не вызывали сочувствия - и сейчас не вызывают - восторги по поводу мощи нацистской военной машины, и в этом смысле настроен я точно так же, как был настроен мой главнокомандующий Дуайт Дэвид Эйзенхауэр - кстати, и он родом из немцев. Его немецкие предки, как и мои, сделались американцами за несколько десятков лет до того, как нью-йоркскую гавань украсила статуя Свободы. Я служил в батальонной разведке, когда в декабре 1944 года меня, рядового обученного, захватили в плен на немецкой границе - было это в ходе сражения за клином перерезавший фронт участок, который образовался после немецкого наступления в Арденнах. И вот так я очутился в Дрездене, когда 13 февраля 1945 года город подвергся массированным налетам, - я был военнопленным, и нас гоняли, на работы под конвоем. Немцы тогда отступали на всех направлениях и все чаще сдавались в плен целыми подразделениями - у них почти не осталось самолетов, а их города, за исключением одного Дрездена, бомбили не переставая. Война шла к концу, она завершится 7 мая. Коща в мае меня освободили, я оказался в русской зоне оккупации. Прежде чем попасть в американскую зону, я одно время был на пункте сбора узников концлагерей и много чего наслушался. Впоследствии я посетил Освенцим и Биркенау, видел там помещенные в витринах человеческие волосы, груды детских башмачков, игрушек и прочего. Я знаю, что такое Холокост. Я дружу с Эли Визелем. К полемике меня побуждают прежде всего утверждения безупречного отличника и высокоумного мыслителя Джорджа Уилла, объявившего, что я опошлил Холокост своим романом "Бойня номер пять". Считаю, что такие высказывания все ставят с ног на голову, и надеюсь, вы меня поддержите. Предостаточно людей, которые на собственном опыте могли бы рассказать, что это такое - находиться в городе, разрушаемом бомбами и ракетами, когда в городе преобладает мирное население да и сам ты безоружен. Таких людей, можете не сомневаться, теперь миллионы. Последние, кого мы приняли в свой гигантский клуб, - это жители беднейших кварталов Панамы. Камбоджийцы и вьетнамцы отныне уже члены со стажем. Скажите, много ли среди вас тех, кто попадал под бомбежки, не находясь в действующей армии? (Оказалось, человек десять.) Бомбардировку Дрездена осуществляли в основном англичане. Что до американцев - я с несколькими впоследствии познакомился, - они участвовали в дневном налете, когда были сброшены снаряды, способные вызвать мощное воспламенение. А ночью, когда начались пожары, прилетели английские самолеты. Цель? Целью был весь город. Тут уж не промахнешься. И весь город стал огромным костром, а огненные смерчи проносились по улицам, словно пляшущие дервиши. После войны, когда я поступал в Чикагский университет, собеседование проводил один американец, участвовавший в дневном налете, - сопротивления с земли не оказывали почти никакого. И он признался: "Мерзкое нам дали задание". А вот большинство англичан, мне кажется, были настроены по-другому. Им не терпелось отомстить за налеты на Лондон, за уничтожение Ковентри, катастрофу в Дюнкерке и так далее. Американцам осталось неведомо это желание сравнять счет. Вероятно, они бы тоже прониклись мстительностью, если бы знали про неслыханные жестокости, творившиеся в немецких лагерях, однако мир об этом тогда еще не ведал. Мстить американцы могли бы лишь за Перл-Харбор. Они за него и отомстили, обойдясь без помощи англичан, - дождались желанного часа. Причем, как и англичане, отомстили уже тогда, когда война, всем было ясно, кончилась их победой. Полное уничтожение Хиросимы - эта самая чудовищная расистская акция из всех расистских акций, все же имело какое-то военное значение. Несколько лет назад я побывал в Токио вместе с Уильямом Стайроном, и он мне сказал: "Слава Богу, что сделали атомную бомбу. А то бы меня не было на свете". Когда сбрасывали бомбу, он находился на Окинаве вместе с морскими пехотинцами, которых готовили к высадке в Японии. Для меня несомненно, что в случае высадки погибло бы больше американцев и японцев, чем сгорело и осталось обугленными скелетами в Хиросиме. А бомбардировка Дрездена была чисто эмоциональным всплеском, ни малейшей военной необходимостью продиктована не была. Немцы специально не размещали в этом городе ни крупных военных заводов, ни арсеналов или казарм, чтобы Дрезден остался местом, где могли себя чувствовать в безопасности раненые и беженцы. Оборудованных убежищ, всерьез говоря, не существовало, как и зенитных батарей. Дрезден - знаменитый центр искусств, как Париж, Вена или Прага, а в военном отношении угрозу он представлял не большую, чем свадебный торт. Повторю еще раз: бомбардировка Дрездена не