яющим средством. Люди умирают, ибо они виновны. Виновны они потому, что они - подданные Калигулы. Подданными Калигулы являются все. Следовательно, все виноваты. Откуда вытекает, что все умрут. Это вопрос лишь времени и терпения".
	Калигула (смеясь). Ну, что вы думаете об этом? Терпение - вот в чем штука. Призн(юсь вам, оно-то больше всего меня в вас и восхищает. А теперь, господа, я вас больше не задерживаю. Керея больше не нуждается в вашем присутствии. Но Цезония пусть остается. Лепидий и Октавий тоже. И Мерея. Мне хотелось бы с вами обсудить вопросы организации моего публичного дома. Он доставляет мне много хлопот.

Остальные медленно выходят. Калигула  провожает  М у ц и я  взглядом.

Сцена десятая

	Керея. Я к твоим услугам, Кай. Что случилось? Плохой персонал?
	Калигула. Нет, но малы доходы.
	М е р е я. Нужно поднять тариф.
	Калигула. Ты упустил прекрасный случай помолчать, Мерея. В твоем возрасте такие вопросы не должны тебя беспокоить. Кроме того, я не спрашивал твоего мнения.
	М е р е я. Тогда зачем ты приказал мне остаться?
	Калигула. Затем, что мне скоро будет нужен бесстрастный взгляд.

М е р е я  отходит.

	Керея. Если бы я мог говорить об этом с необходимой страстью, Кай, я бы советовал тарифы не трогать.
	Калигула. Ну, посмотрим. Но мы должны восстановить доход. Я уже рассказал свой план Цезонии, и она вам его сейчас изложит. Что до меня, то я выпил лишнего, и мне что-то хочется спать. (Ложится и закрывает глаза.)
	Цезония. Это совсем просто! Калигула учредил новую награду.
	Керея. Не вижу связи.
	Цезония. И все же она есть. Эта награда представляет собой орден гражданского героизма. Ее получат те граждане, которые будут особенно часто посещать публичный дом Калигулы.
	Керея. Великолепно.
	Цезония. Мне тоже так кажется. Награды будут присуждаться каждый месяц согласно количеству предъявленных входных билетов. Граждане, не удостоившиеся награды в течение года, будут высланы или казнены.
	Т р е т и й  п а т р и ц и й. Почему - "или"?
	Цезония. Калигула сказал, что это не имеет значения. Главное то, что он сможет выбирать.
	Керея. Браво! Наконец-то решился вопрос с публичной казной.
	Геликон. И заметьте - в соответствии со всеми требованиями морали. Лучше установить твердую расценку на порок, чем драть три шкуры с добродетели, как это делают при республиканском образе правления.

	Калигула  приоткрывает глаза и смотрит на старого  М е р е ю, который, стоя поодаль, достает флакон и отпивает из него глоток.

	Калигула (все еще лежа). Что ты пьешь, Мерея?
	М е р е я. Это от астмы, Кай.

Калигула, расталкивая остальных, подходит к нему и принюхивается.

	Калигула. Нет. Это противоядие.
	М е р е я. Что ты, Кай! Ты смеешься? У меня кашель по ночам, и я давно лечусь.
	Калигула. Итак, ты боишься, что тебя отравят.
	М е р е я. Моя астма...
	Калигула. Нет. Давай называть вещи своими именами: ты боишься, что я тебя отравлю. Ты меня подозреваешь. Ты шпионишь за мной.
	М е р е я. Клянусь всеми богами, нет!
	Калигула. Ты меня подозреваешь. Ты в некотором роде не доверяешь мне.
	М е р е я. Кай!..
	Калигула (жестко.) Согласись. (Веско.) Принимая противоядие, ты приписываешь мне намерение тебя отравить.
	М е р е я. Да... то есть, я хочу сказать... нет...
	Калигула. С тех пор как ты вбил себе в голову, что я решил тебя отравить, ты делаешь все возможное, чтобы противиться моей воле.

