что она не такая, как все. Какой она, наверно, испытывала восторг, представляя себе удивленную мину мисс Лиддел
л, когда та узнает правду, и как она веселилась, изображая мужу своих подружек по приюту. Вроде того: ?А теперь пусть Сал расскажет вам о том, как она была матерью-одиночкой?. Думаю также, что она наслаждалась властью и силой, которые ей давала ее тайна. Наслаждалась, видя ужас, который охватил Макси перед лицом опасности, - ведь только она одна знала, что опасность ложная.
     Дебора заерзала на стуле:
     - Вы, судя по всему, много чего о ней знаете. Если она знала, что помолвка - блеф, почему же она приняла предложение Стивена? Она бы всех нас сберегла от ненужных треволнений, если бы сказала Стивену правду.
     Далглиш посмотрел на нее:
     - Она сберегла бы собственную жизнь. Но разве это похоже на нее - говорить правду? Ждать оставалось недолго. Муж возвращался домой через день-два. Предложение доктора Макси явилось очередным осложнением, которое добавило лишь волнений - и возможность поразвлечься - во всей этой истории. Вспомните, ведь она не больно-то серьезно приняла его предложение. Я считаю, что она вела себя сообразно своей натуре. Она не выносила миссис Рискоу и не таясь выказывала ей свою неприязнь, поскольку близился час возвращения мужа. А это предложение дало ей новые шансы поразвлечься. Думаю, что, когда к ней пришел гость, она лежала в постели сонная, счастливая, уверенная, что у нее в руках семейка Макси, она будет крутить ею, как захочет. Ни один из десятков людей, которых я допрашивал, не сказал, что она была доброй. Не думаю, чтобы она любезно обошлась и с гостем. Но она недооценила степень гнева и отчаяния, с которыми ей пришлось столкнуться. Может, она принялась смеяться. И тут-то сильные пальцы замкнули кольцо на ее шее.
     Наступила тишина. Феликс Херн нарушил ее, резко бросив:
     - Вы не ту выбрали себе профессию, инспектор. Это драматическое представление заслуживает куда большей аудитории.
     - Не глупите, Херн. - Стивен Макси поднял мертвенно-бледное, изможденное лицо. - Неужели не понятно, что ему достаточно и того, как мы реагируем на этот рассказ? - Он повернулся к Далглишу в мгновенном приступе гнева. - Чьи пальцы? - спросил он требовательно. - Сколько можно разыгрывать этот фарс? Чьи руки?
     Далглиш оставил его слова без ответа.
     - Наш убийца подошел к двери и включил свет. Надо было бежать. Но тут, быть может, на него нашло сомнение. Может, решил: удостовериться, действительно ли Салли, Джапп умерла. А может, нулся во сне, и, повинуясь движению души, он захотел оставлять подле мертвой матери. Не исключено, что им руководили более эгоистические соображения - ребенок своими криками мог поднять на ноги весь дом Словом, не важно, по какой причине он на мгновение снова включил свет. Включил и выключил. Виктор Проктор, который поджидал в тени деревьев на краю лужайки, принял это за условный знак. У него не было часов. Он ждал сигнала. И он пошел вдоль газона, по-прежнему прячась в тени деревьев и кустов, к черному ходу
     Далглиш выдержал паузу, а его слушатели посмотрели на Проктора. Он выглядел куда увереннее, перестал нервничать и изображать из себя свирепое чудище. Он спокойно и просто рассказал эту историю словно воспоминания той жуткой ночи напряженный, острый интерес собравшихся помогли ему избавиться от смущения и вины и теперь ему не надо было оправдываться перед ними, и он уже не вызывал такого раздражения. Они в общем-то были товарищи по несчастью - он тоже оказался жертвой Салли Джапп. Они слушали его, испытывая такие же отчаяние и страх, которые гнали его к дверям Салли.
