ношения." "Что там? Ее, надеюсь, арестовали? - перегнулся миротворец назад
к придворной  даме с  приемником. - Что ты молчишь?" "Они...они говорят, что
эта женщина  исчезла. Вместе с  известным  поселенцем-экстремистом  Амирамом
Эйделем, тем толстым судомоделистом, еще  какими-то двумя олим и, главное, с
журналисткой из  Би-би-си  и с  русским из такой-то телекомпании..." "Они их
спрятали! - задрав очки к небу,  кричал монстр.  - Поняв, что  натворила эта
Бергер, ее просто спрятали. Узнаю почерк  КАХа. Поселенцы  везде ведут  себя
как  литовцы  после  войны  -  в  пользу  "лесных  братьев".  А  иностранные
журналисты теперь  их заложники.  Надо немедленно сделать  заявление.  Свяжи
меня с радио..."
     ***
     "Там  говорят...  по-английски,  - прошептала Ингрид  Бернс,  когда  мы
приблизились к ограде виллы. - Ни слова на иврите или арабском. Пожалуй, это
не американцы, а скорее валлийцы." "А о  чем они говорят? - еще тише спросил
Феликс. Он был больше всех обескуражен случившимся. - Я не могу разобрать ни
слова."  "Они  обсуждают  кого-то  из своих знакомых  и  бурно ссорятся,." -
светили синие  глаза  Тани.  В  противоположность  своему  мужу, она  просто
купалась в экстремальной ситуации.
     Амирам  был  потрясен больше всех. "Это не Израиль,  - с болью повторял
он.  - Мы  попали в будущее, где  наша  страна  кем-то  завоевана  и  заново
отстроена. Я знаю эти  места  всю свою жизнь. Единственно, что меня утешает,
что  это  и  не Палестина Арафата. У арабов  не может  быть  таких городов."
"Почему? - впервые обрел  голос Феликс.  - А  Эмираты? А Кувейт?" "Там  есть
даровой  источник благосостояния  и  жесточайшая  монархия, не  способная, в
отличие от обычной хунты, разворовать практически все. А арафатовская власть
- "малина", как говорите  вы "русские". Тут ни гроша не останется, не то что
такое построить." "Англичане вернулись? - пред-положила Ингрид Бернс. - Хотя
у нас совершенно иная градостроительная куль-тура..."  "А это чья? -  Володя
Сырых  растерял всю свою  респектабельность. -  Русская?"  "Вот  уж  нет,  -
невесело улыбнулась Таня. -  Ни тебе деревянного забора, ни мусорных  куч  с
мухами, ни проселков с лужами. Нет, Вовочка,  не наша  это с то-бой  родина.
Чужбина это..."  "А  на что  же она похожа?" "Я  знаю, - вслушалась  куда-то
ввысь  Изабелла.  - Мы  с вами все-таки на  родине. На  исторической родине.
Нигде больше разговор двоих не слышен за сто метров.  Особенно если  говорят
на иврите и оба одновременно." "Где? - оживился Амирам. - Пошли туда скорее.
Барух-ха-Шем!  (Слава  Богу). Если  люди  здесь громко говорят на иврите, то
Израиль еще никем не завоеван!.."
     "Вы кого-нибудь ищете,  господа? - над живой изгородью появилась голова
пожи-лого мужчины в  панамке. - Я могу вам помочь?" "Англичанин" говорил  на
чистом  иврите, но с непривычным акцентом. "Спросите, какое сегодня число? -
Сырых  час-то моргал  на  незнакомца,  который,  в  свою  очередь,  тревожно
вглядывался  в  стран-ную  группу людей у  своих владений.  -  И  какая  это
страна?" Но человек в панамке уж догляделся до Тани и вовсю ей улыбался. Ну,
и она ему - тут за ней никогда не заржавеет. "Хавер, а хавер, - затараторила
она.  -  Мы тут кино  снимаем,  про прошлое,  ясно?  И по ходу  действия, по
сценарию, перепили кцат. Вот  режиссер,  -  она показала  на  меня, - совсем
о..., - почему-то перешла  она на  русский, но ее  новый обожатель  радостно
закивал  и  захихикал.  -  Так вот  этот  дурной режиссер  уверяет,  что  мы
пере-селились  в  будущее, понятно?  Скажи  ему,  Бога ради,  какое  сегодня
число?"