	Молчание. С самого начала этого диалога  Цезония  и  Керея  уходят в глубь сцены. Оставшись в одиночестве, Л е п и д и й  с тревогой следит за развитием действия.

	Калигула (все более упирая на слова.) Тут возможны два преступления, что рождает альтернативу, из которой тебе не выпутаться. Или я не хотел тебя убить, и ты несправедливо подозревал меня. Меня - своего императора! Или же я этого хотел, и ты, насекомое, смел противиться моей воле. (Пауза. Калигула удовлетворенно рассматривает старика.) Ну что, Мерея, логично?
	М е р е я. Твоя логика безупречна, но неприменима к этому случаю.
	Калигула. И третье преступление: ты считаешь меня дураком. Слушай теперь хорошенько. Из этих трех преступлений только второе делает тебе честь: приписав мне определенное решение, ты противишься ему. Это делает тебя заговорщиком. Стало быть, ты предводительствуешь людьми, ты - революционер. Это хорошо. (Грустно.) Я очень тебя люблю, Мерея. И потому ты будешь осужден за твое второе преступление. Ты умрешь достойно - за то, что был революционером.

В продолжение этой речи  М е р е я все больше съеживается на своем сиденье.

Не благодари меня. Все в порядке вещей. Держи. (Подает ему флакон. Миролюбиво.) Выпей. Это яд.

М е р е я, дрожа от рыданий, отрицательно трясет головой.

	Калигула (с нетерпением). Давай, давай.

	М е р е я  пытается бежать. Калигула  молниеносным прыжком настигает его. Валит на низкое сиденье, после недолгой борьбы впихивает ему флакон между зубов и ударом кулака разбивает его. Краткая конвульсия. М е р е я  умирает. По лицу его течет кровь, смешанная с ядом.  Калигула  поднимается м машинально вытирает руки. Ц е з о н и и, подавая осколок пузырька М е р е и.

	Что это? Противоядие?
	Цезония (спокойно). Нет, Калигула. Это лекарство от астмы.
	Калигула (глядя на Мерею, после паузы). Это ничего не значит. Все идет к одному. Немного раньше - немного позже...

Быстро выходит с деловым видом, вытирая на ходу руки.

Сцена одиннадцатая

	Л е п и д и й (подавленно). Что же делать?
	Цезония (просто). Я думаю, для начала убрать тело. На него страшно смотреть.

Керея  и  Л е п и д и й  берут тело и уносят его за кулисы.

	Л е п и д и й (Керее). Придется действовать быстро.
	Керея. Потребуется двести человек.

Входит  Сципион. Заметив  Ц е з о н и ю, хочет уйти.

Сцена двенадцатая

	Цезония. Иди сюда.
	Сципион. Чего тебе?
	Цезония. Подойди ко мне.

Берет его за подбородок и смотрит ему в глаза. Пауза.

(Холодно.) Он убил твоего отца?
	Сципион. Да.
	Цезония. Ты его ненавидишь?
	Сципион. Да.
	Цезония. Ты хочешь его убить?
	Сципион. Да.
	Цезония (отпуская его). Почему ты мне это говоришь?
	Сципион. Потому что я ничего не боюсь. Есть два способа покончить с этим делом: убить его или самому быть убитым. Впрочем, ты меня не предашь.
	Цезония. Ты прав; я тебя не предам. Но я хотела бы кое-что сказать тебе. Вернее, я хотела бы поговорить с тобой о главном, что в тебе есть.
	Сципион. Главное во мне - моя ненависть.
	Цезония. Выслушай меня. Я хочу сказать тебе одну вещь, которая одновременно и сложна и очевидна. Но если ты поймешь ее, она бесповоротно переменит мир - только она способна это сделать.
	Сципион. Ну? говори.
	Цезония. Подожди. Вначале представь себе искаженное лицо твоего отца, которому вырвали язык. Представь его рот, наполненный кровью, и звериный вой, когда его пытали.
	Сципион. Да.
	Цезония. Теперь представь Калигулу.
	Сципион (с ненавистью). Да.
	Цезония. А теперь слушай: попытайся его понять.

