воздуху, при этом его нос заметно
поводило из стороны в сторону.
     -- Нет, -- сказал он презрительно. -- Капканы -- это не метод для ловли
крыс.  Крысы  умны, позвольте мне вам заметить. Если вы хотите их ловить, вы
должны изучить их. На такой работе вы должны изучить их.
     Я заметил, что Клод смотрит на него как завороженный.
     -- Они намного умнее собак, эти крысы.
     -- Иди ты.
     -- Вы знаете, на что они способны? Они  наблюдают за вами.  В то время,
как вы собираетесь  их ловить,  они сидят себе тихонько в  укромном месте  и
наблюдают  за  вами.  --  Мужчина  согнулся,  вытягивая  далеко  вперед свою
жилистую шею.
     -- Что это вы делаете? -- спросил Клод, глядя во все глаза.
     -- То, что видите. Вот, вот где вы должны изучать крыс.
     -- Как вы их ловите?
     -- По-разному,  -  сказал крысолов, поглядывая  искоса. -- Разные  есть
способы.
     Он  замолчал  и эдак мудро  покачал  своей  отвратительной  головой --
вверх-вниз, вверх-вниз.
     --  Все  зависит  от того, где они, - сказал он.  - Не  в  канализации,
случаем?
     -- Нет. Не там.
     --  Хитрая штука  эта канализация, -  сказал он,  искусно  принюхиваясь
слева от себя -- так, что кончик носа трепетал.  -- Канализация очень тонкая
штука.
     -- Не особенно, я полагаю.
     --  Он полагает! Поглядите-ка на него -- он полагает! Хорошо, хотел бы
я посмотреть на вас  в этом деле! Ну так поделитесь, как бы вы  принялись за
дело?
     -- Ничего особенного. Я бы отравил их, вот и все.
     -- И где бы вы разбросали отраву, хотел бы я спросить?
     -- В канализации. Где же еще, черт подери?!
     --  Вот!  --  воскликнул крысолов  торжествующе.  --  Я  так и  знал! В
канализации! И  знаете, что бы случилось? Все  бы  просто смыло, вот и все.
Канализация как река, знаете ли.
     -- Это вы так считаете, -- отреагировал Клод. -- Это только с в а ш е й
точки зрения.
     -- Это факты.
     -- Ну хорошо, хорошо. Так что бы сделали вы, мистер Всезнайка?
     -- Только на канализационной работе вы узнаете крыс. Только там.
     -- Ну-ну,
     -- Я расскажу вам. Слушайте. - Крысолов малость приблизился, его голос
обрел  нотки конфиденциальности,  как  у  человека,  выдающего  потрясающие
профессиональные тайны.
     -- Вы работаете,  понимая, что крыса -- грызущее  животное, ясно? Крысы
грызут. Что бы вы ни дали им, даже если это что-то они и не видывали раньше,
знаете, как  они поступят? Они станут грызть это.  Так-то вот!  Да! А  у вас
задание на обработку канализации. И что вам делать?
     Его  голос  отличался  мягким горловым звучанием, вполне лягушачьим,  и
казалось, он выговаривает слова с невероятным смаком, словно наслаждаясь  их
вкусом.  Клод  обладал тем акцентом -- этакая совершенная мягкость уроженца
Букингемшира,   но  голос  крысолова  был  более  глубоким,  а  слова  более
вожделенными в его устах.
     -- Все что надо сделать --  это спуститься в канализацию с несколькими
обычными  бумажными  пакетами,  самыми обыкновенными  коричневыми  бумажными
пакетами,  наполненными  гипсовой  пудрой.  И  больше   ничего.   Затем  вы
развешиваете  пакеты над канализационным каналом,  над самой водой. Понятно?
Но чтобы они не касались воды и в то же время крыса могла дотянуться.
     Клод слушал с увлечением.
