же делся второй?..
   Ночная нянечка, сдавая смену, рассказала, что Мао куда-то ночью выходил с
территории, был очень возбужден, но когда он вернулся, нянечка не знала, так
как спала каким-то странным для себя глубоким сном...  Воспитательница  была
почти убеждена, что палец  у  Мао  исчез  именно  этой  ночью.  Единственным
сомнением было то, что на руке  у  ребенка  отсутствовали  какие-либо  следы
пореза
   - была  аккуратная  культя,  как  будто  сформировавшаяся  несколько  лет
назад...
   Помучившись, воспитательница решила бросить это дело,  не  думать  о  нем
вовсе, честно отрабатывать свою смену, а  после  уходить  в  постель  своего
мужа,  возглавлявшего  неподалеку  от  детского  сада  военное  формирование
средств противовоздушной обороны...
   На следующую ночь Мао вновь поднялся с кровати и ушел в лес. Корабль  так
же, как и вчера, стоял на поляне,  мерцая  в  густом  сумраке...  Мао  вновь
протянул к нему руки и с  замиранием  сердца  следил,  как  еще  один  палец
исчезает с его руки... Он понял, что пальчик служит одноразовым ключи  двери
корабля и что в лучшем случае он сможет войти в звездолет еще семь раз...
   Мао удобно уселся в кресло и понесся к далеким звездам.
   Он опять повидал чужие миры, восприняв их, как и подобает ребенку,  -  не
сверхъестественно, а  обыденно;  испытал  в  своем  малолетстве  радость  от
оргазма, подаренную ему каким-то прозрачным человеком, очень от этого  устал
и направил корабль к Земле...
   Когда корабль проткнул атмосферу планеты, его засекла одна военная часть,
которой командовал муж воспитательницы Мао, Его подняли с постели, и в одном
исподнем он  прибежал  на  командный  пункт.  Там  он  принял  для  себя  не
историческое решение обстрелять неизвестный объект ракетами "земля-воздух" и
смело нажал кнопку пуска.
   Первая же ракета достигла цели. Мао почувствовал, как  что-то  ударило  в
стенку корабля. Его выбросило из кресла и шарахнуло  обо  что-то  головой...
Затем снова раздался взрыв, и ребенок потерял сознание...
   Очнулся Мао на поляне, лежащим в мокрой траве. Рядом стояла скособоченная
ракета.  Она  как-то  болезненно  вибрировала,  а   затем   медленно   стала
подниматься, и Мао понял, что она улетает навсегда, бросая его в одиночестве
и тоске.
   Ребенок заплакал и поковылял к детскому саду, всем сердцем  ненавидя  эту
планету и людей, ее населяющих...
   С этой ночи Мао потерял  все  свои  аномальные  способности.  Его  взгляд
утратил ту магическую силу, которая повергала окружающих  в  ужас,  но  стал
просто неприятным и обыкновенно злым. Он уже не мог  видеть  через  стены  и
что-либо внушать людям... Его способности унесла  с  собою  ракета,  оставив
душу ребенка ущербной, а лицо уродливым...
   Но осталась у Мао природная  сила.  В  школе-интернате,  куда  его  после
детского  сада  отдали  бабушка  с  дедушкой,  ребенка  сначала  попробовали
дразнить за толстые губы и маленькие косые глазки. Но когда он  избил  своих
обидчиков до полусмерти, проявив при этом незаурядную жестокость  и  желание
нанести увечье, маленького китайца-дауна стали бояться и старшеклассники,  и
учителя.
   Ему почти никогда не ставили двоек, хотя учился он отвратительно. Боялись
мести, и были правы в своих страхах... Один  молодой  учитель-химик,  только
что принятый в интернат на работу, за отказ  Мао  проводить  опыт  с  жидким
азотом вкатил ему в журнал сразу два неуда, а на хамские пререкания публично
назвал его уродом... В обед учитель выпил стакан  чая,  в  котором  было  по
меньшей мере граммов тридцать соляной кислоты... Из школы беднягу  увезли  в
реанимацию, спасли, но с тех пор желудок у него был  одна  сплошная  язва...
Все знали, что кислоту влил Мао, но конкретно этого никто не видел, а потому
мер принять не смогли...
   За всю свою учебу в школе Мао не только ни с кем не подружился, но  и  не
завел приятельских отношений. Он был  все  время  один,  вечно  молчал,  как
немой, и казалось, что гложет его какая-то большая мысль...