Выходит, оставив  Сципион а  в растерянности. Входит Геликон.

Сцена тринадцатая

	Геликон. Сейчас вернется Калигула. Желаете ли вы остаться и отобедать, поэт?
	Сципион. Геликон, помоги мне.
	Геликон. Это небезопасно, голубчик. К тому же я ничего не смыслю в поэзии.
	Сципион. Ты мог бы мне помочь. Ты многое знаешь.
	Геликон. Я знаю, что дни идут, и нужно успеть наесться. Я знаю также, что ты бы мог убить Калигулу... и что он не имел бы ничего против.

Входит  Калигула.  Геликон выходит.

Сцена четырнадцатая

	Калигула. А, это ты.

Останавливается словно в нерешительности.

	Я давно тебя не видел. (Медленно приближается.) Чем ты занимаешься? Все еще пишешь? Мог бы ты показать мне свои последние стихи?
	Сципион (неловко, словно колеблясь между ненавистью к Калигуле и каким-то, ему самому непонятным чувством). Я написал поэму, Цезарь.
	Калигула. О чем?
	Сципион. Не знаю, Цезарь. Может быть, о природе.
	Калигула (преодолев неловкость). Прекрасная тема. И обширная... А какое тебе дело до природы?
	Сципион (овладев собой, иронически). Она утешает меня, когда я вспоминаю, что я не Цезарь.
	Калигула. Зато я - Цезарь. Может ли она меня утешить в этом?
	Сципион (так же). Я думаю, она исцеляет и более серьезные раны.
	Калигула (просто). Раны? В твоем голосе злость. Не потому ли, что я убил твоего отца? Раны. Если б ты знал, как удачно это слово! (Изменив тон.) Лишь по злости можно узнать умного человека.
	Сципион (напряженно). Я только ответил на твой вопрос о природе.

	Калигула  садится, смотрит на  Сципион а, потом резко хватает его и усаживает у своих ног. Обеими руками повернув его лицо к себе:

	Калигула. Читай свою поэму.
	Сципион. Пожалуйста, Цезарь, не надо.
	Калигула. Почему?
	Сципион. У меня нет ее с собой.
	Калигула. Ты не помнишь ее наизусть?
	Сципион. Нет.
	Калигула. Хотя бы расскажи ее содержание.
	Сципион (напряженно, через силу). В ней говорится...
	Калигула. Ну?
	Сципион. Нет, я не знаю...
	Калигула. А ты попытайся.
	Сципион. В ней... говорится... о земном согласии...
	Калигула (перебивая его, увлеченно). ...о согласии земном и предвечном...
	Сципион (удивлен, колеблется, потом продолжает). Да, что-то в этом роде.
	Калигула. Продолжай.
	Сципион. Еще о линии римских холмов и о том скоротечном, волнующем покое, который приносит с собой вечер.
	Калигула. О криках стрижей в зеленом небе...
	Сципион (удивляясь, доверчиво). Да, и об этом.
	Калигула. Ну?
	Сципион. И о том неуловимом мгновении, когда небо, еще полное золота, внезапно опрокидывается и обращает к нам иной свой лик, весь усыпанный звездами.
	Калигула. ...О том запахе дыма, деревьев и воды, который восходит от земли в ночь...
	Сципион (с жаром). Крик кузнечиков и падение летнего зноя, лай собак, грохот последней повозки; голоса крестьян...
	Калигула. ...И дороги затоплены тенью мастиковых деревьев и олив.
	Сципион. Да, да! Все это так! Но как ты узнал?..
	Калигула (обнимая Сципиона). Я не знаю. Может быть, потому что мы с тобой любим одни и те же истины.
	Сципион (дрожа, прижимает голову к груди Калигулы). О! Важно ли это, когда все во мне полно любви.
	Калигула (все так же обнимает его). Это свойство великих сердец, Сципион. Если бы я мог изведать кристальную ясность твоей души! Но моя страсть слишком сильна для такой жизни, она не сможет удовлетвориться природой. Тебе не понять этого. Ты из другого мира. Ты чист в добре, как я - во зле.
	Сципион. Я могу понять.
	Калигула. Нет. Что-то во мне. Это озеро молчания, это сгнившие травы... (Резко меняет тон.) Возможно, твоя поэма хороша. Но если ты хочешь знать мое мнение...
	Сципион (с прежней интонацией). Да.
	Калигула. Во всем этом не хватает крови.

