как  ваши?  -  ядовито
заметил Дик и презрительно повел носом.
     - Мне свое недовольство не высказывайте. Я тут ни при  чем!  -  отвечал
мистер Шайнер. - Обращайтесь к тому, кто их сочинял.
     Фэнси тем временем уже овладела собой.
     - Отведайте, мистер Дьюи, - сказала она, протягивая ему круглый кусочек
сота, последний из ряда; она все еще стояла на коленях и, запрокинув голову,
смотрела Дику в лицо, - а потом уж и я попробую.
     - И я, с вашего позволения, - сказал мистер Шайнер.
     Несмотря ни на что, фермер по-прежнему,  сохранял  мину  превосходства,
словно его положение в обществе не позволяло ему снизойти до шуток.  Получив
из рук Фэнси кусочек сота, он мял его до  тех  пор,  пока  ячейки  не  стали
лопаться и мед не потек с пальцев тоненькой струйкой.
     Фэнси вдруг слабо вскрикнула, и оба кавалера сразу уставились на нее.
     - Что случилось, милая? - воскликнул Дик.
     - Пустяки, но только... ой-ой-ой, пчела укусила меня в губу! Она сидела
в одной из ячеек, которые я сосала.
     - Только чтобы губа  не  распухла,  -  это  опасно!  -  сказал  Шайнер,
опускаясь на колени рядом с Фэнси. - Позвольте, я взгляну.
     - Нет, нет!
     - Дайте-ка взгляну я,  -  сказал  Дик,  опускаясь  на  колени  рядом  с
девушкой с другой стороны; немного  поколебавшись,  Фэнси  оттянула  пальцем
губу и показала укушенное место.
     - Ах, надеюсь, это скоро пройдет! Укусила бы в любое другое место -  не
беда, а в губу - очень уж некрасиво, - добавила Фэнси со слезами на  глазах,
слегка морщась от боли.
     Шайнер поднял свечу над головой и склонился к самому лицу Фэнси, словно
она показывала губу ему одному, в ответ на это Дик тоже придвинулся  поближе
- словно Шайнера и вовсе не было.
     - Распухает, - сказал Дик, глядя на Фэнси справа.
     - Не распухает, - сказал Шайнер, глядя на Фэнси слева.
     - А это опасно, если в губу? - заволновалась Фэнси. - Я знаю, в язык  -
опасно.
     - Да нет, совсем не опасно! - отвечал Дик.
     - Довольно опасно! - одновременно с Диком отвечал Шайнер.
     - Да уж, придется потерпеть! - вздохнула  Фэнси,  снова  склоняясь  над
ульями.
     - Хорошо бы,  мисс  Дэй,  приложить  нашатырного  спирту  с  маслом,  -
заботливо посоветовал Шайнер.
     - Прованское масло с нашатырем очень помогает от укусов,  мисс  Дэй,  -
еще заботливее сказал Дик.
     - У нас есть эта смесь. Не будете ли вы так добры сбегать за ней в  дом
и принести сюда? - попросила Фэнси.
     Случайно или нарочно, но она так неопределенно бросила  это  "вы",  что
было неясно, к кому оно относится, а потому оба - и Дик и  Шайнер,  как  два
акробата, вскочили на ноги и  бок  о  бок  шагнули  к  выходу,  одновременно
взялись за щеколду, подняли ее и точно так же, плечом к плечу, направились к
дому. Мало того, войдя в комнату, они точно так же, рядышком, промаршировали
к сидевшей на стуле миссис Дэй; при этом дверь в дубовой  перегородке  стены
так хлопнула, что оловянные кружки на полке зазвенели, будто колокольчики.
     - Миссис Дэй, пчела укусила Фэнси в губу, и она  просит  вас  дать  мне
нашатырного спирту, - сказал мистер Шайнер, подойдя вплотную к миссис Дэй.
     - О миссис Дэй, Фэнси попросила меня принести нашатыря, ее пчела в губу
укусила! - сказал Дик, еще ближе придвинувшись к миссис Дэй.
     - Ну, хорошо, хорошо! Только  зачем  же  на  меня-то  набрасываться!  -
отступая назад, отвечала миссис Дэй.
     Она  поискала  в  угловом  шкафу,  извлекла  бутылочку  и   старательно
принялась обтирать пыль с пробки, с горлышка и со  всей  бутылки,  а  Дик  и
Шайнер стояли перед ней бок о бок, с протянутыми руками.
     - Кто ж из вас главный? - спросила миссис Дэй. - Только стойте на месте
и не бросайтесь опять на меня. Так кто же главный?