   Лишь в десятом классе Мао испытал теплое отношение к человеку.  Это  была
девочка из девятого класса - тихая и  невзрачная.  Она  стала  единственной,
кому удалось узнать близко злобного подростка, заглянуть в его душу  и  даже
полюбить ее...
   Это произошло как-то  неожиданно.  На  одной  из  перемен  Мао  пригласил
девочку прогуляться по парку,  находящемуся  рядом  со  школой,  как  только
кончатся уроки.
   Она согласилась, так как  до  этого  времени  на  нее  никто  не  обращал
внимания, да к тому же и боязливый интерес к юноше со славой зверя  волновал
ее неискушенное сердечко...
   Они гуляли по осеннему парку,  сначала  молча,  а  потом  Мао  постепенно
разговорился, открывая себя как великолепного собеседника,  с  суждениями  о
жизни не подростка, но взрослого мужчины...
   Вскоре девочке стала интересна не только его дурная слава, но и  он  сам.
Как  оказалось,  за  маленькими  косыми  глазками  и   кровожадными   губами
скрывались тонкие и нежные чувства, и ей было все равно, что они проявлялись
только по отношению к ней...
   Позже об их связи узнала  вся  школа.  За  странной  парочкой  установили
контроль, так как боялись всяких неожиданностей. Следили за ними повсюду, не
скрываясь, в основном это  делали  педагоги-мужчины,  да  и  то  только  те,
которые были физически сильны.
   Мао раздражал этот контроль, он чувствовал, что нервы скоро не выдержат и
кто-нибудь заплатит за шпионаж проломленной башкой.
   Как-то вечером, вооружившись лопатой, он ушел в парк без своей подруги  и
под покровом наступающей ночи вырыл эемлянку. Он устроил вход  между  корней
рассохшегося дуба и замаскировал его  сухими  ветками.  Затем  перетащил  из
школы несколько старых одеял и устроил в землянке нечто вроде лежбища, где и
переночевал медведем в новой берлоге.
   Утром Мао съездил в город и раздобыл где-то три капкана для ловли волков,
которые расставил вокруг землянки, тщательно их закамуфлировав.
   Днем, как обычно после уроков он повел девочку в парк, все время чувствуя
позвоночником слежку. Неожиданно он схватил подругу за руку,  потащил  ее  в
сторону, и они побежали, стараясь оторваться от преследователей...
   Позже, в землянке, когда волнение  девочки  пошло  на  убыль  и  сердечко
застучало спокойнее, Мао положил свои могучие  ладони  на  ее  неразвившиеся
груди  и  стал  ласкать  их  нежно,  как  большой   зверь   ласкает   своего
новорожденного детеныша. И не было в его действиях никакого опыта, был  лишь
один могучий инстинкт продолжения рода человеческого... И если бы  Мао  хоть
на миг  задумался  о  смысле  этого  инстинкта,  хоть  на  минуту  попытался
контролировать свои действия, то несомненно бы  понял,  что  совершает  акт,
противоречащий всей его природной философии,  всему  его  существованию.  Он
ненавидел человечество и, наверное, не захотел бы принимать  участия  в  его
воспроизводстве. Но инстинкт на то и  инстинкт,  что  даже  человека  лишает
разума, оставляя высокой материи лишь функциональные способности...
   Девочка после этой ночи забеременела и по неопытности узнала об этом лишь
на четвертом месяце. Ее тошнило, и она  обратилась  к  интернатскому  врачу,
который, ухмыляясь, сказал, что она скоро  станет  матерью,  а  на  прощание
съязвил, что уж больно молодая мамаша будет у отпрыска.
   06 этом событии, конечно же, узнала вся  школа.  Одноклассники  говорили,
что девочка родит злобного медведя, а сердобольная учительница географии  на
ушко уговаривала девочку решиться на искусственные роды, чтобы, не дай  Бог,
у нее не родился дебил...
   Только Мао ничего не знал. Подруга, боясь его гнева, не сказала  о  своей
беременности, а так как он ни с кем не общался, то и мерзкие слухи  до  него
не дошли...
   Обо всем он узнал лишь через месяц, когда девочку  нашли  повесившейся  в
парке.
   Ее душа, не выдержав всеобщего осуждения, решила  не  мучиться  более,  а
просто отправиться в полет к вечному счастью...
   После этого события вся школа замерла в страхе, ожидая  неминуемой  мести
Мао.