дала нашей армии продвинуться вперед хотя бы на тысячную долю миллиметра. В выигрыше от нее остался один-единственный человек на свете, и человеком этим был я. На каждом погибшем я заработал примерно пять долларов, если считать гонорар, который получу после выступления перед вами. Никто мне не верит безоговорочно, никто не хочет принимать меня всерьез, когда я об этом говорю, а говорил я об этом не только в Америке, но и в Англии, Франции, Скандинавии, Польше, Чехословакии и Германии. И в Мексике мог бы сказать то же самое. Просто не вспомню, сказал или нет, когда был в Мексике. Пародоксальным образом я, однако, не только единственный, кто от этих налетов выиграл, но один из многих тысяч, кто от них пострадал. Было сделано все возможное, чтобы я погиб, а я вот взял и не погиб. Непохоже, чтобы бомбившие представляли себе, где я нахожусь, и старались сбрасывать свой груз подальше от этого места. Им было плевать, кто где находится и что творится внизу. Лидеры их стран рассчитывали, что город будет сожжен дотла и что при этом погибнет как можно больше людей - от осколков, огня, дыма, нехватки кислорода или от всего этого, вместе взятого. Там происходило то же самое, что и в Хиросиме, только техника была не такая современная, да у людей, которые внизу, была белая кожа. Мне понятно, отчего бросавшим бомбы было все равно, куда и в кого они угодят. Для них все было просто: кто бы в городе ни находился - активные сторонники Гитлера или просто люди, которым недостало сил с ним покончить, - все они прямо или косвенно внесли свою лепту, пусть самую мизерную, в нацистские преступления против человечества. Я и еще девяносто девять американцев из моей команды пленных работали там, в Дрездене, на фабрике, делавшей солодовый сироп с витаминами - он предназначался для беременных, которые произведут на свет новых воинов, не ведающих снисхождения. Но мы же не по своей воле там работали. Нас заставляли работать под конвоем и за это кормили, как предусмотрено статьями Женевской конвенции о военнопленных. Если бы мы были офицерами или унтер-офицерами, мы могли бы и не работать, и тогда нас держали бы не в Дрездене, а где-нибудь в сельской местности, в одном из больших лагерей. Уже было упомянуто, что за каждого погибшего в огненном шквале я получил около пяти долларов. Однако цифра эта самая что ни есть произвольная. Никогда не будет выяснено, сколько именно было погибших и что это были за люди, какая у них была душа. Мне доводилось слышать самые разные цифры - от 35 000 до 200 000 жертв. Самые умеренные, как и самые оглушительные подсчеты имеют под собой политическую подоплеку: чудовищность этой бомбардировки хотят либо приглушить, либо подчеркнуть. Цифра, внушающая мне наибольшее доверие, - ее чаще всего приводят люди, далекие от такого рода спекуляций, - 135 000, то есть погибло больше, чем в Хиросиме. Впрочем, никто не знает, сколько было в Дрездене народа, когда происходила бомбардировка, - ведь там скопилось множество дезертиров с разваливающегося русского фронта, а беженцы из разбомбленных городов прибывали день за днем. Когда налеты закончились, трупов - люди пытались укрыться в обыкновенных подвалах - было столько, а определить, все ли в этом подвале погибли, было так сложно, что жертв просто кремировали, устраивая гигантские погребальные костры, - просовывали в подвал огнемет, тела жгли, не считая и не пытаясь опознать. Родственники и друзья беженцев, стекавшихся тогда в Дрезден, теперь обычно не знают про судьбы этих людей: пропал под конец войны, вот и все. В городе было полно поляков, угнанных на работы. Родственники и друзья этих поляков теперь могут сказать про них лишь одно - был угнан в Германию и не вернулся. Одно можно утверждать с полной определенностью: среди находившихся в Дрездене почти не найти было физически крепких мужчин в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет, даже искать было бы глупо. Все, относящиеся к этой категории, дрались, умирали, дезертировали, капитулировали где-то далеко от Дрездена. Замечательный немецкий писатель Гюнтер Грасс, который войну пережил ребенком, однажды спросил у меня, когда я родился. Отвечаю: в 1922-м. А он говорит: мужчин вашего возраста в Германии сейчас совсем нет, и в Австрии тоже, и в Советском Союзе. Если он преувеличил, то ненамного. Среди не опознанных, даже не подсчитанных мертвецов в подвалах Дрездена, несомненно, были эсэсовцы, военные преступники или их родичи, гордившиеся - какая мерзость! - сделанным этими преступниками, были гестаповцы и им подобные. Всем им поделом досталось, еще легко отделались. Не исключено, что поделом досталось вообще всем