     --  Вот  так.  Старая крыса плывет по  канализационному каналу и видит
пакет. Она останавливается. Обнюхивает пакет  --  в  его запахе  нет  ничего
опасного. И что она делает дальше?
     -- Она вгрызается в него, -- воскликнул Клод восхищенно.
     -- Да! Именно  так! Она  начинает  грызть пакет. Пакет рвется, и старая
крыса получает полную пасть пудры. На свою погибель.
     -- Ну?
     -- Это срабатывает.
     -- Как? Убивает ее?
     -- Ага. Убивает ее наповал.
     -- Но гипсовая пудра не отрава, как известно.
     -- Ха! Вот тут-то вы ошибаетесь! Пудра разбухает. Когда вы намочите ее,
она разбухает. Поступая в нутро крысы и  разбухая, она убивает быстрее всего
на свете.
     -- Не может быть!
     -- Я ж говорю: только там, в канализации, вы узнаете крыс.
     Лицо  морильщика сияло от тайной гордости. Потирая, поднес к лицу свои
жилистые руки. Клод заворожено наблюдал за ним.
     -- Итак, где же крысы?
     Слово "крысы"  сошло  с  его губ как бы  из  глубины, мягко,  с  полным
смаком, словно при полоскании горла топленым маслом.
     -- Давайте же взглянем на крыс.
     -- Они в стогу сена, через дорогу.
     -- Так не в доме? - спросил он явно разочарованно.
     -- Нет. Только вокруг стога. Больше нигде.
     -- Держу пари, они  и в доме... И добираются по  ночам  до  всей  вашей
пищи, и разносят болезни и  заразу.  Кто-нибудь болел  последнее время?  --
спросил он, поглядев сначала на меня, затем на Клода.
     -- Все в полном здравии.
     -- Уверены?
     -- Да.
     --  Ну это нельзя знать  точно. Вы можете быть больным в течение многих
недель  'и не чувствовать этого.  И потом вдруг--  бац! - а болезнь  тут как
тут. Вот  почему доктор Арбутнот так щепетилен.  Вот  почему он  так  срочно
направил меня. Ясно? Чтобы пресечь распространение болезни.
     Сейчас  крысолов разыгрывал  роль чиновника от здравоохранения,  этакая
преважная крыса,  глубоко  разочарованная, что мы  не страдаем  от бубонной
чумы.
     -- Я чувствую себя превосходно, -- нервно сказал Клод.
     Крысолов пристально изучил его лицо, но ничего не сказал.
     -- И как вы собираетесь ловить их в стогу?
     Морильщик крыс  коварно  осклабился,  выставляя резцы.  Он полез в свой
ранец,  достал большую жестяную банку и  поднял ее на уровень  лица -- так,
что наполовину закрыл его; теперь он поглядывал на Клода одним глазом.
     --  Отрава! --  прошептал он. Но произнес как "а т р р я в  а", смягчая
слово  до  темного  и опасного. -- Смертельная  атррява --  вот  что это! --
Говоря, он покачивал банку вверх-вниз. -- Здесь  достаточно, чтобы уморить
миллион человек!
     -- Ужас! -- сказал Клод.
     -- Точно. Вас  отправят за  решетку на шесть месяцев,  если  застукают
хоть с чайной ложкой этого добра,-- сказал он, полизывая губы.
     Он имел привычку при разговоре вытягивать вперед голову.
     --  Хотите  посмотреть? -- спросил морильщик, вынимая пенсовую монету,
чтобы поддеть крышку. -- Вот! Вот оно! -- проговорил он нежно, почти любовно
и протянул банку Клоду, чтобы тот взглянул.
     -- Что там у вас -- пшеница? Или ячмень?
     -- Это  овес.  Вымоченный в  смертельной  а  т р р  я  в  е. Достаточно
зернышка в рот, и вы через пять минут покойник.
     -- Честно?
