из и нижняя не торчала вперед. У нее было мало
волос на теле, они росли только с наружной стороны рук и ног и на плечах  и,
хотя она была худощава, ее икры не были искривлены и бугристы.
     Я часто вглядываюсь в нее из своего двадцатого столетия через свои сны,
и мне приходит в голову, что, возможно, она принадлежала к  Людям  Огня.  Ее
отец или мать, вполне могли происходить из  более  высокоразвитого  племени.
Хотя такие явления были редкостью, они все же происходили, и я  собственными
глазами видел этому доказательства, вплоть  до  превращения  членов  орды  в
отступников и их ухода к Древесным Людям.
     В результате, они не принадлежали ни к тем, ни к другим. Быстроногая  в
корне отличалась от любой из женщин орды,  и  я  сразу  почувствовал  к  ней
симпатию. Ее мягкость и доброта привлекали меня. Она никогда не была грубой,
и никогда не дралась. Она просто убегала, и именно поэтому она получила свое
имя. Она лазила по деревьям лучше Вислоухого  и  меня.  Когда  мы  играли  в
салки, мы никогда не могли поймать ее, разве что случайно, в  то  время  как
она могла поймать нас, когда хотела. Она была замечательно быстрой  во  всех
ее движениях,  и  обладала  гениальной  способностью  оценивать  расстояния,
сравнимой только с ее отвагой. Чрезмерно робкая во всех  других  делах,  она
была бесстрашна, когда нужно было карабкаться и бежать по деревьям, и  мы  с
Вислоухим были неуклюжими, тяжеловесными и трусливыми по сравнению с ней.
     Она была сиротой. Мы никогда не видели ее ни с кем и понятия  не  имели
сколько она прожила в одиночестве.
     Она, должно быть, рано, еще  в  беспомощном  детстве,  узнала,  что  ее
спасение в бегстве среди деревьев. Она была очень мудра и  очень  осторожна.
Поиски ее жилища стали своего рода игрой для меня и Вислоухого. Ясно, что  у
нее было убежище на дереве,  причем  не  очень  далеко,  но  сколько  мы  не
пытались выследить ее,  найти  его  так  и  не  смогли.  Она  была  согласна
присоединиться к нам в играх днем,  но  тайну  своего  жилища  она  охраняла
ревниво.




ГЛАВА ХI



     Не надо забывать, что мое описание Быстроногой не  то,  что  сделал  бы
Большой Зуб, мое второе "я" из  моих  видений,  мой  доисторический  предок.
Именно при помощи моих снов я, современный человек, могу  видеть,  используя
глаза  Большого  Зуба.  Точно  также  обстоят  дела  и  со  многими  другими
описанными  мною   событиями   того   отдаленного   прошлого.   Есть   некая
двойственность в моих впечатлениях,  которая  может  сильно  озадачить  моих
читателей. Я буду просто время от  времени  прерывать  свой  рассказ,  чтобы
указать на эту двойственность,  на  это  сбивающее  с  толку  смешение  двух
личностей. Именно я, современный, вглядываясь назад через века,  оцениваю  и
анализирую чувства и побуждения Большого Зуба, моего второго "я". А  его  не
заботили сопоставления и анализ. Он был сама простота. Он всего лишь жил без
раздумий над тем, почему он живет именно так, а не иначе.
     С годами я, мое реальное "я", все больше проникал в  суть  своих  снов.
Можно уснуть, и даже посреди сна знать, что спишь, и если  сон  был  плохим,
успокаивать себя мыслью, что это - только сон. Такое случалось с  каждым  из
нас. В то время как я, современный, погружаясь  в  свои  сны,  в  результате
удивительного раздвоения личности, был одновременно и актером и зрителем.  И
очень  часто  я,  современный,  был  встревожен   и   рассержен   глупостью,
нелогичностью, тупостью, и в особенности изумительной глупостью самого  себя
- первобытного.
     И еще одно, прежде, чем я закончу это отступление. Снилось когда-нибудь
вам, что вы спите? Собаки видят сны, лошади,  все  животные  видят  сны.  Во
времена Большого Зуба, когда полулюди спали, и сны были плохие, они выли  во
сне. Теперь я, современный, ложусь рядом с Большим Зубом и вижу его сны.