     Оба промолчали; и бутылка была  подана  Шайнеру.  Шайнер,  как  человек
благовоспитанный, ничем не выразил  своего  торжества  и  уже  повернулся  к
двери, когда сверху из своей спальни спустился Джеффри, - он уже расправился
с забравшимися в его одежду пчелами.
     - А-а, это ты, мастер Дьюи?
     Дик заверил лесника, что он не ошибся, и тут же решился для  достижения
своей цели на смелый ход, забыв, что смелые ходы тем и опасны, что, в случае
неудачи, последствия бывают самые плачевные.
     - Я пришел поговорить с вами, мистер Дэй, - выразительно произнес Дик с
явным намерением донести свои слова до слуха мистера Шайнера, который в этот
момент уже скрывался за дверью.
     - А мне вот пришлось подняться наверх, разоблачиться и стряхнуть с себя
пчел,  -  сказал  Джеффри,  неторопливо  направляясь  к  открытой  двери   и
останавливаясь на пороге. - Негодяйки забрались  под  рубаху  и  нипочем  не
хотели уняться.
     Дик двинулся вслед за хозяином к двери.
     - Я пришел поговорить с вами, - повторил он, глядя  на  бледный  туман,
выползавший из мрака лощины. - Может, вы и догадываетесь о чем.
     Лесник глубоко засунул руки  в  карманы,  закатил  глаза,  привстал  на
носках, посмотрел перпендикулярно вниз, словно взгляд его был отвесом, затем
по горизонтали, и постепенно все морщины, покрывавшие  его  лицо,  собрались
около глаз.
     - А может, и нет, - отвечал он.
     Дик промолчал; и тишину, не разрушив ее, лишь потревожил донесшийся  из
лесу предсмертный крик какой-то пичужки, попавшей в когти совы.
     - Я оставил наверху шляпу, - сказал Джеффри, - подожди меня,  покуда  я
схожу за ней.
     - Я буду в саду, - отвечал Дик.
     Он прошел в сад кругом,  через  боковую  калитку,  а  Джеффри  поднялся
наверх. В Меллстоке и его окрестностях существовал обычай обсуждать  в  доме
дела приятные и будничные, а сад оставлять для особо важных случаев:  обычай
этот, по всей видимости, зародился из стремления уединиться от прочих членов
семьи в те времена, когда вся семья жила в одной комнате, но и по сей день к
нему часто прибегают люди, которые не могут пожаловаться на тесноту в  своем
доме.
     В сумраке сада показалась фигура лесника,  и  Дик  направился  к  нему.
Лесник остановился, облокотившись на загородку свинарника, слева от дорожки.
Дик последовал его примеру., и  оба  стали  созерцать  смутно  различимую  в
темноте белесую тушу, хрюкавшую и копошившуюся в соломе.
     - Я пришел просить руки Фэнси, - сказал Дик.
     - По мне, лучше б ты не просил.
     - Почему же, мистер Дэй?
     - Потому что я должен сказать тебе, что ты ее вряд ли получишь.  Больше
тебе ничего не нужно?
     - Нет.
     - Тогда мне только остается сказать, что ты пришел сюда попусту. Знаешь
ты, кто была ее мать?
     - Не знаю.
     - Она была гувернантка в богатом поместье и  имела  глупость  выйти  за
лесника,  который  служил  у  тех  же  господ.  Потому  что  тогда   я   был
всего-навсего лесником, это теперь я управляющий имением и дел у  меня  хоть
отбавляй - и лес продаю, и  песок,  и  гравий.  Ты  что  же  думаешь,  Фэнсж
научилась хорошим манерам,  приятному  обхождению,  игре  на  фисгармонии  и
начиталась книг здесь, в этой дыре?
     - Нет.
     - А знаешь где?
     - Нет.
     - Так вот, когда после смерти ее матери я скитался  по  разным  местам,
она жила у своей тетки, державшей пансион. Потом  тетка  вышла  за  адвоката
Грина, этакого пройдоху, и пансион прогорел. А известно ли тебе,  что  после
этого я послал Фэиси в колледж и что в том  году  имя  ее  стояло  первым  в
списке стипендиатов?
     - Про это я слыхал.
     - И что, когда она держала экзамены на звание учительницы, она получила
самые высшие баллы?
     - Да.
     - Так, а знаешь ли ты, почему я, человек с достатком,  прозябаю  тут  и
почему заставляю ее работать учительницей, а не жить в родительском доме?
     - Не знаю.
     - А вот почему. Если какой-нибудь джентльмен увидит, что она ему  ровня
по образованию и пожелает на ней жениться, а она -  выйти  за  него,  он  не
будет смотреть на нее сверху вниз из-за того, что она беднее. Ну, так как ты
считаешь, после всего этого достаточно ты хорош для нее?