     -- Ага. Глаза б  мои не глядели на эту банку! Он ласково  погладил ее и
легонько потряс, так что овсяные зерна мягко отозвались изнутри.
     --  Но не  сегодня. Ваши крысы сегодня  этого не получат.  Где  им  еще
отведать этого? Нигде. Только там,  где вы изучаете их. Крысы подозрительны.
Чертовски  подозрительны.  Поэтому  сегодня   они  получат  немного  чистого
вкусного овса и абсолютно  безвредного. Пусть  откормятся!  И  это будет так
вкусно, что крысы всего района соберутся здесь через пару дней.
     -- Здорово придумано.
     --  На такой  работе  станешь  думать. И станешь  умнее  крысы,  а  это
что-нибудь да значит.
     --  Вы  сами  уже  почти  как крыса,  -  сказал  я.  Фраза выскользнула
машинально,  я не успел ни остановить себя, ни поправить дело, потому что не
отрываясь глядел на крысолова. Однако эффект от моих слов был неожиданным.
     --  Вот!  - воскликнул он. - Вы  поняли!  Наконец-то вы что-то  поняли!
Хороший крысятник должен  походить на  крысу  больше,  чем кто-либо на целом
свете. Быть умнее крысы. И это очень не легко, поверьте.
     -- Уверен, что так оно и есть.
     --  Ну  и  отлично.  Приступим. Я не  могу  возиться весь  день, вы  же
понимаете.  Да  и потом леди Леонора Бенсон настоятельно  приглашала  меня в
Менор.
     -- У нее тоже крысы?
     -- Крысы у всех, -- сказал крысолюб и направился иноходью через  дорогу
к  стогу, а мы  смотрели ему вслед. Удивительно, но он двигался как крыса --
медленно, изящно, на полусогнутых пружинистых ногах,  и совершенно бесшумно
по гравию. Он  проворно  перемахнул  через загородку  прямо  в  поле, затем
быстро обошел вокруг стога, рассыпая по земле пригоршни
     овса.
     На  следующий день  он повторил  процедуру. И на другой день  он пришел
опять и  разложил отравленный  овес,  но уже  не разбрасывая,  а осторожно
размещая маленькими порциями на каждом углу
     стога.
     -- У вас есть собака? -- спросил он на третий день, возвратившись после
расклада.
     -- Есть.
     --  Если вы хотите,  чтобы  она сдохла  в муках, почаще позволяйте  ей
забегать в поле.
     --  Будем осторожны, --  сказал  Клод. -- Вы можете не беспокоиться  об
этом.
     На следующий день он заявился для того, чтобы собрать трупы.
     -- У вас есть старый мешок? -- спросил он. -- Наверняка понадобится.
     Крысятник был в этот  момент  важен и очень значителен; темные  глазки
сверкали  гордо.   Он  готовился  продемонстрировать  публике  поразительные
результаты своего искусства.
     Клод   принес    мешок,   и   мы   втроем    перешли   через   дорогу,
предводительствуемые   крысоловом.  Клод  и  я  облокотились  на   изгородь,
наблюдая.  Крысятник  рыскал  вокруг   стога,  пригибаясь  к   земле,  чтобы
осмотреть кучки отравы.
     -- Что-то здесь не так, -- пробормотал он с нежной злобой.
     Он  подскочил  к очередной  кучке и опустился на  колени,  внимательно
исследуя ее.
     -- Что-то, черт бы их побрал, здесь не так.
     -- Что случилось?
     Он не ответил, но было ясно, что крысы не притронулись к его приманке.
     -- Здесь очень умные крысы, -- сказал я.
     --  Именно  это  я и  говорил  ему,  Гордон.  Здесь  вы  имеете дело  с
необычными крысами.
