илек,  ставший
угрюмым.
   - Вот что, Катя, - твердо промычал он, покачав, однако,  головой,  -  нам
уже невмоготу за тобой ухаживать. У Натальи сердечные приступы,  того  гляди
помрет. Во мне даже веселия не стало.  Все  об  этом  говорят.  Мне  страшно
оттого, - тихо добавил он.
   Старушка Екатерина Петровна замерла на постели,  голова  онеподвижела,  а
глаза глядели на потолок, а может быть, и дальше.
   - С Мити толку нет: молодой, но пьяный, больной умом и ничего  не  хочет.
Управы на него нет. Денег нет. Сил нет.
   Наталья Петровна побледнела и  откинулась  на  спинку  стула,  ничего  не
говоря.
   - Ты же все равно умрешь скоро, - сквозь углубленную тишину  добавил  дед
Василий.
   - И што? - еле-еле, но спокойно проговорила Катерина.
   - Тянуть мы больше не можем, - прошептала Наталья. - И чево тянуть-то?
   - Конец-то один, Катерина. Ну проживешь ты еще полгода, ну, месяцев семь,
и что толку? И себя изведешь, и нас раньше времени  в  могилу  отправишь,  -
вставил Василий.
   - А я не могу тотчас помереть,  родные  мои.  Нету  воли,  -  проговорила
Екатерина Петровна и положила голову поудобней на подушке.
   - Попить дать? - спросила сестра.
   - Дай.
   И та поднесла водички. Старушка с трудом выпила.
   - Ну?
   - Что "ну", Катерина, - оживился Василек. - Тебе и не надо чичас умирать.
По  своей  воле  не  умрешь.  Давай  мы  тебя  схороним.  Живую,  -  Василек
посерьезнел. - Смотришься ты как мертвая. Тебя за  покойницу  любой  примет.
Схороним тихо, без шпаны. Ты сама  и  заснешь  себе  во  гробе.  Задохнешься
быстро, не успеешь оглянуться. И все. Лучше раньше в гроб  лечь,  чем  самой
маяться и нас мучить. Думаешь, боязно? Нисколько. Все одно - в гробу лежать.
Мы обдумали с Натальей. А Митя на все согласен.
   Воцарилась непонятная тишина. Наталья стала  плакать,  но  дедок  ничего,
даже немного повеселел, когда выговорился до конца. Екатерина долго молчала,
все сморкалась.
   Потом сказала:
   - Я подумаю.
   Наталья взорвалась:
   -  Катька!  Из  одного  чрева  с  тобой   вышли!   Но   сил   нет!   Уйди
подобру-поздорову! А я потом, может быть, скоро - за тобой! Способ  хороший,
мы все обдумали, все концы наш районный врач,  Михаил  Семенович,  подпишет,
скажем ему, померла - значит, померла. Сомнений у него ни в чем нет, он тебя
знает.
   Василек насупился:
   - Ты, главное, Катерина, лежи во гробу смирно, не шевелись. А то тебя  же
тогда и опозорят. И нас всех. А не шевелишься - значит, тебя уже нету... Все
просто.
   Катерина Петровна закрыла глаза, сложила ручки и тихо вымолвила:
   - Я еще подумаю.
   - Ты только, мать, скорей думай, - почесал в затылке Василек. - Времени у
нас нету и сил. Если тянуть, то ты все равно помрешь, но и Наталью  утащишь.
А что я один без двоюродных сестер делать буду? Пустота одна,  и  веселье  с
меня спадет. Благодаря вам и держусь.
   Наталья всплакнула.
   - Умирать-то ей все же дико, Васек.
   - Как это дико? А что такое умирать? Просто ее станет нету,  и  все,  но,
может, наоборот, нас станет нету, а она будет. Чего думать о смерти-то, если
она загадка? Дуры вы, дуры у меня. И всю жизнь были дуры,  за  что  и  любил
вас.
   Екатеринушка вздохнула на постели.
   - Все время нас с Наташкой за дур считал, - обиженно  надула  она  старые
умирающие губки. - Какие мы дуры...