     - Нет.
     - Тогда спокойной тебе ночи, мастер Дьюи.
     - Спокойной ночи, мистер Дэй.
     Ответ с трудом слетел с языка робкого Дика, и он ушел,  удивляясь,  как
это он осмелился просить руки девушки, которая,  как  он  понимал  с  самого
начала, для него недостижима.

III
     ФЭНСИ ПОД ДОЖДЕМ

     Действие происходит через месяц,  в  непогожий  день,  и  надвигающаяся
гроза застает Фэнси по дороге из отцовского дома в Меллсток.
     Одна громадная серая туча заволокла все вокруг, и  из  нее  только  что
начала сыпаться то густыми, то редкими полосами мелкая водяная пыль. Деревья
на полях и в лесу под налетавшим на них вихрем  корчились,  как  потрясенные
горем люди; от сильных порывов ветра сотрясались даже нижние части  стволов,
в безветрие совершенно неподвижные, и от необычности этого явления сжималось
сердце, как при виде сильного мужчины, доведенного до слез. Нижние сучья  то
вздымались, то опускались, верхние, растущие прямо, качались  из  стороны  в
сторону:  ветер  порывами  налетал  со  всех  сторон,   и   ветви   деревьев
беспорядочно чертили небо, переплетались, спутывались. Через открытые поляны
стаями летели зеленые и желтые листья, и вдали от родимых деревьев  ложились
на землю нижней стороной вверх.
     Дождь и ветер все усиливались, ленты  капора  все  неприятнее  липли  к
подбородку,  и,  добравшись  до  Меллсток-лейн,  Фэнси  остановилась,  чтобы
прикинуть, далеко ли до какого-нибудь укрытия. Ближе всех был  дом  Элизабет
Эндорфилд, в Верхнем Меллстоке, находившийся неподалеку от того  места,  где
тропка, по которой шла Фэнси, пересекала  большую  дорогу.  Фэнси  прибавила
шагу и через пять минут  уже  входила  в  калитку,  с  которой  ей  на  ноги
обрушился целый поток дождевых капель.
     - Входи, детка! - раздался голос, прежде чем  Фэнси  успела  постучать.
Такое проворство удивило бы Фэнси, не знай она необычной способности  миссис
Эндорфилд все видеть и все слышать.
     Фэнси вошла в дом и села. Элизабет чистила картошку на ужин мужу.
     Ж-жик, ж-жик, ж-жик - бросок, и картофелина с плеском падала в миску  с
водой.
     И вот, равнодушно наблюдая за  действиями  этой  матроны,  Фэнси  снова
принялась раздумывать над тем, что камнем лежало  у  нее  на  сердце.  После
разговора Дика с отцом для нее настали печальные дни. Она никак не  ожидала,
что Джеффри встретит сватовство Дика таким непреклонным отказом. Правда, она
и  после  этого  частенько  виделась  с   Диком   и   полюбила   его   из-за
противодействия отца еще больше, - ей и не  снилось,  что  она  способна  на
такое чувство, и это, конечно, было счастье. Но, хотя любовь и сама по  себе
является целью, для того чтобы она окрасилась в  розовые  тона  неомраченной
радости, необходимо верить, что она приведет  и  к  другой  цели.  И  вот  в
этой-то вере Фэнси и Дику было сейчас решительно отказано.
     Элизабет  Эндорфилд  пользовалась  у  местных   жительниц   не   только
известностью, но отчасти и дурной славой. Причиной  тому  служили  некоторые
черты ее характера: она была хитра и проницательна, дом ее стоял на  отшибе,
она никогда не ходила в церковь, носила красную накидку,  не  снимала  чепца
даже дома, и подбородок у нее был острый.  Все  это  были  явно  сатанинские
свойства, и поэтому кое-кто, не мудрствуя лукаво, называл ее  колдуньей.  Но
она не была ни злой, ни безобразной,  ни  чудной,  а  потому  те,  кто  знал
Элизабет короче, смягчали выражение и именовали ее  Кладезем  Премудрости  -
столь же глубоким, сколь  высока  она  была  ростом.  Следует  сказать,  что
Элизабет  принадлежала  к  той  категории  подозрительных  лиц,  которые   с
появлением   молодого   священника   стали   постепенно   утрачивать    свою
загадочность; хотя прежде, во времена долгого правления мистера  Гринэма,  в
Меллстокском  приходе  сложились  на  редкость  благоприятные  условия   для
приумножения ведьм.
     Пока Фэнси перебирала все это в уме и решала, стоит ли поведать о своих
горестях Элизабет и попросить у нее совета, колдунья заговорила сама.