     Он снял зачем-то панамку, вытер пот и назвал сегодняшнее число.  "А год
какой?" Он  назвал наш текущий год.  "А страна какая?" - заорал я, так Таней
отрекомен-дованный,  что терять  мне  было уже нечего. "Как  какая? -  начал
все-таки волноваться хозяин виллы. - Эрец-Исраэль, какая же еще?" "А там что
за город? - допрашивал его я-идиот, показывая на небоскребы. - Хан-Юнес?" "О
городе с таким названием я не слышал, - снова надел  он панамку, оглядываясь
на женский голос из своего  сада.  -  Там  Ямит.  Восточный,  -  добавил  он
неуверенно. - А вы откуда?"
     "Вот что, любезные,  - возникла  женская голова рядом с панамкой. - Шли
бы  вы отсюда с  вашими вопросиками куда  к другим. А то у  меня  ротвейлер.
Спущу,  рады  не будете."  "Спусти, спусти, - рассердилась Таня. - Это  наше
любимое лакомство."  "А, так вы корейцы? - рассиялась женщина, заметив среди
нас Феликса и  ради  него тут же сменив гнев на  милость.  - Надо же, а  как
хорошо  на иврите  говорите... За-ходите.  Чего через  забор  говорить?"  "А
ротвейлер? - засмущался  Феликс, - Я не ко-реец. Я евреец. Я собак с детства
боюсь." "Как тебя зовут? - таяла хозяйка, спеша к калитке. - Заходи, Феликс.
И все заходите. А собак я сама боюсь. У нас только кошка."
     ***
     "То есть ты  видел  собственными  глазами, - офицер строго  смотрел  на
сержанта  Ди-му, расстроенного  непонятным  инцидентом, -  что  эти арабские
подростки  сами напа-ли на иностранных журналистов, Амирама Эйделя, еще двух
поселенцев и  эту гос-пожу  Бергер?"  "Я услышал  крики,  и мы  поспешили  к
пляжу."  "И там  на  израильтян напали палестинцы, так?" "Этого  я не видел.
Когда  мы  подошли, Амирам  лежал  на  песке  с  разбитой  головой,  толстый
поселенец ударил вот этого кулаком в лицо, а Бергер так их кидала, как и мне
слабо." "Ага, -  обрадовался депутат. - Что я вам ска-зал? У нее специальная
подготовка. Это почерк КАХа, наша партия в этом уве-рена. Ее надо немедленно
допросить!"  "Разыщи  мне  ее  сначала, -  огрызнулся офицер. -  А еще лучше
англичанку  с русским. А ты что скажешь? - обратился он к бледному  гла-варю
подростков. - Кто на кого напал?" "Мы шли  ловить рыбу, а они..."  "Это ваши
удочки?" -  спросил  Дима,  поднимая  трубу. "Минутку, - горел миролюбец.  -
Сколько  тебе, хамуд (симпатичный ты мой)?"  "Мне?  - улыбнулся подпорченный
Димой  хамуд.  -  Скоро   семнадцать."  "А  им?"  "Тринадцать,   пятнадцать,
шестнадцать,  а вот ему  вообще двенадцать - показывал симпатяга на невинных
младенчиков, уже без обрезков труб в руках, с надутыми МАГАВом губками. - Мы
им  ничего  плохого  не  делали, адони, а  они..."  "Начала женщина с белыми
волосами?"  -  вкрадчиво  подска-зал  представитель  лучшей  части  мирового
еврейства.  "Нет-нет!  Та  сразу испугалась и только прятала  за  спину свою
камеру. Начала  желтоволосая." "А-га! - прямо подскочил на песке миролюбчик.
