Эдвард Дагмар:
     У  озера. Созерцают зелень  трав  и синеву небес.  Эльза  считает,  что
лежание на воздухе полезнее для фигуры, чем сидение в помещении. Линни пошла
с ней.
     Циннеркнок:
     Это плохо.  Чем чаще современные женщины встречаются друг с другом, тем
меньше женственности остается в каждой из них.
     Эдвард Дагмар:
     Интересно, о чем они говорят?
     Циннеркнок:
     О нас.
     Эдвард Дагмар:
     Какой  ужас. Ни для  какого  другого  дела женщины не  объединяются так
быстро, как для совместной критики мужских недостатков.
     Циннеркнок:
     (задумчиво) Если бы  мы знали, что женщины говорят о нас, когда нас нет
рядом, мы бы никогда к ним даже близко не  подходили. (обращается к Эдварду)
Ну, а как ты? Как прошла жизнь?
     Эдвард Дагмар:
     Хорошо, только быстро и мимо.
     Циннеркнок:
     Ты счастлив?
     Эдвард Дагмар:
     А кто счастлив? Но надо как-то жить. Что поделаешь.
     Циннеркнок:
     Да. Что поделаешь...
     Эдвард Дагмар:
     Когда  человек  немолод, небогат и некрасив, он  не должен плакаться  и
расстраивать  окружающих  своими  проблемами,  потому  что  рассчитывать  на
сочувствие вправе только  тот,  кто в нем  не  нуждается. И потом,  о  своих
проблемах надо рассказывать лишь тем, кого не знаешь - их не так жалко.
     Циннеркнок:
     Ну ты не прав! Как ты не понимаешь: наибольшее удовольствие другу можно
доставить, поделившись своим горем. Нельзя быть таким эгоистом. Плакать надо
громче   -  чтобы  все  могли  порадоваться,   даже   глухие.   Рассказывай,
рассказывай!
     Эдвард Дагмар:
     Что сказать? Иногда кажется, что жизнь - это реклама рая доступными аду
способами.  Все суечусь. Ничего  не успеваю:  не успеешь вставить зубы,  как
выпадают волосы.
     Циннеркнок:
     А ты теперь кто, по-прежнему - профессор?
     Эдвард Дагмар:
     Да, как попал в университет, так и не могу из него выбраться.
     Циннеркнок:
     А помнишь, ты в детстве хотел стать жирафом?
     Эдвард Дагмар:
     Теперь это уже маловероятно - жена, проблемы с позвоночником...  Видишь
этот изумительный изгиб спины?
     Циннеркнок:
     Все  изучаешь, кто кого перемемуарил?  Мне  всегда казалось, что  жизнь
слишком коротка, чтобы изучать  историю. Никогда не  мог понять, что тебе  в
ней  так  нравилось.  На самом деле история  -  не более  занимательна,  чем
мясорубка.  Ну  что,  тебе уже  удалось  оставить отпечатки своих ног  на ее
скрижалях?
     Эдвард Дагмар:
     Пока  наслаждаюсь  заслуженной   неизвестностью.  Не  поднимаюсь   выше
посредственности, но и не  опускаюсь ниже.  В  каждом из нас  постоянно спит
гений,  а  бодрствует кто-то другой. Но  уже  получил признание  в  качестве
авторитетнейшего  специалиста  по  вторым  пятнадцати  минутам шестнадцатого
века.
     Циннеркнок:
     Ничего, потихонечку, помаленечку освоишь еще минут двадцать -  двадцать
пять.  Куда спешить? Историк  должен  жить  долго.  Весь  двадцатый  век был
придуман  историками, дожившими до двадцать первого века.  Основная  заслуга
профессоров истории в том, что они живут долго и упрощают историю настолько,
что она становится понятной для других профессоров истории. А самый надежный
способ прославиться - это дожить до двухсот лет.
     Эдвард Дагмар:
     Но не самый легкий, особенно для женатого человека.
     Циннеркнок:
     Не  переживай так. Еще ни  одному  счастливому  человеку  не  поставили
памятник. Памятники ставят только диктаторам, мученикам и писателям, которых
перестают читать.
     Эдвард Дагмар:
     Эльза очень недовольна тем, что я много работаю.