   Но месть не следовала, наоборот, китаец вел себя  менее  агрессивно,  чем
всегда, хоть и по-прежнему был замкнут...
   Мао рассудил, что само провидение спасло его от ошибки, забрав подругу  и
неродившегося ребенка в неизвестные дали, в другую жизнь. Отныне  ему  нужно
быть осторожнее, и если инстинкт все же  берет  верх  над  его  разумом,  то
должно  и  позаботиться  в  здравом  рассудке  об  избежании   нежелательных
последствий...
   Мао закончил школу и поступил на философский факультет. Проучился на  нем
два года  и,  разочаровавшись,  ушел.  Его  раздражал  тенденциозный  подбор
философских школ, и он сам решил  изучать  то,  что  ему  нравится,  а  если
удастся, то и создать собственное философское учение...
   Со школьной поры он больше не встречался с женщинами,  не  симпатизировал
им, борясь с влечением, сублимируя в науку,  а  вскоре  и  влечение  прошло,
незаметно, без волнений...
   Когда Мао исполнилось двадцать три  года,  он  впервые  в  жизни  написал
научную статью под названием "Мизантропия и космос", которую опубликовали  в
приличном столичном журнале, а  впоследствии  ее  перепечатали  и  несколько
зарубежных изданий. Основная мысль статьи заключалась в том, что нелюбовь  к
человеку исходит из космоса, что в скором времени мизантропия  захватит  все
человечество и нынешняя точка отсчета  морали  полярно  изменится...  Мысль,
изложенная в статье, была не нова, но само построение  было  столь  логично,
такая уверенность исходила из каждого умозаключения,  что  автор  безусловно
заслуживал уважения и обращал на себя внимание.
   Вскоре Мао стал получать  заказы  на  написание  статей  от  всевозможных
западных философских журналов. Он  с  удовольствием  брался  за  них,  писал
быстро и умно, и заказчики, как правило, были  довольны.  Перо  его  крепло,
мысль мужала... Когда Мао  исполнилось  двадцать  шесть  лет,  на  одной  из
научных конференций он увидел женщину, которую неожиданно для себя  полюбил.
Вначале он боролся с этим чувством, испытывая по отношению  к  себе  бешеную
злобу. Но вскоре  ненавистное  чувство  завладело  всем  существом  китайца,
мучило его вечерами и будило ранним  утром...  И  наконец  Мао  сдался  ему,
измученный и истерзанный могучей силой, против которой  всю  жизнь  боролась
его философская мысль...
   Он дал возможность  любовной  истоме  вытеснить  рассудок,  весь  отдался
чувству, но вдруг обнаружил, что тело не готово к новому качеству, что  годы
вытеснения инстинктов дали свой результат. Организм  молчал,  не  реагировал
даже на самые пикантные фантазии. Сначала Мао пытался себя убедить, что  оно
к лучшему, что именно  этого  он  и  добивался.  Но  поскольку  чувства  уже
победили сознание и он весь был в  их  власти,  сердце  китайца  захлестнули
жестокие страдания. Мао мучился  ночами,  скручивая  из  простыней  веревки,
боялся одной лишь мысли о своей любимой женщине и ощущал себя  неполноценным
уродом.
   Целый месяц он был в плену  отчаяния  -  похудевший,  заросший  волосами,
грязный и  вонючий,  как  крокодил.  Но  как-то  ранним  весенним  утром  он
проснулся  с  решимостью  в  глазах,  которая  обязательно  приходит   после
отчаяния, издал могучий рев, как будто призывал на бой  соперника,  хлестнул
себя пару раз по щекам, так что на губе выступила кровь, и вышел на улицу, к
весенним ручьям, к ненавистному ему человечеству...
   Он купил маленькую одноместную палатку, рюкзак, продуктов на месяц, билет
на самолет и, уже не возвращаясь домой, не сказав никому ни слова, улетел  к
морю, в Крым...
   Морские пляжи в апреле всегда пустынны, но Мао „ боясь человеческих глаз,
забрался в самое глухое место, где не было  ни  одного  строения,  где  были
только крутые скалы и вопящие чайки. Он поставил палатку и стал жить в ней „
сосредоточившись на своем больном организме.
   Мао дал слово, что откусит себе палец  в  случае  выздоровления,  а  если
понадобится, отгрызет и всю руку.