   - У нас только Митя один дурак, - вмешалась вдруг Наталья. - Да муж  мой,
через год пропал... А больше у нас никого  и  не  было.  Ты  подумай,  Катя,
глубоко подумай, - обратилась она к сестре. - Мы ведь тебя не неволим.  Сама
решай. В случае твоего отказа  если  растянем,  то,  может  быть,  вместе  и
помрем. У Василька вон инфаркт уже был. Один Митяй останется - жалко его, но
его ничем не исправишь, даже если мы останемся.
   На этом семейный совет полюбовно закончился. Утром  все  встали  какие-то
бодрые. Старушка Катерина Петровна стала даже ходить. Но все  обдумывала  и,
думая, шевелила губами.
   К вечеру, лежа, вдруг спросила:
   - А как же Никифор?
   - Что Никифор? - испугался Василек.
   - Он мне умирать не велит, - прошептала старушка.
   - Да ты бредишь, что ли, Катя? - прервала ее Наталья, уронив кастрюлю.  -
Какой повелитель нашелся!
   - Дай я с ним поговорю.
   - Как хочешь, Катя, мы тебя не неволим. Смотри сама, - заплакала Наталья.
   Привели Никифора. Глаза  младенца  вдруг  словно  обезумели.  Но  это  на
мгновение. Наталья дала ему конфетку. Никифор съел.
   - Будя, будя, - проговорил он со слюной.
   И потом опять глаза его обезумели, словно он увидел такое,  что  взрослые
не могут увидеть никогда. А если раньше когда-нибудь и видели,  то  навсегда
забыли - словно слизнул  кто-то  невидимый  из  памяти.  Но  это  длилось  у
Никифора мгновение.
   Катерина смотрела на него.
   - Одобряет, - вдруг улыбнулась  она  и  рассмеялась  шелковым,  неслышным
почти смехом.
   Вечер захватила тьма. Колдун-наблюдатель Козьма  внезапно  исчез.  Наутро
Екатерина Петровна в твердом уме и памяти, но робко проговорила, зарывшись в
постель:
   - Я согласная.
   Виден был только ее нос, высовывающийся из-под одеяла. Василек и  Наталья
заплакали. Но надо было готовиться к церемонии.
   - Вам невмоготу, но и мне невмоготу  на  этом  свете,  -  шептала  только
Катерина Петровна.
   После такого решения она  вдруг  набралась  сил  и,  покачиваясь,  волосы
разметаны, заходила по комнате.
   - Ты хоть причешись, - укоряла ее Наталья Петровна. - Не  на  пляже  ведь
будешь лежать, а в гробу.
   Катерина Петровна хихикнула.
   Один Митя смотрел на все это, отупев.
   - Ежели она сама желает, то и я не возражаю, - разводил он руками, -  мне
горшки тоже надоело выносить и промывать.
   - Ты только помалкивай, - поучал  его  Василек.  -  Видишь,  люди  кругом
ненормальные стали. Глядишь, и освистят нас, если что...
   - Она-то согласная помереть, но сможет ли, - жаловалась Наталья. - Хорошо
бы до опускания в землю померла. По ходу.
   Начались приготовления. А Екатерине Петровне стало  что-то  в  мире  этом
казаться. То у сестры Натальи Петровны  голова  не  та,  точно  ее  заменили
другой, страшной, то вообще люди на улице пустыми ей видятся  (как  присядет
Екатеринушка у окошечка), словно надуманными, то один раз взглянула во  двор
- брат-дедок Василек за столом сидит без  ушей.  То  вдруг  голоса  из  мира
пропали, ни звука ниоткуда не раздается, будто  мир  беззвучен  и  тих,  как
мышь.
   Старушка решила, что это ободряющие признаки.
   Наступил заветный день.
   - Сегодня в девять утра ты умерла, Екатеринушка,  -  ласково  сказал  дед
Василий. - Лежи себе неподвижно на кровати и считай, что ты мертвая. Наталья
уже побежала к врачу, Михаилу Семеновичу, - сообщить.