     Циннеркнок:
     Правильно. Труд  создал  человека, а работа  его  угробит. Сначала  она
пытается заполнить всю  жизнь, а  потом требует удвоить количество  часов  в
сутках.  (обращаясь к Тилли, говорит  об Эдварде) Вот,  перед  Вами типичная
жертва  многочисленных  побед  над  самим  собой.  Человек,  слишком  хорошо
справляющийся с работой, становится незаменимым и рискует застрять на ней до
седых волос. А потом скажут только (показывает,  чавкая и причмокивая): "Это
был  хороший  сотрудник. Жаль,  что  не  осталось  ни  кусочка..."  И  опять
зачавкают. Моя бабушка работала много, очень много и до глубокой старости. И
после ее смерти никто не сказал, что она работала мало, никто не сказал, что
она работала плохо - о ней просто  никто не  вспомнил... Так что для полного
счастья в нашем возрасте нужно очень  немногое: во-первых, любимая работа, а
во вторых,  тот,  кто  будет ее  делать  за нас.  Поэтому умные  люди  сразу
рождаются пенсионерами.
     Тилли:
     Или миллионерами.
     Циннеркнок:
     Человек должен быть ленив. Очень  ленив. Иначе  он растратит всего себя
на  пустяки. Вернее  - его  растратят. Ты помнишь, Эдвард,  чего ты хотел от
жизни?
     Эдвард Дагмар:
     Хотел  зарабатывать  немного, но  стабильно,  лишь  бы  жить  тихо,  но
интересно,  спокойно,  но  душевно, иметь  много  свободного времени,  чтобы
читать, думать, писать...
     Циннеркнок:
     Ну и как?
     Эдвард Дагмар:
     Пока получается только мало зарабатывать. Если судить по моей зарплате,
меня надо сажать за тунеядство.
     Циннеркнок:
     В  маленькой  зарплате  есть  только  одно  преимущество -  она надежно
защищает от похищения  с целью выкупа. Я тебе  всегда  говорил: не занимайся
мелкими пакостями, если способен на большие.
     Эдвард Дагмар:
     (продолжает жаловаться) Кабинет у меня тоже маленький. Такой маленький,
что если заходит кто-то из коллег, только  чудом удается избежать случайного
изнасилования.  И  никакого  утешения  в жизни:  даже  к  студентам вынужден
относиться гуманно, потому  что у меня слишком слабые  нервы.  А мебель?  Ее
теперь выпускают для предпринимателей, а не для ученых.  Современная офисная
мебель  рассчитана на то,  что ее  хозяев  посадят  раньше,  чем  она успеет
сломаться... И Эльза считает, что  я  должен  был достичь гораздо большего в
жизни, чтобы она могла гордиться мною на моих похоронах.
     Циннеркнок:
     Что ж, жены тоже делятся на профессионалок и любительниц.
     Тилли:
     А в чем разница?
     Циннеркнок:
     Любительницы обычно заботливее и лучше ухаживают за могилой мужа.
     Эдвард Дагмар:
     (не слушая, продолжает) Я иногда  задумываюсь, смог бы я, если бы я был
не мной, а моей женой, гордиться тем, что я - это моя жена? Зачем я жил? Для
чего родился? Почему не чувствую в душе своей силы необъятные?
     Циннеркнок:
     Не надо, Эдвард.  Несбывшиеся мечты - самые назойливые. Ничего, надежда
- утешение для молодых,  утешение для старых - суета. Суета - это прекрасное
средство  для  борьбы  с  мрачными  мыслями. Второе по эффективности,  после
гильотины. А  смысл  суеты именно  в том, чтобы обходиться без смысла жизни.
Когда душа переполнена мелочами, она уже не помнит, что на свете может  быть
что-то большее,  чем один  день. Ты еще можешь  посчитать,  сколько нам лет?
Помнишь, как в детстве мы придумывали свои системы подсчета?
     Эдвард Дагмар:
     Так, давай  считать  "по-нашему". Ты  мой ровесник. Нам вместе с  женой
около  ста,  но  поскольку  она  любезно  соглашается  забрать  себе  только
тридцать,  то на мою долю остается  семьдесят. Дальше. Я женат двадцать лет,
значит  по курсу  "год за два"  -  мне девяносто, а  тебе -  мои собственные
семьдесят минус мои семейные двадцать - около пятидесяти.
     Циннеркнок:
     Как  это  печально,  что  в  нашем возрасте ни один  способ  расчета не
уменьшает результат.  Значит, у нас с тобой уже средний возраст -  это когда
еще  можешь  сидеть,  но  уже  предпочитаешь  лежать.  И  лучшая  часть  дня
заканчивается сразу после звонка будильника. А  Эльза все такая же  молодая,
как и раньше?