     Морильщик вышел из ворот. Он был крайне  раздосадован; это читалось по
его  лицу,  по  складкам вокруг носа и по  тому,  как два  его желтых  резца
впивались в нижнюю губу.  "Только  не нужно дерьмовых советов! -- сказал он,
глядя на меня. -- Ничего  особенного с крысами  не случилось. Разве что  их
где-то прикормили. Где-то они  нашли  нечто более  вкусное  и побольше. Но в
мире нет крыс, которые бы не вернулись к овсу, пусть хоть утроба лопнет.
     -- Они умны, -- сказал Клод.
     Крысолов развернулся, негодуя. Он снова опустился на колени и маленьким
совком начал сгребать отравленные зерна и ссыпать их обратно в банку. Когда
он закончил, мы все трое побрели обратно.
     Крысиный  человек стоял у  бензонасосов, весьма  сокрушенный  и  робкий
теперь крысолов, с тенью раздумья на лице. Он  погрузился в себя и в тишине
размышлял о неудаче;  его глаза как  бы закоптились,  кончик  языка  ерзал
возле резцов, полизывая губы. Подняв глаза, он  исподтишка взглянул на меня,
потом  на  Клода. Кончик  носа  крысолова  задергался: он  принюхивался  к
воздуху.  Потом,  несколько раз мягко качнувшись на носках, сказал  голосом,
исполненным тайн: "Хотите кое на что посмотреть?"
     Очевидно, он пытался спасти свою репутацию.
     -- На что?
     --  Кое-что удивительное!  - объявив  это, он  опустил  правую  руку  в
глубокий, как у браконьеров,  карман  жакета и вытащил большую  живую крысу,
крепко сжатую в пальцах.
     -- Боже правый!
     -- Вот она, пожалуйста!
     Он  слегка  подался  вперед,  вытянув шею,  и уставился на нас, держа в
руках огромную коричневую крысу. Чтобы она не вывернулась и  не  цапнула, он
крепко сдавил ей шею большим и указательным пальцами.
     -- Вы всегда таскаете крыс в своих карманах?
     -- Со мной всегда одна или две. С этим он сунул свободную руку в другой
карман и извлек маленького белого хорька.
     -- Хорек,  - сказал он, приподнимая его за шею.  Хорек, казалось,  знал
хозяина и не пытался вырваться.
     -- Никто так быстро не убивает крысу, как хорек. И никто так яростно не
сражается.
     Он приблизил руки  одна к другой, так что нос хорька оказался  в шести
дюймах  от крысиной морды. Розовые бусинки глаз  хорька впились в крысу. Та
задергалась, пытаясь сбежать от убийцы.
     --  Ну, --  сказал крысолов, --  смотрите!  Его рубашка цвета хаки была
открыта у шеи,  и он,  подняв крысу,  опустил ее за  пазуху. Как только рука
освободилась, он расстегнул жакет,  и  стало видно, как  под тканью выдается
тело крысы. Ремень препятствовал ее проникновению ниже пояса.
     Затем  он  запустил хорька  вслед  за  крысой. И  тут же  под  рубашкой
началась   бешеная   гоньба.   Было   заметно,  как   крыса  носится  вокруг
человеческого тела, преследуемая  хорьком.  Пять или шесть кругов совершили
они -- меньшее тело вслед  за более  крупным,  с каждым  оборотом  сближаясь
понемногу, пока наконец не сплелись воедино и не раздался пронзительный визг
схватки.
     За  все  время  представления  крысолов  стоял   совершенно  спокойно,
расставив  ноги и  опустив руки и  не сводя  своих  черных глаз с  Клода. Но
теперь он  запустил  руку  за пазуху и вытащил  хорька; другой рукой извлек
мертвую крысу. На белой мордочке хорька были следы крови.
     -- Не уверен, что мне это слишком нравится.
     -- Держу пари, вам не приходилось раньше видеть ничего подобного.
     -- Да, не  приходилось. И  вообще,  в один прекрасный день  эта  тварь
вцепится  вам в  кишки,  --  сказал  ему  Клод.  Но  все  же  это  произвело
впечатление, и крысолов вновь вырос в его глазах.