     - Я подумал, что не заметил, когда первый раз вспыхнул свет. Она ведь сказала, что должно быть две вспышки, ну, я и подождал маленько. Потом подумал, лучше уж я попытаю судьбу. Смысла не было тянуть. Я и так уж слишком далеко зашел, глупо отступать. Пусть убедится, что я не наврал. Тридцать фунтов раздобыть - дело нешуточное. Взял сколько смог со счета на почте. Там только десять было. Дома кое-что было - собирал на новый телевизор. Прихватил и эти деньги, а еще заложил часы в Кэннингбери. Хозяин магазинчика увидел, что я сам не свой, и дал мне меньше, чем они стоят. И все-таки у меня было достаточно, чтобы она заткнулась. Приготовил для нее расписку. После нашего скандала в конюшне не хотел рисковать. Я так решил - отдам ей деньги, заставлю ее расписаться и отчалю домой. А если еще раз попробует со мной шутки шутить, припугну, что подам на нее в суд за вымогательство. Тогда-то мне расписка и пригодится, я, конечно, не думал всерьез, что до этого дело дойдет. Ей просто нужны были деньги, а потом она оставит меня в покое. Какой смысл еще раз ей пытаться меня выставить?! Не могу я деньги раздобывать по первому свистку, она это прекрасно знает. Наша Салли была неглупой девчонкой. Дверь была отперта, как она и говорила. Я прихватил с собой фонарик, так что без труда нашел лестницу и поднялся к ней наверх. Она еще днем показала мне дорогу. Я в два счета сориентировался. В доме стояла гробовая тишина. Точно все вымерли. Дверь в комнату Салли была закрыта, из замочной скважины и из-под двери свет не пробивался. Я удивился. Подумал - стучать или нет, но побоялся шуметь. Так тихо было, что мороз по коже продирал. Все-таки я открыл дверь и тихонько позвал ее. Она не ответила. Я пошарил фонариком по комнате. Она лежала на постели. Сначала я решил, что она спит, - ну, вроде как отсрочку смертельному приговору дал. Подумал, может, на подушку положить деньги, а потом решил: какого черта? Ведь это она просила меня прийти. Ее забота - сидеть и ждать меня. К тому же хотел поскорее выбраться из этого жуткого дома. Не знаю, ко
гда я понял, что она и не спит вовсе. Подошел к постели. Вот тут-то меня и шарахнуло: ба, она мертва! Странное дело, почему ошибиться нельзя в таких вещах. Понял, что она не заболела и не потеряла сознание. Салли была мертва. Один глаз закрыт, а другой чуть-чуть приоткрыт. Она словно смотрела на меня, и я закрыл веко левой рукой. Не пойму, почему я дотронулся до нее. Глупость какая-то. Просто решил закрыть ей глаз. Простынку ей подоткнули под самый подбородок, точно кто-то хотел, чтобы ей уютнее было. Когда поправлял простыню, увидел, что у нее на шее синяк. До того слово ?убийство? не приходило мне в голову. А когда до меня дошло, я совсем перепугался. Мне бы сообразить, что работа сделана правой рукой и что меня никто не заподозрит, но, когда душа в пятках уже ничего не соображаешь. В руках ведь у меня фонарик был, так вот, меня такой колотун взял, что вокруг ее головы маленькие пятна света заскакали. Не мог дрожь унять. Пытался успокоиться, решить, что же мне делать теперь. Потом сообразил - она мертва а я в ее комнате с пачкой денег. Дураку ясно, что обо мне подумают. Главное - унести ноги. Не помню, как у двери очутился, но не тут-то было. Услышал в коридоре шаги. Тихие шаги. Может, у меня уши заложило. До того взвинчен был что слышал только, как сердце колотится В ту же секунду замкнул дверь и прислонился к ней, сдерживая дыхание. С той стороны остановилась женщина. ?Салли! Ты спишь, Салли?? - спросила она тихонько. Уж не знаю, кто это был, но она зря рассчитывала, что Салли ее услышит. Может, она и не больно хотела, чтобы та ее услышала. Я гадал над этим уже потом, а тогда не стал ждать. Начнет барабанить в дверь, разбудит мальчишку или поймет, что что-то стряслось, и поднимет весь дом на ноги. Надо сваливать. Я, к счастью, всегда в форме, высоты не боюсь. Да там и не так уж высоко. Вылез из бокового окна, его деревья прикрывают, за сточную трубу держаться можно было. Руки не поцарапал, да и в кедах легко было цепляться за трубу. Напоследок, правда, сорвался, вывихнул лодыжку, но в тот момент даже не почув
ствовал. Стремглав бросился к деревьям, потом обернулся - комната Салли была по-прежнему в темноте, вроде бы я был в безопасности.