     - Ты что-то закручинилась и совсем  приуныла,  -  вдруг  заметила  она,
бросая в миску очередную картофелину.
     Фэнси не подняла головы.
     - Все думаешь о своем парне.
     Фэнси покраснела. Казалось, Элизабет читала ее мысли.  Право,  как  тут
было не подумать, что она и впрямь  обладает  волшебной  силой,  которую  ей
приписывают.
     - Отец не согласен, так, что  ли?  -  Еще  одна  очищенная  картофелина
полетела в воду. - Уж я-то знаю. Мне птички-невелички рассказывают, а  людям
и невдомек, что я все знаю.
     Фэнси была в полном отчаянии, а тут представился такой  случай  -  хоть
это и грех - получить  помощь.  Но  что  такое  добродетель  в  сравнении  с
любовью!
     - Вот если б вы надоумили меня, как уломать отца, - сказала Фэнси.
     - Это для меня проще простого, - спокойно отвечала колдунья.
     - Правда? О, пожалуйста, уломайте, все равно как - только уломайте! Как
мне добиться своего, миссис Эндорфилд?
     - Да ничего особенного и делать не надо.
     - Ну, а как же?
     - Конечно, колдовством, - отвечала Элизабет.
     - Нет, нет! - возразила Фэнси.
     - Только так, говорю тебе. Ты разве не слыхала, что я - колдунья?
     - Слыхала, - неуверенно протянула Фэнси, - что вас так называют.
     - И поверила?
     - Не скажу, чтоб так уж и поверила, - очень это страшно  и  грешно.  Но
как бы мне хотелось, чтоб вы и впрямь были колдуньей.
     - Колдунья я и есть. И  научу  тебя,  как  околдовать  отца,  чтобы  он
позволил тебе выйти за Дика Дьюи.
     - А это ему, бедняжке, не повредит?
     - Кому?
     - Отцу.
     - Нет. Тут  главное  -  здравый  смысл,  а  поведешь  себя  глупо  -  и
колдовство потеряет силу.
     Лицо Фэнси выразило изумление, а Элизабет продолжала:

                        И стар и млад колдунью чтят
                           В Элизабет.
                        Пойми сама - чуть-чуть ума:
                           Вот весь секрет.

     Послушай, что ты должна сделать.
     Колдунья отложила нож и картофелину и принялась шептать  Фэнси  на  ухо
длинные и подробные  наставления,  с  мрачной  усмешкой  поглядывая  на  нее
краешком глаза. Фэнси слушала, и лицо  ее  то  светлело,  то  хмурилось,  то
озарялось надеждой, то поникало.
     - Вот ток, - сказала наконец Элизабет и  нагнулась  за  ножом  и  новой
картофелиной, - проделай все это, и  ты  добьешься,  моя  милая,  своего  не
мытьем, так катаньем.
     - Так я и сделаю! - отвечала Фэнси.
     Она посмотрела в окно. Дождь лил по-прежнему, но  ветер  немного  утих.
Решив, что теперь она сможет удержать над головой зонтик, Фэнси натянула  на
шляпку капюшон, попрощалась с колдуньей и пошла своей дорогой.

IV
     КОЛДОВСТВО

     Наставления миссис Эндорфилд выполнялись самым тщательным образом.
     - Какая жалость, что дочке вашей не  можется,  -  обратился  к  Джеффри
как-то поутру один из жителей Меллстока.
     - А в чем дело? - с беспокойством спросил Джеффри,  слегка  сдвинув  на
ухо шляпу. - Ничего не могу понять. Когда я с ней виделся, она ни на что  не
жаловалась.
     - Говорят, совсем аппетит потеряла.
     В тот же день Джеффри отправился в Меллсток и заглянул в  школу.  Фэнси
приветствовала отца, как обычно, и пригласила выпить чаю.
     - В такое время я как-то не привык пить чай, - отвечал Джеффри,  однако
сел к столу.
     Во время чаепития он внимательно наблюдал за дочерью. И, к  величайшему
своему испугу, обнаружил в  здоровой  девушке  неслыханную  перемену  -  она
положила себе на тарелку тоненький кусочек поджаренного хлеба  и  все  время
крошила его, а съела  разве  что  самую  малость.  Джеффри  ждал,  что  дочь
заговорит про Дика и в конце концов расплачется, как в  тот  раз,  несколько
дней спустя после его разговора с Диком в саду, когда он решительно  отказал
юноше. Но ничего не было сказано, и через некоторое время  Джеффри  отбыл  к
себе в Иелберийский лес.