немцам, погибшим при налетах на Дрезден, - кроме детей и подростков. Я спрашивал у другого замечательного немецкого писателя, у Генриха Белля, какая самая опасная черта в немецком характере, и он ответил: "Мы люди послушные". Но должен вам сказать, никакой гордости, никакого чувства удовлетворения я не испытывал, перетаскивая из подвалов и складывая в штабеля для погребальных костров трупы, а родственники и друзья стояли, смотрели. Может, думали: так мне и надо, что занимаюсь этой работой под наведенным дулом автомата, ведь устроила все это та армия, в которой и я сражался. А впрочем, кому дано знать, о чем они думали? Может, и думать ни о чем не могли. Я вот не мог. Господи, как же давно это было! Сорок пять лет прошло. Бомбардировка Дрездена, лишенная военного значения, была актом искусства. Воздвигали монумент из дыма и огня, чтобы увековечить ярость и надрывное отчаяние столь многих, чья жизнь оказалась исковерканной, разбитой из-за немыслимого самомнения, жестокости, алчности Германии. Строители этого монумента, англичане и американцы, воспитывались, подобно мне, в духе пацифизма, ставшего реакцией на первую мировую войну. Еще два таких же монумента американцы собственными силами возведут в Японии. Когда их построили, а потом взорвали, оставив на память одни лишь груды пепла, я находился у себя дома в Индианаполисе, - армейская служба для меня кончилась. И хотя мне своими глазами довелось видеть, во что превращается земля после таких творческих актов, я воспринял те две башни как творение искусства. Неподражаемое! Вот до чего я свихнулся. Вот до чего мы все свихнулись. Вот до чего мы и по сей день все такие же свихнувшиеся. Бомбим гражданское население, заранее предупредив, а когда и не предупредив, объявляя или не объявляя войну, и для большинства из нас это просто символ государственной мощи, вроде Колокола свободы*. /* Ударами этого колокола в Филадельфии была возвещена свобода американских колоний от Британии./ Когда жертвой бомбардировки оказывается приемная дочь Муамара Каддафи, - у меня, кстати, тоже приемная дочь, - кто рискнет малодушно заявить, что дело это серьезное, по крайней мере, не пустяковое? От "Нью- Йорк Таймс" вы такого не дождетесь. И от "Вашингтон пост". И от Макнейла, Лерера, Брокоу, Рэзера, Дженнингса*. И от меня. /* Широкоизвестные политологи, регулярно выступающие по национальному телевидению./ Мы заодно шарахнули и по французскому посольству. Генри Киссинджера, лауреата Нобелевской премии.мира, - он придумал подвергнуть Ханой прочесывающим бомбардировкам, начавшимся на Рождество, - считают серьезным, мудрым дипломатом, приверженцем гуманных решений. И я так считаю. Врач Альберт Швейцер, который был также музыкантом и философом, стремился научить нас, что жизнь священна. Он полагал, что нельзя истреблять даже мельчайшие, совершенно ничтожные организмы, если имеется хоть какая-то возможность без этого обойтись. Вроде бы - какая нелепость, ведь столько болезней вызываются такими организмами-микробами. Сам доктор Швейцер истребил их миллиарды, а как иначе? Ведь в противном случае погибли бы его пациенты. И если бы я принялся распространяться о предсмертных муках, которые претерпевали эти микробы, угнездившиеся в пациентах доктора Швейцера, люди в белых халатах увезли бы меня в психолечебницу Св.Елизаветы. Только вот какое дело: мы теперь - не одни американцы, но и подданные многих, многих стран, включая Ливию, - настроены так, словно люди, на которых сбрасывают бомбы, это те же микробы, и говорить тут не о чем. Часто мои высказывания и, разумеете", мои книги находят до невозможности бестолковыми - в них одно не вяжется с другим. Но мне бы не хотелось, чтобы из этого выступления вынесли чувство, что ничего не было сказано ясно и четко. И поэтому, уж позвольте, в это варево я добавлю несколько солидных кусков мяса, иначе говоря, выскажусь с прямотой, достойной главнокомандующего армией. Итак, нужно ли было подвергать бомбардировке Дрезден? Нет. Нужно ли было бомбить Гамбург неделя за неделей? Да. Нужно ли было сбрасывать атомную бомбу на Хиросиму? Спросите у тех, кто давно был бы в могиле, если бы ее не сбросили. Нужно ли было вторую атомную бомбу взорвать над Нагасаки? Нет. Нужно ли было месяц за месяцем бомбить Ханой с его гражданским населением? Нет. Нужны ли были бомбежки Камбоджи? Нет. Нужны ли были бомбардировки Ливии? Нет. Это было еще одно театральное представление, и ничего больше. Нужны ли были бомбардировки Панамы? Нет. Тоже театральное представление. Благодарю за внимание". В прессе мои замечательные высказывания никак не комментировались, хотя весь этот сериал, затеянный Национальным