     Эдвард Дагмар:
     С тех пор, как ей исполнилось двадцать пять, никто не помнит ее точного
возраста,  тем  более  она  сама.  Ты  же  знаешь,  когда  у  женщины  прямо
спрашивают, сколько  ей  лет,  она  сначала  обижается,  так  как  не  может
вспомнить:  тридцать шесть  или  пятьдесят  восемь.  А  потом  обычно  берет
что-нибудь  среднее  -  двадцать  четыре.  Правда,  ничто  не  бывает  таким
неизменным, как возраст женщины после того, как она согласится отпраздновать
свое тридцатилетие. Поэтому  обычно Эльзе не больше тридцати двух с тех пор,
как ей исполнилось сорок пять.
     Циннеркнок:
     Женщины живут дольше мужчин, особенно до сорока лет.
     Эдвард Дагмар:
     И стареют не чаще одного раза в столетие.
     Циннеркнок:
     Как  уже  давно замечено, современные женщины с возрастом не стареют, а
мужают. Ладно, хватит математики...  Все-таки, любовь и старость - это самые
неожиданные события в нашей жизни.
     Эдвард Дагмар:
     Чем дольше живешь, тем быстрее  стареешь.  Хотя  некоторые  современные
пятидесятилетние  мужчины  так заботятся  о  своей внешности, что  иногда их
вполне можно принять за сорокалетних ... женщин.
     Циннеркнок:
     Да,  с годами ничего не  улучшается,  и только живот - увеличивается. У
старости лишь одно преимущество - она никогда нас не покинет  и будет с нами
до самого конца. Подумать только, еще через пятьдесят лет нам будет еще хуже
или нас уже не будет. Думаю, врачи нам в этом помогут.
     Эдвард Дагмар:
     Врачи  похожи  на  жен  - и  те  и другие обычно  советуют:  "Занимайся
спортом, умри молодым и оставь красивый трупик".
     Циннеркнок:
     Современные врачи не лечат болезни, а только помогают людям узнать, чем
они  больны. Но надо  отдать им должное: они почти всегда  уничтожают  любое
заболевание,  правда,  чаще всего - вместе с  пациентом.  Развитие  медицины
остановилось где-то в каменном веке.
     Тилли:
     Но ведь средняя продолжительность жизни с тех пор увеличилась?
     Циннеркнок:
     Врачи тут ни при чем. Врачи лучше не  стали, просто люди стали прочнее.
А  врачам  по-прежнему доверяют  только  потому, что их  ошибки  живут очень
недолго. Вы знаете,  почему  больные встречаются чаще,  чем  врачи?  Больные
иногда  лечат себя сами и врачи иногда лечат себя сами, но у больных в  этом
случае больше шансов выжить.
     Эдвард Дагмар:
     А   где   теперь  честные  доктора,  придерживавшиеся  старого  доброго
"принципа ветеринара": лекарство не должно стоить дороже, чем пациент?
     Циннеркнок:
     Искусство современного  врача  заключается  в умении доказать  богатому
пациенту, что он действительно чем-то  болен, и не заметить, насколько болен
небогатый пациент.  Например, у меня столько денег,  что врачи считают своим
профессиональным долгом  обнаруживать во мне все новые и новые болезни. Хотя
на  самом  деле при  их  уровне  умственного развития они  с  большим трудом
различают даже два основных диагноза:  уже умер и еще жив. Но никогда в этом
не  сознаются! Обязательно  напишут что-нибудь  вроде "недобитое самолюбие",
"много думал не  о том" или "удар копчика об шоссе", причем таким  почерком,
как будто на латыни, а на самом деле - просто, чтобы нельзя было прочесть.
     Эдвард Дагмар:
     Да, современная медицина болезни не лечит, но дает возможность подольше
помучиться,  потому что  если вовремя принять лекарство, то смерть наступает
не сразу.
     Циннеркнок:
     Лучше бы уж в рецептах писали честно: "три раза в день  одну неделю - и
можно хоронить" или  "принимать по две  таблетки  - до и после похорон".  Мы
ведь уже  в таком возрасте, когда похоронить легче, чем  вылечить.  Конечно,
здоровья  у нас  меньше  не  стало,  но болезней стало больше.  (обращаясь к
Тилли) А у Вас, молодой человек, что болит?
     Тилли:
     Ничего.
     Циннеркнок:
     Какой невежливый молодой человек! Как это неприлично - чувствовать себя
здоровым,  когда вокруг  столько  больных.  Здоровых людей не бывает. Бывают
люди, не знающие, чем они больны. К  тому же ничто  так  не вредит здоровью,
как  избыток  уверенности  в  нем.  Именно поэтому людей,  которые  ничем не
болеют, легче  всего встретить на кладбище. Если ничего  не болит -  значит,
лечиться уже поздно, значит, уже умер.  Хотя Вы правы, лечиться вредно  - от
этого  болеют. (неожиданно  обращаясь  к  Эдварду Дагмару)  А  как  дела  на
семейном фронте?