	Сципион вырывается из объятий  К а л и г у л ы  и с ужасом глядит на него. Все отступая, говорит глухо, в то время как  Калигула  не спускает с него пристального взгляда.

	Сципион. О чудовище! Смрадное чудовище! Ты играл со мной все это время! Что ж - ты доволен мной?!
	Калигула (немного грустно). Должно быть, ты прав. Я играл.
	Сципион (так же). Бесчестное, холодное сердце! Как много зла и ненависти бродит в тебе!
	Калигула (тихо). Теперь замолчи.
	Сципион. Как я жалею тебя и как ненавижу!
	Калигула (бешено). Замолчи!
	Сципион. На какое гнусное одиночество ты себя обрек!
	Калигула (взрываясь, бросается к нему, хватает за ворот, трясет). Одиночество! Ты! Да знаешь ли ты, что такое одиночество? Одиночество поэтов и импотентов! Одиночество? Но какое? А! ты знаешь только одно одиночество, которого не бывает. А весь тот груз прошлого и будущего, который мы всюду на себе таскаем?! Люди, которых убиваешь, остаются с тобой. И это было бы еще ничего. Но те, кого любил, кого не любил и которые любили тебя, скорбь, желание, горечь и нежность, шлюхи и шайка богов... (Отпускает Сципиона и отступает к своему месту.) Один! О! Если бы вместо этого одиночества, отравленного присутствием - моим же собственным присутствием! - я мог бы изведать истину - молчание, дрожь дерева! (Садится, внезапно обессилев.) Одиночество! Нет, Сципион! Оно переполнено шумом, скрежетом зубов, глухими воплями. И рядом с женщиной, которую я сжимаю в объятьях, когда ночь смыкается над нами, и я, отстраненный от моего наконец удовлетворенного тела, стараюсь меж жизнью и смертью сохранить частицу себя, мое беспредельное одиночество наполняется острым запахом наслаждения, исходящим от ее подмышек, запахом женщины, которая вновь гибнет рядом со мною.

	Калигула  обессилен. Долгое молчание. Сципион  нерешительно подходит сзади к  К а л и г у л е  и кладет ладонь ему на плечо. Не оборачиваясь,   Калигула  прикрывает ее своей.

	Сципион. Всем людям в жизни дается хотя бы немного ласки. Это помогает им жить. И именно ласки ожидают они, когда чувствуют, что устали.
	Калигула. Это правда.
	Сципион. Так разве в тебе самом нет ничего, похожего на тихое убежище, куда можно уйти, почувствовав приближение слез?
	Калигула. Есть.
	Сципион. И что ж это за убежище?
	Калигула (медленно). Презрение.

З а н а в е с





















ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сцена первая

	До поднятия занавеса слышны звуки цимбал и барабанов. Занавес открывается; на сцене - балаганное представление. В центре - ширма, перед которой на небольшом возвышении находятся  Геликон  и  Цезония. По обеим сторонам - цимбалисты. Спиной к зрителям сидят несколько  п а т р и ц и е в  и  Сципион.