     --  Хотите  увидеть нечто еще более удивительное? --  спросил тот.  --
Нечто такое, во  что вы  никогда не поверили бы, если бы  не увидели  своими
глазами.
     -- Ну?
     Мы стояли возле насосов, и это было одно из самых прелестных теплых утр
ноября.  Две машины заправлялись,  сразу одна  за другой, и Клод отходил  к
ним, чтобы обслужить.
     -- Так вы хотите увидеть? -- спросил крысиный человек.
     Я взглянул на Клода, отчасти предчувствуя недоброе. "Что ж,  -- сказал
Клод. -- Давайте посмотрим".
     Крысолов опустил мертвую крысу в  кармам, хорька -- в другой. Затем он
полез в ранец и извлек -- будьте любезны! -- еще одну живую крысу.
     -- Боже правый! -- сказал Клод.
     -- Со мной всегда одна или две крысы, -- спокойно объявил морильщик. --
На этой работе надо знать крыс, а чтобы знать хорошо, надо  чтобы они всегда
были  с  тобой.  Эта  вот-- канализационная  крыса. Старая  канализационная
крыса,  хитрая,  как педик. Видите,  как она все время  наблюдает  за  мной,
пытаясь вычислить, что я замыслил? Видите?
     -- Очень неприятная.
     --  Что вы собираетесь делать? -- спросил я. Я чувствовал,  эта  крыса
нравится мне еще меньше предыдущей.
     -- Дайте мне кусок веревки.
     Клод принес ему кусок веревки.
     Левой  рукой крысолов закрепил петлю на задней лапе крысы. Та забилась,
выворачивая голову, чтобы  увидеть, что  с ней собираются делать, но человек
крепко сдавил ей шею двумя пальцами.
     -- Итак! -- воскликнул он, оглядываясь. -- Есть у вас дома стол?
     -- Мы не хотим крысу в доме, -- сказал я.
     -- Хорошо. Но мне нужен стол. Или поверхность типа стола.
     -- Как насчет капота того автомобиля? -- сказал Клод.
     Мы подошли к машине, и  морильщик опустил старую  канализационную крысу
на капот. Он прикрепил веревку к дворнику ветрового стекла --  крыса теперь
была привязана.
     Первым делом она вся подобралась, неподвижная и подозрительная, крупная
серая крыса с  яркими черными глазами  и облезлым  хвостом,  свернувшимся на
капоте  в кольцо. Она  поглядывала  в сторону  от  крысолова, однако  искоса
отслеживала каждое его движение. Тот сделал несколько шагов назад,  и тут же
напряжение   оставило  крысу.  Она  присела  на  задние  лапы  и  принялась
вылизывать  серую  шерстку  на  грудке.  Затем  поскребла мордочку передними
лапами. Казалось, ее вовсе не интересуют стоящие рядом три человека.
     -- Ну, а как насчет небольшого пари? -- спросил крысолов.
     -- Мы не спорим, -- сказал я.
     -- Только для потехи. Когда поспоришь -- больше потехи!
     -- О чем вы хотите спорить?
     --  Спорим, я убью  эту крысу, не дотрагиваясь до нее 'руками. Мои руки
все время будут в карманах.
     -- Вы забьете ее ногами, -- сказал Клод. Было очевидно, что у крысолова
с  деньгами  туго.  Я  посмотрел  на  крысу,  которую  собирались  убить,  и
почувствовал легкую тошноту, и не столько потому, что ее собирались убить, а
потому, что ее собирались приканчивать  как-то особенно,  с изрядной порцией
удовольствия.
     -- Нет, -- сказал крысолов. -- Не ногами.
     -- И 'не локтями?
     -- Не локтями. Не руками и не ногами.
     -- Ты сядешь на нее.
     -- Нет. Я не придавлю ее.
     -- Ну давай посмотрим, как ты сделаешь это.