     Эдвард Дагмар:
     Все  как  у всех:  сначала страсть, потом  охлаждение, потом  привычка,
потом усталость. А когда заканчиваются большие чувства, начинаются маленькие
ссоры. Выясняется, что семейная жизнь требует намного меньше ума и чувств  и
намного  больше терпения и денег. И оказывается надо быть заботливым, но  не
занудливым,  любезным, но не навязчивым, ласковым,  но не приторным... Эльза
не  хочет  понимать,  что двадцать четыре  часа в сутки трудно быть  добрым,
умным, внимательным, терпеливым. Не представляю, на что она надеялась, когда
выходила за меня замуж?
     Циннеркнок:
     А  я  тебя  предупреждал  - восхищаться красивым  каблучком и жить  под
красивым каблучком - это совершенно  разные  вещи. Женщина опасна  не тогда,
когда за ней бегаешь, а тогда, когда ее догонишь.
     Эдвард Дагмар:
     Ну что же, поздравляю тебя с тем, что ты не так глуп, как я.
     Циннеркнок:
     Все свадьбы удачны, трудности  начинаются после,  потому что  женщины в
отличие  от  партизан  сначала  сдаются,  а  уже потом  начинают  устраивать
диверсии. И обнаруживается, что за ангельской  внешностью скрываются обычные
человеческие  внутренности.  И  милая  роза с  пикантными  шипами при  более
близком изучении оказывается кактусом с острыми колючками.
     Эдвард Дагмар:
     Мы постоянно ссоримся.
     Циннеркнок:
     Это плохо. Каждое мгновение ссоры - это вечность, отнятая у любви.
     Эдвард Дагмар:
     Оказывается,  женщины даже на  свой возраст жалуются  только для  того,
чтобы с  ними  поспорили  - и  как всегда оказались не  правы!  Единственная
ошибка,  которую женщина признает охотно,  - это  ошибка  в  выборе супруга.
Конечно, с  годами  приобретаешь  опыт  и  стараешься  не давать поводов для
скандалов,  но  опытной  женщине для того, чтобы  устроить скандал,  никакие
поводы не нужны.
     Циннеркнок:
     Ссоры чаще всего возникают из-за того, что  правы оба. Или оба не правы
- и оба понимают это.
     Эдвард Дагмар:
     Она обычно путается в  том, когда она была права, а когда был не прав я
-  и от этого сердится еще больше. Вообще  в  молодости у нее был ум, но она
его все  время  забывала  брать с собой  и в  конце концов потеряла. А после
перехода  от  скандала  к слезам и обиде  цикл повторяется. В результате вся
история  чувств  делится  на кровавые  и  слюнявые  периоды. Порой  смотришь
пустыми  глазами  и  шепчешь про  себя:  "Господи,  как мне  хочется  побыть
одному!"
     Циннеркнок:
     Да, при таких условиях долгожительство нецелесообразно.
     Эдвард Дагмар:
     А ведь раньше  мне в  ней нравилось все, даже  отпечатки пальчиков. Для
меня она и  сейчас  выглядит, как миллион  долларов. Только  в очень  мелких
купюрах. Просто ведьма.  Просто жуткая ведьма. Только  привык к ее прическе,
как она сменила фигуру...
     Циннеркнок:
     В истории отношений мужчины к женщине  обычно есть три  основных этапа:
попытка   победить,   попытка  договориться   о   ничьей   и  безоговорочная
капитуляция. Учти: умный мужчина соглашается с женщиной еще до того, как она
начинает стрелять.
     Эдвард Дагмар:
     Видимо, чтобы не потерять друга, жениться  надо на враге. Она все время
хочет,  чтобы я изменился, то есть поменял  свои недостатки на чужие. Но как
говорил один философ:  "Если бы меня  можно  было улучшить, я бы  уже  давно
испортился". И как мне надо измениться? Она не говорит.
     Циннеркнок:
     Женщины терпят мужчину только потому,  что  надеются  когда-нибудь  его
изменить, или потому, что уже не надеются.
     Эдвард Дагмар:
     Кто  же поймет  эти  лабиринты  женской  души?  На  входе  почему-то не
пускают, а на выходе чего-то ждут. И почему женщины всегда стремятся уйти от
необходимости  мыслить  в  возможность  переживать?  Наверное,  если  бы  мы
понимали, из-за чего мы ссоримся, мы бы не ссорились.