     Это почти за пределами разумного, я понимаю, но я действительно уверен,
что делаю это. И позвольте мне сообщить вам, что сны Большого Зуба о полетах
и ползании по земле, о пресмыкающихся и птицах... были  столь  же  яркими  и
живыми для него, как падение во сне для  вас.  У  Большого  Зуба  тоже  было
второе "я ", и, когда он спал, эта "другая личность" возвращалась во  сне  в
прошлое, к крылатым рептилиями и битвам драконов, а оттуда в  жизнь  снующих
грызуноподобных крошечных млекопитающих,  или  в  гораздо  более  отдаленные
времена - к слизи на берегу девственного моря. Я  не  могу,  не  осмеливаюсь
сказать больше. Это все слишком  неопределенно,  сложно  и  ужасно.  Я  могу
только намекнуть на те огромные и потрясающие перспективы, через  которые  я
словно в тумане наблюдал  за  развитием  жизни,  не  вверх  от  обезьяны  до
человека, но вверх от червя.
     Но вернемся к моему рассказу. Я, Большой Зуб, знал Быстроногую  не  как
существо  с  более  изящной  лицевой  и  телесной  симметрией,   с   глазами
окруженными длинными ресницами, с переносицей и  опущенными  вниз  ноздрями,
которые делали ее почти красивой. Я знал ее просто  как  молодую  женщину  с
кроткими глазами, издающую нежные звуки и не дерущуюся. Я не знал почему, но
любил играть с ней, искать еду в ее компании, и воровать птичьи гнезда. И  я
должен признать, что она научила меня кое-чему из  жизни  на  деревьях.  Она
была очень умной, очень сильной, и никакие цепляющиеся юбки не  стесняли  ее
движений.
     Приблизительно  в  это  время  Вислоухий  был   замечен   в   некотором
отступничестве. У него вошло в привычку бродить неподалеку  от  дерева,  где
жила моя мать. У него появилась  привязанность  к  моей  злобной  сестре,  а
Болтун терпел его. Кроме того, там была еще молодежь, отпрыски  других  пар,
живших по соседству, и Вислоухий играл с ними.
     Я никогда не мог заставить Быстроногую  присоединиться  к  ним.  Всякий
раз, когда я подходил к ним, она бросалась прочь и исчезала. Помню, однажды,
я приложил особенные усилия, чтобы  убедить  ее.  Но  она  метнулась  назад,
бросая обеспокоенные взгляды, а затем удалилась, подзывая меня с дерева. Вот
почему я редко сопровождал Вислоухого, когда он шел  навестить  своих  новых
друзей. Быстроногая и я были хорошими товарищами, но как я ни пытался, так и
не смог найти ее убежище. Нет никакого  сомнения,  что  если  бы  ничего  не
случилось, мы бы скоро стали семейной парой, поскольку  наша  симпатия  была
взаимной.
     Однако, случилось.
     Однажды утром, когда Быстроногая не пришла, Вислоухий и я спустились  к
устью топи поиграть на бревнах. Едва войдя в воду, мы вздрогнули от злобного
рева. Это был Красноглазый. Он стоял у горы из древесных стволов  и  изливал
на нас свою ненависть. Мы были ужасно испуганы, ведь здесь не было пещеры  с
узким входом, где можно было укрыться. Но лежавшие между нами двадцать футов
воды на какое-то время могли нас защитить и дать нам временную безопасность,
и мы ощутили прилив мужества.
     Красноглазый выпрямился и начал бить кулаком в  свою  волосатую  грудь.
Два наших бревна были рядом, мы сели на них и рассмеялись над  ним.  Сначала
наш смех был нерешительный, с оттенком опасения, но как только мы  убедились
в его бессилии, мы вошли в раж. Он бушевал и бесился глядя  на  нас,  скрипя
зубами от неутоленной  ярости.  Вообразив,  что  нам  ничто  не  грозит,  мы
дразнили его изо всех сил. Мы всегда были недальновидными, как  и  все  наше
племя.
     Красноглазый вдруг перестал бить себя в  грудь  и  скрипеть  зубами,  и
бросился через завал к берегу. И наше веселье сразу сменилось испугом. Не  в
повадках Красноглазого было легко отказываться от мести. Дрожа от страха  мы
ждали, что будет дальше. Нам и в голову  не  пришло  отгрести  подальше.  Он
возвратился назад большими прыжками через завал, и одна  огромная  ладонь  у
него была полна круглой, обкатанной водой галькой. Наше счастье, что  он  не
смог найти метательных снарядов побольше,  я  имею  в  виду  камни  весом  в
два-три фунта, поскольку мы были  на  расстоянии  нескольких  шагов,  и  он,
конечно, убил бы нас.