   Старушка всхлипнула и мирно согласилась.
   - Не шевелись только, Катя, Христом-Богом прошу, - засуетился Василек.  -
Ведь скандал будет. Еще прибьют и тебя и меня. Зачем тебе это?
   - Я согласная, - прошептала тихо старушка.
   - А я за Почкаревыми сбегаю. Пусть соседи видят, - и Василек  двинулся  к
двери.
   - А где Митька? - еле выдохнула старушка.
   Василек разозлился:
   - Да ты померла, Катя, пойми ты это. Уже девять часов пять минут. При чем
тут Митька? Он сбег от страху и дурости.
   - Поняла, поняла, Василий.
   - Гляди, какая ты желтая. Покойница на веки вечные.
   И Василек хлопнул дверью.
   Скоро пришли  супруги  Почкаревы,  просто  так,  взглянуть.  Старушка  не
храпела, не двигалась, не шипела.
   - Тяжело видеть все это, - проговорил Почкарев и тут же исчез.
   Почкарева  же  нет  -  подошла  поближе,  внимательно  заглянула  в  лицо
Катеринино. Дедок даже испугался и от страха прыгнул в сторону.
   - Царствие  ей  небесное,  -  задумчиво  покачала  головой  Почкарева.  -
Старушка невинная, беззлобная была!
   - Она уж теперь в раю! - из угла выкрикнул Василек.
   - Это не нам решать, - сурово ответила Почкарева и вышла.
   - Ну, что? - тихо-тихо спросила Екатеринушка исчезающими бледными губами.
   Василек подскочил к ней.
   - Спи, спи, Екатерина,  -  умильным  голосом  проурчал  он.  -  Спи  себе
спокойно. Никто тебе не мешает.
   Через час пришла Наталья. Отозвала в коридоре Василька.
   - Ну, Вася, - зашептала она, - Михаил Семенович так и выпалил: "Да она уж
давно должна помереть. Сколько можно". Но для порядку сестру  пришлют,  чтоб
удостоверить смерть, тогда и справку подпишет.
   - Когда сестра придет?
   - Часа через три обещала.
   Екатеринушка лежала, как мертвая, хотя никто не  приходил  наблюдать  ее.
Сама по себе лежала мертвецом. Никаких видений уже не было в ее душе.
   Прибежал Митя.
   - Как дела? - спросил он у матери и кивнул в сторону лжепокойной.
   - Подвигаются, - угрюмо ответила Наталья и смахнула слезинку.
   Через час старушка шевельнулась. Василек струсил.
   - Не надо, Катя, не надо, привыкай. Ждать недолго, скоро схороним.
   - Чаю хочу, - громко, на всю комнату сказала Екатерина.
   - Многого хочешь, Катя, - осклабился Василек. - Может, тебе  еще  варенья
дать? Покойницы чай не пьють. Терпи.
   - Да ладно, давай я ее  напою  и  поисть  чего-нибудь  дам,  хоть  она  и
мертвая, - разжалобилась Наталья.
   - Ты что, мать? - заорал вдруг Митя. -  Вы  ей  жрать  будете  давать,  а
дерьмо? Что мне ее, из гроба на толчок вытаскивать, что  ли,  пока  она  тут
будет валяться? Дядя Василий ведь гроб завтра оформит, у него блат. Но  пока
похоронят, я с ней тут с ума сойду. - Митя даже покраснел от злости  и  стал
бегать по ком-нате.
   - Изувер ты, изувер, - заплакала Наталья, - что ж она,  без  глотка  воды
будет три дня в гробу лежать?
   - Да, конечно, Наталья,  ты  права,  -  смутился  Василек.  -  Небось  не
обмочится. Как-нибудь выдержим.
   - Выдержите, ну и выдерживайте, - рассвирепел Митя. -  А  если  от  гроба
мочой будет вонять или чем еще - на себя  пеняйте.  Похороны  сорвете.  Люди
могут догадаться! А я больше таскать ее на горшок не буду, хоть и из гроба.