	Геликон (тоном ярмарочного зазывалы). Подходите! Подходите! (Цимбалы.) Снова боги спустились на землю! Кай - Цезарь и бог, прозванный Калигулой, - их воплощение. Подходите, жалкие смертные! Священное чудо совершается у вас на глазах. Особой милостью благословенного правления Калигулы божественные таинства откроются вам!

Цимбалы.

	Цезония. Подходите, господа! Восхищайтесь и развязывайте свои кошельки! Небесная тайна доступна сегодня каждому всего за один обол!

Цимбалы.

	Геликон. Закулисная жизнь Олимпа! Ночное белье! Слезы! Интриги! Подходите! Подходите! Узнайте вс„ о своих богах!

Цимбалы.

	Цезония. Восхищайтесь и развязывайте кошельки! Подходите, господа! Представление начинается!

Цимбалы. Р а б ы  выносят на эстраду различные предметы.

	Геликон. Грандиозное зрелище! Потрясающее воплощение Истины! Величественные картины божественного могущества в земной постановке! Сенсационный, беспримерный аттракцион! Молния! (Рабы зажигают греческие огни.) Гром! (Катят бочку, полную булыжников.) Судьба собственной персоной в триумфальном марше! Подходите и смотрите во все глаза!

	Отодвигается ширма и зрителям предстает  Калигула - на пьедестале, одетый в комический костюм Венеры.

	Калигула (любезно). Сегодня я - Венера.
	Цезония. Все охвачены восторгом! Все падают ниц! (Патриции, кроме Сципиона, бросаются на колени.) И повторяйте за мной священную молитву Венеры-Калигулы:
	"Богиня страдания и танца..."
	П а т р и ц и и. "Богиня страдания и танца..."
	Цезония. "Рожденная в волнах, от пены липкая и горькая от соли..."
	П а т р и ц и и. "Рожденная в волнах, от пены липкая и горькая от соли..."
	Цезония. "Ты - смех и раскаянье..."
	П а т р и ц и и. "Ты - смех и раскаянье..."
	Цезония. "Злость и порыв..."
	П а т р и ц и и. "Злость и порыв..."
	Цезония. "Научи нас безразличию, рождающему любовь..."
	П а т р и ц и и. "Научи нас безразличию, рождающему любовь..."
	Цезония. "Открой нам Истину этого мира, которой в нем нет..."
	П а т р и ц и и. "Открой нам Истину этого мира, которой в нем нет..."
	Цезония. "И дай нам сил жить в величии этой Истины..."
	П а т р и ц и и. "И дай нам сил жить в величии этой Истины..."
	Цезония. Пауза.
	П а т р и ц и и. Пауза.
	Цезония (продолжает). "Осыпь нас дарами своими, освети наши лица огнем твоей жестокости и ненависти, беспристрастной до конца; открой глазам нашим твои руки, полные цветов и трупов..."
	П а т р и ц и и. "...твои руки, полные цветов и трупов..."
	Цезония. "Прими блудных твоих сынов, раствори им двери в приют, лишенный твоей безграничной, мучительной любви. Даруй нам твою страсть, не ведающую предмета страсти, мучение, лишенное причины, и радость, у которой нет будущего..."
	П а т р и ц и и. "...и радость, у которой нет будущего..."
	Цезония (очень громко). Ты - беспредельная и пылающая, бесчеловечная, но такая земная! Напои нас вином Равенства и насыть нас навеки в твоем черном, соленом сердце".
	П а т р и ц и и. "...напои нас вином Равенства и насыть нас навеки в твоем черном, соленом сердце".

	Калигула, хранивший молчание все время молитвы, после ее завершения насмешливо фыркает и говорит звучным голосом:

	Калигула. Хорошо, дети мои; ваша просьба будет исполнена.

	Усаживается на пьедестал по-турецки. Один за другим  п а т р и ц и и  становятся на колени, кладут оболы и, прежде чем уйти, выстраиваются в ряд, справа от помоста. Последний от волнения забывает положить обол и хочет отойти. Однако  Калигула  вскакивает на ноги.