     Так что опасность была велика.  Ж-жж-и!  Крошечная  галька  просвистела
мимо со скоростью пули. Вислоухий и я начали отчаянно  грести.  Виз-жжи-бум!
Вислоухий закричал  от  внезапной  боли.  Галька  ударила  его  между  плеч.
Следующая оказалась моей и завопил уже  я.  Нас  спасло  только  то,  что  у
Красноглазого иссякли боеприпасы. Он помчался назад к россыпи гальки,  чтобы
пополнить их, в то время как Вислоухий и я  гребли  прочь,  пытаясь  отплыть
подальше.
     Постепенно мы вышли за  пределы  его  досягаемости,  хотя  Красноглазый
продолжал пополнять свой боезапас и  галька  по-прежнему  свистела  рядом  с
нами. В центре  болота  было  небольшое  течение,  и  в  нашем  возбужденном
состоянии  мы  проглядели,  как  оно  вынесло  нас  в  реку.  Мы  гребли,  а
Красноглазый не отставал, следуя за нами по берегу.  Потом  он  нашел  камни
побольше. Такие боеприпасы увеличили  его  дальнобойность.  Один  кусок,  не
меньше пяти фунтов весом, ударился в бревно рядом со мной, и сила его  удара
была такова, что он  разлетелся  на  осколки,  которые  раскаленными  иглами
вонзились мне в ногу. Если бы его бросок достиг  цели,  он  сразил  бы  меня
наповал. А потом речное течение подхватило нас. Мы гребли так  самозабвенно,
что Красноглазый первым заметил это, и предупреждением нам стал его ликующий
вопль победителя. Там, где край течения  касался  стоячей  воды,  была  цепь
маленьких водоворотов. Наши неуклюжие бревна попали в них, и они  завертели,
закружили нас. Мы отчаянно гребли, пытаясь  уйти  оттуда,  и  изо  всех  сил
стараясь  удержать  бревна  рядом.  В  это  время   Красноглазый   продолжал
бомбардировать нас. Куски камня, падали  вокруг,  поднимая  фонтаны  воды  и
угрожая нашей жизни. В то же самое время он  злорадствовал  над  нами,  дико
вопя...
     Случилось так, что на реке оказался крутой поворот  в  том  месте,  где
болото граничило с рекой, и основная масса речной воды отклонялась к другому
берегу.  И  к  этому  берегу,  северному  берегу,  мы   быстро   дрейфовали,
одновременно спускаясь вниз по  течению.  Это  быстро  вывело  нас  из  зоны
досягаемости Красноглазого, и последний раз мы видели его вдали  на  берегу,
скачущего вверх и вниз и распевающего победную песнь.


     Кроме  попыток  удержать  бревна  рядом,  мы  с  Вислоухим  ничего   не
предпринимали. Мы были предоставлены судьбе. Мы плыли по воле  волн,  и  это
продолжалось до тех пор пока мы не  поняли,  что  дрейфуем  вдоль  северного
берега и на расстоянии от него не больше ста футов. Мы начали грести к нему.
В этом месте течение резко поворачивало назад к южному берегу и в результате
своих усилий мы пересекли течение в том месте, где оно было самое быстрое  и
узкое. Придя в себя, мы обнаружили, что выбрались из течения и  оказались  в
тихой заводи. Мы узнали как можно переплыть реку, но не поняли этого.  Никто
из нашего племени никогда не совершал  ничего  подобного.  Мы  были  первыми
ступившими на северный берег реки и  скорее  всего  последними.  Несомненно,
наши соплеменники в будущем  сделали  бы  это,  но  миграция  Людей  Огня  и
последовавшее за ним перемещение остатков нашего  племени,  остановило  наше
развитие на века.
     Вообще-то, мне  неизвестно  насколько  бедственным  оказался  результат
миграции Людей Огня. Лично я склонен  думать,  что  это  привело  к  распаду
племени, к тому, что мы,  более  низкая  ветвь  эволюции,  подающая  надежды
развиться в человека, были сильно  потрепаны  и  отброшены  вниз  к  ревущей
полосе прибоя, туда где река  впадала  в  море.  Конечно,  все  это  требует
пояснений, но я опережаю свой рассказ, и такое разъяснение будет  сделано  в
соответствующем месте.




ГЛАВА XII



     Я хорошо помню голод, который мы испытали в горах между Длинным  Озером
и Дальним Озером, и теленка, которого мы застигли спящим в зарослях. Еще там
были Древесные Люди, жившие в лесах между Длинным Озером и горами.  Это  они
загнали нас в горы и вынудили идти к Дальнему Озеру.