   И он убежал.
   - Вот молодежь! - покачал головой Василек. - Все горе на  нас,  стариков,
сваливают.
   Екатеринушка между тем была тиха и не сказала ни единого слова  в  ответ.
Наталья, в слезах, из ложечки напоила старушку.
   Та умилилась и как-то совсем умолкла, даже душевно.
   Пришла  медсестра.  Василек  ее  близко  к  кровати,  на  которой  лежала
покойница, не подпущал, но сестра сама по себе еле  держалась  на  ногах  от
усталости и чрезмерной работы.
   - Ну что тут смотреть, - разозлилась  она.  -  Ясное  дело  -  покойница.
Приходите за справкой завтра утром. Я побегу.
   И побежала. Главное  было  сделано.  Справка  о  смерти  почти  лежала  в
кармане. На следующий день Василек, помахивая этой бумагой перед самым носом
чуть-чуть испугавшейся Катеринушки, говорил ей:
   - Ну, теперь все, Катя! Документ есть. Гроб завтра будет. И через два-три
дня схороним.
   - И ты отмучаешься, Катя, и мы, - всхлипывала Наталья.
   - Я што, я ничаво, - чуть шамкала старушка, лежа, как ее научили, в  позе
мертвой.
   - Попоить тебя?
   - Попои, сестренка, - отвечала старушка. - А то все, все болит. Тяжко.
   - Скоро кончится, - заплакал Василек.
   Гроб внесли на следующий день. Василек запер дверь на ключ - мало ли что.
В комнате оставались еще Наталья Петровна, Митя и будущая покойница.
   - Давай, Митька, помогай. Сначала снесем ее на горшок. А потом в гроб.
   - Не мучьте меня! - ответил Митя.
   - Да я хочу только на горшок, а не  в  гроб.  В  гроб  -  не  сегодня,  -
закапризничала вдруг старушка.
   - И правда, пусть еще полежит в постели, -  вмешалась  Наталья.  -  Зачем
сразу в гроб. Сегодня никого не будет, одни свои. Пусть немного понежится  в
кроватке. Последние часы, -  она  опять  жалостливо  всплакнула.  -  Путь-то
далек.
   На том и решили. Василек ушел к себе в соседнюю комнату - бредить. Митька
сбежал.
   Ночью Катеринушка храпела. И Наталье от этого храпа спалось беспокойно.
   К утру старушка во сне вдруг взвизгнула: "Не хочу помирать, не хочу!"
   И Наталья, обалдевши, голая встала и села в кресло.
   "Наверное, все сорвется", - подумала она.
   Но проснулась старушка как ни в  чем  не  бывало  и  насчет  того,  чтобы
бунтовать там, ни-ни. Во всем была согласная.
   Но внезапно у нее возобновились физические  силы.  Старушка  была  как  в
ударе, точно в нее влили жизненный эликсир: сама встала с постели  и  начала
бодренько так ходить, почти бегать по комнате. Этого никто не ожидал.
   - Если ты выздоровела, Катя, - заплакала Наталья, - так и живи. А справку
мы разорвем, пусть нас засудят за обман, лишь бы ты жила.
   Василек согласно кивнул головой.
   - Хоть в тюрьму, а ты живи.
   Гроб стоял на столе, рядом с самоваром. Наталья, полуголая  от  волнения,
сидела в кресле, а Василек с Катеринушкой ходили друг за другом вокруг стола
с гробом.
   - Да присядьте вы оба, - вскрикнула Наталья. - В глазах темно от вас.
   Они присели у самовара за столом, у той его  части,  которую  не  занимал
просторный гроб, сдвинутый почему-то к другому краю.
   - Самовар-то вскипел, Наталья, - засуетился Василек. - Напои хоть  нас  с
покойницей чаем. Она ведь всегда чай любила.
   - Чай и живые любят тоже. Кто чай-то не  любит,  -  заворчала  Наталья  и
разлила по чашкам, как надо. - Живи, Катя, живи, если выздоровела.