     Я припрятал свой велосипед в живой изгороди у газона, а когда нашел, скажу вам, обрадовался до смерти. Только на велосипеде я понял, что вывихнул ногу. Не мог нажать на педаль. И все-таки поехал. Принялся думать, что мне делать. Нужно алиби. У Финчуорти инсценировал катастрофу. Совсем нетрудно было. Там есть тихий отрезок дороги, по левую сторону - стена. Я со всего размаха врезался в нее, переднее колесо погнулось. Потом порезал перочинным ножом шину. О себе беспокоиться не надо было. Я и так смахивал на жертву катастрофы. Лодыжка распухла, чувствовал себя погано. Видно, недавно дождик шел, убей меня бог не заметил, хотя промок и продрог. Пришлось, конечно, попыхтеть, пока я доволок велосипед до Кэннингбери, домой попал около двух ночи. Старался не шуметь, так что оставил велосипед в палисаднике. Боялся разбудить миссис Проктор до того, как переставлю часы внизу - их у нас двое. В спальне-то нет ни будильника, ни простых часов. Я обычно завожу каждый вечер свои золотые наручные и кладу на тумбочке у постели. Если бы удалось войти, не разбудив жену, все было бы в порядке. Но не везло мне! Она, видно, не спала и прислушивалась, потому что подошла к лестнице и позвала меня сверху. Тут уж терпение мое лопнуло, я заорал, чтоб немедленно ложилась, я скоро поднимусь. Послушалась - она всегда слушается, - но я-то знал, что очень скоро она вниз пожалует. Все-таки какое-то время я выиграл. Пока халат свой нацепит да спустится в шлепанцах по лестнице, я переведу часы на двенадцать ночи. Ей, видите ли, обязательно надо меня попоить чаем. Я-то дергался, как бы мне ее в постель отправить, пока городские часы не пробили два часа ночи. И как она не заметила мой жуткий вид! Все-таки мне удалось прогнать ее назад в спальню довольно скоро, и она успокоилась. А уж мне-то было не по себе, доложу я вам! Не дай бог вторую такую ночь пережить! Можете что угодно говорить о нас и о том, как мы относились к Салли. Но она не очень-то с нами бедовала, сдается мне. Нашла сука себе могилу.
     Он выкрикнул грязное слово, а потом еще что-то пробормотал - может, извинения - и закрыл лицо своей жутковатой правой рукой. Какое-то время все молчали, потом Кэтрин сказала:
     - Вы не приходили на дознание. Нас это удивило, но кто-то сказал, что вы нездоровы. Боялись, что опознают? Но вам была известна причина смерти Салли, и вы понимали, что вы вне подозрений.
     Пока Проктор рассказывал о своих приключениях, он очень волновался, отчего говорил легко и свободно. А теперь надо было оправдываться, и он снова ощетинился и стал грубить.
     - Почему это я должен был идти? Да я чувствовал себя неважно, не до разговоров было. Я-то знал, отчего она умерла. Полиция нам свою версию изложила - в воскресенье утром прислала ко мне парня. Он долго не тянул, сразу спросил, когда я ее в последний раз видел, ну, а у меня все уже готово. Вы небось считаете, что я должен был выложить ему все начистоту. Нашли дурака! Салли, пока жива была, помучила нас изрядно, ну а теперь от нее, мертвой я не хотел неприятности иметь. Не считав нужным свои личные дела на всеобщее обозрение в суде выставлять. Как вам объяснить? Люди ведь все выворачивают.
     - А еще хуже, когда они понимают слишком хорошо, - сказал сухо Феликс
     Худое лицо Проктора вспыхнуло Поднявшись, он повернулся спиной к Феликсу и обратился к Элеоноре Макси:
     - Простите я пойду. Не хотел вам мешать. Мне просто надо было повидать инспектора. Уверен, все закончится благополучно, но я вам тут не нужен.
     ?Говорит так, словно тут кто-то рожает?, - подумал Стивен. Желание доказать свою независимость от Далглиша и дать понять, что один из Макси чувствует себя ко всему этому непричастным, заставило его спросить:
     - Хотите, я отвезу вас домой? Последний автобус уехал в восемь вечера
     Проктор, не глядя на него, отрицательно покачал головой:
     - Нет. Спасибо. Я на велосипеде. Они хорошо поработали, во всем разобрались Не надо меня провожать, не беспокойтесь.
     Он стоял, опустив руки в перчатках - странная, жалкая фигурка, но было в нем и некое достоинство.