- Заметь,  кацин (офицер), начала именно Берг-ер..." "Правильно, - загалдели
сориентировавшиеся  невинные  овечки.   -  Они  все   ее  называли   мадриха
(вожатая)." "Кто называл? - вызверился Дима. - Англичанка? Русский? Амирам?"
"Помолчи,  самаль  (сержант),  -  прикрикнул  офицер.  -  Тебе еще  придется
отвечать за пули в  их  ногах.  Сколько раз  тебе  говорили  -  по  детям не
стре-лять?" "Детки больше меня ростом..." "Они были безоружными! - зашелся в
исте-рике  мирохранитель. - Ты хотел  бы  быть на их месте, даже и с  трубой
против  автомата? Тебе мало того позора, которым  МАГАВ и ЦАХАЛ покрыли нашу
страну,  стреляя  из  танковых орудий  по  палестинским  детям,  вооруженным
камнями и  бутыл-ками?.." "В бутылках,  -  потемнел  лицом Дима, -  у них не
йогурт, господин депутат. От такой бутылки у нас трое "позорников" сгорели в
своем  джипе."  "Неважно, - пре-рвал спор следователь. - Итак, Бергер как-то
задела  самолюбие  этих подростков,  что-бы  спровоцировать их  на  драку  в
присутствии  иностранных корресподентов, так?"  "Этого я не видел, -  угрюмо
ответил Дима. - Я видел, что  они уже ударили старика  по  голове, а она..."
"Она отняла у них трубу, разве не  так?  Кто  тебя просил, самаль, - наседал
депутат,  -  разрешения  прикончить  этой  трубой  уже  искалеченного  тобой
ма-льчишку? Бергер или не Бергер?"  "Бергер, -  неохотно  признался  сержант
Дима. -  Но я не разрешил." "Наконец, хоть слово правды. И она при этом была
вооружена,  а он, - прорыдал  депутат, показывая  на  главаря, - корчился от
боли на  песке, после  того, как  ты его изуродовал. Знаешь ли ты, что  врач
сомневается, будет ли этот мальчик иметь детей в будущем?" "Тебя не смутило,
- продолжал офицер,  - что Бергер была достаточно  искусна, чтобы разоружить
тех, кого ты посчитал  бандитами?"  "Ей  да-леко  за пятьдесят.  Так что они
напали  на старика, двух  пожилых женщин и пожилого  мужчину... - начал было
Дима,  но депутат перебил его криком:  -  Зачем ты снова врешь? Мы же только
что  выяснили,  что  напали не  они,  а наоборот!!" "Так  куда они делись? -
прервал миросеятеля офицер. -  Что ты видел?" "Мы  оставили  их  вот  здесь.
Машина с террористами  появилась  вон оттуда..."  "С  какими террористами? -
даже затопал ногами  депутат. -  Весь мир знает, что это были родители  этих
ребят, котор-ые ехали по своим  делам с грудным ребенком, когда им  сказали,
что ты расстрелял их детей! Они бросились умолять хотя бы о праве перевязать
их  раны..." "И выстре-лили  по  людям  из гранатомета, - безнадежно опустил
голову Дима. - Я не знаю, - закричал он, - где воронка и осколки от гранаты.
Я понятия  не  имею,  куда делись  поселенцы, журналисты  и  Бергер. Я видел
только,  что в дверях "зубару" появилось дуло с подствольным гранатометом. И
сам послал ракету по машине, но они выстре-лили раньше, клянусь." "А потом?"
"А потом... - тихо сказал "русский" сержант. -  Потом я ничего не понял.  Ни
взрыва, ни людей..."
     2.
     На  вилле  царило  оживление.  Присутствующие  разбились  по интересам.