   Когда кончились привезенные продукты, он залезал  в  еще  холодное  море,
обдирал с ближайших скал мидий и пожирал их сырыми, не обращая  внимания  на
их попискивания, круша свои зубы недоразвитым жемчугом...
   Прошло два месяца, но главная мышца в теле по-прежнему молчала. Остальные
же мышцы наливались силой, и Мао стал  похож  на  слона  -  медлительный,  с
мощными ляжками, с маленькими глазками...
   Не желая, чтобы отчаяние вновь завладело всем  его  существом,  он  решил
обратиться к Богу. Но к какому?.. Рожденный от китаянки и еврея, живший  всю
жизнь на территории православия, он мог выбирать из  трех  богов  по  своему
усмотрению... И тут Мао неожиданно вспомнил своего отца, о котором не  думал
уже с десяток лет., и кровь его немного потеплела...
   На следующий день, когда солнце зависло  в  зените,  Мао,  сидя  на  краю
скалы, ощущая под собой море, сделал себе обрезание. Бритвой он срезал  свою
крайнюю плоть и кольцом надел ее на палец. Затем залез  по  пояс  в  соленое
море и стоял в нем, сжав зубы в пока не остановилось кровотечение...
   Таким образом он дал обет Богу всех евреев, Богу своего отца...
   Начинался купальный сезон, и отдыхающие осваивали новые пляжи, подбираясь
к стоянке Мао. Как-то он заснул на скале,  а  проснувшись,  увидел  под  ней
маленький нудистский пляж.
   Несколько женщин и мужчин подставили свои обнаженные тела  под  солнечные
лучи и молча, слушая накатывающиеся волны, дремали...
   Мао неожиданно для себя залюбовался этой картиной,  успокоился,  а  когда
вдруг посмотрел на низ своего живота и увидел возрожденную жизнь,  то  издал
победный вопль, до смерти напугав нудистов... Он  зашел  в  свою  палатку  и
повязал  бантом  красную  ленточку  на  оживший  орган,  отмечая  тем  самым
праздник. Затем сунул в рот палец и изо всей  силы  сомкнул  на  нем  острые
зубы, выплюнул его,  откушенный,  в  море  и,  окровавленный,  с  украшенным
половым органом, появился  на  нудистском  пляже.  Загорающие,  пришедшие  в
панический ужас от открывшейся им картины, похватали свои вещи и побежали  с
пляжа, оставив торжествующего Мао одного. Китаец громогласно расхохотался  и
стал сворачивать свой лагерь, готовясь к обратной дороге.
   Мао вернулся в столицу, возрожденный, с еще более обезображенной рукой, с
кольцом крайней плоти на одном из уцелевших пальцев  и  вдруг  позабывший  о
своей любви, с приходом здоровья покинувшей его душу.
   Подходя  к  своей  квартире,   он   увидел   воткнутый   в   щель   бланк
поздравительной  телеграммы,  в  которой  было  написано:  "Поздравляю  днем
рождения зпт желаю счастья эпт здоровья зпт любви тчк твой отец Иосиф".

      КЕРОЛАЙН

   Я попытался рассказать о своих братьях и о том, как они потеряли пальцы.
   Теперь же мне предстоит поведать немного о себе. Я  постараюсь  уложиться
коротко, к тому же и рассказывать особенно нечего.
   После того как отец подкинул Мао бабушке, он  вновь  исчез.  На  сей  раз
Иосиф не пытался форсировать границы  отечества,  а  отправился  в  глубинку
России, где и познакомился с моей матерью - тихой  русской  женщиной.  Отец,
еще молодой, но с абсолютно седой головой и  глубокими  морщинами  на  лице,
влюбился мальчишеской любовью в сибирскую красавицу, оплодотворил  ее  своим
живучим семенем, и вследствие этого через девять месяцев родился я.
   Я был совершенно обычным ребенком, не отличался ни  красотой,  ни  особым
умом, а тем более не выказывал  каких-нибудь  неординарных  способностей.  Я
рос, как тысячи моих сверстников, довольный своим  детством,  любящий  своих
родителеи...
   До пяти лет я не знал о существовании братьев, живущих в столице, да если
бы и узнал, мне было бы совершенно наплевать. Ребенка интересует только  то,
что находится рядом, то, что можно  пощупать  руками,  или  на  худой  конец
отправить в рот, чтобы, пережевав, проглотить.