     -- Но сначала поспорим. На фунт.
     -- Не  будь кретином,  -- сказал  Клод. -- Почему мы должны давать тебе
фунт?
     -- А на что же мы поспорим?
     -- Ни на что.
     -- Что ж. Тогда  ничего не будет. Крысолов сделал движение, намереваясь
отвязать веревку от дворника.
     -- Я поспорю с тобой на шиллинг, -- сказал ему Клод.
     Ощущение тошноты в  моем желудке усиливалось, но во всем  этом деле был
какой-то  ужасный магнетизм,  так что я  был  не в  силах ни уйти,  ни даже
пошевельнуться.
     -- Вы тоже?
     -- Нет, -- сказал я.
     -- А вы почему нет? -- спросил крысолов.
     -- Просто не хочу с вами спорить, вот и все.
     -- Так вы хотите, чтобы я проделал все это за паршивый шиллинг?
     -- Я вообще не хочу, чтобы вы делали это.
     -- Где деньги? -- сказал он Клоду. Клод положил шиллинг на капот, ближе
к  радиатору.  Крысолов  выудил  два  шестипенсовика  и положил их рядом  с
монетой  Клода. И  как только  он протянул руку,  крыса  сжалась,  откинула
голову и распласталась на капоте.
     -- Итак, поспорили, -- сказал крысолов.
     Клод и я отступили на несколько шагов. Крысолов шагнул вперед. Он сунул
руки  в карманы и  согнулся  в  поясе так, что его лицо оказалось  на  одном
уровне  с  крысой, на  расстоянии  около  трех  футов. Его глаза  впились  в
крысиные и держали их. Почуяв смертельную опасность, крыса вся подобралась,
но  оставалась  неподвижной.  Мне  показалось, в ее  позе  была  готовность
броситься вперед, в лицо  человеку, но, вероятно, было что-то могущественное
во  взоре  крысиного  человека, что удерживало ее от прыжка  и подавляло, и
затем  постепенно  стало  подчинять,  так  что  она  подалась  назад,   вся
волочащаяся от медленно утопающих шажков. Но вот  веревка,  держащая ее  за
лапу,  натянулась.  Она  рванулась  еще  дальше  и задергала лапой,  пытаясь
высвободить ее. Человек 'наклонялся вперед, к крысе, следуя  за ней лицом, и
наблюдая,  и  вдруг крыса  запаниковала  и  скакнула вверх и  вбок.  Веревка
рванула ее назад с такой силой, что чуть не вывернула лапу.
     Крыса снова сжалась в комок, но уже на  середине  капота -- так далеко,
как позволяла  веревка.  Она была  здорово подавлена,  усы дрожали, длинное
серое тело сводило от страха.
     С этого момента крысолов начал опять приближать свое лицо. Он делал это
медленно, так медленно, что движение вовсе не  было заметно, хотя расстояние
на наших  глазах  все  сокращалось.  Он ни на миг не отводил глаз от крысы.
Напряжение  было  столь  велико,  что  мне  вдруг  захотелось   закричать  и
остановить  его.  Я хотел  остановить его, потому что от всего этого  во мне
просыпалась тошнота, но я не  мог заставить себя  вымолвить и слова. Вот-вот
должно  было случиться  что-то крайне неприятное --  я  был уверен  в  этом.
Что-то низменное, жестокое и крысоподобное, и тогда меня уж точно вытошнит.
Но сейчас я должен был смотреть.
     Лицо крысолова  было уже  на расстоянии  почти восемнадцати дюймов  от
крысы.  Двенадцать дюймов.  Затем десять, а возможно, и восемь, и скоро лишь
расстояние  в  ладонь разделяло  их.  Крыса  вдавила тело в крышку  капота,
напряженная и объятая ужасом. Крысолов тоже  был  напряжен, но его  активное
убийственное напряжение напоминало  сжатую  пружину.  Тень  улыбки о