музеем авиации и космонавтики, освещался очень широко. (Я не в претензии. Просто констатирую факт.) Хотя, вообще-то, я человек известный. А музей - известное учреждение. И бомбардировка Дрездена всем известна. Вроде бы, когда так много известного, какой-нибудь репортер мог бы и заинтересоваться. К тому же из зала вдруг выступил еще один бывший американский военнопленный, находившийся, как мы с 0'Хэйром, в Дрездене, и подтвердил: все мною сказанное - правда. Моя семилетняя приемная дочь Лили и жена Джил сидели рядом с этим человеком. Я попросил Лили встать на кресло, чтобы все увидели, какой это был микроб - та самая приемная дочь Муамара Каддафи, которую мы отправили на тот свет с помощью новейшей конструкции ракет класса "воздух - земля". Хотя меня могли бы и поправить: дочь Каддафи была совсем маленькая, а моей уж скоро восемь. Пресса молчала (хотя зал был битком набит, а многие остались в вестибюле и смотрели мое выступление по телетрансляции), как я считаю, вот из-за чего: в Вашингтоне, округ Колумбия, те граждане, которые находят возможным, чтобы наши воздушные силы использовались не по назначению, рассматриваются людьми, определяющими, какую информацию давать в выпуске новостей, как политически незрелые - вроде первокурсников, - кто же их сравнит с Генри Киссинджером, лауреатом Нобелевской премии мира? В общем и целом мы ведь народ доверчивый, и нам, основываясь на примитивной символике (лучше быть вверху, а не ползать по земле), нравится думать, будто превосходство в воздухе знаменует собой и моральное превосходство. (Ведь Бог-то, в конце концов, где обитает? Уж понятно, не в лощинке какой-нибудь, где устроили мемориальный комплекс- памятник погибшим во Вьетнаме.) И чего, кроме подрыва американской уверенности в полном благополучии, можно ожидать, если я объявляю переполненному залу, что бомбардировки, когда чистенькие, хорошо воспитанные молодые люди, управляющие ужасно сложными и дорогими летательными аппаратами, убивают гражданское население, - что такие бомбардировки ничем не лучше, чем старания самых мерзких полицейских режимов усовершенствовать политические взгляды подозреваемых в нелояльности, для чего этих подозреваемых заставляют, арестовав, наблюдать за пытками их ни в чем не повинных друзей и родственников, будь то младенцы или глубокие старики? Когда я сходил с трибуны, одна женщина сказала: "Лучше бы вообще никаких налетов не было". И я ответил: "Это вы точно заметили". XI Тот бывший пленный из находившихся в Дрездене, который меня поддержал во время выступления в Национальном музее авиации и космонавтики, был Том Джонс, а Джонс, согласно распоряжению начальства, у себя в 106 дивизии опекал Джо Кроуна, а Кроун - прототип Билли Пилигрима из романа "Бойня номер пять". Вчера я получил от Джонса письмо, вот что он пишет: "Хорошо помню, каким был Кроун в лагере Эттербери. Когда устраивали марш-бросок, мне приходилось идти сзади него и подбирать всякие штуки, которые вываливались у него из вещмешка. Вечно он не умел вещмешок как следует закрепить. Мы с ним были в одном бараке, когда он умер. Проснулся утром, а голова раздута со здоровый арбуз, я и говорю: подай рапорт, что заболел. А днем пошел слух, что он загнулся. Вы же помните, там нары были на двоих, ночью приходилось Кроуна несколько раз тормошить, давай на другой бок ляжем. Утречком выйдешь - все параши с верхом полны. Каждому надо, а потом дерьмо по бараку растекается. Немцам бы побольше поставить параш этих, так нет, ни в какую". Джо Кроуна похоронили где-то в Дрездене, и на нем была белая роба бумажная. Он уморил себя голодом еще до налета. В "Бойне номер пять" я сделал так, что он вернулся домой, стал оптиком и жутко рйзбогател. (Джонс с Кроуном были призваны прямо из колледжей, как мы с 0'Хэйром. Все мы в том лагере Эттербери очень много читали.) По части всяких сувениров из военного времени Джонс, как выяснилось там, в Вашингтоне, был настоящий скопидом. У него хранилась копия обращения немецких властей к нам, пленным, с призывом вступать в их армию (тогда накормят от пуза) и помочь им спасти цивилизацию от русских варваров. (Говорили, будто пять американцев из какого-то другого лагеря согласились. А если таких на самом деле не существовало, нам бы все равно надо было их выдумать.) Еще у Тома Джонса сохранились снимки ребят из нашего лагеря, в том числе 0'Хэйра (а вот Джо Кроуна - нет, и Билли Пилигрима - тоже нет) - он сделал эти снимки сразу, как кончилась война. Конвой разбежался, а русские еще не появились, вот мы, предоставленные самим себе, и торчали в той долине, которая

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору