иметь  честь
проводить вас до вашей кареты?
     Орсина. Да нет, нет!
     Маринелли  (резким  движением  хватает  ее  за  руку).  Разрешите   мне
исполнить мою обязанность.
     Орсина. Только полегче! Я освобождаю вас от этой  обязанности,  сударь.
Подобные вам всегда вменяют себе в обязанность  учтивость  для  того,  чтобы
иметь возможность пренебрегать своими подлинными обязанностями. Доложить  об
этом достойном человеке - вот ваша обязанность, и чем скорее, тем лучше.
     Маринелли. Вы забыли, что сам принц велел вам?
     Орсина. Пусть придет и еще раз велит мне. Я жду его.
     Маринелли (тихо полковнику, отведя его в сторону)..  Сударь,  я  должен
оставить вас здесь с дамой, которая... у которой... рассудок  которой...  вы
понимаете меня? Я говорю вам это,  чтобы  вы  знали,  как  относиться  к  ее
словам, которые иногда бывают весьма странны. Лучше всего не вступайте с ней
ни в какие разговоры.
     Одоардо. Хорошо. Только поторопитесь, сударь.

                              Явление седьмое

                      Графиня Орсина, Одоардо Галотти.

     Орсина (после небольшой паузы, в течение  которой  она  с  состраданием
глядит на полковника, он же смотрит на нее с легким  любопытством).  Что  он
вам тут сказал, несчастный вы человек?
     Одоардо (про себя, но полуобращаясь к ней). Несчастный?
     Орсина. Конечно, это не могло быть правдой. А если он правду и  сказал,
так не ту, которую вам предстоит узнать.
     Одоардо. Предстоит узнать? Разве я уже не достаточно знаю? Сударыня! Да
говорите же, говорите же!
     Орсина. Вы ничего не знаете?
     Одоардо. Ничего.
     Орсина. Добрый и милый отец. Чего бы я ни дала, чтобы вы  были  и  моим
отцом... Простите... Несчастные с такой  готовностью  привязываются  друг  к
другу. Я бы честно хотела делить с вами скорбь и возмущение.
     Одоардо. Скорбь и возмущение? Сударыня... Но я забыл... Говорите же.
     Орсина. Что, если это единственная ваша дочь? Ваше  единственное  дитя?
Впрочем, единственное или нет, разве не все равно?  Несчастное  дитя  всегда
единственное.
     Одоардо. Несчастное?.. Сударыня!.. Впрочем, чего ж я хочу от нее?.. Но,
клянусь богом, безумные так не говорят!
     Орсина. Безумные? Значит, вот что он сказал вам обо мне.  Ну,  что  же,
это, может быть, еще не самая грубая его ложь. Я подозреваю  что-то  в  этом
роде!.. И верьте, верьте мне: кто при некоторых обстоятельствах  не  лишится
рассудка, тому нечего лишаться.
     Одоардо. Что мне думать?
     Орсина. Вы не должны презирать меня! Ведь и у вас есть рассудок, добрый
старик, и у вас... я вижу это по решительному выражению вашего лица...  и  у
вас есть рассудок, а стоит сказать мне слово, и вы его лишитесь.
     Одоардо. Сударыня! Сударыня! Я лишусь его  еще  до  того,  как  вы  мне
скажете это слово, если вы не скажете мне его сейчас же!.. Скажите мне  его!
Скажите мне его! Или неправдой, неправдой будет то, что  вы  принадлежите  к
числу тех безумных, которые достойны нашего сострадания, нашего  уважения...
Вы попросту глупы. У вас нет того, чего у вас и не было.
     Орсина. Так слушайте же! С чего это вы решили, будто вы все уже знаете?
Вы знаете, что Аппиани скончался?
     Одоардо. Умер? Умер? Ах,  сударыня,  вы  нарушаете  уговор.  Вы  хотели
лишить меня рассудка, а разрываете мне сердце.
     Орсина. Это лишь так, между прочим! Но далее... жених убит, а невеста -
ваша дочь... то, что совершилось с ней, хуже смерти.
     Одоардо. Хуже... хуже смерти?.. Но, значит, она при этом и умерла. Ведь
я знаю только одно, что хуже...
     Орсина. Нет, не умерла. Нет, добрый отец,  нет!  Она  жива,  она  жива.
Теперь-то она только начнет жить по-настоящему. Жизнь,  полная  наслаждений.
Самая прекрасная, самая веселая, привольная жизнь, - до тех пор, пока она не
кончится.
     Одоардо. Но где же слово,  сударыня,  то  единственное  слово,  которое
должно меня свести с ума! Скажите же его! Не лейте ваш яд по капле. Одно это
слово! Скорей!
     Орсина. Хорошо. Составьте же его по слогам! Утром принц во время  мессы
говорил с вашей дочерью. После обеда она  у  него  в  его  увеселительной...
увеселительной резиденции.
     Одоардо. Говорил с ней во время мессы? Принц с моей дочерью?
     Орсина. С какой искренностью! С каким жаром! Им надо было  договориться
о немаловажном деле. И очень хорошо, если они  договорились;  очень  хорошо,
если ваша дочь добровольно укрылась на этой вилле.  Таким  образом,  видите:
это выходит не насильственное похищение, а всего лишь маленькое... маленькое
убийство...
     Одоардо. Клевета!  Проклятая  клевета!  Я  знаю  мою  дочь.  Если  было
убийство, то было и похищение. (Дико озирается, в бешенстве  топает  ногой.)
Ну, Клаудия! Ну, жена! Вот дожили до радости! О милостивый принц!  О,  какая
исключительная честь!
     Орсина. Что, подействовало, старик? Подействовало?
     Одоардо. Я стою здесь перед разбойничьим логовом.  (Шарит  по  карманам
своего камзола и убеждается, что безоружен.) Удивительно, что я второпях  не
позабыл еще своих рук! (Ощупывает все карманы, словно ищет что-то.)  Ничего!
Решительно ничего! Нигде.
     Орсина. Ах, я понимаю! Этим я могу вам  помочь!  Я  принесла  с  собой.
(Вынимает кинжал.) Возьмите! Возьмите скорей, пока никто  нас  не  видит.  У
меня есть еще кое-что... Яд... Но яд - это только для нас, для  женщин,  это
не для мужчин. Возьмите же его! (Передает ему кинжал.) Возьмите же!
     Одоардо. Благодарю, благодарю... О, милое  дитя,  кто  скажет,  что  ты
безумная, тот будет иметь дело со мной.
     Орсина.  Спрячьте  его,  спрячьте  скорее.  У  меня  не  будет   случая
воспользоваться им. От вас этот случай не уйдет. И вы этот случай -  первый,
самый лучший случай - вы не упустите его, если вы  мужчина.  Я  -  я  только
женщина, но я пришла сюда вооруженная, с твердым решением. Мы-то,  мы  можем
во всем довериться друг другу, старик. Ведь мы  оба  оскорблены.  Оскорблены
тем же самым соблазнителем... Ах, если б вы знали... если бы вы  знали,  как
беспредельно, как невыразимо, как немыслимо я им была оскорблена и еще  буду
оскорблена... Вы забыли бы свою обиду.  Знаете  ли  вы  меня?  Я  -  Орсина.
Обманутая, брошенная  Орсина.  Может  быть,  брошенная  только  из-за  вашей
дочери. Но при чем тут ваша дочь? Скоро он бросит и ее... Потом еще  другую!
А там опять другую! Ах! (Как бы в восторге.) Какая небесная  фантазия!  Если
бы  когда-нибудь  все  мы,  целая  толпа  брошенных  им,  если  бы  все   мы
превратились в вакханок, в фурий, и он  оказался  бы  среди  нас,  и  мы  бы
растерзали его тело, разорвали бы его на части, рылись бы во  внутренностях,
чтобы найти сердце, то сердце, которое изменник обещал каждой из  нас  и  ни
одной не отдал. Ах! Вот это был бы праздник! Это был бы праздник!