   Лишь по достижении пятилетнего возраста, после того как моя  мать  умерла
от какой-то непонятной болезни, я узнал, что  являюсь  младшим  братом  двух
отпрысков с совершенно нерусскими чертами лица.
   После похорон матери отец провыл в открытое окно три дня, собрал  меня  в
дорогу, и мы поездом отправились знакомиться с родней.
   Бабушка, совсем старенькая, потерявшая способность  удивляться,  узнав  о
существовании третьего внука, лишь пожала плечами и пошла собирать  на  стол
праздничное угощение.
   Дедушка распил с отцом бутылочку водки, поговорил с ним о том о сем. а  я
тем временем знакомился со старшим браток Шивой. Ему  было  уже  одиннадцать
лет, все лицо его было в синяках, но он встретил меня ласково,  улыбаясь  во
весь рот.
   Даже предложил поиграть в его игрушки. И конечно  же,  я  полюбил  своего
старшего брата, хоть он и не был похож меня лицом, к тому же и без пальца на
правой руке...
   Отец, погостив в родном доме неделю, как все того и ожидали, вновь исчез,
укатив на своих кривых ногах в неизвестные земли.  Я  остался  воспитываться
бабушкой и дедушкой, и если мое непослушание выводило  их  из  себя  то  они
грозились отправить меня жить к Мао, среднему брату, отпрыску Сатаны...
   Мао я видел всего лишь пару раз - когда в детском саду морили тараканов и
когда он сбежал из интерната  в  волчьих  капканов.  Помню,  что  его  лицо,
выражение  монголоидных  глаз,  внешность  дауна  оставили   в   моей   душе
неизгладимое  впечатление.  Весь  облик  среднего  брата  пугал   меня,   но
одновременно и чем-то притягивал. Я часто видел Мао  во  сне,  думал  о  нем
наяву. Его личность возбуждала во мне  какой-то  нездоровый  интерес,  некое
трепетание и волновала меня куда больше, нежели мой старший брат Шива.
   Меня отдали в обычный детский сад, а когда пришло время, я пошел  учиться
в нормальную среднюю школу, где ничем и ни от кого  не  отличался.  Все  мое
существование  проходило  без  особых  эмоциональных  всплесков,  что  очень
радовало бабушку с дедушкой. Уже казалось, что вся моя жизнь  пойдет  ровной
дорогой, что на ней не будет особо сильных падений, да и взлетов тоже... Но.
как обычно случается, какое-нибудь незначащее событие, на которое другой  бы
человек и внимания не обратил, может направить твою жизнь  совсем  в  другое
русло. Так произошло и с меей жизнью.
   К концу школы, подчиняясь могучему волеизъявлению природы, в начале весны
я испытал чувство влюбленности к девочке из  соседней  школы.  Сейчас  я  не
помню даже ее лица, а имени как будто и вовсе не знал.
   Я тоже, уж не знаю чем, понравился ей, и мы стали  встречаться.  В  наших
отношениях, пожалуй, не было ничего романтического, так как мне не  пришлось
прикладывать особых усилий, чтобы добиться взаимности. Все шло  как-то  само
собой.
   Теперь уже, по прошествии многих  лет,  я  понимаю,  что  первое  чувство
должно быть бурным, с муками неразделенной любви, с  ревностью,  со  слезами
отчаяния в бессонные часы...
   На  третий  день  нашего  знакомства  мы  уже  целовались   под   ветками
зацветающих деревьев и от неумения прикусывали до крови губы друг  другу.  А
на пятый день, когда родители моей подруги отправились на  дачу  копать  под
картофель грядки, я оказался у нее дома. Она недолго размышляла, видимо, уже
давно решившись отдать свою  девственность  при  первом  удобном  случае,  и
вскоре мы лежали на ее узенькой кровати совсем голые. Я впервые рассматривал
обнаженное женское тало с такого близкого расстояния, зная,  что  и  девочка
меня разглядывает, и от этого испытывал какое-то странное ощущение.  Во  мне
не было ничего от сексуального возбуждения, я забыл о нем напрочь,  и  когда
девочка влажными руками стала притягивать меня к своему телу, я оказался  не
готов к мужской миссии и от  осознания  своей  неготовности  весь  размяк  и
заскучал на мгновение.
   Потом скука стала страхом, а страх был рожден мыслью о позоре...
   Так ничем закончилась моя первая близость с женщиной.
   Всю ту ночь я пролежал без сна в  своей  кровати,