Феликсом завладела хозяйка, Таней -  хозяин,  Изабеллой -  лысый  энергичный
друг хозяина, мною, как обычно, никто, а Амирама увлек в  уголок импозантный
старик, похожий  на  него  самого.  Что же  касается  журналистов,  то  они,
перебивая  друг друга,  азартно  спорили,  без  конца  переключая  программы
телевизора. Мне оставалось только под-сесть к старикам.
     "Нет-нет, - хлопал Амирама по колену седой Арье. - Конечно, мы упустили
гораздо лучший свой шанс в  начале тридцатых  годов. Если  вы таким же путем
попадете  еще  в какое-нибудь  измерение,  кроме  наших двух,  вы в тамошнем
Израиле, возможно, встретите все шесть  миллионов евреев, погибших в печах и
во рвах в наших  с вами измерениях. Виноваты  во всем мои земляки-англичане.
Они яростно препятствовали иммиграции в Эрец-Исраэль практически  обреченных
европейских   евреев.   Поэтому  я  считаю  моих   бывших  соотечественников
соавторами Катастрофы.  Судя  по  тому,  что  рассказываешь  ты, Амирам,  мы
оказались умнее  вас не после Шестидневной  войны, когда у власти у вас  уже
утвердились те,  кого  ты называешь  левыми. Ни  при  каких  обстоятельствах
преемник   Бен-Гуриона   Леви  Эшколь  не  мог   позволить   себе  выглядеть
националистом,  изгнавшим  арабов  из нашей страны.  Тем более, что, как  ты
говоришь,  Москва  всячески подталкивала Египет к войне, уверяя, что Израиль
способен лишь  на провоцирование  конфликта между великими державами."  "Нас
было  менее  двух  с половиной  миллиона  человек...  - заметил  Амирам. - А
русские  наградили  Насера  своим  высшим  орденом,  врученным лично лидером
Советского  Союза, тем самым поощряя его на агрессию." "Правильно, -  кивнул
Арье. - И  ваше  общество было  уже расколото по нескольким признакам.  Да и
геройский Моше  Даян, хоть и был,  как ты говоришь, в своей партии инородным
телом, впитал,  как говорится,  с  молоком  матери-Аводы галутные  комплексы
еврейской  вины перед кем угодно." "И  он имел  куда меньше веса, чем скажем
Зяма (я вздрогнул) Аронович... Моше Даян, будучи в зените всемирной славы, в
ответ  на  реплику министра иностранных дел Абы  Эвена "А кто он такой, Моше
Даян, чтобы не позволить арабам вернуться из Иордании?" не пригрозил громкой
отставкой,  а утерся. Губер-натор  Самарии и Иудеи  Хаим Герцог  за обещание
палестинцам  здесь  своего  госу-дарства  не  был отправлен в отставку. И на
Америку не было особых надежд. Она тогда увязла во Вьетнаме и ни  за  что не
выступила бы  на  нашей стороне всей своей мощью." "То есть, - решилcя  я, -
момент истины наступил для вас?.." "Через неделю после  провозглашения нашей
независимости, когда Бен-Гурион, находясь  в  состоя-нии  тяжелейшей войны с
арабскими   странами,  приказал  какому-то  офицеру   расстре-лять  судно  с
французским  оружием   для   штурмовавших   Иерусалим   подразделений  своих
политических соперников!" "Корабль  назывался "Альталена", - глухо произ-нес
Амирам, - а ретивый офицер, будучи потом лидером нашей страны..." "Так  вот,
расстрел  евреями еврейского судна, -  продолжал Арье, -  показал  обществу,
кому  оно  доверило   было  страну.  Офицер   был  арестован  после  первого
пристрелочного выст-рела,  "Альталена"  причалила, оружие  с нее и с четырех
таких же судов попало по назначению. Потом  мы получили вообще гору  оружия,
отказавшись от линии Кремля." "От кого?" "Американцы переправили нам танки и
пушки  из  Италии.  Нас поддержала  оружием также Югославия,  помнившая, что
творила арабская дивизия СС  на ее  земле.  Досрочные  выборы принесли успех
правительству национального  единства во  главе с Бегиным.  Министрами стали
даже коммунисты,  но, тем не менее, как-то спало разграничение граждан  юной
страны по  секулярному признаку и прек-ратились издевательства в  армии  над
религиозными.  Одновременно отпал вопрос  о  возвращении  бежавших  арабов в
Эрец-Исраэль."  "Наши, - заело Амирама  на ином "моменте истины", - отвергли
после  победы в  Шестидневной войне  меморандум Юваля  Нейемана о депортации
арабов Газы в военные  лагеря  египтян на Синае..." "А мы нет! Где подкупом,
где угрозой,  но  мы избавились от арабов  в Самарии, Иудее, на Голанах и  в
Газе. Тем самым исчезли два ваших фронта в нашем тылу." "А мы вернули арабов
даже в Калькилию, положив их руку на свое  горло - в 15 кило-метрах от моря.