                              Явление восьмое

                          Те же и Клаудия Галотти.

     Клаудия (входя, осматривается и, увидев  мужа,  бросается  к  нему).  Я
угадала! Ах, наш защитник, наш спаситель! Так ты здесь, Одоардо? Ты здесь?..
По их шопоту, по их лицам я это поняла. Что мне тебе сказать,  если  ты  еще
ничего не знаешь?.. Что  мне  тебе  сказать,  если  ты  все  знаешь?  Но  мы
неповинны. Я неповинна. Дочь твоя неповинна. Неповинна, ни в чем не повинна.
     Одоардо (при виде жены пытается овладеть собой). Хорошо, хорошо. Только
успокойся, только  успокойся  и  отвечай  мне.  (Обращаясь  к  графине.)  Не
подумайте, сударыня, чтобы я сомневался. Граф умер?
     Клаудия. Умер.
     Одоардо. Правда, что принц сегодня утром говорил  с  Эмилией  во  время
мессы?
     Клаудия. Правда. Но если бы ты знал, в какой ужас это  ее  повергло,  в
каком смятении вернулась она домой...
     Орсина. Ну, что, солгала я вам?
     Одоардо (с горьким смехом). Я и не желал этого. Вовсе не желал!
     Орсина. Ну, как, сумасшедшая ли я?
     Одоардо (в ярости ходит взад и вперед). О, и я еще тоже не сошел с ума!
     Клаудия. Ты велел мне быть спокойной, и я спокойна. Милый мой муж, смею
ли я... Смею ли я тебя просить...
     Одоардо.  Чего  ты  хочешь?  Разве  я  не  спокоен?  Разве  можно  быть
спокойнее, чем я? (Пересиливая себя.) Знает ли Эмилия о смерти Аппиани?
     Клаудия. Знать этого она не может. Но я  боюсь,  что  она  подозревает,
ведь его нет...
     Одоардо. Что ж она? Плачет, сокрушается?
     Клаудия. Нет, это уже прошло. Ты ведь знаешь  ее  характер.  Она  самая
боязливая и вместе самая  решительная  из  девушек.  Она  никогда  не  может
совладать со своими первыми впечатлениями, но после минутного раздумья к ней
возвращаются находчивость и самообладание. Она держит принца на  расстоянии.
Она говорит с ним таким тоном...  Одоардо,  устрой  только  так,  чтобы  нам
уехать отсюда.
     Одоардо. Я приехал верхом... Что же  делать?..  Впрочем,  сударыня,  вы
ведь возвращаетесь в город?
     Орсина. Конечно.
     Одоардо. Не будете ли вы так добры взять мою жену с собой?
     Орсина. Почему же нет? Я очень рада.
     Одоардо.  Клаудия!  (Знакомя  ее  с  графиней.)  Графиня  Орсина.  Дама
большого ума. Мой друг, моя благодетельница. Ты должна поехать с ней,  чтобы
сейчас же прислать карету за нами. Эмилии незачем больше ехать в  Гвасталлу.
Она поедет со мной.
     Клаудия. Но... если только... Я не хотела бы разлучаться с дочерью.
     Одоардо. Разве отец не будет около нее!? Его ведь, наконец, допустят  к
ней.  Не  возражай!..  Пойдемте,  сударыни.  (Тихо  графине.)  Вы  обо   мне
услышите... Пойдем, Клаудия. (Уводит ее.)


ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

                                  Там же.

                               Явление первое

                             Маринелли и Принц.