     Сначала, после того, как мы оставили реку, мы шли  на  запад,  пока  не
дошли до небольшой реки, которая текла через болота. Здесь мы  повернули  на
север, обходя болота и через несколько дней  достигли  того,  что  я  назвал
Длинным Озером. Древесные Люди издавали звуки подобные нашим  и  похожие  по
значениям. В конце концов, они и наше Племя не очень отличались внешне.
     Я  первым  нашел  его,  слабого,  усохшего  старика,  морщинистого,   с
затуманенным взглядом и трясущегося. Он был законной добычей. В  нашем  мире
не было никакого сочувствия между видами, а он был другим. Он был  Древесный
Человек, и он был очень стар. Он сидел рядом с деревом -  скорее  всего  это
было его дерево, потому что на ветках было видно дырявое гнездо,  в  котором
он проводил ночь. Я указал на него Вислоухому, и мы бросились  на  него.  Он
начал взбираться на дерево, но слишком медленно. Я  поймал  его  за  ногу  и
стащил на землю. Потом мы забавлялись. Мы  щипали  его,  тянули  за  волосы,
дергали за уши, тыкали прутьями, и все это время мы смеялись  до  слез.  Его
бессильный гнев был нелеп. У него  был  комический  вид,  когда  он  пытался
раздуть пламя в холодном  пепле  своей  юности,  чтобы  возродить  ее  силу,
мертвую и утекшую сквозь годы. Строящий жалкие рожи вместо свирепых,  скрипя
остатками зубов. Бьющий в худую грудь немощными кулаками.
     Вдобавок ко всему он кашлял, задыхаясь, сипя и  разбрызгивая  слюну  во
все  стороны.  Каждый  раз,  когда  он  пробовал  подняться  на  дерево,  мы
стаскивали его назад, пока, наконец, он не смирился со своей слабостью,  сел
и заплакал. Вислоухий и я сели рядом,  обнялись,  и  расхохотались  над  его
несчастьем.
     От плача он перешел к скулежу, а потом к воплям, пока наконец не  дошел
до крика. Это встревожило нас, но  чем  больше  мы  пытались  заставить  его
остановиться, тем громче он кричал. И затем, недалеко в  лесу,  раздалось  "
Гоек! Гоек!  "  В  ответ  прозвучали  другие  крики,  и  откуда-то  издалека
послышалось басом " Гоэк! Гоэк! Гоэк! "  А  потом  призывы  "  Ху-у!Ху-у!  "
раздались по всему окружающему лесу.
     Затем началось преследование. Казалось, что оно  не  кончится  никогда.
Они гнали нас по деревьям, все их  племя,  и  почти  поймали  нас.  Мы  были
вынуждены спуститься на землю, и здесь у нас  было  преимущество,  поскольку
они и в самом деле были Древесными Людьми, жителями деревьев, они имели  там
преимущество, но зато мы брали над ними верх на земле. Мы бежали на север, а
они выли у нас за спиной. Пересекая открытые места, мы отрывались от них, но
в кустарнике они догоняли нас и не раз было, что мы шли  вровень.  Во  время
преследования мы поняли, что мы тоже не такие как они, и между  нами  совсем
не было взаимного сочувствия.
     Погоня  продолжалась  несколько  часов.  Лес  казался  бесконечным.  Мы
держались поближе к полянам, насколько это  было  возможно,  но  они  всегда
переходили в еще более  густой  лес.  Иногда  мы  думали,  что  спаслись,  и
усаживались отдохнуть,  но  каждый  раз  прежде,  чем  успевали  отдышаться,
слышали ненавистное " Ху-у!Ху-у! " и жуткий  "  Гоэк!  Гоэк!  Гоэк!  "  Этот
последний иногда заканчивался свирепым " Ха- ха- ха- ха- хaaaaa!!!" Вот  так
охотились за нами рассерженные Древесные Люди по лесу. Наконец,  к  полудню,
местность пошла в гору, уклоны стали становиться все выше и выше, а  деревья
все ниже. И мы оказались на поросших травой склонах  гор.  Только  здесь  мы
смогли сбавить скорость, потому что Древесные Люди отступили и  вернулись  в
свой лес.
     Горы были суровы и неприветливы, и трижды в тот  полдень  мы  пробовали
войти в лес. Но Древесные Люди поджидали нас и снова гнали назад.  Вислоухий
и я спали той ночью на карликовом дереве, не выше кустарника. Оно не  давало
защиты, и мы могли бы стать легкой добычей  для  любого  хищника  бродившего
поблизости.