У  нас в  кнессете арабский депутат называет начальника  генераль-ного штаба
своей страны убийцей - и ничего!" "Тогда понятно, почему ваш Израиль в огне.
У нас первого палестинца можно встретить только за Иорданом. Мы имеем единый
еврейский  Иерусалим.  У нас нет ваших  проблем  и с  арабами  Галилеи - вся
последующая политика не оставила им ни малейшей надежды на равноправие, коль
скоро равноправием евреев и не пахло  ни в одной арабской стране, и вынудила
их уехать в другие страны, а  у вас они -  третий фронт уже внутри  Израиля.
Держать  поголовно враждебных арабов  в  Эрец-Исраэль то же,  что поселить в
приличной семье пьяного дебошира и всячески  его  опекать вместо того, чтобы
выставить  его  взашей и  предоставить  самому  решать  свои пробемы."  "Как
Шарикова  в барской квартире  профессора Преображенского?" - обрадовался  я.
Арье недоуменно поднял брови. "Подожди  ты со своими  русскими аналогиями. А
потом?  - у Амирама просто горели глаза от зависти  к умным евреям.  - Арабы
смирились?  А  русские?"  "Под-держка  Советского  Союза  несколько  месяцев
сохраняла свою  инерцию. До европей-ского общественного мнения тогда как раз
только дошел весь кошмар Катастрофы.  Америка  настороженно приглядывалась к
флирту наших левых  со Сталиным,  но  после  "Альталены" повернулась  к  нам
лицом. Мы  стремительно  набирали боевой вес и опыт  и  все последующие годы
могли позволить  себе на каждый  выстрел  из  винтовки отвечать из танка, на
каждый   артиллерийский   снаряд   -   налетом  на   прези-дентский   дворец
страны-агрессора,  на  каждый  вторгшийся  к  нам  самолет   -  уничтожением
аэродрома, с которого  он  взлетел, неважно где." "И  Россия это  тер-пела?"
"Как только в СССР осознали, что  новой союзной республики или там еще одной
страны народной демократии из нас не получилось, там резко  сменился тон,  а
вскоре начался  такой антисемитизм,  что они, в  ответ  на  депортацию наших
арабов, "наказали" своих евреев высылкой из страны. Тем самым  они наградили
нас огром-ной алией - около двух миллионов человек! С тех пор мы все немного
знаем русский  язык." "А Америка почему не выступила  в защиту арабов, как в
нашем  измерении?"  "На  Западе  тоже началась волна антисемитизма.  Поэтому
здесь наша семья. Америка и  прочие страны  потеряли массу  специалистов. Но
было поздно. Мы уже  встали на  ноги  и могли постоять  за  себя без внешней
помощи. Сегодня Израиль владеет каждым третьим патентом в мире. А вы?"
     Амирам покраснел и сжал свои огромные кулаки.