     ?По крайней мере, - подумал Феликс, - у него хватает ума понять, что он здесь лишний?.
     Внезапно Проктор дернул левой рукой - неестественным, быстрым жестом протянул ее Элеоноре Макси, и она ответила на рукопожатие.
     Стивен проводил его до дверей. Пока его не было, все молчали. Феликс чувствовал, как все в нем напряглось, ноздри стали подрагивать от знакомого запаха страха. Они должны узнать правду. Им сказали все, не назвали только имени. Но хотят ли они узнать правду до конца? Он наблюдал за ними из-под полуприкрытых век. Дебора была на удивление спокойной, словно конец лжи и обману принес ей умиротворение. Он не верил, что Дебора дает себе отчет в том, что происходит. У Элеоноры Макси лицо стало землистым, но руки спокойно лежали на коленях. Он готов был поверить, что в мыслях своих она где-то далеко. Кэтрин Бауэрз сидела зажавшись, сомкнув губы в недовольной гримаске. Раньше Феликсу казалось, что происходящее ее развлекает. Теперь он не был в этом уверен. С мрачным удовлетворением он смотрел на ее сцепленные пальцы, нервный тик в уголках глаз. Стивен вернулся быстро, и Феликс заговорил:
     - Не слишком ли затянулось это представление? Мы слышали показания. Дверь с черного хода была открыта, Макси запер ее в половине первого ночи. А до этого кто-то успел войти и убить Салли. Полиция никого не нашла. Думаю, ни один из нас ничего к этому не добавит.
     Он оглядел сидящих. Он, без сомнения, предостерегал их. Далглиш сказал мягко:
     - Вы предполагаете, что незнакомец явился в дом и, не собираясь ничего украсть, отправился прямиком, не петляя, к мисс Джапп в комнату, задушил ее, а она даже не попыталась поднять тревогу, послушно ждала своего конца в кровати?
     - Она могла пригласить его войти, кто бы то ни был, - сказала Кэтрин.
     Далглиш повернулся к ней:
     - Но она ждала Проктора. Не можем же мы вообразить, что она еще пригласила гостей, чтобы отметить эту сделку? И кого она могла пригласить? Мы проверили всех ее знакомых.
     - Господи, умоляю, прекратите же! - закричал Феликс. - Неужели вам не понятно, чего он добивается от вас?! У него нет доказательств!
     - Нет? - спросил мягко Далглиш. - Посмотрим.
     - Но мы знаем, кто не совершил убийства, - сказала Кэтрин. - Ни Стивен ни Дерек Пуллен не могли убить, потому что у них алиби. И Проктор не убийца - рука. Салли не мог убить ее дядя.
     - Нет, - сказал Далглиш. - И не Марта Балтитафт; она узнала о том, как умерла девушка, только когда ей сказал Херн. И не вы, мисс Бауэрз, вы стучались к ней в дверь, хотели поговорить с ней уже после того, как она умерла. И не миссис Рискоу, у нее такие ногти, что на шее обязательно остались бы царапины. За ночь такие ногти не отрастишь, а убийца был без перчаток. И не мистер Херн, в чем бы он ни стремился меня убедить. Мистер Херн не знал, в какой комнате спала Салли. Ему пришлось спросить господина Макси, куда нести лестницу.
     - Да только дурак признался бы, что знает. Может, я притворялся?!
     - Но вы не притворялись, - оборвал его Стивен. - Оставьте при себе свою чертову привычку опекать всех. Вы-то меньше всех были заинтересованы, чтобы Салли умерла. Как только Салли поселилась бы здесь, Дебора могла бы выйти за вас замуж. Поверьте мне, при других условиях вам ее не заполучить. Теперь вам ее как своих ушей не видать, и вы это прекрасно знаете.
     Элеонора Макси подняла глаза и спокойно сказала:
     - Я пошла к ней поговорить. Если она действительно любила моего сына, она должна была понять, что этот брак погубит его. Я хотела узнать, что у нее на уме. Я извелась совсем, ждать до утра не было сил. Она лежала на постели и распевала. Все бы кончилось благополучно, если бы она не проделала две вещи. Она стала смеяться надо мной. И сказала, Стивен, что ждет от тебя ребенка. Все произошло мгновенно. Она была живой и смеялась. Мгновение - и она мертва под моими пальцами.
     - Так это вы! - прошептала Кэтрин. - Это вы!