     Циннеркнок:
     Супруги всегда ссорятся из-за мелочей, потому что о серьезных вещах они
никогда не говорят.
     Тилли:
     А Вы не пробовали поговорить? Одна минута разговора стоит  больше  трех
лет молчания.
     Циннеркнок:
     Да Вы  что,  молодой человек! Пытаться улучшать отношения при помощи их
выяснения - это все равно, что пытаться улучшать мир при помощи одних только
взрывчатых  веществ.  Никогда  не   слушайте  женщину,  если,   конечно,  не
собираетесь с ней разводиться.
     Эдвард Дагмар:
     Она все время смотрит на меня так, как будто ждет, что я дам ей больше,
чем  я могу  дать. А  у меня такое ощущение,  как у мыши, от которой требуют
родить гору.
     Циннеркнок:
     Брось! Жизнь  -  это  вообще  период неразрешимых  проблем.  Но она  не
перестает быть смешной только оттого, что становишься несчастным.
     Эдвард Дагмар:
     Да, жизнь не перестает быть  смешной, даже когда сам выглядишь смешным.
Но если двое не любят друг друга, это редко кончается счастливо.
     Циннеркнок:
     Зачем же тогда сохранять семью? Зачем же так мучиться?
     Эдвард Дагмар:
     Так устаю от борьбы,  что для побега сил уже не остается. И потом, быть
может, у меня такое предназначение в жизни: предостерегать других, пугая  их
своим собственным примером.
     Циннеркнок:
     Кто знает, может быть, у нас у всех такое предназначение. Помню,  когда
ты двадцать лет назад ушел из людей в мужья, как я тогда тебе завидовал.
     Эдвард Дагмар:
     Что значит "тогда"? А теперь?
     Циннеркнок:
     Теперь завидую самому себе.
     Эдвард Дагмар:
     Почему?
     Циннеркнок:
     Потому что  в  наше  время быть  холостым не так трудно, как оставаться
женатым.
     Эдвард Дагмар:
     Все   насмехаешься?   Ничего,  надеюсь,  хорошие   мужья  после  смерти
становятся холостыми, а плохие  холостяки  -  женатыми.  Должна же быть хоть
какая-то справедливость в мире.
     Тилли:
     Лютер  пятьсот лет назад убеждал своих поклонников, что истинная любовь
сама собой рождается из брака, когда оба супруга старательно выполняют  свои
обязанности.
     Циннеркнок:
     Возможно, в этом есть доля правды, но небольшая...
     Эдвард Дагмар:
     Очень небольшая.
     Циннеркнок:
     К тому же люди тогда не жили слишком долго.
     Тилли:
     Так неужели, по-вашему, настоящая любовь вообще невозможна?
     Циннеркнок:
     Ну почему?  Если  жить  в теплом климате, где-нибудь  в  Италии,  иметь
паспорт на имя мистера Ромео,  быть патрицием, хорошо  питаться, а главное -
умереть в 15 лет...
     Тилли:
     Неужели для того,  чтобы брак был идеальным, кто-то из  супругов должен
умереть еще до свадьбы?
     Циннеркнок:
     Брак - это весьма азартная форма рабства. Браки рождаются из  иллюзий и
обещаний, а  держатся  на надеждах  и  привычках. Брак  -  взаимное поедание
надежд друг друга,  потому  что через  некоторое время после свадьбы супруги
перестают  друг друга слушать  и начинают друг на друга кричать. Для женщины
неудачный  брак  -  это  слезы, прерываемые спорами,  для  мужчины  - споры,
перебиваемые слезами. Брак  - это книга, пролог  которой написан стихами,  а
эпилог - всеми  знаками препинания. Современные браки вообще свидетельствуют
о  недостатке  предусмотрительности в мужчинах и избытке отваги  в женщинах.
Как будто мыши строят для себя мышеловку.
     Эдвард Дагмар:
     Один  мой  приятель  долго  искал  повод  бросить  курить,  женился,  в
результате чего еще и запил. После свадьбы узнал, что такое счастье, но было
уже поздно.

     (за сценой голос Эльзы Дагмар: "Эдвард! Иди сюда!")
     Эдвард Дагмар:
     Вернулись. Ни минуты покоя! А  еще говорят, что не бывает музыки слаще,
чем звук  любимого голоса. Все! Стану пингвином  и улечу  на север! Помню, я
все  сомневался  -  идти мне  на первое  свидание или нет.  Решил подбросить
монетку, загадал:  есл