   - Да как же я вас теперь подведу? - отвечала Катеринушка, облизывая ложку
из-под варенья. - Вас же посадить теперь могут из-за меня. Скажут, например,
фулиганство или еще что... Нет уж, лучше я помру.
   - Да ты что? - выпучил глаза Василек. - Тюрьма - она все же лучше могилы.
Подумаешь, больше года не дадут. Стерпим. А  то  и  отпустят,  не  примут  в
тюрьму. Все бывает.
   - Я теперь помирать охотница стала, - задумчиво проговорила  Катеринушка,
отхлебывая крепкий чай. - Хлебом меня не корми.
   - С ума сошла, -  брякнула  Наталья.  -  Если  безнадежно  с  болью,  то,
конечно, лучше помереть, а если выздоровела, то чего же не  попрыгать  и  не
подумать на воле. Земля-то большая.
   - Не пойму я себя, - тихонько  заплакала  Катерина.  -  Куда  мне  теперь
идтить? К живым или к мертвым? К вам или к прадеду? Помнишь его, Наталья?
   - Помню.
   - Я подумаю, - сказала Катеринушка,  -  но  вас  все  равно  не  подведу.
Чего-нибудь решим.
   Василек и Наталья переглянулись. Наталья закрыла глаза.
   - Нет, ты живи, Катя, живи, - тихо сказала Наталья.
   - Я и живу, хоть и покойница, - прошамкала  старушка  и  стала  двигаться
вокруг стола.
   Вскоре она так же внезапно, как почувствовала ранее прилив сил, ослабела.
И ослабела уже как-то качественно иначе, по-особому.
   - Нет, то был обман, с силушкой-то, - проскрипела Катерина. -  Слабею  я.
Это конец, Наташа.
   - И что? - хрипло спросила Наталья.
   - А что? Лягу в гроб, как задумали...
   - Может, не стоит? - осведомился Василек.
   - А чево? Обман был с силою, и  все,  -  старушка,  задумавшись,  еле-еле
двигалась по комнате, хватаясь за стулья. - Ох, упаду  сейчас.  Насовсем,  -
чуть слышно сказала она.
   Ее уложили. Катеринушке становилось все хуже и хуже.
   Вдруг старушка, словно набравшись последних сил, проговорила:
   - Хочу в гроб. Но сама. Кладите гроб на пол, как корыто. Я лягу в него. А
вы потом перенесите меня на стол.
   Старушка вскочила. Гроб поставили на пол перед ней.
   - Премудрость прости, - вдруг тихо-тихо проговорила Катеринушка и нырнула
живая в гроб.
   После этого  как-то  по-вечному  затихла.  Василек  закряхтел.  С  трудом
родственнички подняли гроб на стол. Украсили, как полагается, цветами.  Митя
вдруг зарыдал. Старушка открыла один глаз и посмотрела на него.
   - Уймись, Митя, не шуми, - засуетился Василек.  -  Все  сорвешь  нам.  Не
тревожь старушку... Чего ревешь как медведь? Убегай отсюдова подальше!
   Митя опять сбежал.
   На следующий день пришли какие-то отдаленные подруги.
   -  Помогать  нам  не  надо!  И  сочувствовать   тоже!   Чего   пришли-то?
Выкатывайтесь, - осмелился на них Василек.
   Но Наталья задушевно не согласилась с  ним,  подруги  постояли,  посидели
минут десять и ушли.
   - Не суетись так, дедуля, - всплакнула она. - Тишина должна быть в  доме,
в конце концов. Из уважения к покойнице. Ведь сестра она мне родная... Хам.
   Василек обиделся и ушел. Наталья вышла  в  туалет.  Внезапно  дверь  тихо
приоткрылась, и в комнату влез,  слегка  постанывая,  младенец  Никифор.  Он
тихонько подошел к ложу Екатерины Петровны. Старушка скорбно  вытянула  руку
из гроба и ласково потрепала его по щеке. Никифор не удивился - для  него  и
так мир был как плохая сказка.  Он  изумился  бы  скорее,  если  б  рука  не
протянулась. Но он пожалел старушку, думая, что жалеть надо даже пенек.