     "И  сколько  теперь,  -  спросил  он,  -  у  вас  евреев?"  "Пятнадцать
миллионов.  У нас  прекрасная рождаемость  и самый  высокий  в  мире уровень
жизни. Средний прирост  населения  три с  половиной  процента  в год." "Наши
умники  утверждают, что для та-кого населения у нас нет воды.  Вы  построили
опреснительные  установки?"  "Зачем нам  эти проблемы  с солевыми отходами и
затратой  энергии?  Мы пошли по древнему пути мудрого  Соломона и  построили
запруды  на  пути  каждого  дождевого  стока  с гор.  И  из  каждой  провели
трубопровод в свой подземный резервуар. У нас выпадает пятнадцать миллиардов
кубометров воды в  год." "Странно, - сказал я. - Я читал, что у нас десять."
"Количество осадков в Эрец-Исраэль, - строго сказал Арье, -  всегда зависело
от  благочестия евреев и  их отношения к дарованной им земле.  Может быть, у
нас с  этим делом чуть  лучше... Но мы воду и импортируем.  В зависимости от
того, что выгоднее." "Везете танкерами из  Турции?" "Танкерами? Н-нет, такой
проект,  насколько я  знаю, не рассматривался. Что можно привезти? Да еще из
Турции? Нена-дежно и  дорого. Гораздо дешевле вода из Нила." "Я не понял..."
"У  нас с Египтом мир. Трубопровод дает  нам  столько воды, сколько нам надо
для Негева и Газы. Егип-ту эта труба дает столько  же валютных доходов,  как
Канал." "Мир? Без Синая?"  "Без четверти Синая. Больше нам и не  надо. Мы не
претендуем  на  их  Суэцкий канал  и вообще на чужую землю. Район  же  Ямита
указан еще в записках Наполеона, как еврейские поселения." "А Голаны? Сирия?
Ливан?"  "Мир. После  бомбардировки  Дамаска  на  сорок  лет  на севере мир.
Де-факто.  Нас  это вполне  устраивает."  "Иран?"  "Шахская династия  - наши
друзья и союзники." "А аятоллы?" "Вы имеете в виду ученых богословов? Нам-то
какое до  них  дело?" "А Ирак?" "Север  этой  страны отошел  к  независимому
Курдистану, с  нашей помощью, юг  -  болотным  арабам,  а  что  происходит в
Багдаде, если  вас интересует именно этот город, я вообще понятия не  имею."
"То есть на границах спокойно? Никто не гибнет? И  в Израиле никто ничего не
взрывает?"   "Пытались   сначала.  На   каждый  взрыв  в  нашем  городе,  мы
ор-ганизовывали  два вдвое  мощнее  в столице  страны,  поддержавшей  данную
банду.   Палестинцев  стали  бояться  там  как  чумы."  "Но   такое  жесткое
противостояние, по  всей вероятности, чревато огромными жертвами?" "Конечно.
С 1967 по 1980 год мы потеряли более тысячи наших людей убитыми и около трех
тысяч  ранеными."  "Зато  арабы..." "Естественно.  Их потери  превысили семь
тысяч человек убитыми." "А... после 1980 года?" "Насилие сведено практически
к нулю." "А как  мировое сооб-щество,  - спросил  я,  - реагировало  на  эти
ответные  взрывы и  прочее?"  "Очень  жес-тко. Особенно  Франция.  Там  даже
формировался легион  из  местных  арабов." "И?"  "Мы потопили  два  судна  с
легионерами  на пути из  Марселя.  Остальные тут  же  повернули обратно." "А
Франция? Это же ее граждане?" "Объявила  нам бойкот на пять лет. Пережили. К
тому времени  мы уже теснили саму Францию на  европейских рынках." "С кем из
арабских  стран у вас  сейчас вооруженное противостояние?" "Только с Ливией.
Но мы  держим их на  прицеле с воздуха и с  моря." "Остальные  страны с вами
торгуют?" "Нет." "Бойкот?" "Нет.  Просто  нам они  не интересны. Перечень их
товаров, включая нефть, которую мы нашли  под дном моря у  наших берегов, мы
сами  предлагаем на  мировой рынок." "А рынок труда?  - Амирам  смор-гнул. -
Много