     Маринелли. Вот, ваша светлость, из этого окна вы можете его видеть.  Он
расхаживает взад и вперед по галлерее. Он как раз поворачивает, идет сюда...
Нет, опять повернул обратно... Он еще не пришел к окончательному решению. Но
стал гораздо спокойней, или, может быть, только кажется, что  так.  Для  нас
это безразлично... конечно! Разве он посмеет высказать то, что ему  вбили  в
голову обе женщины? Баттиста слышал, что жена должна сейчас выслать  за  ним
карету. Ведь он приехал верхом. Увидите, когда он явится  к  вам,  он  будет
всеподданнейше благодарить вашу  светлость  за  милостивую  защиту,  которую
здесь обрело его семейство при этом столь печальном случае. Он будет просить
о дальнейших милостях к нему и к его дочери, спокойно доставит ее в город  и
будет с величайшей покорностью ждать, какое дальнейшее участие  соблаговолит
ваша светлость принять в его несчастной и прелестной дочери.
     Принц. А если он не так смирен? И вряд ли, вряд ли он  будет  таким.  Я
знаю его слишком хорошо. Что, если он, - это самое большее, чего  я  жду,  -
заглушит свои подозрения, подавит свое  бешенство,  но  вместо  того,  чтобы
отвезти Эмилию в город, возьмет ее  с  собой?  Задержит  у  себя?  Или  даже
запрячет в монастырь где-нибудь за пределами моих владений? Что тогда?
     Маринелли. Опасливая любовь  дальновидна.  Право  же!  Но  он  ведь  не
станет...
     Принц. А  если  станет?..  Как  тогда?  Какая  нам  тогда  польза,  что
несчастный граф из-за этого лишился жизни?
     Маринелли. К чему эта печальная оглядка по сторонам? Вперед! Так думает
победитель. Пусть падают около него враги или друзья... А хотя бы и  так!  А
если б этот старый  завистник  и  хотел  сделать  то,  чего  вы  опасаетесь?
(Размышляя.) Пускай! Нашел... Дальше одного желанья он безусловно не  сможет
пойти. Безусловно не пойдет!.. Но не  надо  терять  его  из  виду...  (Снова
подходит к окну.) Еще минута - и он застал бы  нас  врасплох!  Идет  сюда...
Уклонимся еще от встречи с ним.  Выслушайте  сперва,  принц,  что  нам  надо
делать в том случае, которого приходится опасаться.
     Принц (угрожающим тоном). Только, Маринелли...
     Маринелли. Самая безобидная вещь на свете.

                               Явление второе

     Одоардо. Никого еще нет?..  Хорошо.  Я  буду  еще  спокойней.  Это  мне
посчастливилось. Нет ничего презреннее, чем буйная юношеская голова с седыми
волосами! Я так часто это себе говорил и все же дал себя увлечь...  и  кому?
Ревнивице, женщине, помешавшейся от ревности. Что может  быть  общего  между
оскорбленной  добродетелью  и  мщением  порока?  Только  ее  одну  должен  я
спасти!.. А ты, о мой сын, мой сын!.. Я никогда не умел плакать  и  не  хочу
теперь этому учиться. Отметить за  тебя  возьмется  кто-нибудь  другой,  это
станет его кровным делом. Довольно с меня, если твой  убийца  не  насладится
плодами своего преступления. Пусть это терзает  его  еще  больше,  чем  само
преступление. Если вскоре пресыщенность и отвращение заставят его  бросаться
от одного желания к другому,  пусть  память  о  том,  что  вот  эта  страсть
осталась неудовлетворенной, отравит ему наслаждение всеми другими!  Пусть  в
каждом его сновидении окровавленный жених приводит невесту  к  его  ложу  и,
если он все-таки протянет за ней сластолюбивую  руку,  пусть  услышит  вдруг
насмешливый хохот преисподней - и проснется!

                               Явление третье

                        Маринелли и Одоардо Галотти.