   Покойница  пожала  на  прощание  его  слабенькую  ручку.  Глаза  младенца
засветились. Он что-то прошептал, но старушка ничего не поняла.
   Наталья, возвращаясь из клозета, встретила его уже в коридоре.
   - Что ты тут шляешься без отца, без матери, кретин! - набросилась она  на
ребенка. - Ты что, к мертвой заходил? Отвечай, заходил ли к мертвой?
   Никифор посмотрел в сторону, и Наталья Петровна решила почему-то, что  он
полоумный.
   - Колдун, сумасшедший ребенок и покойница - вот  жильцы  нашего  дома,  -
взвизгнула она. - Хватит уже, хватит! Пшел домой, маленький!
   Никифор никому не  рассказал  о  своем  свидании.  Он  незаметно  не  раз
приходил и  в  последующие  дни  к  ложу  полумертвой,  и  веки  Катеринушки
подрагивали, но она уже не открывала глаз,  а  только  не  шурша  высовывала
желтую руку из гроба и трепала ею младенца по щеке  и  всегда  пожимала  ему
ручку на прощание. Младенец взрослел, но по-особому. Только как-то отяжелела
его голова. А лицо "покойницы" во время его посещения светлело.
   В остальном Катеринушка ничем не выдавала себя, не болтала уже о пустяках
с сестрою и братом, а молчала и молчала, уходя в непонятную тишину.  Никаких
мыслей уже не было в ее душе, словно душа ее провалилась в пустоту.  И  было
ей холодно и покойно.
   Настало время похорон. Сначала повезли в церковь.
   Василек старался держать крышку  гроба  в  стороне  -  чтоб  не  спугнуть
старушку. Но никто не обращал на детали внимания - да и народу никого почти.
   Только одна девица, пришедшая неизвестно  откуда,  твердила,  что  все  -
обман, и тем перепугала родственников.
   Но потом оказалось, что она имела в виду общий обман во Вселенной,  а  не
Екатеринушку. Сама же старушонка оставалась смирная, даже  как-то  чересчур,
во своем гробу.
   "Подохла она, что ли? - вертелось в  уме  Мити.  -  Ну  хоть  бы  вякнула
что-нибудь, дала знать, что  жива,  а  то  совсем  голова  кругом  идет.  Не
поймешь, кто живой, а кто мертвый. И ведь всегда была такой стервой".
   В церкви все сначала шло как надо. Но потом произошла нехорошая  заминка.
Батюшка прочитал положенные молитвы, но в какое-то мгновение  вдруг  увидел,
что покойница неожиданно открыла один глаз,  а  потом  быстро  закрыла  его,
словно испугавшись.
   Он подумал, что ему почудилось. Но спустя  минуты  три  он  заметил,  что
покойница опять открыла глаз и подмигнула - кому, непонятно.
   Батюшка решил, что его смущают бесы. Он был так  смирен,  что  не  мог  в
чем-либо сомневаться.
   Довольно опасно было целовать лжепокойницу, самозванку, можно сказать,  и
вообще прикасаться к ней при окончательном прощании. Митя ловко увильнул  от
этого, Василек приложился, а Наталья ухитрилась даже шепнуть в ухо сестрице:
"Терпи, Катеринушка, терпи!"  У  старушки  не  дрогнул  ни  один  мускул  на
почерневшем лице. Остальных - а было  их-то  всего  трое,  включая  странную
девицу, не допустили уговором до Катерининого лица.
   "Она ведь брезгливая была, - опасаясь, думал дед Василек. - Чужой полезет
лизнуть, она еще плюнет ему в харю. То-то будет скандал".
   Далее все пошло  как  по  маслу.  Провожающие  двинулись  к  кладбищу  на
потрепанном автобусе. Василек суетливо побаивался момента,  когда  неизбежно
надо будет закрыть гроб крышкою. Но Наталья Петровна