     Утром, проникнувшись уважением к Древесным Людям, мы  ушли  в  горы.  Я
уверен в том, что у нас не было никакого определенного плана или даже  мысли
о нем. Нами просто двигала опасность, которой мы  хотели  избежать.  У  меня
сохранились туманные воспоминания о наших блужданиях по горам. Мы провели  в
этой суровой области много дней, и  сильно  страдали,  особенно  от  страха,
потому что все вокруг было таким новым и странным.  Кроме  того,  нас  мучил
холод, а позже и голод.
     Это  была  пустынная  земля  камней,  пенящихся  потоков   и   гремящих
водопадов. Мы поднимались вверх и  спускались  в  огромные  ущелья  и  узкие
теснины, и везде, повсюду простирались перед  нами,  во  всех  направлениях,
одна выше другой, нескончаемые горы. Ночи мы проводили в норах и расщелинах,
а в одну холодную ночь мы взгромоздилась на  узкую  вершину  скалы,  которая
чем-то напоминала нам дерево.
     И затем, наконец, в  один  жаркий  полдень,  с  кружащимися  от  голода
головами, мы вышли к водоразделу. С  этого  позвоночного  столба  земли,  на
севере, среди менее высоких гор,  мы  разглядели  проблеск  далекого  озера.
Солнце играло на его поверхности, а вокруг  раскинулись  широкие  и  ровные,
покрытые травой луга, в то время как на  востоке  была  видна  темная  линия
далеко простирающегося леса.
     Мы добирались до озера два дня и совсем ослабели от голода, но  на  его
берегу мы нашли подросшего  теленка,  безмятежно  спавшего  в  зарослях.  Он
доставил нам много неприятностей, поскольку мы  не  знали  никакого  другого
способа убить его, кроме как руками. Когда мы насытились, то отнесли остаток
мяса на восток в лес и спрятали на дереве. Мы никогда не возвратились к тому
дереву, потому что берег  реки,  которая  вытекала  из  Дальнего  Озера  был
завален лососем, который шел от моря, чтобы метать икру.
     На запад от озера протянулись покрытые травой  равнины,  и  здесь  было
множество бизонов и дикого рогатого скота. Там бродили  многочисленные  стаи
диких собак, и так как там не было деревьев,  это  было  для  нас  не  самое
безопасное место. Мы шли по берегу  реки  несколько  дней.  Затем,  не  знаю
почему, мы ушли от реки и повернули на восток, а потом пошли на  юго-восток,
через дремучий лес.  Я  не  буду  навевать  на  вас  скуку  описанием  этого
перехода. Я говорю обо всем этом только для того,  чтобы  показать,  как  мы
наконец достигли земель Людей Огня.
     Мы вышли к реке, но мы не знали наша ли  это  река.  Мы  скитались  так
долго, что привычка к скитаниям  стала  нашей  второй  натурой.  Оглядываясь
назад, я отчетливо вижу, как наши жизни и  судьбы  были  сформированы  самым
простым случаем. Мы не знали, что это было наша река - нам ничто не говорило
об этом, и если бы мы не переплыли ее, то скорее всего никогда не  вернулись
к Племени, и я, нынешний, рожденный через тысячи столетий, так никогда бы  и
не появился на свет.
     И все же Вислоухий и я очень хотели вернуться. Мы тосковали по дому  во
время нашего странствия и жаждали увидеть своих соплеменников и свою  землю,
а ко мне часто подступал  образ  Быстроногой,  молодой  женщины,  издававшей
нежные звуки, с которой приятно было быть вместе,  и  которая  жила  одна  в
месте, известном только ей. Мои  воспоминания  о  ней  были  сродни  чувству
голода, но тоже самое я испытывал, когда не был голоден и сразу после еды.
     Но вернемся к реке. Еды было много, в основном ягоды и сочные корни, мы
играли на речном берегу и задерживались на одном месте по несколько дней.  И
затем Вислоухому пришла в голову мысль. Это был  видимый  процесс-  прибытие
мысли. Я наблюдал его. Выражение его глаз стало жалобным и обеспокоенным,  и
он был очень встревожен. Затем  его  глаза  затуманились,  как  будто  мысль
ускользнула от него. Это же выражение сохранялось все  то  время  как  мысль
упорствовала, а он пытался ухватить ее снова. Он смотрел на меня, и на  реку
и на далекий берег. Он пытался что-то сказать, но у него не было слов, чтобы