     Маринелли. Где вы задержались, сударь? Где вы были?
     Одоардо. Дочь моя была здесь?
     Маринелли. Не она, а принц.
     Одоардо. Пусть он меня извинит. Я провожал графиню.
     Маринелли. И что же?
     Одоардо. Она - добрая женщина.
     Маринелли. А где ваша супруга?
     Одоардо. Поехала вместе с графиней, чтобы сейчас же прислать карету  за
нами. Пусть только принц извинит меня, что мы с дочерью так  долго  остаемся
здесь.
     Маринелли.  К  чему  эти  церемонии?  Разве  принцу  не  доставило   бы
удовольствия самому отвезти в город мать и дочь!
     Одоардо. Дочь по крайней мере должна была бы отказаться от этой чести.
     Маринелли. Как так?
     Одоардо. Она больше не вернется в Гвасталлу,
     Маринелли. Не вернется? Почему же?
     Одоардо. Граф скончался.
     Маринелли. Так тем более...
     Одоардо. Она должна ехать со мной, Маринелли. С вами?
     Одоардо. Со мной. Ведь я вам говорю, что граф умер... Если вы этого еще
не знаете... Что же ей теперь делать в Гвасталле? Она должна жить со мной.
     Маринелли.  Во  всяком  случае  будущее  местопребывание  дочери  будет
зависеть исключительно от воли ее отца. Только для начала...
     Одоардо. Что для начала?
     Маринелли. Вы все-таки должны  будете  позволить,  господин  полковник,
чтобы ее отвезли в Гвасталлу.
     Одоардо. Мою дочь? Отвезти в Гвасталлу? А зачем?
     Маринелли. Зачем? Сообразите только...
     Одоардо (вспылив). Соображать! Соображать! Я соображаю, что тут  нечего
соображать. Она должна поехать и поедет со мной.
     Маринелли. Ах, сударь, зачем нам из-за этого горячиться? Возможно,  что
я ошибаюсь; может быть, то, что я считаю нужным, вовсе и не  нужно...  Принц
сможет лучше всех это разобрать. Пусть принц решит. Иду за ним.

                             Явление четвертое

     Одоардо. Как?.. Нет, никогда!.. Предписывать мне, куда ее  везти?..  Не
отпускать ее ко мне? Кто хочет этого? Кто смеет? Не тот ли, кто может  здесь
делать все, что хочет? Хорошо, хорошо! Так пусть он увидит, на 'что осмелюсь
я, хотя бы и не имел  на  это  права!  Близорукий  тиран!  Мы  с  тобой  еще
поспорим! Кто не уважает закона так же могуществен,  как  тот,  у  кого  нет
закона. Ты этого не  знаешь?  Приди  только,  приди!  Однако  что  это?  Уже
опять?.. Уже опять ярость моя  одолевает  рассудок...  Чего  я  хочу?  Пусть
прежде на самом деле произойдет то, из-за чего я бешусь... Чего не наболтают
эти придворные! Если бы я дал ему наболтаться! Если бы  я  только  узнал  от
него, под каким предлогом они хотят снова отвезти ее в Гвасталлу! Тогда бы я
мог приготовиться к ответу... Впрочем, за ответом дело у меня  не  станет...
Но если у меня не найдется ответа, если... Сюда идут. Успокойся, седой юнец,
успокойся.

                               Явление пятое

                    Принц, Маринелли и Одоардо Галотти.