     - Конечно, - тихо подтвердила Элеонора Макси. - Сами подумайте. Больше некому.

4

     Макси считали, что в тюрьму садиться - все равно что ложиться в больницу, только уж совсем помимо собственной воли. И то и другое - из ряда вон выходящий и достаточно страшный опыт, к которому жертва относится с клинической отстраненностью, а наблюдатели - с преднамеренным весельем, чтобы создать атмосферу уверенности, а не бессердечия. Элеонора Макси в сопровождении спокойной, тактичной женщины-сержанта полиции отправилась в последний раз принять дома ванну. Она настояла на своем, ведь этим заканчиваются обычно сборы в больницу, и никто не решился сказать, что первая процедура во время поступления в казенный дом - ванна. Интересно, существует ли разница между тем, кто находится под арестом, и тем, кто признан виновным? Феликс, может, и знал, но спрашивать у него никто не хотел. Водитель полицейской машины ждал их на заднем дворе, внимательный и скромный, как больничная сиделка. Последние распоряжения, записки друзьям, телефонные звонки, торопливые сборы. Приехал мистер Хинкс, запыхавшийся и невозмутимый, он точно закаменел, - не мог давать советов, утешать, но явно сам отчаянно нуждался в утешении, так что Феликс взял его под руку и проводил домой. Дебора смотрела из окна, как они скрылись из вида, интересно, о чем они говорят. Пошла наверх к матери, увидала Далглиша, он звонил из холла. Их взгляды встретились. Ей казалось мгновение, что он собирается заговорить, но он снова склонился над аппаратом, а она пошла своей дорогой, внезапно подумав и нисколько не удивляясь этой мысли, что, сложись все по-другому, она бы инстинктивно потянулась к этому человеку за поддержкой и советом.
     Стивен сидел один, он теперь только понял, что несчастье - это адская боль не имеющая ничего общего с недовольством и тоской, которые он раньше считал синонимами несчастья. Он сделал два глотка, но почувствовал, что выпивка плохой помощник. Ему нужно излить кому-то свое горе, чтобы его уверили в несправедливости обрушившихся на него несчастий. И он пошел искать Кэтрин.
     Она стояла на коленях у маленького чемоданчика в комнате Элеоноры - заворачивала какие-то кувшинчики и флаконы. Подняла к нему заплаканное лицо. Этого еще не хватало. Он обозлился - повсюду страдания Кэтрин жутко противная делается, когда плачет. Может, это было одной из причин, по которой она с детства научилась переносить горе - и все прочее - стоически. Стивен решил не обращать внимания на это вторжение в его собственное горе.
     - Кэти, - сказал он, - какого черта она созналась? Херн абсолютно прав Они никогда не доказали бы ее вины, если бы она молчала.
     Он за все это время один раз назвал ее Кэти, тогда тоже ему что-то надо было от нее. Даже если он называл ее так, когда целовал ее, имя это было проявлением любви. Она посмотрела на него:
     - Разве ты ее не знаешь? Она ждала, когда умрет отец, потом - созналась. Не хотела оставлять его; она ведь обещала не отдавать его в больницу. Она только поэтому молчала. Она сегодня сказала Хинксу о Салли, провожая его до дома.
     - Но она сохраняла невозмутимость на протяжении всего разбирательства.
     - Думаю, хотела узнать, что же все-таки случилось. Ведь никто из вас ничего ей не сказал. Ее, видно, мучила мысль, что последним посетителем у Салли был ты, что это ты запер дверь.
     - Да, я знаю. Она пыталась выведать это у меня. Я-то решил, она спрашивает - не я ли убил Салли. Они должны будут смягчить приговор. Преступление непреднамеренное. Какого черта Джефсон не едет! Мы ведь звонили ему.
     Кэтрин разбирала книги, которые достала из тумбочки, и раздумывала - упаковывать их или оставить. Стивен продолжал:
     - Они в любом случае отправят ее в тюрьму. Мама - в тюрьме! Кэти, я не переживу этого!
     Кэтрин, всю жизнь испытывавшая к Элеоноре Макси любовь и почтение, чувствовала, что и ей не пережить этого.
     - Тебе не пережить! Подумать только! - взорвалась она. - Тебе и не надо переживать. Это испытание ей предстоит. И запомни - она из-за тебя туда попала!
     Кэтрин не могла остановиться, в бешенстве она стала ему припоминать и свои