     - Будем надеяться, что бедняжка мисс Фэнси не бросит  школу,  -  сказал
через недельку  Джеффри  его  помощник  Енох,  когда  они  сгребали  в  лесу
муравейник.
     Джеффри воткнул лопату в землю, стряхнул  с  рукава  десяток  муравьев,
убил еще одного, ползавшего около уха, и, как  обычно,  уставился  в  землю,
выжидая, что еще скажет Енох.
     - А почему б это ей бросать? - спросил он наконец.
     - Да вчера говорил мне булочник, - продолжал Енох,  стряхивая  муравья,
прытко бежавшего у него но ноге, - будто на том хлебе, что  он  доставил  за
последний месяц в школу, и мышь ноги протянет, уж это как пить дать! А потом
я опрокинул кружечку-другую у Мурса и слыхал там еще кое-что.
     - Что же еще?
     - А то, что раньше она, бывало, раз в неделю точно как часы  заказывала
у молочника Вайни фунт  лучшего  масла  и  столько  же  соленого  для  своей
помощницы и приходящей уборщицы, а нынче ей этого хватает недели на три,  да
и то, говорят, она его, как испортится, выбрасывает.
     - Кончай с муравьями да снеси домой мешок.
     Лесник сунул под мышку ружье и зашагал прочь, даже не свистнув собакам,
однако они побежали за ним следом, и на мордах у них было написано, что  они
и не ждут особого внимания от хозяина, когда он занят своими мыслями.
     В субботу утром Фэнси прислала записку. Пусть отец не беспокоится и  не
присылает ей, как собирался, двух кроликов, - они ей, верно, не понадобятся.
Днем Джеффри отправился в Кэстербридж и зашел к мяснику,  который  поставлял
Фэнси мясо, записывая расходы на счет ее отца.
     - Пришел с вами рассчитаться, сосед, да кстати и за дочку заплатить. На
сколько она там у вас набрала?
     Мистер Хейлок, обретавшийся между грудами разделанных туш, повернулся к
мистеру Дэю, придал лицу подобающее при  финансовых  расчетах  выражение  и,
зайдя в маленькую конторку, имевшую лишь дверь  да  окно,  весьма  энергично
полистал книгу, отличавшуюся  длиной,  но  не  шириной.  Затем  взял  клочок
бумаги, нацарапал счет и подал его леснику.
     Вероятно,  впервые  в  истории  коммерции  мизерность  счета   повергла
должника в уныние.
     - Да неужто тут все, что она  набрала  за  целый  месяц!  -  воскликнул
Джеффри.
     - Все до последнего кусочка, - отвечал мясник. - (Эй, Дэн,  отнеси  эту
баранью ногу и лопатку миссис Уайт, а те вон одиннадцать  фунтов  -  мистеру
Мартину), да вы, мистер Дэй, небось сами ее понемножку подкармливаете?
     - Где там! Вот  только  на  прошлой  неделе  послал  ей  двух  паршивых
кроликов. Только и всего, честное слово!
     - А жена мне тут как-то говорит (Дэн! Не наваливай  на  поднос  слишком
много, лучше сходи лишний раз),  записывает  в  книгу  и  говорит:  "Хейлок,
говорит, должно быть, нынешним летом мы чем-то не потрафили мисс Дэй, может,
мясо попалось не очень хорошее, в такую-то жару. Не иначе как она потихоньку
от нас покупает мясо у Джо  Гриммета,  а  не  то  погляди  сам  ее  счет..."
Конечно, она и в лучшие времена брала понемногу, - ведь для себя одной, - ну
а сейчас-то уж совсем ничего не берет.
     - Я узнаю, в чем дело, - уныло пообещал Джеффри.
     Домой он возвращался через Меллсток и, чтобы выполнить  свое  обещание,
заглянул к Фэнси. Была суббота, детей уже отпустили домой, но Фэнси он нигде
не нашел. Уборщица Нэн подметала кухню.
     - Где моя дочка? - спросил лесник.
     - Да за неделю-то она, сердечная, умаялась и нынче утром  говорит  мне:
"Полежу, говорит, до вечера". Сами понимаете, мистер Дэй,  коли  человек  не
ест, он и работать не может, а раз она перестала кушать, где  уж  ей  теперь
работать.
     - А ты носила ей обед?
     - Нет, обедать она не хочет. Известное дело, ни с того ни с сего такого
не бывает: не то чтоб я, упаси бог, намекала на разбитое сердце или там  еще
что.
     Тут у самого Джеффри  защемило  сердце.  Он  направился  к  лестнице  и
поднялся наверх, в комнату дочери.
     - Фэнси!
     - Входи, отец.
     Видеть, как че