     Принц. А, мой добрый,  мой  честный  Галотти,  должно  быть,  случилось
что-нибудь очень важное, если я вижу вас у себя. По  незначительному  поводу
вы бы не пришли. Но я не упрекаю вас!
     Одоардо. Ваша светлость, я считаю при всех обстоятельствах  неприличным
навязываться своему государю. Кого он знает, того он сам призовет, если  тот
понадобится ему. Даже и теперь я прошу прощения...
     Принц. Многим из людей я пожелал бы обладать этой  гордой  скромностью!
Но к делу. Вы сгораете от желания увидеть вашу  дочь.  Она  теперь  в  новом
беспокойстве из-за неожиданного отъезда столь нежной матери. Зачем  ей  было
уезжать? Я только ждал, чтобы  прелестная  Эмилия  вполне  оправилась,  и  с
почетом отвез бы обеих в город. Вы лишили меня половины этого торжества,  но
я не дам вам полностью лишить меня его.
     Одоардо. Слишком много милости!  Позвольте  мне,  принц,  избавить  мое
несчастное дитя от многообразных обид, которые готовят ей в Гвасталле друзья
и враги, сострадание и злорадство.
     Принц.  Было  бы  жестоко  лишить  ее  сладостных  утешений  дружбы   и
сострадания. А что до обид, которые ей нанесли бы вражда  и  злорадство,  то
позвольте мне, любезный Галотти, позаботиться, чтобы они не могли  коснуться
ее.
     Одоардо. Принц, отцовская любовь неохотно делится своими заботами.  Мне
думается, я знаю, что именно следует сделать моей дочери при  ее  теперешних
обстоятельствах... Удалиться от света... в монастырь... и как можно скорее.
     Принц. В монастырь?
     Одоардо. А пока пусть плачет на глазах у своего отца.
     Принц. И такая краса должна увядать в монастыре? Неужели одна обманутая
надежда должна внушить нам столь непримиримую вражду к свету? Но как  бы  то
ни было, никто не смеет прекословить отцу. Везите вашу дочь,  Галотти,  куда
хотите.
     Одоардо (Маринелли). Ну, что же, сударь мой!
     Маринелли. Раз вы меня вызываете!..
     Одоардо. Никак нет, ничуть.
     Принц. Что там у вас такое?
     Одоардо. Ничего, ваша светлость, ничего. Мы только  обсуждаем,  кто  из
нас ошибся насчет вас.
     Принц. Как так? Говорите, Маринелли!
     Маринелли. Мне жаль,  что  я  должен  воспрепятствовать  милости  моего
государя, но долг дружбы велит мне прежде всего видеть в нем судью.
     Принц. Какой дружбы?
     Маринелли. Вы знаете, ваша светлость, как сильно я любил графа Аппиани,
как сплетались наши души...
     Одоардо. Вы это знаете, принц? Тогда вы, конечно, единственный человек,
который это знает.
     Маринелли. Назначенный им самим отомстить за него...
     Одоардо. Вы?
     Маринелли. Спросите у вашей супруги. Маринелли,  имя  "Маринелли"  было
последним словом умирающего графа. И каким тоном, с каким выражением он  его
произнес! Пусть этот страшный голос будет вечно звучать в моих ушах, если  я
не приложу всех сил, чтобы найти и покарать его убийц!
     Принц. Рассчитывайте на полное мое содействие.
     Одоардо. И на мои самые горячие пожелания успеха!.. Ну, что же? Что  же
дальше?
     Принц. Это и я вас спрашиваю, Маринелли.
     Маринелли. Подозревают, что на графа напали не разбойники.
     Одоардо (насмешливо). Не разбойники? В самом деле?
     Маринелли. Что соперник хотел устранить его с дороги.
     Одоардо (с горечью). А? Соперник?
     Маринелли. Не иначе.
     Одоардо. В таком случае... да осудит бог предателя-убийцу!
     Маринелли. Соперник, к тому же пользующийся благосклонностью...
     Одоардо. Как? Пользующийся благосклонностью? Что вы говорите?
     Маринелли. Только то, что распространяет молва.
     Одоардо. Пользующийся благосклонностью? Благосклонностью моей дочери?
     Маринелли. Это, конечно, неверно. Это невозможно.  Я  буду  опровергать
это, даже если бы вы сами утверждали... Но при всем том,  ваша  светлость...
ведь и самое обоснованное убеждение ничего не значит на весах  правосуди