	Калигула. Ну-ка, ну-ка! Поди сюда, мой мальчик. Обожать - хорошо, но обогащать - еще лучше. Спасибо. Вот так - хорошо. Если бы у богов не было других богатств кроме любви смертных, они были бы такими же бедными, как бедный Калигула. А теперь, господа, вы можете идти и рассказать в Городе об удивительном чуде, свидетелями которого вам посчастливилось быть. Вы видели Венеру - воистину видели! - своими собственными глазами. И Венера разговаривала с вами. Идите, господа.

П а т р и ц и и  собираются уйти.

	Минутку! Выходите левым коридором. В правом поставлена охрана, которой велено вас убить.

	П а т р и ц и и, толкаясь, устремляются к выходу. Р а б ы  и  м у з ы к а н т ы  исчезают.

Сцена вторая

Геликон  грозит пальцем  Сципион у.

	Геликон. Ты все еще строишь из себя анархиста, Сципион.
	Сципион (Калигуле). Ты богохульствовал, Кай.
	Геликон. Что бы это такое значило, а?
	Сципион. Ты хочешь изгадить небо после того, как залил кровью землю.
	Геликон. Этот юноша любит красивые слова. (Ложится на диван.)
	Цезония (очень спокойно). Как у тебя со здоровьем, мой мальчик? Нынче в Риме умирают и за менее пылкие речи.
	Сципион. Я решил говорить правду Каю.
	Цезония. Гляди, Калигула, в твоей империи вряд ли отыщется еще одна столь высокоморальная личность.
	Калигула (заинтересованно). Так ты действительно веришь в богов, Сципион?
	Сципион. Нет.
	Калигула. Тогда я не понимаю, с чего это ты так рьяно взялся обличать богохульство.
	Сципион. Я могу отрицать что-либо, но не считаю необходимым очернять или лишать других права верить.
	Калигула. Весьма непритязательно. Вот она - истинная скромность. Я восхищаюсь тобой, Сципион, и, как ты знаешь, завидую тебе: скромность - единственное, чего во мне никогда не будет.
	Сципион. Не мне ты завидуешь - богам.
	Калигула. Хочешь, я открою тебе главный секрет моего правления? Все, в чем можно меня упрекнуть на сегодняшний день, - так это то, что я добился кое-какого прогресса в деле могущества и свободы. Человека, который любит власть, несколько раздражает соперничество богов. И потому я упразднил их. Я доказал этим призрачным богам, что человек сильной воли безо всякого труда может справиться с их нелепым ремеслом.
	Сципион. Это богохульство, Кай.
	Калигула. Нет, Сципион, трезвый взгляд на вещи. Я понял, что есть единственный способ сравниться с богами - стать таким же жестоким, как они.
	Сципион. Стать тираном, Кай?
	Калигула. Что такое тиран?
	Сципион. Слепая душа.
	Калигула. Ты не прав, Сципион. Тиран - тот, кто приносит народы в жертву своим желаниям и идеям. У меня нет идей, и мне больше нечего желать - ни власти, ни почестей. И если я пользуюсь властью, то лишь ради компенсации.
	Сципион. Компенсации чего?
	Калигула. Глупости и ненависти богов.
	Сципион. Ненависть не компенсируется ненавистью. Властью вопроса не решишь. И я знаю единственное средство уничтожить вражду в этом мире.
	Калигула. И что это за средство?
	Сципион. Нищета.
	Калигула (поглаживая ступни ног). Нужно будет испытать и этот способ.
	Сципион. Пока ты собираешься, вокруг тебя умирает множество людей.
	Калигула. На самом деле, не так уж много, Сципион. Знаешь, от скольких войн я отказался?
	Сципион. Нет.
	Калигула. От трех. И знаеш